Проживающий на хуторе в Катынском лесу Киселев Л.Г. на допросе 9 октября 1943 года показал: "Через некоторое время после прихода немцев Катынский лес вблизи Козьих Гор был взят под охрану. Местное население было оповещено, что каждый человек, появившийся в лесу, будет расстрелян. Я лично читал одно из таких объявлений, вывешенное на столбике на шоссе. В этом объявлении было написано: "Кто сойдет с шоссе в сторону леса на сто шагов, будет расстрелян без окрика".
Упоминавшийся выше Кривозерцев, 1904 года рождения, плотник на ст[анции] Красный Бор, показал: "Немецкая охрана леса Козьи Горы и ведущих к нему проезжих дорог и пешеходных стежек была установлена с июля месяца 1941 года и до марта месяца 1943 года".
Бывший начальник железнодорожной станции Гнездово, расположенной в двух с половиной километрах от Козьих Гор, работавший при немцах сторожем на переезде, Иванов [С.В.] на допросе 15 ноября 1943 года показал: "Не только в этот лес, но даже близко к нему нельзя было подойти, так как стоявшие часовые держали всегда наготове автоматы, и мы хорошо знали, что пустить их в ход им ничего не стоит".
Аналогичные показания дали быв[ший] дежурный по станции Гнездово Савватеев И.В., быв[ший] полицейский Кутейников Е.Н., учитель Невещанской школы Катынского сельского с[овета] Чепиков Л.Т., священник Оглоблин А.П., колхозник дер[евни] Борок Смоленского р[айо]на Алексеев М.А., жительница деревни Новые Батеки Чернис К.И. и др[угие].
III. Где находились военнопленные поляки в период до и после начала военных действий с Германией. Немцы в своих сообщениях утверждали, что польские военнопленные офицеры были расстреляны большевиками якобы весной 1940 года.
Между тем официальными документами Управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР устанавливается, что в районах западнее Смоленска до начала военных действий с Германией находились три лагеря особого назначения, именовавшиеся лагерь № 1-ОН, лагерь № 2-ОН и лагерь № 3-ОН, в которых содержались пленные поляки, использовавшиеся на строительстве и ремонте шоссейных дорог вплоть до начала военных действий с немцами.
Лагерь № 1-ОН находился на 408-м км от Москвы и на 23-м км от Смоленска, на магистрали Москва - Минск.
Лагерь № 2-ОН находился в 25 км на запад от Смоленска по шоссе Смоленск - Витебск.
Лагерь № 3-ОН находился в 45 км на запад от Смоленска в Красненском районе Смоленской области.
После начала военных действий в силу сложившейся обстановки лагеря не могли быть своевременно эвакуированы, и все военнопленные поляки, а также часть охраны и сотрудников лагерей попали в плен к немцам, и судьба их до опубликования немцами своих сообщений по Катынскому делу была неизвестна.
Начальник лагеря № 1-ОН лейтенант госбезопасности Ветошников В.М., давая объяснения о судьбе порученного ему лагеря, в своем рапорте на имя начальника Управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР от 12 августа 1941 года пишет: "После того, как я получил от Вас указание подготовить лагерь к эвакуации, я принял к этому необходимые меры.
Охрана и пленные поляки были мною предупреждены.
Я ожидал приказа о ликвидации лагеря, но связь со Смоленском прервалась. Тогда я сам с несколькими сотрудниками заехал в Смоленск для выяснения обстановки. В Смоленске я застал напряженное положение. Я обратился к начальнику движения Смоленского участка Западной железной дороги тов. Иванову с просьбой обеспечить лагерь вагонами для вывоза военнопленных поляков. Но тов. Иванов ответил, что рассчитывать на получение вагонов я не могу. Я пытался связаться также с Москвой для получения от Вас разрешения двинуться пешим порядком, но мне это не удалось.
К этому времени Смоленск уже был отрезан немцами от лагеря, и что стало с военнопленными поляками и оставшейся в лагере охраной, я не знаю".
