Американские 2-й и 3-й батальоны рейнджеров состояли из добровольцев. Их тоже называли "смертниками", но лейтенант Джеймс Эйкнер из 2-го батальона с таким определением не согласен: "Мы просто были восторженными молодыми людьми, решившими стать солдатами и настроенными на то, чтобы поскорее покончить с войной и вернуться домой к своим любимым и близким".
Естественно, что таким отборным частям предстояло выполнять особые задания, например, захватить батарею в Пуант-дю-О. Поскольку для этого необходимо было взбираться по скалам, главное внимание уделялось физической подготовке рейнджеров. В марте они отправились в горы Северной Шотландии. Там им вместе с коммандос пришлось участвовать в скоростных марш-бросках, проходить в среднем 40 км в день, а иногда и 60, подниматься в горы, карабкаться на утесы, отрабатывать рукопашные схватки, молниеносные, внезапные и скрытные атаки. Джон Слотер вспоминает, что за десять дней тренировок один из рядовых потерял в весе 15 кг.
Затем начались учения по высадке на берег: преодоление пляжей, напичканных колючей проволокой, другими мыслимыми и немыслимыми заграждениями, которые приготовил для десантников Роммель. В апреле рейнджеры практиковались в Десантном учебном центре. В начале мая они под Свониджен тренировались в альпинизме - с веревками, крючьями и раздвижными лестницами, которые предоставил Лондонский пожарный департамент.
Лейтенант Уолтер Сидловский, сапер, восторгался рейнджерами. "Мои парни, - говорил он, - всегда думали, что физически они самые сильные. Но их не могло не восхищать то, как рейнджеры в любую свободную минуту отжимались, "дрались", крутились на турникетах, бегали при полном боевом снаряжении".
"Я скажу лишь одно, - замечает лейтенант Эйкнер из 2-го батальона рейнджеров. - Когда после всех учений мы оказались в бою, у нас не дрожали колени, мы не плакали и не молились. Мы знали, на что идем. Каждый из нас был готов на все. В нас была какая-то сумасшедшая уверенность. Конечно, под обстрелом было тяжело. Но все чувствовали единственное стремление - достойно завершить нашу миссию".
Самые сложные задачи предстояло решать инженерным войскам (из них сформировали три бригады, по три батальона в каждой). 6-ю инженерную специальную бригаду (ИСБ) придали 116-му полку (правый фланг "Омахи"), 5-ю - 16-му полку (левый фланг "Омахи"), а 1-ю - 4-й дивизии ("Юта").
Американские соединения, готовившиеся ко дню "Д", почти на четверть состояли из инженерных частей. Эти подразделения должны были ликвидировать заграждения и минные поля; создавать коридоры и устанавливать указатели для десантных судов; сооружать платформы для высадки солдат и боевой техники (по цвету платформ экипажи судов могли определять, что конкретно нужно выгружать в данном месте); расчищать выездные пути с берега; взрывать проходы в противотанковых заслонах; оборудовать военно-полевые склады и регулировать движение транспорта.
Инженерные войска дополняли всякого рода специальные части, например батальоны морских сигнальщиков с семафорами, гелиографами и рациями для обеспечения связи между берегом и флотом. Особый химический батальон был подготовлен для обеззараживания отравляющих газов и радиации (предполагалось, что немцы достаточно далеко продвинулись в ядерных исследованиях). Формировались медицинские батальоны, артиллерийско-технические отряды, похоронные роты, военная полиция, батальоны ДАКВ, роты телефонистов - в общей сложности 16 специализированных подразделений. Как заметил подполковник Томпсон, после Десантного учебного центра принявший командование 6-й ИСБ: "Трудно себе представить более организованные и обученные выполнению специфических задач войска, чем инженерные".
