Но вместо мощных и стройных аккордов обширного оркестра слышны дикие возгласы абиссинского хора, видна толпа черных, которые, сбившись в тесный круг, прикрывшись распростертой над кругом белой шамой, поют и пляшут, хлопая в ладоши. Дикий танец! Танец волшебной сказки, танец демонов, спустившихся в лощину из страшных горных ущелий. To разыгрывалась на наших глазах рождественская абиссинская фантазия.
Но смолк однообразный мотив абиссинского пения, разошлись черные люди, а с высокого холма от палатки конвоя раздалось мерное торжественное пение "Рождество Твое, Христе Боже наш", и "Дева днесь" и в этот день, вблизи того места, где свершилось чудо, даровавшее спасение человечеству, в мягком воздухе харарской ночи, далеко от тех мест, где миллионами огней светятся храмы, где толпятся праздничные молельщики, среди гор, кофейных дерев, у стен африканского Парижа это пение звучало особенно торжественно и красиво…
И будто в ответ на пение ударил за городской стеной барабан, раздались крики по всем концам города, завыли и залаяли собаки, зазвенели бряцала, сонный город ожил - абиссинское богослужение началось…
И вместе с шумом ожившего таинственного города, слабый ветерок донес до нас аромат востока, смесь ладана с дымом.
И всю ночь кричали и пели черные христиане, всю ночь бил барабан и выли собаки.
XV
Xapap
Географическое положение города. - Флора и фауна. - Общий вид улиц. - Дома. - История города. - Торговля Харара. - Львиные ворота. - Молодой лев. - Хриетианский храм. - В гостях у знатного араба. - Дворец раса Маконена. - Тюрьма. - Рынок. - Католическая миссия. - Рас Маконен.
Харар лежит под 9®3 северной широты и под 42®4 восточной долготы от Гринвича, на высот 1840 метров над уровнем моря на невысоком холме. Климат Харара - вечная весна. Равно во все месяцы зацветают поля и сады, темные полированные листья кофейных дерев во все времена года висят по отвесу, мешаясь с громадными бледно-зелеными листами бананов. Во все времена года на полях и в садах цветы. Настоящая весна отличается только обилием этих цветов. В мае месяце сады, леса и рощи наполняются благоуханием лимонов, апельсинов и трав, покрывающих крутые склоны неприступного хребта Эго. Богатейшая растительность окружает зеленым кольцом Харар. Поля машиллы, пшеницы и дурры находятся всюду, куда удалось провести воду, и где каменистый массив покрыт тонким слоем чернозема. Берега ручьев засажены тенистыми банановыми садами, где два раза в году золотятся спелые грозди роскошных плодов. Тучные горбатые быки, стада черноголовых белых баранов, табуны ослов лошадей, стада громадных галласских верблюдов бродят по зеленым выгонам, работают в городе и в деревнях. Дикие куры, утки, гуси и голуби, медососы с пестрыми перьями и полуаршинными хвостами, попугаи, голубые скворцы, туканы всевозможных пород перелетают с куста на куст, сверкая в воздухе яркими перьями, теряясь в густой листве смоковниц, в переплете тонких веток зеленых лиан. А в лесах хребта Эго, на столовой горе Джерсо, между камнями и утесами бегают седогривые павианы, маленькие обезьяны "тото", обитают львы и леопарды. Темными ночами, у самых стен города визжат шакалы, да протяжно воют громадные гиены, вторя лаю городских собак.
Вся местность изрыта крутыми балками. Между холмов и утесов текут ручьи. Тропических ливней здесь нет, дожди идут редко, не отличаются ни продолжительностью, ни упорством, температура не превышает +40®R днем на солнце и +4®R, ночью. Это климат, соответствующий всему строю африканской жизни, ровной и неподвижной, теперь такой же, как и при основании Харара.
Квадратные дома, сложенные из коричневого туфа почти не имеют окон. Сквозь неширокую калитку вы входите на квадратный песчаный двор. Прямо дверь - она и окно парадной комнаты. На плохо побеленных стенах висят круглые соломенные, пестрого рисунка корзиночки; на каменном возвышении настланы циновки, в богатом доме поверх циновок лежит пестрый ковер. Две, три гомбы (Гомба - глиняный сосуд местного изготовления. У основания это шар, кверху оканчивающийся цилиндрическим горлышком. В Хараре есть завод гомб и корзинок), грязная шама, веревка - валяются в углу, щит висит на стене, рядом с щитом - ружье Гра, со стволом, заткнутым паклей. Запах масла, дыма и ладана царит в комнате. Направо и налево узкие проходы и там совершенно темные каморки-спальни обитателей дома. Под навесом из кипарисных стволов, оплетенных хворостом, на разбросанной соломе стоит худая лошадь, непременно с побитой спиной, мул недоумевающе смотрит на вас посреди двора, да желтый петух торопливо кинется из-под ног, едва вы откроете дверь. Рядом такой же дом у бедного, как и у богатого, те же циновки, те же грязные закопчены стены, отсутствие намека на мебель, ни тени украшения.
