Со ссылкой на мнение германской печати И. И. Бачелис предъявил Булгакову страшное обвинение, охарактеризовав Б. о. как "первый в СССР призыв к свободе печати". Здесь имелась в виду статья о Б. о., опубликованная 5 января 1929 г. в берлинской газете "Дойче Альгемайне Цайтунг". Ее перевод сохранился в булгаковском архиве: "Новая вещь Булгакова, конечно, не драматическое произведение крупного масштаба, как "Дни Турбиных"; это лишь гениальная драматическая шутка с несколько едкой современной сатирой и с большой внутренней иронией. Внутренние волнения зрителя и злободневность, которую эта вещь приобрела у московской интеллигенции, показались бы нам такими же странными в другой среде, как нам странным кажется волнение, вызванное постановкой "Свадьбы Фигаро" Бомарше у парижской публики старого режима… Русская публика, которая обычно при театральных постановках так много говорит об игре и режиссере, на этот раз захвачена только содержанием. На багровом острове Советского Союза среди моря "капиталистических стран" самый одаренный писатель современной России в этой вещи боязливо и придушено посредством самовысмеивания поднял голос за духовную свободу!" В письме правительству 28 марта 1930 г. Булгаков полностью солидаризовался с этой оценкой Б. о.: "…Когда германская печать пишет, что "Багровый остров" это "первый в СССР призыв к свободе печати"… - она пишет правду. Я в этом сознаюсь. Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, - мой писательский долг, так же как и призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что, если кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода". При этом драматург признавал, что в Б. о. "действительно встает зловещая тень, и это тень Главного Репертуарного Комитета. Это он воспитывает илотов, панегиристов и запуганных "услужающих". Это он убивает творческую мысль". Жанр пьесы Булгаков здесь определил как "драматургический памфлет", отрицая, что Б. о. - это пасквиль на революцию, как утверждала критика: "пасквиль на революцию, вследствие чрезвычайной грандиозности ее, написать НЕВОЗМОЖНО. Памфлет не есть пасквиль, а Главрепертком - не революция". Естественно, что в письме, адресованном правительству, драматург не мог указать, что Главрепертком был плотью от плоти революционной власти.
По воспоминаниям соседа Булгакова по Нехорошей квартире математика и детского писателя Владимира Артуровича Лёвшина (Манасевича) (1904–1984), прототипом драматурга Василия Артурыча Дымогацкого в Б. о., пишущего под псевдонимом Жюль Верн, послужил он сам. Дело здесь не только в совпадении отчества, но и в фамилии Дымогацкий (В.А.Лёвшин был завзятым курильщиком), и в том обстоятельстве, что прототип в 1920–1922 гг. был студийцем Камерного театра, очень увлекался Жюлем Верном (1828–1905) и часто говорил о нем с Булгаковым.
"БАГРОВЫЙ ОСТРОВ", фельетон, имеющий подзаголовок: "Роман тов. Жюля Верна. С французского на эзоповский перевел Михаил А. Булгаков". Опубликовано: Накануне, Берлин - М., 1924, 20 апр. (в рубрике "Литературная неделя"). Б. о. в пародийной форме излагает историю Февральской и Октябрьской революций 1917 г., гражданской войны и возможной будущей интервенции против СССР, как это виделось русским эмигрантам-сменовеховцам, чьим органом была газета "Накануне" (подробную характеристику сменовеховства и отношения к нему Булгакова - см. "Под пятой"). Сменовеховцы признали Советскую власть, призывали эмигрантов сотрудничать с ней, а в случае нападения иностранных держав на СССР встать в ряды Красной Армии. Многие персонажи фельетона имеют очевидных исторических прототипов. Вождь и повелитель белых арапов Сизи-Бузи - это последний русский император Николай II (1868–1918), "махровый арап", пьяница и бездельник Кири-Куки - глава Временного правительства А. Ф. Керенский (1881–1970), Февральская революция уподоблена извержению вулкана, т. е. некоему стихийному бедствию, и т. д. Иностранные интервенты представлены героями романов французского писателя-фантаста Жюля Верна (1828–1905). Лорд Гленарван и Паганель взяты из "Детей капитана Гранта" (1867–1868). Сам Багровый остров у Булгакова расположен "под 45-м градусом" в Тихом океане, точно там, где у Жюля Верна расположен Южный остров Новой Зеландии, у берегов которого чуть не погибли герои романа. Мишель Ардан это