ИСБ также прошли тренировки в Десантном учебном центре на Слептон-Сендс. Сержант Барнетт Хоффнер из 6-й бригады участвовал в операции "Тигр" 27–28 апреля, когда затонули несколько судов ДСТ. "Я со своим взводом в это время находился на берегу, - говорит он. - Мы учились обезвреживать мины и вдруг заметили в воде мертвые тела. Мне никогда прежде не приходилось видеть покойников. Мы подошли к прибою, чтобы вытащить мертвецов. И вдруг раздался командирский крик:
- Сержант, убери своих людей отсюда!
Я взглянул наверх и, увидев две звезды на погонах, понял, что это генерал-майор Хюбнер. Мы быстренько слиняли. Кто осмелится оспаривать то, что приказывает генерал?"
На войне каждый должен знать свое место. Генерал Хюбнер именно это и имел в виду. Для того, чтобы позаботиться о трупах, существовала похоронная команда. В день "Д" никто не имел права задержаться, чтобы помочь раненым или кого-то похоронить. Эти обязанности возлагались на медицинские и похоронные службы, а солдаты должны были идти только вперед.
Создавались и другие части и средства особого назначения. Например, отряды взрывников-подводников, мини-подлодки для сопровождения десантных судов, одноместные аэропланы со сложенными крыльями, которые могли быть доставлены к месту назначения на самоходных понтонных паромах "Райноу" - "Носорогах" (размером 12,5 на 53 м), несущих на себе до 40 таких машин. Эти самолеты использовались для корректировки огня корабельной артиллерии. 743-й танковый батальон, как и другие такие же подразделения танков "ДЦ", отрабатывал технику морской высадки. 320-й батальон аэростатного заграждения практиковался в установке воздушных препятствий на побережье. Кодировщики, индейцы чироки (всего 40 человек - по 20 для "Юты" и для "Омахи"), вели переговоры по радиосвязи, уверенные в том, что немцы не смогут понять их язык.
Все коммандос выделялись своей профессиональной подготовкой. 1-й и 8-й отряды из батальона № 10 были французскими. Рядовой Робер Пияж служил в 1-м отряде. Он родился в 1920 г. в городке Уистреан, расположенном в устье реки Орн. Его отец уже умер от ранений, полученных в Первой мировой войне. Пияж вступил в ряды французской армии в 1939 г., несмотря на мольбы матери не делать этого. В июне 1940 г. он прибыл в Англию, откликнувшись на призыв де Голля взяться за оружие. Пияж вошел в группу коммандос, которая относилась к французскому военно-морскому флоту, но была экипирована и обучена британцами. Понятно, что французы стремились домой, а Пияж особенно, когда узнал, что ему предстоит высаживаться в Уистреане, где жила его мать.
В батальоне № 10 собрались коммандос со всей Европы: поляки, датчане, бельгийцы, норвежцы. Все они, как и французы, рвались в бой, чтобы вернуться на родину.
Отряд № 3 состоял из евреев, сумевших каким-то образом пробиться в Англию из Германии, Австрии, Чехословакии, Венгрии. Адмирал лорд Луис Маунтбаттен, командующий морской десантной операцией, создал из них специальную дозорно-разведывательную группу. Они хорошо владели немецким языком, могли вступить в разговор в случае встречи с противником и переводить во время допросов военнопленных. Этот отряд отлично знал все, что касалось вермахта, - организацию войск, оформление документов, вооружения, методологию военных действий.
Капрал Питер Мастерс служил в 3-м отряде. Он родился в Вене в 1922 г. и находился там, когда немцы вошли в Австрию 12 марта 1938 г. "Мне пришлось жить среди нацистов шесть месяцев, - говорит он. - Вполне достаточно для того, чтобы юнец-пацифист захотел стать добровольцем, готовым воевать с фашизмом". В августе 1938 г. Мастерс пробрался в Лондон и вскоре вступил в группу коммандос.
- Умеете ли вы стрелять? - спросил его офицер. - Управлять катером? Обращаться с радио?
Мастерс ответил, что ему довелось однажды выстрелить из двустволки, приходилось плавать в лодке, однако он никогда не имел дело с парусами и радио. Но в нем было столько энтузиазма, что коммандос все-таки приняли его в свой отряд.