Харар - один из древнейших городов Восточной Африки. Он основан эфиоплянами, задолго до Рождества Христова - это был естественный торговый пункт, между плодоносными плоскогорьями современной Абиссинии и песками сомалийской пустыни. Здесь столкнулись продукты меновой торговли земледельцев - галласов, шоанцев (абиссинцев) - с охотничьей и разбойной добычей сомалей и данакилей. Отсюда потянулись первые караваны харарского и абиссинского кофе, золота и слоновой кости, - первоначально в Аравию, а потом и в Европу.
Первыми купцами были арабы, за ними прибыли через пустыню египтяне, греки и населили город. Это они-то принесли с собой своеобразную прямоугольную архитектуру домов, квадратные дворы с тесными переходами. Смешиваясь с сомалями и галласами, они постепенно образовали особую черную расу, получившую наименование харарийцев. Харарийцы отличаются несколько более правильными чертами лица, нежели сомали, плотнее их, сильнее и мускулистее.
Существующее убеждение, что в образовании харарийцев участвовали португальцы, не имеет никакого основания, как сказал мне монсеньор Тоитаип, епископ католической миссии в Абиссинии, около 30-ти лет живущий в Хараре, - быть может, тут и остались некоторые пленные португальцы, основавшиеся здесь, но, во всяком случае, число их столь незначительно, что они не могли оказать никакого влияния на расу.
В XVI веке арабский эмир Нур завоевал Харар. Он окружил его толстой каменной стеной с бойницами и семью воротами, обратил часть жителей, не бывших еще мусульманами, в религию Магомета и построил для правоверных мечеть, с двумя минаретами. Чтобы сделать завоевание свое более доходным, эмир Нур учредил в Хараре таможню для сбора пошлины со всех предметов, провозимых через Харар.
Династия Вура продержалась в Хараре около трехсот лет. В середине нынешнего столетия, Харар был занят англичанами. Они устроили с западной его стороны, со стороны Абиссинии, цитадель, четыреугольной формы, с двумя воротами. В стенах цитадели были сделаны казармы. Как только надобность в Хараре для англичан прекратилась, они покинули Харар и там снова сел на престол султан из династии Нура.
В 1886 году, в январе месяце, считая по нашему стилю шестого января, абиссинские войска, предводительствуемые расом Маконеном, победоносно вошли в городские ворота. Сопротивления их вторжений оказано не было. Все, что могли выставить для защиты родного города харариты, погибло шестью днями раньше в кровопролитном бою при Челенко; султан был взят в плен и с веревкой на шее введен в город. Все земли галласов, часть сомалийской пустыни, вплоть до Биа Кабобы - покорены расом Маконеном и жители обращены в рабство. На место старой мечети воздвигся храм. шоанской религии - "бэта-христиан", наконец, с прошлого года, доминируя над городом сооружен дворец раса Маконена. Таможня, учрежденная эмиром Нуром, осталась в прежней силе. На место чиновников харарийцев, на дворе ее сели баши и баламбарасы раса Маконена, сбор пошлины стал еще строже, оружие и некоторые редкие предметы прямо отбираются в таможне без уплаты денег. Co всякого предмета, проносимого через ворота на городской рынок, маконеновы солдаты берут известную часть в пользу владельца города. Город от этих пошлин не украшается, но могущество Маконена растет, а для негуса Харарский округ является наиболее доходным.
Предметы вывоза из Харара - кофе, слоновая кость, золото и хлеб. Торговля в руках арабов; большая часть идет на Зейлу к англичанам, кость, перевозится в Индию и оттуда под именем индийской, более ценной, нежели африканская - расходится по Европе. На Джибути идет весьма немного караванов - французская торговля в зачатке; предметы ввоза - индейские дешевые шелка, белый английский холст, употребляемый на штаны и рубашки, и дешевая галантерея. До тех пор пока абиссинцы не переменят своего спартанского образа жизни, торговля европейскими товарами не принесет выгоды купцам. Геразмач одевается в такую же простую белую шаму, как и его солдаты, только шама его несколько чище; первые сановники города ходят босиком и серая фетровая шляпа лучшее их украшение. Пробовали привозить бархат, мишуру, хорошие духи, мыло, но бархат и мишуру покупал только Маконен, а духи и мыло показались сановникам города слишком дорогими, не стоящими предметами, и француз, привезший парфюмерию, разорился. Недурно торгуют пивом и коньяком, но остальные товары покупают только немногие европейцы, обитающие в Хараре, да европейские же караваны.