Опрошенный инженер Смоленского отделения движения Западной железной дороги тов. Иванов С.В.
подтвердил, что в июле месяце 1941 года к нему обращались (он не помнит кто) с просьбой предоставить вагоны для вывоза военнопленных поляков, но в силу сложившейся на участке обстановки он этого сделать не имел возможности.
Присутствие в указанных выше районах польских военнопленных подтверждено многочисленными показаниями свидетелей, наблюдавших военнопленных поляков на протяжении 1940–1941 гг. как до оккупации Смоленска немцами, так и в первые месяцы после оккупации, до сентября месяца 1941 г[ода] включительно.
После этого срока никто военнопленных поляков в этом районе не видел.
Так, например, дежурный на станции Гнездово Савватеев И.В. на допросе октября 1943 года показал: "Мне известно, что польские военнопленные, следовавшие в 1940 году через станцию Гнездово, использовались на дорожных работах в нашем районе. Я лично несколько раз в 1940 и 1941 гг. видел, как работали на шоссе польские военнопленные…
После прихода немцев в Смоленский район я встречал группы польских военнопленных в августе-сентябре 1941 года, под конвоем направлявшиеся к лесу Козьи Горы".
Священник Городецкий В.П. на допросе 30 ноября 1943 г[ода] показал: "Я лично видел осенью 1941 года, как немцы гнали по шоссе группы военнопленных поляков, их сопровождал усиленный конвой".
Свидетельница Базекина А.Т., бухгалтер отделения Госбанка в Смоленске, на допросе 21 ноября 1943 года показала: "Вскоре после занятия Смоленска немцами я видела польских солдат и офицеров, которые работали по очистке и ремонту дорог, они были одеты в польскую форму, и их охраняли немецкие солдаты. Я их видела партиями человек по 30. Это относится к периоду осени 1941 года, и потом я их не встречала".
Учительница школы в поселке Катынь Ветрова Е.Н. на допросе 29 ноября 1943 года показала: "Осенью 1941 года, когда нас принудительно немцы выгнали для работы на шоссе Смоленск - Витебск, мне приходилось видеть, как на грузовых машинах провозили военнопленных поляков. Их форма совпадала с формой виденных мною расстрелянных поляков в Козьих Горах…"
Аналогичные показания о том, что военнопленные поляки находились в районе Смоленска не только перед оккупацией Смоленска немцами, но и в первые месяцы после оккупации, дали свидетели: быв[ший] начальник станции Гнездово Иванов С.В., житель гор[ода] Смоленска Бычков И.И., священник Оглоблин А.П., жительница гор [ода] Смоленска Ляпунова С.В., проживавшие на хуторе в районе Козьих Гор Киселева А. А. и Киселева М.К. и многие другие.
Таким образом, из приведенных выше показаний и документов устанавливается:
1. Что район Козьих Гор и прилегающих к нему Катынского леса и Красного Бора до захвата немцами Смоленской области не являлся запретной зоной, а стал таковой только вскоре после прихода в этот район немцев.
2. Что военнопленные поляки, прибывшие весной 1940 года в районы Смоленска, находились в этих районах на дорожно-строительных работах в 1940–1941 гг., вплоть до начала военных действий с Германией.
3. Что военнопленных поляков видели также в первые месяцы после захвата немцами гор [ода] Смоленска, в августе-сентябре 1941 года.
4. Что после этого срока военнопленных поляков больше никто не видел.
IV. Как осенью 1941 г [ода] в районе Козьих Гор немцы расстреляли военнопленных поляков. Что же произошло с военнопленными поляками, находившимися осенью 1941 г[ода] в районах западнее Смоленска?
Ясный ответ на этот вопрос о трагической судьбе военнопленных поляков дают ниже помещенные документы и показания свидетелей, полученные Комиссией по расследованию зверств немецких оккупантов.