Венскому еврею посоветовали взять другую фамилию, чтобы избежать немецких издевательств, если вдруг попадет в плен. Не долго думая он сказал "Мастерс". Ему выдали личный знак с надписями "Питер Мастерс" и "Англиканская церковь". Всем в отряде № 3 пришлось придумать легенды, чтобы в случае необходимости объяснить, почему они говорят по-английски с заметным акцентом. Мастерс изобрел такую версию: родители все время находились в разъездах, его воспитывала немецкая няня, которая плохо знала английский язык.
Гарри Номбург тоже был членом команды № 3. "Я родился в Германии, - рассказывает он. - В возрасте 15 лет родители отправили меня в Англию, чтобы уберечь от нацистских преследований. Я уехал из Берлина 21 мая 1939 г. Это было воскресенье, день Матери. Я больше никогда не видел своих родителей. Когда мне исполнилось 18 лет, я пошел служить в британскую армию и в начале 1943 г. попросился добровольцем в коммандос. Вместе с зеленым беретом мне "выдали" новое имя - Гарри Дрю". (После войны Номбург вернул себе прежнюю фамилию, Мастерс сохранил английскую.)
(Среди американских парашютистов оказался бывший участник/движения "Гитлерюгенд". Фред Патейгер родился в декабре 1919 г. в немецком городе Раштатт и подростком вступил в эту организацию. Когда его тетя собралась выйти замуж, нацистские следователи, проверяя всю родословную, обнаружили, что прапрадед Фреда был евреем. Фреда тут же выкинули из молодежной партии. Мать списалась с родственниками в Чикаго, и в апреле 1938 г. Патейгер иммигрировал в Соединенные Штаты, Его родители, тетя и другие члены большой семьи погибли в концентрационных лагерях. Когда он попытался завербоваться в армию в 1940 г., то получил клеймо "непригоден, подданный враждебной державы". Тогда Патейгер обратился к Эдгару Гуверу, директору ФБР, с протестом, заявив, что для него главное - борьба против нацистов, а не против немцев. Вскоре его занесли в число "пригодных", и Патейгер стал капралом в 101-й воздушно-десантной дивизии.)
Ко дню "Д" отряд № 3 разделили на группы по пять человек, каждую из которых придали различным бригадам коммандос. Мастерс оказался в числе "велосипедистов". На самом деле им выдали совершенно не приспособленные для езды рамы на колесах, без педалей, правда, с корзинами для рюкзаков. Мастерс проклинал эти уродины, но был рад и такой возможности сделать что-нибудь полезное. Нацисты за пять лет вызвали к себе в Европе невероятную ненависть. И люди, подобные Пияжу, Мастерсу, Номбургу, Патейгеру и другим беженцам, готовы были взяться за любое дело, чтобы отомстить фашизму.
В основе нацистской идеологии лежал расизм. Он присутствовал и в американской армии. В 1937 г. в Военном колледже провели исследование достоинств и недостатков чернокожих солдат. Аналитики пришли к выводу, что "негры отличаются покорностью, сговорчивостью, простодушием, беззаботностью и благодушием". Сталкиваясь с проявлениями несправедливости, они "становятся угрюмыми и неподатливыми, хотя ненадолго". И далее: "…негры беспомощны, безответственны и хитры; они не любят, когда за ними наблюдают, и управлять ими лучше всего путем восхваления или одурачивания; нефы аморальны, неверны, и их понятие правильного поступка ущербно".
Что касается сильных сторон, то чернокожие американцы, как правило, "жизнерадостные, доверчивые и нежалостливые, если их достаточно хорошо кормят. Они музыкальны и обладают чувством ритма. Искусство довольно примитивно. Религиозны. В массе своей отличаются трудолюбием. Они эмоциональны и способны на демонстрацию высочайшей степени энтузиазма".
