И в конце июня еще никто из руководителей Центра подготовки не говорил в отряде о сроках полета человека в космос. Учебные нагрузки между тем постепенно нарастали. В зените лета начались суровые испытания на вибростенде и в термокамере, снова на центрифуге и в сурдокамере. Их дополняли интенсивные тренировки на бегущей дорожке, качелях "Хилова", в кресле "Барани". Очень интересными стали занятия на материальной части. Больше всех вопросов по ходу их инженеры и конструкторы получали от капитана Комарова и старшего лейтенанта Гагарина. Вроде им хотелось больше других знать, как работают важнейшие системы жизнеобеспечения космического корабля.
Очень сложными выдались тренировки на центрифуге. Каждому испытанию предшествовал тщательный медицинский осмотр летчика: температура, пульс, дыхание, кардиограмма. В случае допуска лаборанты устанавливали датчики и помещали пациента в кабину. Давался старт. Центрифуга быстро набирала обороты до контрольных отметок со строгой временной задержкой.
После первой же тренировки на центрифуге с восьмикратной перегрузкой врачи обнаружили на спине Карташова покраснения. Сначала их приняли за случайность, но две следующие тренировки подтвердили предварительный диагноз: это - потехи, точечные кровоизлияния. Приговор медиков был неумолим. Карташова немедленно отчислили из отряда. Место Анатолия в "ударной шестерке" занял Нелюбов. Заменить Карташова мог достойнейший кандидат, капитан Комаров. Но и его организм слишком избирательно реагировал на требования той же центрифуги. А тут еще врачи обнаружили у Владимира в июле экстрасистолу - нарушение сердечного ритма. И предпочтение было отдано человеку с безупречным здоровьем.
Труднейшее испытание поджидало будущих космонавтов при "многосуточной отсидке" в сурдокамере. Дольше всех, пятнадцать суток, отпахал в полном безмолвии первый доброволец Быковский. Потом он всячески подбадривал коллег: "Ничего особенного. Я не сломался, выдержите и вы". Жить в ограниченном пространстве и абсолютной тишине неуютно, но к этому надо привыкнуть, потому что это повторится в космическом полете. В отсутствие общения важно загрузить себя работой. Это - единственный выход, все время ведь спать не удастся.
Эксперимент проводился под круглосуточным наблюдением врачей. Вслед за Быковским испытание прошли Николаев, Попович, Волынов. У Рафикова на третьи сутки во время сна отказал датчик дыхания. Дежурный врач посмотрел в иллюминатор и обмер - лежит человек и не дышит. Он написал записку, положил в передаточный люк, включил микрофон: "Марс Закирович! Ознакомьтесь с почтой передаточного люка". Рафиков подхватился. Теперь настала его очередь испугаться. Ему показалось, что начались слуховые галлюцинации… Отказавший датчик быстро заменили и продолжили эксперимент.
В середине июля Леночку Гагарину определили в детские ясли. Валюша устроилась работать по специальности. Юрий все больше времени стал проводить на тренажном комплексе космического корабля, который только что вступил в строй действующих и позволял отрабатывать на Земле все элементы полета и посадки корабля. К тому же приближались зачеты и экзамены по теории и материальной части. Посещение театров и кино пришлось на время отложить.
Продолжались напряженные тренировки. Но 24 июля начальник Центра подготовки выделил пару часов и предложил всему отряду съездить на Медвежьи озера, поплавать и позагорать. Варламов решился прыгнуть в воду прямо с берега. Пока он раздевался, в воду бросились Быковский и Шонин. Валерий пропахал лбом песок и предупредил о малой глубине. Георгий тоже ткнулся в дно руками. Валентин прыгнул вслед за ним и ударился в песок головой. Он вышел на берег хмурый, чувствуя сильную боль в шее. Варламов на городском автобусе вернулся в Звездный и обратился в госпиталь. Врачи поставили диагноз: "Смещение шейного позвонка" и на полтора месяца уложили его на больничную койку. В "ударной шестерке" Валентина заменил старший лейтенант Быковский.
