– Ух ты! Мы пришли к семейной теме. Юбилей в семейном кругу. Как вы будете отмечать?
– У нас есть традиция с Танечкой: мы на мой день рождения берем билеты и улетаем в горы – в Альпы, как правило, хотя и в отечественных был во всех. Так уже 10 лет. Мы не катаемся на лыжах. Мы гуляем. Потом возвращаемся, и я начинаю собирать по очереди: семейный круг, человек 20-30, потом с друзьями посидим. Со студентами тоже отмечаем.
– Мы начали нашу беседу с итогов. У меня вертелась такая штука в голове. Настоящий самурай не то что об итогах, он о смерти думать обязан два раза в день. Скажите, пожалуйста, есть вещь, о которой вы думаете каждый день?
– Тянет ответить красиво.
– Не надо красиво. Надо правду.
– Мерило жизни – ее конец. И меня реально интересует, каким я подойду к этой отметинке-то, после которой будет поздновато что-либо менять. Не считая каждодневной заботы о Танечке, поскольку она вытесняет все прочие мысли о вечном, бренном, о детях и тому подобное. Но в принципе, это ключевая мысль. И в этом я не вижу страха. Я прочитал любопытный случай. Монаха спрашивают, боится ли он смерти. Он подумал и сказал: "Не боюсь. Робею". Вот суть. Я же помню, когда я лет в шесть к маме подбежал в слезах: "Мама, неужели я умру?". И мама, гладя меня по стриженой головке, сказала: "Когда это еще будет". Это, может быть, и первое воспоминание, и, может быть, ключевое. Если без кокетства.
2012 г.
На сегодня нет более актуальной книги, чем "Бесы"
Вряд ли Россия – Европа в полном смысле этого понятия…
(Интервью В.И. Хотиненко для журналиста А. Заозерской)
В рамках 20-го юбилейного фестиваля "Окно в Европу" состоялся показ фильма "Макаров" с Сергеем Маковецким в главной роли – фильма, ставшего одним из первых победителей этого кинофорума. Режиссер картины Владимир Хотиненко рассказал о том, почему тема оружия и безопасности человека не утрачивает своей актуальности.
– Владимир Иванович, картина "Макаров" была снята в начале 1990 годов, когда в крупных городах России ежедневно происходили убийства. Это было время, когда человеческая жизнь ничего не стоила. Сегодня "Макаров" не устарел?
– В начале 90-х была очень популярна фраза "25 лет – глубокая старость", говорящая о том, что молодых людей, что называется, укладывали пачками. Начало 90-х с двумя путчами ассоциировалось у меня с пистолетом Макарова, и поэтому я так назвал свою картину. Фильм "Макаров" не устарел хотя бы потому, что постоянно на уровне правительства обсуждается введение разрешения оружия в целях защиты.
На мой взгляд, легализация в России оружия – это полное безумие с невероятно тяжелыми последствиями. Стоит на секунду представить, что начнется в России, если легализовать оружие, – волосы встают дыбом. Это будет безудержная, ежедневная пальба. Иллюзия силы, приобретенная войной и оружием, – это самая большая иллюзия, которая преследует человечество. Во мне самом есть любовь к оружию, более того, я наделяю оружие мистической силой, но считаю, что оружием следует восхищаться в музеях, а не применять его на практике и не держать у себя дома.
– Оружие легализовано во многих развитых странах Европы, в частности в Швейцарии, где, кстати, очень низкий уровень преступности. Может, не так страшен черт?
– В России любой самый мелкий конфликт приобретает огромные масштабы. Я видел, как в Баден-Бадене парковался один водитель, расталкивая при этом все, что только мешало его цели, и подумал: "А в России в этом случае началась бы пальба". Москва – не Баден-Баден и не Женева, да и вряд ли Россия – Европа в полном смысле этого понятия.
– Так все-таки, по большому счету, Россия – скорее Азия, нежели Европа? Вы сняли фильмы "Мусульманин" и "Поп" о двух самых распространенных религиях в России и, возможно, знаете ответ на этот вопрос…
– Эти две картины – о вере. Больше о вере, чем о религии. Ни в фильме "Мусульманин", ни в одной из последних моих картин "Поп" не было идеологии вообще, хотя обе эти картины критиковали по идеологическим соображениям. Россия – Европа или Азия? Трудно сказать. По большому счету, в мире со времен древности очень мало что изменилось.