Как было сказано выше, в Козьих Горах разместилось какое-то немецкое учреждение, деятельность которого тщательно немцами конспирировалась.
В средних числах августа 1941 года по требованию немцев староста деревни Борок, расположенной от Козьих Гор в четырех километрах, Солдатенков Д.И. направил в распоряжение указанного немецкого учреждения для работы на кухне трех жительниц дер[евни] Борок: Алексееву A.M., 1916 года рождения, Михайлову О.А., 1924 года рождения, и Конаховскую З.П., 1925 года рождения.
По прибытии в Козьи Горы им через переводчика был поставлен ряд ограничений: было запрещено вовсе удаляться от дачи и ходить в лес, заходить без вызова и без сопровождения немецких солдат в комнаты дачи, оставаться в расположении дачи в ночное время. Приходить и уходить на работу разрешалось по строго определенному пути и только в сопровождении солдат.
Это предупреждение было сделано Алексеевой, Михайловой и Конаховской через переводчика непосредственно самим начальником немецкого учреждения обер-лейтенантом Арнесом, который для этой цели поодиночке вызывал их к себе.
По вопросу о личном составе немецкого учреждения Алексеева A.M. показала: "На даче в Козьих Горах постоянно находилось около 30 немцев, старшим у них был обер-лейтенант Арнес, его адъютантом являлся обер-лейтенант Рекст. Там находились также лейтенант Хотт, вахмистр Аюмерт, унтер-офицер по хозяйственным делам Розе, его помощник Изике, обер-фельдфебель Греневский, ведавший электростанцией, фотограф обер-ефрейтор, фамилию которого я не помню, переводчик из немцев Поволжья, имя его, кажется, Иоганн, но мы его называли Иваном, повар немец Густав и ряд других, фамилии и имена которых мне не известны".
Вскоре после своего поступления на работу Алексеева, Михайлова и Конаховская стали замечать, что на даче совершаются какие-то темные дела.
Алексеева A.M. на допросе 23 декабря 1943 года показала: "…переводчик Иоганн от имени Арнеса нас несколько раз предупреждал о том, что мы должны "держать язык за зубами" и не болтать о том, что видим и слышим на даче.
Кроме того, я по целому ряду моментов догадывалась, что на этой даче немцы творят какие-то темные дела…
В конце августа и большую часть сентября месяца 1941 года на дачу в Козьи Горы почти ежедневно приезжало несколько крытых грузовых машин.
Сначала я не обратила на это внимания, но потом заметила, что всякий раз, когда на территорию дачи заезжали эти машины, они предварительно на полчаса, а то и на целый час останавливались где-то на проселочной дороге, ведущей от шоссе к даче.
Я сделала такой вывод потому, что шум машин через некоторое время после заезда их на территорию дачи утихал. Одновременно с прекращением шума машин начиналась одиночная стрельба. Выстрелы следовали один за другим через короткие, но примерно одинаковые промежутки времени. Затем стрельба стихала, и машины подъезжали к самой даче.
Из машин выходили немецкие солдаты и унтер-офицеры. Шумно разговаривая между собой, они шли мыться в баню, после чего пьянствовали. Баня в эти дни всегда топилась.
В дни приезда машин на дачу прибывали дополнительно солдаты из какой-то немецкой воинской части. Для них специально ставились койки в помещении солдатского казино, организованного в одной из зал дача. В эти дни на кухне готовилось большое количество обедов, а к столу подавалась удвоенная порция спиртных напитков.
Незадолго до прибытия машин на дачу эти солдаты с оружием уходили в лес, очевидно, к месту остановки машин, так как через полчаса или через час возвращались на этих машинах вместе с солдатами, постоянно жившими на даче.
Я, вероятно, не стала бы наблюдать и не заметила бы, как затихает и возобновляется шум прибывающих на дачу машин, если бы каждый раз, когда приезжали машины, нас (меня, Конаховскую и Михайлову) не загоняли на кухню, если мы находились в это время на дворе у дачи, или же не выпускали из кухни, если мы находились на кухне.