В Первой мировой войне две дивизии чернокожих американцев сражались во Франции. Одна из них входила во французскую армию и проявила себя блестяще: завоевала много наград и, самое главное, получила запрос Парижа на то, чтобы Соединенные Штаты поставили еще больше чернокожих войск. Другая же попала в американскую армию под командование белых южан и, не имея адекватной подготовки и вооружений, действовала отвратительно. Офицеры Военного колледжа в 1937 г. сосредоточили внимание на промахах и обошли вниманием успехи негритянских частей, что привело их к заключению о том, что "чернокожие американцы небоеспособны". Поэтому, несмотря на то что во время Второй мировой войны были сформированы три пехотные дивизии из чернокожих американцев, реально в боях участвовала только одна - 92-я.
К марту 1944 г. в Соединенном Королевстве находилось около 150 тыс. американцев с черным цветом кожи. Большинство из них служили в частях снабжения, разгружали суда или водили грузовики. Сегрегация, конечно, имела место. Однако, по понятиям того времени, она не означала дискриминацию. Раздельно, но на равных - это правило действовало как дома, в США, так и в Британии.
Генерал Эйзенхауэр разослал циркулярное письмо всем американским командующим: "Необходимо избегать какой-либо дискриминации в отношении военнослужащих-негров". Тем не менее он был вынужден признать, что в Лондоне и других крупных городах "практически невозможно обойтись без сегрегации черных и белых в дни отдыха или когда они пребывают вне своих служебных обязанностей". Когда Красный Крест оказался не в состоянии предоставить черным американцам отдельные клубы, Эйзенхауэр распорядился, чтобы им были открыты все учреждения этой международной организации. Более того, он потребовал, чтобы "командиры на местах не допускали расовую дискриминацию и сводили к минимуму конфликтные ситуации, возникающие в связи с выдачей увольнительных в город". Иными словами, если в местечке оказывался только один клуб Красного Креста, то на один вечер выдавались пропуска чернокожим солдатам, а на другой - белым.
Красный Крест оборудовал 27 отдельных клубов для чернокожих американских солдат, но их было недостаточно. Неизбежно происходили стычки в клубах для белых, а особенно в барах. Схватки возникали, когда в одной пивной оказывались черные и белые "джи-айз". Начиналась стрельба, как правило, белые охотились за черными (генерал-майор Аира Икер, командующий 8-й воздушной армией, считает, что на 90 процентов проблемы создавались белыми), что нередко заканчивалось убийствами, которые потом армия "покрывала".
Эйзенхауэр направил еще одно циркулярное письмо. В нем он указал, что "распространение любых уничижительных заявлений относительно каких-либо американских войск, белых или цветных, должно рассматриваться как предосудительное, как нарушение военной дисциплины и должно быть наказуемо… Это мое требование необходимо довести до сведения всех офицеров, Я настаиваю на том, чтобы каждый лично передал его своим подчиненным в порядке распоряжения командующего".
Генерал-лейтенант Дж. С. Г. Ли, возглавлявший Службу снабжения, которой в принципе обращение Эйзенхауэра и адресовалось, приказал каждому офицеру внимательно ознакомиться с посланием. Он предупредил:
- Слово генерала Эйзенхауэра не расходится с делом!
Но распоряжение мало что изменило. Инциденты на почве расизма продолжались. По указанию Эйзенхауэра провели проверку полевой почты. Офицеры, читавшие письма, сообщили, что в большинстве своем солдаты с изумлением отмечали отсутствие в Англии сегрегации. Они с негодованием писали о дружбе британских женщин с черными американцами. В письмах выражалось опасение, что после войны это может отразиться на межрасовых отношениях в Соединенных Штатах. Чернокожие солдаты, со своей стороны, восхищались Великобританией, тем, что в этой стране нет деления на белых и цветных. Один офицер в отчете в конце мая 1944 г. прямо сказал: "Если в ближайшее время не начнется вторжение, то у нас будут серьезные расовые проблемы".
Предотвратить нарастание расовых конфликтов можно было только одним способом - постоянно занимать войска различными тренировками. Эйзенхауэр требовал, чтобы "солдаты вместе учились, вместе работали, вместе жили, чтобы у нас сложилась единая команда для проведения успешной кампании". Пока белые пехотинцы упражнялись в высадке на берег с ботов Хиггинса, их чернокожие собратья загружали и выгружали десантные корабли ДКТ. Учения были насыщенными, и казалось, что им нет ни конца, ни края.