Когда в Риме по заказу Ватикана и Русской православной церкви я снимал картину о Вечном городе, то довольно часто ходил в Колизей и каждый раз ловил себя на мысли: "Хлеба и зрелищ" – вот главный принцип человечества, и он неизменен. Увы. Прочитал недавно замечательную фразу: "Художники Возрождения писали свои картины, зрители смотрели на прекрасное и думали, что жизнь имеет смысл". К сожалению, все, что мы видим сегодня, наводит на мысль, что жизнь достаточно бессмысленная штука. Я не посыпаю голову пеплом, но прекрасно понимаю, что все мы ходим по замкнутому кругу.
– На ваш взгляд, что отличает наше время?
– Самая заметная и судьбоносная, на мой взгляд, примета нашего времени – появление мобильного телефона, связи, которую мы носим с собой в кармане. Фраза "Я снял кино на телефон", которая сейчас в обиходе, еще 20 лет назад показалась бы фантастикой.
– Владимир Иванович, вы ведете Мастерскую режиссуры игрового кино во ВГИКе, и среди ваших воспитанников – востребованные режиссеры Андрей Кавун, Анна Фенченко. Если вы учите людей снимать кино, значит, верите в силу кинематографа?
– На недавних парламентских слушаниях в очередной раз я выступил с инициативой о запуске примерно 50 дебютных фильмов выпускников режиссерских факультетов. В результате пришли к выводу, что, скорее всего, запустят всего пять дебютов. Но если так будет продолжаться и дальше, то молодые режиссеры, среди которых есть очень талантливые ребята, просто "закиснут". Есть серьезная проблема в нашем обществе, которую могли бы решить молодые режиссеры.
Молодежная аудитория страны очень агрессивно настроена к российскому кинематографу, и эта агрессия выработана у них в том числе и посредством Интернета. А молодые режиссеры со свежим взглядами, полные желания и решимости, могли бы привлечь некую часть пока еще агрессивно настроенной молодежи на сторону нашего кино.
Я, как режиссер, вряд ли могу это сделать, как и мои опытные коллеги, а вот молодежи это под силу. Мне, как педагогу, горько осознавать, что я воспитываю режиссеров, и, как мне кажется, хороших режиссеров, а они ничего не делают – не потому, что не хотят или не умеют, а потому, что им этого не дают. Не дают, и все тут, потому что к молодежи в нашей стране, увы, не очень бережное отношение. О кадрах, смене никто не думает – все живут только одним днем…
2012 г.
Достоевского долбали, теперь память о нем долбают
(Из интервью В.И. Хотиненко для передачи "Телохранитель". Ведущая Е. Афанасьева)
Е. АФАНАСЬЕВА: …Мы дозвонились до Владимира Ивановича Хотиненко, режиссера сериала "Достоевский". Добрый вечер, Владимир Иванович.
В. ХОТИНЕНКО: Добрый вечер.
Е. АФАНАСЬЕВА: Обидно, что вы не смогли приехать, но надеемся, это не помешает.
В. ХОТИНЕНКО: Я в Интернете смотрю, что там происходит.
Е. АФАНАСЬЕВА: А, вы нас видите. Ну, прекрасно. Жалко, мы вас не видим.
В. ХОТИНЕНКО: Очень жалко мне тоже.
Е. АФАНАСЬЕВА: Как, по-вашему, прошел сериал? Вы довольны результатами, рейтингами и реакцией общественной?
В. ХОТИНЕНКО: Рейтингом – не знаю, реакцией очень доволен, потому что это реакция. Мне только не понравилась ваша тенденциозность такая. Понимаете, есть ведь всякие отзывы. Вы не затруднили себя ни одним нормальным.
Е. АФАНАСЬЕВА: Нет, ну что вы? Я просто задаю те вопросы, которые задают.