Это обстоятельство, а также то, что я несколько раз замечала следы свежей крови на одежде двух ефрейторов, заставило меня внимательно присмотреться к тому, что происходило на даче. Тогда я и заметила странные перерывы в движении машин, их остановки в лесу. Я заметила также, что следы крови были на одежде одних и тех же людей - двух ефрейторов. Один из них был высокий, рыжий, другой - среднего роста, блондин.
Из всего этого я заключила, что немцы на машине привозили на дачу людей и их расстреливали. Я даже приблизительно догадывалась, где это происходило, так как, приходя и уходя с дачи, я замечала недалеко от дороги в нескольких местах свеженабросанную землю. Площадь, занятая этой свеженабросанной землей, ежедневно увеличивалась в длину. С течением времени земля в этих местах приняла свой обычный вид".
"Вопрос. Кого же, по вашему мнению, немцы расстреливали на даче?
Ответ. Я твердо убеждена в том, что немцы расстреливали военнопленных поляков. Это убеждение сложилось у меня еще тогда же, осенью 1941 года, и основывалось на следующих моих наблюдениях.
Были дни, когда машины на дачу не прибывали, а тем не менее солдаты уходили с дачи в лес, оттуда слышалась частая одиночная стрельба. По возвращении солдаты обязательно шли в баню и затем пьянствовали.
И вот был еще такой случай. Я как-то задержалась на даче несколько позже обычного времени. Михайлова и Конаховская уже ушли. Я еще не успела закончить своей работы, ради которой осталась, как неожиданно пришел солдат и сказал, что я могу уходить. Он при этом сослался на распоряжение Розе. Он же проводил меня до шоссе.
Когда я отошла по шоссе от поворота на дачу метров 150–200, я увидела, как по шоссе шла группа военнопленных поляков, человек 30, под усиленным конвоем немцев.
То, что это были поляки, я знала потому, что еще до начала войны, а также и некоторое время после прихода немцев я встречала на шоссе военнопленных поляков, одетых в такую же форму, с характерными для них четырехугольными фуражками.
Я остановилась у края дороги, желая посмотреть, куда их ведут, и увидела, как они свернули у поворота к нам на дачу в Козьи Горы.
Так как к этому времени я уже внимательно наблюдала за всем происходящим на даче, я заинтересовалась этим обстоятельством, вернулась по шоссе несколько назад и, укрывшись в кустах у обочины дороги, стала ждать. Примерно через минут 20 или 30 я услышала характерные, мне уже знакомые одиночные выстрелы.
Тогда мне стало все ясно, и я быстро пошла домой.
Из этого факта я также заключила, что немцы расстреливали поляков, очевидно, не только днем, когда мы работали на даче, но и ночью, в наше отсутствие. Мне это тогда стало понятно еще и потому, что я вспомнила случаи, когда весь живший на даче состав офицеров и солдат, за исключением часовых, просыпался поздно, часам к 12 дня.
Несколько раз о прибытии поляков в Козьи Горы мы догадывались по напряженной обстановке, которая царила в это время на даче…
Весь офицерский состав уходил с дачи, в здании оставалось только несколько караульных, а вахмистр беспрерывно проверял посты по телефону…"
Михайлова О.А., 1924 года рождения, на допросе 24 декабря 1943 г[ода] показала: "В сентябре месяце 1941 года в лесу Козьи Горы очень часто раздавалась стрельба. Сначала я не обращала внимание на подъезжавшие к нашей даче грузовые автомашины, крытые с боков и сверху, окрашенные в зеленый цвет, всегда сопровождавшиеся унтер-офицерами. Затем я заметила, что эти машины никогда не заходят в наш гараж и в то же время не разгружаются. Эти грузовые автомашины приезжали очень часто, особенно в сентябре 1941 года.