персонаж романов "С Земли до Луны" и "Вокруг Луны" (1865), капитан Гаттерас попал в булгаковский Б. о. из "Приключений капитана Гаттераса" (1866), а Филеас Фогг - из романа "Вокруг света в восемьдесят дней" (1873). Более сложная генеалогия у полководца арапов Рики-Тики-Тави. Его имя - это название рассказа английского писателя и поэта, Нобелевского лауреата Редьярда Киплинга (1865–1936), где так зовут симпатичного зверька мангуста. Рики-Тики-Тави у Булгакова пародирует некий обобщенный образ белого генерала, оказавшегося в эмиграции. В дальнейшем, когда в 1927 г. Булгаков написал на основе фельетона Б. о. пьесу "Багровый остров", этот персонаж превратился в полководца Ликки-Тикки и получил черты биографии конкретного белого генерала Я.А.Слащева, послужившего прототипом Хлудова в пьесе "Бег". В связи с такой трансформацией персонажа неожиданное значение, почти пророческое, приобрела сцена убийства Рики-Тики-Тави в Б. о., во многих деталях повторенная в эпизоде убийства Иуды из Кириафа в "Мастере и Маргарите". В пьесе "Багровый остров" Ликки-Тикки, как и его прототип Я. А. Слащев, переходит на сторону краснокожих эфиопов и служит в их армии, т. е. по отношению к белым арапам ведет себя как Иуда. Позднее, в январе 1929 г., Я. А. Слащев был убит, как бы повторив судьбу персонажа фельетона, получившего в пьесе его биографию.
Одним из важнейших источников для Б. о. послужил рассказ друга Булгакова, писателя Евгения Ивановича Замятина (1884–1937) "Арапы" (1920), где высмеяна двойная мораль большевиков в отношении насилия в годы гражданской войны. Повествование у Замятина ведется от лица краснокожих, которые воюют с живущими на одном с ними острове Буяне арапами: "Нынче утром арапа ихнего в речке поймали. Ну так хорош, так хорош: весь филейный. Супу наварили, отбивных нажарили - да с лучком, с горчицей, с малосольным нежинским… Напитались: послал Господь!" Когда же арапы в свою очередь жарят шашлык из краснокожего, это вызывает совсем другую реакцию: "- Да на вас что - креста, что ли, нету? Нашего, краснокожего, лопаете. И не совестно?
- А вы из нашего отбивных не наделали? Энто чьи кости-то лежат?
- Ну что за безмозглые! Дак ведь мы вашего арапа ели, а вы - нашего, краснокожего. Нешто это возможно? Вот дайте-ка, вас черти-то на том свете поджарят!"
У читателей, знакомых с рассказом Замятина, булгаковский Б. о. должен был вызывать в памяти усиленно насаждавшийся коммунистической властью миф об оправданности и даже благотворности красного террора, который был, якобы, только реакцией на достойный всяческого осуждения белый террор. И Замятин, и Булгаков сознавали лживость этого мифа. В Б. о. намек на "Арапов" и проблему оправдания красного террора дан опосредованно - через демонстрацию смехотворности просоветской версии истории революции и гражданской войны.
БАРОН МАЙГЕЛЬ, персонаж романа "Мастер и Маргарита", имеет несколько литературных и, по меньшей мере, одного реального прототипа из числа булгаковских современников. Этот реальный прототип - бывший барон Борис Сергеевич Штейгер, уроженец Киева, в 20-е и 30-е годы работавший в Москве в качестве уполномоченного Коллегии Нарком-проса РСФСР по внешним сношениям. Одновременно Штейгер являлся штатным сотрудником ОГПУ-НКВД. Он следил за входившими в контакт с иностранцами советскими гражданами и стремился получить от иностранных дипломатов сведения, интересовавшие советские органы безопасности. 17 апреля 1937 г. Штейгер был арестован по делу бывшего секретаря Президиума ЦИК А. С. Енукидзе (1877–1937), являвшегося также председателем Правительственной комиссии по руководству Большим и Художественным театрами. 16 декабря 1937 г. вместе с другими подсудимыми по этому делу бывшего барона по ложному обвинению в измене Родине, террористической деятельности и систематическом шпионаже в пользу одного из иностранных государств приговорила к расстрелу Военная Коллегия Верховного Суда СССР. Приговор был немедленно приведен в исполнение. В дневнике третьей жены писателя Е. С. Булгаковой Штейгер упоминается несколько раз. В частности, 3 мая 1935 г., описывая прием у советника американского посольства Уайли, она отмечает, что присутствовал, "конечно, барон Штейгер - непременная принадлежность таких вечеров, "наше домашнее ГПУ", как зовет его, говорят, жена Бубнова". Подчеркнем, что А. С. Бубнов (1884–1938) был тогда наркомом просвещения, т. е. непосредственным начальником Б.