В. ХОТИНЕНКО: Нет-нет, подождите. Это другой совершенно вопрос… Мне досадно что? Ведь понимаете, мнение достоевсковедов, особенно если они затруднят себя, если они по-настоящему относятся к Достоевскому, любят его, они затруднят себя и устроят какой-нибудь круглый стол со мной. Потому что устроили эту заочную разборку, абсолютно беспринципную. Я вам такого, знаете, начитаю, что писали про Федора Михайловича! Вот, пожалуйста: ""Преступление и наказание" наводит скуку, нисколько не выясняет лица героя. Действительно, подобное произведение можно было написать только в ненормальном состоянии". Они производят впечатление людей, которые ни разу не читали, что писали про самого Достоевского. Вот теперь повторяется абсолютно.
И совершенно определенно я бы ответил на любой вопрос, на любой. По поводу казни – слава богу, хоть один аргумент нашелся у автора сценария, что какая разница, мешок надели? Ну, надо же законы понимать: это кино. Никто не обещает документального исследования. А чего так безответственно заявлять, что я там чего-то не знал? Откуда они знают это?
Е. АФАНАСЬЕВА: Да, это… Хорошо.
В. ХОТИНЕНКО: Что я им, школьник, что ли? Я не знаю, сколько там они чего сделали в этой жизни, я знаю, что я сделал. Что это – так отчитывать меня?! Я что, школьник?!
Е. АФАНАСЬЕВА: Да нет, вас не отчитывает никто.
В. ХОТИНЕНКО: Я что, школьник на экзаменах?! Я им много чего могу рассказать.
Е. АФАНАСЬЕВА: Давайте вернемся к разговору все-таки о сериале, а не к заочному спору с критиками. Ну, вот, кстати, автор сценария, Эдуард Володарский, которого вряд ли вы относите к критикам, все-таки это человек, который вместе с вами работал, он не очень доволен тем, что сместился акцент на личную жизнь писателя в ущерб его писательской ипостаси и личности.
В. ХОТИНЕНКО: Вы знаете… Вот как вам это точнее сказать-то? Для этого существуют книжки такие буквальные, вот такие исследования. Для этого существует тот портрет перовский, где вот такой сидит серьезный мыслитель. Захотелось рассказать про другого Достоевского. И я вас уверяю, огромное количество людей на территории нашей страны приняли этого человека. Хотелось Достоевского как человека, потому что ладно сериал – я знаю людей, которые ненавидят Достоевского. И для которых, даже если не дай бог такого полюбят, это уже какое-то поражение. Я знаю очень много людей, которые ненавидят самого Достоевского, чего уж там? Включая писателя Набокова, к слову сказать.
Поэтому дело не в этом. Тут досадно немножко то, что мы все-таки работали вместе. И мы за кадром ничего не оставляли. Но есть такая кухня своя, и есть то, что потом можно выносить на публику. Значит, он испугался какого-то общественного мнения или еще чего-нибудь – я не знаю, честно говоря. Бог ему судья. А акцент – я вам так скажу: любовь. Если перестанет в нашей жизни занимать такое место любовь и, в частности, любовь к женщине, значит, это будет не человеческая жизнь. И слава богу, в этом смысле Достоевский был живым человеком. Слава богу. И не надо в данном случае передергивать. Мы рассказывали про живого Достоевского.
Е. АФАНАСЬЕВА: Вот здесь как раз была sms-ка с вопросом от нашего слушателя: "Зачем включались фрагменты произведений? Не сделано ли это было для тех, кто даже не читал его?"
В. ХОТИНЕНКО: Нет, не делалось. Слушателю надо понимать, что это общеизвестная формула, что жизнь Достоевского перетекала в его произведения. Потому не исключено, что именно это он сначала сказал в жизни, а потом написал. Поскольку это в буквальном смысле слова есть те объяснения с Аполлинарией, буквально из "Игрока", но это-то абсолютно известно, что он там писал Полину, Аполлинарию. Поэтому я не исключил, что возможно перетекание обратное – что сначала этот разговор произошел в жизни, потом в книжке, а потом мы его опять перенесли в киножизнь. Вот.
Е. АФАНАСЬЕВА: А насколько для вас важным было то, что в свое время Евгений Миронов играл все-таки один из главных образов в творчестве Достоевского – он играл в сериале "Идиот"?