В самом конце июля подошла очередь Гагарина на эксперимент в сурдокамере. Почти две недели находился он в абсолютной изоляции. Для Валюши это была его очередная "служебная командировка". Юрий составил для себя четкий распорядок, в котором главным была работа. Он читал Ефремова, рисовал звездное небо, записывал свои размышления о характере предстоящего полета. Порой, правда, становилось невмоготу от беспомощности и одиночества. Но волевым усилием Гагарин побеждал минутные слабости и в сотый раз отстукивал на ключе ставшее привычным радиосообщение: "Настроение бодрое. Ничего особенного не происходит. Живу отлично. Продолжаю трудиться".
Врачи придавали эксперименту в сурдокамере особое значение. В специальном журнале по каждому испытанию делалась итоговая запись. Юрий удостоился похвальных эпитетов: "В опыте по длительному пребыванию в замкнутом пространстве Гагарин показал высокий уровень функциональных возможностей нервно-психологической сферы, высокую устойчивость к воздействию экстрараздражителей - умение владеть собой, способность расслабляться даже в короткие паузы, быстро засыпать и самостоятельно пробуждаться в заданный срок. Одиночество он перенес легко. Отклонений от нормы не обнаружил".
Почти каждый раз, когда летчики появлялись на опытной базе ОКБ, Сергей Павлович непременно выкраивал полчаса или час, чтобы встретиться с подопечными, поговорить с ними по душам. В середине августа, предваряя занятия инженера Севастьянова по системе регенерации, Главный конструктор сказал космонавтам: "У нас все готово к полету, но надо еще раз все как следует проверить, опробовать, убедиться в надежности, безопасности для жизни. Если кто-то из вас скажет мне, что ради полета в космос он готов пожертвовать жизнью, то я перестану уважать этого человека. Жизнь - это самое дорогое благо и за нее надо бороться, идти на все, кроме предательства и подлости".
За испытанием в сурдокамере последовала нелегкая "парилка". Сутки в скафандре при температуре свыше пятидесяти градусов и влажности сорок процентов первым провел Шонин. Его сменил Волынов. И здесь отличился Рафиков. Через восемь часов после облачения в космический костюм его одолел сон. Почти сразу пошли сновидения с видами на море, горными водопадами, фонтанами. Пот сочился из всех пор испытуемого, а тут - бесподобная идиллия… Так Марс и проспал почти до конца эксперимента.
Барокамеру и невесомость все космонавты прошли без особых замечаний. Лишь Николаев, неожиданно для самого себя, очень трудно перенес "подъем" всего на шесть тысяч метров. Тогда как невесомость, в сравнении с другими упражнениями, здорово повеселила их. Попович так и сказал после полета с летчиком-испытателем Хаповым: "Я поначалу попробовал петь в сурдокамере. Не получилось. А тут пожалуйста, чем сильнее орешь, тем четче слова выговариваются".
Успешный запуск Белки и Стрелки 19 августа оживленно обсуждался в отряде. Особенно горячился Нелюбов.
- Поверь мне на слово, Алексей, - безапелляционно заверял он Леонова, - что это предпоследний, если вообще не последний пробный запуск корабля-спутника.
- Но Сергей Павлович говорил недавно другое, что еще много будет контрольных пусков, - возразил Леонов.
- Тогда запуска с собачками еще не было, - продолжал настаивать Григорий. - А они улетели как раз на таком корабле, на котором должен полететь и кто-то из нас. Это ведь просто здорово, космонавт Леонов!
Гагарин не слышал этого жаркого диалога. Леонов пересказал его содержание Юрию в автобусе, когда вечером семейные возвращались из Звездного домой. Теперь за ужином в квартире Гагариных на Ленинском проспекте, в присутствии жен Валентины и Светланы, тема о полете собачек получила дальнейшее развитие. Неожиданно для Леонова Юрий поддержал мнение Нелюбова:
- Леша, согласись, Белка и Стрелка слетали неплохо. Теперь очередь лететь кому-то из нас.