С.Штейгера, и его жена знала, что говорила. В той же записи от 3 мая 1937 г. Е.С.Булгакова указала, что накануне к ним заходил переводчик Эммануил Львович Жуховицкий, совместно с секретарем американского посольства Чарльзом Бооленом работавший над переводом на английский пьесы "Зойкина квартира", и "плохо отзывался о Штейгере". Вероятно, Жуховицкий, которого все подозревали - и совершенно основательно - в сотрудничестве с НКВД, видел в бывшем бароне опасного конкурента. Вместе с Булгаковыми Штейгер был и на грандиозном приеме в американском посольстве, устроенном послом У. Буллитом (1891–1967) 23 апреля 1935 г. Этот прием послужил прообразом Великого бала у сатаны в "Мастере и Маргарите", где нашел свой конец Б. М. 24 апреля 1935 г., описывая по памяти прием у Буллита, Е.С.Булгакова упомянула и Штейгера: "…Мы уехали в 5 1/2 (часов утра 24 апреля. - Б.С.) в одной из посольских машин, пригласив предварительно кой-кого из американских посольских к себе… С нами в машину сел незнакомый нам, но известный всей Москве и всегда бывающий среди иностранцев, кажется. Штейгер". Похоже, что это была первая встреча Булгаковых со знаменитым бароном, о котором писатель и его жена были наслышаны ранее. Они нисколько не сомневались, что Штейгер сел с ними в одну машину только в целях осведомления, пытаясь выведать впечатления о приеме для доклада в инстанции. Интересно, что в варианте "Мастера и Маргариты", написанном в конце 1933 г., сцена смерти Б. М. уже присутствовала (правда, тогда вместо Великого бала у сатаны в Нехорошей квартире происходил куда менее значительный шабаш). В образе Б. М. Булгаков предсказал гибель Б. С. Штейгера за четыре года до того, как барон был расстрелян. А вот сцена убийства Б. М. на Великом балу у сатаны вошла в текст только в 1939 г., во время булгаковской болезни и уже после казни Б. С. Штейгера.
У наушника и доносчика Б. М. были и литературные прототипы. Сама фамилия Майгель - это слегка измененная фамилия баронского рода Майделей, внесенного в дворянские матрикулы всех прибалтийских губерний России. Реальную фамилию Булгаков переделал так, что она стала ассоциироваться с магией, подчеркивая инфернальную сущность Б. М. Скорее всего, его прототипом послужил также комендант Петропавловской крепости барон Егор Иванович Майдель (1817–1881), которого запечатлел в романе "Воскресение" (1899) Лев Толстой (1828–1910) в образе коменданта барона Кригсмута. В воспоминаниях Степана Андреевича Берса (1855–1910), брата жены Толстого Софьи Андреевны Толстой (урожденной Берс) (1844–1919), опубликованных в 1894 г., приводится рассказ писателя о посещении им Е.И.Майделя в Петропавловской крепости: "Лев Николаевич с отвращением передавал мне, как комендант крепости с увлечением рассказывал ему о новом устройстве одиночных камер, об обшивке стен толстыми войлоками для предупреждения разговоров посредством звуковой азбуки между заключенными, об опытах крепостного начальства для проверки этих нововведений и т. п., и удивлялся этой равнодушной и систематической жестокости со стороны интеллигентного начальства. Лев Николаевич выразился так: "Комендант точно рапортовал по начальству, но с увлечением, потому что выказывал этим свою деятельность".
В "Мастере и Маргарите" Б. М. - служащий Зрелищной комиссии и занимается ознакомлением иностранцев с достопримечательностями столицы, подобно тому, как его прототип Б.С.Штейгер ведал внешними сношениями Наркомата просвещения. Председатель же Зрелищной комиссии Аркадий Аполлонович Семплеяров имел одним из своих прототипов А.С.Енукидзе, занимавшего аналогичный пост главы органа, контролировавшего основные театры страны, причем Штейгер, судя по всему, с Енукидзе был близко знаком. Е.И.Майдель показывал "достопримечательности" своего мрачного заведения и Л.Н.Толстому. Интеллигентный, знающий языки, приятный в общении, светский Б. М. совершенно равнодушен к жертвам своих доносов, будь то именитые иностранцы или простые советские граждане. Точно так же "интеллигентный" и "увлеченный" тюремщик Е.И.Майдель стремился произвести хорошее впечатление на известного писателя, выказывая при этом полнейшее равнодушие к заключенным - жертвам его "усовершенствований".