В. ХОТИНЕНКО: Ну как "важно"? Хорошо он сыграл в "Идиоте" Мышкина. А вообще в Достоевском как минимум был еще и Рогожин. Как минимум. Поэтому… Ну как? Да никак. Никакого значения. Может, для Жени для самого – это другой вопрос. Но потом это совершенно определенно для Евгения Миронова совершенно замечательная роль абсолютно, в которой он старался безусловно. И вот эти похлопывания по плечу – я не могу просто – либо Евгения Миронова, либо меня, такие какие-то, да?
Е. АФАНАСЬЕВА: Владимир Иванович, вы долго искали исполнителя главной роли? Или вы сразу знали, что у вас будет Миронов играть?
В. ХОТИНЕНКО: Долго-долго-долго.
Е. АФАНАСЬЕВА: А откроете тайну, кто пробовался еще?
В. ХОТИНЕНКО: Нет. Это надо было Володарскому вспоминать.
Е. АФАНАСЬЕВА: Понятно.
В. ХОТИНЕНКО: А я никогда в жизни не называл, кто там у нас пробовался.
Е. АФАНАСЬЕВА: Насколько долго вы искали грим и портретное сходство?
В. ХОТИНЕНКО: Ну, вы понимаете, во-первых, портретное сходство – не вопрос первостепенной важности. Потому что известно, например, что есть портреты Пушкина работы Тропинина, Кипренского, Соколова. Они все разные, и Пушкин разный. Поэтому если бы писал не Перов, наверное, какой-нибудь другой бы был портрет Достоевского. Были фотографии – мы внимательно изучили все существующие фотографии. Поэтому мы искали то, что можно найти в облике и в существе Жени, Евгения Миронова, отталкивались от этого.
Но, вот, понимаете, система подтасовок. Для нас это был важный вопрос все равно, создание образа Федора Михайловича, а не сходство. Но очень смешно в одной газетке опубликовали. Прямо как издевательство и как метод работы. Про пожилого Достоевского, говорят: "Это Достоевский в жизни", а рядом молодого Миронова из нашего фильма: "А это Миронов так играл Достоевского". Так же нельзя. Понимали: если они публикуют фотографию Миронова из нашего фильма, то нормальный читатель скажет: "А чего? Нормальный Достоевский". Понимаете? И вот это вот подворовывание – оно сквозит во всем. Интересно даже разобраться в этом, честно говоря.
Е. АФАНАСЬЕВА: А здесь вот как раз был вопрос, на сайт заранее присланный: "Планируется ли продолжение сериала? Ведь, 7 серий охватывают период только до написания "Братьев Карамазовых"".
В. ХОТИНЕНКО: Вы знаете, даст бог, на "Культуре" покажут 8-серийную версию – пошире все чуть-чуть, поподробнее. Ну а то, что мы не стали доводить до смерти, да просто хотелось вот именно этим закончить. И я понять не могу, чем слова, реальные причем слова, сказанные в поездке с Соловьевым (абсолютно не важно, какой это Соловьев, потому что уже в этот момент знают, кто такой Достоевский) хуже? И те слова, которые сказал Соловьев: "А что, если человек…" – они ничем не хуже, чем целование железа. И тем более не целовал он никаких там оков. Короче говоря, это еще один портрет нами был предложен, понимаете?
Е. АФАНАСЬЕВА: Насколько вас как режиссера удивило или нет то, что следом за вашим сериалом поставили сериал "Бригада"? Вот такое странное соседство в эфире канала.
В. ХОТИНЕНКО: Это меня не то что удивило. Я – не хозяин канала, это не только меня удивило… Меня спрашивали постоянно, отчего поставили. Понятия не имею – у меня нет ответа.
Е. АФАНАСЬЕВА: Странно. Вызывает какие-то дополнительные, наверное, ассоциации и размышления, когда после Достоевского появляется Саша Белый.
В. ХОТИНЕНКО: Это, наверное, нужно у кого-то спрашивать, кто занимался формированием этой программы. Для меня это вопрос второй, во всяком случае.
Е. АФАНАСЬЕВА: Да, есть SMS-вопрос от Вячеслава из Новокузнецка, который пишет, что он смотрел отрывками, но считает, что время показа не очень удачное. По его мнению, "Достоевского" нужно показывать ближе к 24 часам, то есть для позднего зрителя.