Возможно, в тот момент он представил себя пилотом уже знакомого космонавтам "серебристого шара".
Вернувшись с Байконура, Королев на следующий день появился в Звездном. Тут он выступал в роли "главного приемщика" всего того, что создавалось в Центре подготовки людей особенной профессии. Придирчиво, не в первый раз осмотрев тренажный комплекс, оценив весь ход занятий в отряде, Сергей Павлович не упустил случая поздравить Леонова с пополнением в семействе, а потом подвел некий промежуточный итог.
- На первых порах все идет неплохо, - сказал он будущим космонавтам. - Только что мне сообщили об успешном возвращении на Землю Белки и Стрелки. Но надо уже сейчас думать, что делать дальше. Без прочного задела нужного хода вперед не получится. Нам с вами предстоит большая работа, дорогие товарищи. И чем дальше мы продвинемся в своем особенном деле, тем ее будет все прибывать.
Покидая объект, Главный конструктор договорился с генералом Каманиным, взявшим с лета подготовку космонавтов под свое непосредственное командование, о составлении профессиональных характеристик на всех членов отряда. Разумеется, Николай Петрович поручил подготовить такие бумаги их непосредственному начальнику, полковнику Карпову.
Характеризуя Юрия, Евгений Анатольевич написал: "Любит зрелище с активным действием, когда превалирует героика, воля к победе, дух совершенствования. На собраниях вносит дельные предложения, зная жизнь лучше, чем некоторые его товарищи. Постоянно уверен в себе, в своих силах. Уверенность всегда устойчива. Его очень трудно, по существу невозможно вывести из состояния равновесия. Настроение обычно немного приподнятое. Вместе с тем трезво рассудителен. Наделен беспредельным самообладанием. Тренировки переносит легко. Работает результативно. Развит весьма гармонично. Чистосердечен. Вежлив, тактичен, аккуратен до пунктуальности. Скромен.
Интеллектуальное развитие Гагарина высокое. Прекрасная память. Выделяется среди коллег широким объемом активного внимания, сообразительностью, быстрой реакцией. Усидчив. Тщательно готовится к занятиям и тренировкам. Уверенно манипулирует формулами небесной механики и высшей математики. Не стесняется отстаивать точку зрения, которую считает правильной. В спортивных играх занимает место инициатора, вожака, капитана команды. Как правило, здесь играет роль его воля к победе, выносливость, целеустремленность, ощущение коллектива. Любимое слово - "работать". Он заботливый семьянин. Отношения с женой нежные, товарищеские".
Внимательно прочитав все "профессиональные характеристики", Королев отметил для памяти четверых - Титова, Нелюбова, Гагарина и Комарова. Сделал короткую запись об этом в своей записной книжке. Когда в следующий раз он приехал в Звездный и после осмотра строящихся объектов появился в учебном корпусе, то встретил там первым как раз их автора, Карпова. Шутливо обратился к нему с вопросом:
- Как чувствует себя главный столоначальник специального ордена первых инопланетян?
Начальник Центра подготовки ответил Королеву:
- Как человек военный, Сергей Павлович, я вынужден в ближайшее время пожаловаться на вас в начальствующие инстанции.
Главный конструктор удивился:
- Что так, Евгений Анатольевич?.. По какому поводу ты намерен предпринять столь ответственный шаг?
- Неужели не догадываетесь? Вспомните, пожалуйста, сколькими прозвищами вы уже наделили меня за время нашего знакомства? - пояснил начальник Центра подготовки.
- О, это возможно, - улыбнулся Королев. - Но я, по причине острой нехватки времени для писчих забав, не фиксирую свои литературные упражнения, Евгений Анатольевич. Так что искренне прошу тебя напомнить хотя бы некоторые из них.