"БАТУМ", пьеса. При жизни Булгакова не публиковалась и не ставилась. Впервые: Неизданный Булгаков. Энн Эрбор: Ардис, 1977. Впервые в СССР: Современная драматургия, 1988, № 5. Первое упоминание о намерении Булгакова писать пьесу об И. В. Сталине (будущий Б.) содержится в дневниковой записи третьей жены драматурга Е. С. Булгаковой от 7 февраля 1936 г.: "…Миша окончательно решил писать пьесу о Сталине". 18 февраля он подтвердил это намерение в беседе с директором МХАТа М. П. Аркадьевым. Однако последующий скандал, вызванный снятием пьесы "Кабала святош", заставил драматурга надолго отложить свой замысел. Только в сентябре 1938 г. в связи с предстоявшим в будущем году 60-летием Сталина Художественный театр стал побуждать Булгакова к созданию пьесы о вожде. 9 сентября к драматургу пришли завлит МХАТа П. А. Марков (1897–1980) и его помощник В. Я. Виленкин (1910/11-1997) с предложением писать пьесу с Сталине, напомнив о замысле 1936 г. Согласно дневниковой записи Е. С. Булгаковой, "Миша ответил, что очень трудно с материалами, нужны - а где достать. Они предлагали и материалы достать через театр, и чтобы Немирович написал письмо Иосифу Виссарионовичу с просьбой о материале. Миша сказал - это очень трудно, хотя многое мне уже мерещится из этой пьесы. Пока нет пьесы на столе - говорить и просить не о чем". Самые ранние наброски к Б. на столе Булгакова появились 16 января 1939 г. Первая редакция называлась "Пастырь". В основу пьесы была положена история Батумской рабочей демонстрации 8–9 марта 1902 г., организованной Сталиным. Главным источником послужила книга "Батумская демонстрация 1902 года", выпущенная Партиздатом в марте 1937 г. и содержавшая документы и воспоминания, призванные возвеличить первые шаги вождя по руководству революционным движением в Закавказье. В качестве вариантов заглавия, кроме "Пастырь", Булгаков рассматривал "Бессмертие", "Битва", "Рождение славы", "Аргонавты", "Геракл", "Кормчий", "Юность штурмана", "Так было", "Кондор", "Комета зажглась", "Штурман вел корабль", "Молния", "Вставший из снега", "Штурман вел по звездам", "Юность командора", "Юный штурман", "Юность рулевого", "Поход аргонавтов", "Штурман шел по звездам", "Море штормит", "Когда начинался шторм", "Шторм грохотал", "Будет буря", "Мастер", "Штурман вел аргонавтов", "Комета пришла", "Как начиналась слава", "У огня", "Дело было в Батуми" и, наконец, "Батум". Поскольку действие пьесы разворачивается в черноморском порту и на месте древнегреческой колонии, Булгаков пробовал названия, связанные с морем или героями древнегреческих мифов - аргонавтами, Гераклом. В ряде названий, начиная с "Пастыря", фигурирует образ молодого Сталина, выступающего в пьесе в качестве положительного культурного героя мифа (иная трактовка по условиям цензуры была невозможна). 15 июня Булгаков подписал договор с МХАТом. Первая редакция пьесы была закончена в середине июля. 17 июля началась перепечатка набело, в результате возникла новая, беловая редакция Б., законченная к 27 июля, когда Булгаков прочел Б. партийной группе МХАТа. Это чтение описано Е. С. Булгаковой: "Слушали замечательно, после чтения очень долго, стоя, аплодировали. Потом высказыванья. Все очень хорошо. Калишьян в последней речи сказал, что театр должен ее поставить к 21 декабря".
От всех, включая главного режиссера МХАТа В. И. Немировича-Данченко (1858–1943), Б., несмотря на скромные художественные достоинства, имел только благоприятные отзывы (других о произведении, посвященном Сталину, быть не могло). Уже намечались актеры на главные роли в Б. В частности, Сталина должен был играть Н.П.Хмелев (1901–1945). 14 августа 1939 г. Булгакова во главе бригады МХАТа командировали в Батум для изучения материалов к будущей постановке, зарисовок декораций, собирания песен к спектаклю и т. д. Через два часа в Серпухове ему вручили телеграмму директора театра Г. М. Калишьяна: "Надобность поездки отпала, возвращайтесь в Москву". Не исключено, что запрет Б. спровоцировал обострение наследственного нефросклероза, который через семь месяцев свел Булгакова в могилу.