В. ХОТИНЕНКО: Это тоже вопросы, на которые у меня нет ответа.
Е. АФАНАСЬЕВА: Это не я задаю, это наши слушатели.
В. ХОТИНЕНКО: Нет, вы – это он, кто там задал. Я разговариваю уже с человеком.
Е. АФАНАСЬЕВА: Вячеслав из Новокузнецка.
В. ХОТИНЕНКО: Поэтому я Вячеславу обращаю этот ответ. Не знаю. Это не я, к сожалению, время планирую. Нам тоже казалось, что это немножко не совсем удачно. Сейчас-то уже произошло, поэтому чего задним числом?
Е. АФАНАСЬЕВА: Наталья из Екатеринбурга задает вопрос: "Как вы считаете, сериал поднимет новую волну интереса к творчеству Достоевского?"
В. ХОТИНЕНКО: Ну, это гадание на кофейной гуще. Поднимет – хорошо. Не поднимет – значит, у нас чего-то, может, не получилось. Может, уже время такое. Ну и так далее, и тому подобное.
Вы понимаете, в чем дело? Пусть достоевсковеды возмущаются сколько угодно. Они должны понять одно. Во-первых, может быть, им кажется, что это имя навеки. Но слава богу, что пусть такая мысль, но она есть. Она о Достоевском, не закостеневшем, но все равно подразумевается стереотипный, удобный или неудобный Достоевский. Все равно подразумевается что-то такое, что либо удобно, либо неудобно. Мы постарались показать другого. Спорный? Так и слава богу. Федора Михайловича самого долбали, теперь память о нем долбают. Ничего такого страшного тут нет.
Е. АФАНАСЬЕВА: Спасибо, Владимир Иванович, за участие в программе. Жалко, что вы не пришли.
В. ХОТИНЕНКО: Очень жалко, я жалею.
Е. АФАНАСЬЕВА: Не кипятитесь, пожалуйста. Потому что когда что-то вызывает такую бурную реакцию у прессы, и хорошую, и плохую, естественно, это значит, что попал в какие-то обсуждения общества. Хуже, если бы не заметили ни критики, ни зрители.
В. ХОТИНЕНКО: Нет, поймите меня. Я говорю это только по одной простой причине, что если б это было хоть чуть-чуть объективно, ну, хоть чуть-чуть без похлопываний. Не надо меня похлопывать по плечу. Не люблю, когда меня похлопывают по плечу. Вот и все.
Е. АФАНАСЬЕВА: Понятно. Спасибо…
2011 г.
Спасать нужно не только редких животных, но и народ
(Интервью В.И. Хотиненко для газеты "Аргументы и факты". Журналист Юлия Шигарева)
Ю. ШИГАРЕВА: Ну что, Владимир Иванович, вас можно поздравить с началом съемок "Бесов" по Ф. Достоевскому?
В. ХОТИНЕНКО: С поздравлениями тут сложно (смеется). Это все равно что сказать: "Поздравляю вас с началом очень тяжелой работы, результат которой неизвестен". А так – да, механизм запущен, и это хорошо. Я же сам для себя это выбрал!
Ю. Ш.: А ведь Ленин в свое время хотел запретить "Бесов" как крайне вредное для умов молодежи произведение.
В. Х.: В общем-то, он думал правильно. Потому что роман этот показывал анамнез бунта, революции. "Бесы" – это навсегда, к сожалению. По прозорливости это нечто совершенно невероятное. В убийстве студента Иванова, которое осуществил в самом конце 1860-х революционный кружок Нечаева, Достоевский увидел "сперматозоид" будущих революционных событий в России. Хорошо, роман пытались признать идеологически вредным. Но вы откройте "Катехизис революционера", написанный Нечаевым. Это ужас!
Ю. Ш. Почему?
В. Х.: Нечаев призывает к отказу от всего – от дружбы, от любви. Потому что ничего не может быть выше идеи. И можно предать кого угодно ради идеи. Убить кого угодно во имя высшей справедливости. Причем эти античеловеческие вещи, был уверен Нечаев, человечеству пойдут во благо.