- Ну, самое едкое, конечно, это "взводный полковник". Затем были "Президент звездного Центра подготовки" и "Ракетчик от медицины"… Какова избранная подборочка!
- Но меня тоже на производстве величают "ЭСПЭ", Евгений Анатольевич. Так что же, по-твоему, и мне пора настрочить докладную записку Хрущеву?
- Хорошо, Сергей Павлович, я жаловаться раздумал, - сказал, улыбаясь, Карпов и пригласил Главного конструктора в учебный класс: - У наших подопечных появились к вам вопросы.
- На вопросы надо обязательно отвечать, - согласился Сергей Павлович.
Вопросов набралось немало. Будущие космонавты уже чувствовали себя в отношениях с Главным конструктором естественно и спрашивали его обо всем, что их волновало. Комаров начал с вопроса о космодроме: "Программа обучения в Центре подготовки предусматривает тренировки на космодроме?" Титов спросил: "Почему космодром построен так далеко от Москвы?" Николаев уточнил: "Правда ли, что существовал и "Марийский вариант" его размещения в Поволжье?" Выявились неясности и на материальной части, но Королев ответил только на вопрос Гагарина: "Какие именно усовершенствования внесены конструкторским бюро Северина в космическое кресло пилота?" Вопросы Шонина, Аникеева и Рафикова Сергей Павлович записал, но ответить на них пообещал в другой раз, если специалисты его ОКБ не смогут заменить Главного конструктора на ближайших занятиях.
Начало сентября выдалось радостным для семейных космонавтов - они получили в Звездном новые квартиры. Теперь отменялись часовые поездки на занятия и обратно. Все сразу оказалось рядом - учеба и работа. Валентина написала письмо в Оренбург и пригласила мать на новоселье. Такое же приглашение получили и родители Юрия, но в этот раз ни Анна Тимофеевна, ни Алексей Иванович приехать не смогли - вовсю шла уборка урожая, а в такое время каждый час дорог, как говорят в народе.
И все же новоселье Гагарины отметили достойно. Они пригласили к себе на вечер Леоновых, "земляка" Николаева, который до вступления в отряд служил в Смоленске, и "северянина" Шонина. В окружении молодежи и мать Валюши, Варвара Семеновна, почувствовала себя лучше, после недавней потери мужа. А дочке-то какая выпала радость: и с мамой поговорить, и квартире порадоваться и… пообещать бабушке весной внука.
3
Дивизионная комиссия подполковника Гурнова еще находилась в полку Корнеева, когда из Шауляя поступил наконец приказ о командировании дивизиона Алексеева в Капустин Яр для проведения контрольных стрельб. Поездка заняла полтора месяца и была нелегкой. И в дороге, и на полигоне от личного состава потребовалась повышенная отмобилизованность, соблюдение высокой воинской дисциплины. Тут ведь не отправишь солдата-нарушителя на гауптвахту даже за серьезный проступок, так как он являлся номером боевого расчета и нес в нем определенные обязанности.
Полигонная обслуга работала строго по графику. Неделя была отпущена личному составу дивизиона Алексеева на обустройство, две недели - на подготовку к сдаче зачетов и допуск к учебному пуску ракеты. Делалось это по-батарейно.
Успешно, с первого захода, прошли контрольные операции боевые расчеты заглавных батарей обоих дивизионов. Подразделения Стурова и Бессонова отработали грамотно и четко, как были обучены на боевом комплексе. А вот боевые расчеты батареи Сильницкого не смогли добиться положительного результата с первого раза. Им пришлось выезжать на позицию дважды и все операции повторять заново. В первом случае не все получилось при выполнении операций по заправке изделия горючим и окислителем. Трудно было всем, но особенно заправщикам. Они выполняли учебные операции в положенной для этого форме, одетые в средства защиты, в противогазах.