Среди унтер-офицеров, которые всегда ездили в кабинах рядом с шоферами, я стала замечать одного высокого с бледным лицом и рыжими волосами. Когда эти машины подъезжали к даче, то все унтер-офицеры как по команде шли в баню и долго в ней мылись, после чего сильно пьянствовали на даче.
Однажды этот высокий рыжий немец, выйдя из машины, направился в кухню и попросил воды. Когда он пил из стакана воду, я увидела кровь на обшлаге правого рукава его мундира.
Замечала я и такую вещь: пока унтер-офицеры мылись в бане, их шоферы постоянно чистили и смазывали оружие. Особенно бросалось в глаза то, что закрытые грузовые автомашины приезжали к даче всегда вскоре по окончании стрельбы в лесу на Козьих Горах".
Конаховская З.П., 1925 года рождения, на допросе 23 декабря 1943 года показала: "…через несколько дней после моего поступления на работу в Козьи Горы я начала замечать, что на территорию дачи приезжают какие-то крытые грузовые машины. Обычно в это время из леса слышались выстрелы. Минут через 40–50 фургоны подъезжали к даче, и ехавшие в кабинах шоферов немцы уходили в баню. В эти дни нам на кухне доставалось много работы. Повар Густав заставлял чистить большое количество картофеля, в котел закладывалась удвоенная, а иногда утроенная порция продуктов, а Розе по нескольку раз на день забегал на кухню, справляясь у повара, все ли в порядке. Было еще одно обстоятельство, благодаря которому дни приезда фургонов мне особенно хорошо запомнились: мне, Алексеевой и Михайловой при появлении крытых машин на территории дачи приказывали немедленно уходить на кухню и ни в коем случае не выходить во двор…"
Работавшие у немцев на даче в Козьих Горах Михайлова О.А. и Конаховская З.П. один раз лично видели, как были расстреляны два военнопленных поляка, очевидно, бежавших от немцев и затем пойманных.
Михайлова об этом на допросе 24 декабря 1943 года показала: "Однажды, как обычно, я и Конаховская работали на кухне и услышали недалеко от дачи шум. Выйдя за дверь, мы увидели двух военнопленных поляков, окруженных немецкими солдатами, что-то разъяснявшими унтер-офицеру Розе, затем к ним подошел обер-лейтенант Арнес и что-то сказал Розе. Мы спрятались в сторону, так как боялись, что за проявленное любопытство Розе нас изобьет. Но нас все-таки заметили, и механик Глиневский по знаку Розе загнал нас на кухню, а поляков повел в сторону от дачи. Через несколько минут мы услышали выстрелы. Вернувшиеся вскоре немецкие солдаты и унтер-офицер Розе оживленно разговаривали. Я и Конаховская, желая выяснить, как поступили немцы с задержанными поляками, снова вышли на улицу. Одновременно с нами вышедший через главный вход дачи адъютант Арнеса по-немецки что-то спросил Розе, на что последний также по-немецки ответил: "Все в порядке". Эти слова я поняла, так как их немцы часто употребляли в разговорах между собой. Из всего происшедшего я заключила, что эти двое поляков расстреляны".
Аналогичные показания по этому вопросу дала также Конаховская З.П.
Напуганные всем тем, что происходило на даче, Алексеева, Михайлова и Конаховская решили под каким-нибудь удобным предлогом оставить работу на даче. Воспользовавшись снижением им "зарплаты" с 9 марок до 3 марок в месяц, в начале января 1942 г[ода] по предложению Михайловой они не вышли на работу. За ними в тот же день вечером приехали на машине, привезли на дачу и в наказание посадили в холодную: Михайлову - на 8 суток, а Алексееву и Конаховскую - на 3 суток.
После того как они отсидели этот срок, их всех, к их большой радости, уволили.
За время своей работы на даче Алексеева, Михайлова и Конаховская боялись делиться друг с другом своими наблюдениями обо всем том, что на даче происходило. Лишь будучи арестованными, сидя в холодной, ночью они поделились об этом.