Немцы, пребывавшие во Франции, фактически не тренировались. Они старались забить в землю как можно больше столбов, соорудить на берегу как можно больше заграждений и весь апрель и май занимались строительством, а не полевыми маневрами. Исключение составляла 21-я бронетанковая дивизия.
Полковник Люк, командовавший 125-м полком, регулярно выводил свои танки на ночные учения. Он делал упор на отработке пунктов сбора, маршрутов, ведущих к побережью и мостам через реку и канал Орн, ведении огня во время движения, высоких скоростей и марш-бросков. 30 мая дивизию посетил Роммель. На него произвела впечатление демонстрация так называемого "органа Сталина" - реактивной установки с 48 стволами. Тогда Роммель сказал офицерам 21-й, чтобы они поддерживали высочайшую боеготовность:
- Не рассчитывайте на то, что враг придет средь бела дня и в ясную, хорошую погоду.
Поддерживать боеготовность было не простым делом. Люк пишет в своих мемуарах: "Бронетанковая дивизия, привыкшая постоянно находиться в движении, изнывала от бездействия. И это в общем-то опасно. Боеспособность легко потерять, особенно после употребления кальвадоса и сидра, которых в этих местах невпроворот. К тому же мы не знали, высадится ли вообще противник в нашем секторе".
Иными словами, даже элита вермахта в Нормандии расслабилась, ведя праздный образ жизни оккупантов в стране тучных коров и сладких яблок. Времяпрепровождение рядового солдата - не важно, подростка из Берлина, 40-летнего поляка или русского из "восточных" батальонов, - состояло из изнурительного труда днем, ночных развлечений, томительного ожидания нападения и надежд на то, что оно произойдет в каком-нибудь другом месте. Все это, конечно, не настраивало на боевой лад.
Длительная оккупация Франции создавала свои проблемы. Участились случаи, когда немцы разводились с женами и женились на француженках. Более того, существовали опасения, что не только отдельные солдаты, но и целые части могут сдаться в плен при первой же возможности. Прежде всего это, конечно, касалось "восточных" батальонов. Но нельзя было исключать и того, что таким образом могут поступить и чистокровные немцы. У них, как отмечалось в секретном докладе, подготовленном в декабре 1943 г. для высшего командования, сложились иллюзии, что они воюют с противником, "проявляющим гуманное отношение к человеку". Доктор Детлеф Фогель пишет: "Вряд ли кто уже слишком боялся оказаться в плену у союзников. Естественно, такие настроения не способствовали воспитанию стойкости и выдержки в войсках, как того требовало командование".
Пропаганда Геббельса пыталась убедить немецких солдат в том, что их ожидает борьба, в которой им придется выбирать между жизнью и смертью, борьба до конца. Незадолго перед высадкой генерал Йодль говорил:
- Мы еще посмотрим, кто лучше сражается и кто легче идет на смерть ради своей страны: немецкий солдат, родине которого угрожает уничтожение, или американцы и британцы, которые даже не знают, за что они воюют в Европе.
Но Роммель не мог полагаться на слова. Как пишет доктор Фогель, и накануне вторжения "оставались сомнения в том, что немецкие солдаты на Западе проявят такую же смертельную хватку, какую они нередко демонстрировали в боях с Красной Армией, поскольку обычный призыв к защите отечества, использованный на Восточном фронте, не имел такого же значения на западных рубежах".
Чтобы бороться с пораженческими настроениями, немецкие командиры лгали своим солдатам. Питер Мастерс во время допросов военнопленных в день "Д" выяснил, что им постоянно вдалбливали: "Мы запросто скинем их в море. Наши "штукас" (Stukas) их разделают. Наши подлодки и бомбардировщики потопят их флот и десантные суда. А наши танки раздавят их на берегу".