Кроме того, контрольные стрельбы подразделения проводили в сложных погодных условиях. Почти ежедневно шли дожди, было ветрено. Капитан Алексеев, офицеры его штаба, командиры батарей и боевых расчетов проявили себя с самой лучшей стороны. Не зря они не знали покоя ни днем, ни ночью. Результат получился отменный. Впервые в истории Капустина Яра две батареи Стурова и Бессонова провели учебно-боевые пуски ракет Р-5М с оценкой "отлично", а батарея Сильницкого - "хорошо". Усиленный дивизион капитана Алексеева "со щитом" торопился вернуться на место постоянной дислокации к ноябрьскому празднику. С трудом, но успели.
За время их отсутствия на боевом комплексе в Жагари произошли разительные перемены. Строители возвели три щитовых казармы, одна из которых, по решению полковника Корнеева, сразу перепланировалась внутри под учебные классы для каждого отделения стартовой батареи по специальностям: стартовики, двигателисты, компрессорщики, электроогневики, дизелисты, заправщики окислителем, горючим, перекисью водорода. Классы уже оснащались войсковой мебелью.
На боевом комплексе 2-го дивизиона, вблизи Можейкяя, в щитовой пристройке к солдатской казарме, разместилась мастерская для изготовления действующих макетов и индивидуальных тренажеров. В дело пошли узлы и детали от списанных самолетов и ракет первых поколений. Часть тренажных средств поступила с ремонтных заводов ракетных войск. В начале ноября в полк поступил экземпляр электронного пульта, сконструированный инструктором армейской инженерной службы майором Шукаевым. Он позволял производить программированное обучение и проверку знаний по ракетной технике и технологии подготовки ракет к боевому пуску.
Командир полка предложил капитану Алексееву выступить на полковом офицерском совещании с сообщением о полигонной учебе подразделения, а свои рекомендации о подготовке к ней других подразделений части обязательно представить в письменном виде. На этом же совещании, по предложению капитана Алексеева, выступили и другие офицеры, принимавшие участие в контрольных стрельбах.
Ввиду происшедших на боевом комплексе перемен, ни полковник Корнеев, ни капитан Алексеев не вспоминали о судьбе рапорта последнего в адрес командующего армией. Для командира 1-го дивизиона так и осталось секретом, были ли вообще приняты по нему какие-либо меры, и был ли ознакомлен с рапортом сам полковник Колосов.
На торжественном собрании полка, посвященном 43-й годовщине Великого Октября, капитаны Алексеев и Тимохов были награждены медалями "За безупречную службу". Командирам стартовых и транспортной батарей - Стурову, Сильницкому и Фомину - полковник Корнеев объявил благодарности. Командиры боевых расчетов и отличившиеся на учениях солдаты были отмечены в приказах командиров дивизионов.
В этот же предпраздничный вечер решился очень злободневный вопрос для капитана Алексеева. Командир полка пообещал ему сразу после праздника подписать приказ и отпустить его в очередной отпуск. Андрей Степанович мог наконец поехать на родину и вернуться в часть с семьей, впервые увидеть сына-первенца. Жена Вера писала, что сынишка очень хорош и внешне похож на отца. Но ему, конечно, хотелось увидеть своими собственными глазами.
После торжественного собрания Алексеев сразу ушел домой, чтобы перед отпуском как следует отоспаться за всю бессонницу последних двух месяцев. Не получилось. В полночь ему позвонил полковник Корнеев, с наигранной веселостью сказал:
- Поторопился я, Андрей Степанович, пообещать тебе отпуск.
- Значит, приказ об отпуске не будете подписывать, Владимир Егорович?.. Почему?
- Не буду. Полчаса назад мне позвонил Мезенцев и сообщил, что поступила телефонограмма из штаба дивизии, чтобы ты 9 ноября утром прибыл в Шауляй. Расшифровки, по какому именно поводу вызов, в телефонограмме нет.
- К кому конкретно я должен явиться, товарищ полковник?
- К кому явиться, тоже не указано, но подписал вызов полковник Колосов. Значит, к нему и обращайся.