Что сказать о достопримечательностях города, который сам прежде всего достопримечательность сомалийской пустыни и гильдесских гор? После камней и песков, после однообразного горизонта пустыни и его темные стены и грязные дома кажутся заманчивыми, а кофейня грека Саркиза, где в маленьких чашечках подают чудный харарийский кофе с мягким белым хлебом, где можно поговорить на ломаном французском языке - кажется недурным рестораном.
Достопримечательностей нет, но все поражает своей восточной, архаичной новизной (прошу извинить невольный каламбур) - и городские ворота у пыльной дороги, посреди которой растет громадная смоковница, - та куща, у которой отдыхают путники в ожидании открытия их, и серенький покривившийся дрючок, на котором мотаются жалкие останки полинявшего абиссинского флага, и группа черных солдат, обирающих полуголых женщин, принесших пучки камыша для топлива, яйца, кур или бананы, солдат, тянущих эту подать на глаз, привычной рукой, и улицы, то поднимающиеся, то опускающиеся, местами состоящие из груды камней, в беспорядке нагроможденных друг на друга, поражающих даже привычного мула, улицы, идущие концентрическими кругами вдоль городской стены, по радиусам сходящиеся к центру, - и этот черный люд, эти абиссинские сановники. сопровождаемые толпами солдат, большими или меньшими, сообразно их званию, и стада ослов, и женщины, несущие тяжелое бремя на рынок - это город сказки Шехеразады, декорация, не скоро забывающаяся, оригинальная, ни с чем несравнимая.
Я осматривал Харар 25-го и 26-го числа вместе с д-рами Б-м и Щ-м. Всякий раз мы шли предшествуемые тремя, или четырьмя черными слугами с ружьями на плече. В Абиссинии важность лица, положение его в обществе определяется количеством слуг, его сопровождающих. Геразмач Банти, например, являлся к нам с отрядом по крайней мере в триста ашкеров, у Ато Марши и у Ато Уонди их было до сотни. Первое время абиссинцы удивлялись на малочисленность нашего конвоя.
Первым делом в Хараре идешь осматривать христианский храм, торговые ряды и львиные ворота. Львиные ворота находятся на небольшой площади против собора. Найти что-либо в Хараре не легко. Улицы не имеют названий, дома номеров.
Львиные ворота ведут в обширный двор старого дворца Маконена. Это грязные каменные столбы, соединенные аркой. На вершине арки два грубых глиняных изваяния лежащих львов, более похожих на тощих кошек. Между ними дрючок с абиссинским флагом. На перекладине ворот в беспорядке прибито штук. восемь высохших слоновьих хвостов и хоботов. Кто их прибил? когда? зачем? - неизвестно. Трофеи ли это охоты, символ ли чего? - мы не могли добиться. За воротами обширный двор, образованный рядом невысоких построек - это мастерские раса Маконена. У ворот толпа ашкеров и придворной челяди. За малик (малик =1 пиастру = 1/12, талера = 8 копейкам по курсу) нам вывели на показ современную достопримечательность Харара - льва раса Маконена.
Молодой лев, не больше года от роду, упирался и не хотел идти из темных дверей; здоровый ашкер едва тащил его на цепочке. Его вывели на площадь. Царственный зверь, припавши к земле, сердито озирался и рычал на окружившую его толпу черномазой публики. Я погладил его. Шерсть его густая, жесткая, чистая. Потом у одного турка в Хараре я видел двух молодых леопардов. Какая разница! Те выглядели миловидными котятками, игривыми и веселыми, тогда как лев был полон мощи, силы и величия. Он произвел сильное впечатление на сопровождавших нас казаков.
- "Вот он лёва-то какой, на воле", - задумчиво проговорил старовер Архипов, - "цапнет, поди-ка, прямо руку вывернет, али ногу".
- "А важный зверь", - тихо сказал Мазанкин и осторожно потрогал густую шерсть льва, - "глаза-то какие красивые! Такого бы с собой взять".
- "На что он нам", - тихо сказал Архипов и задумался.
Ручаюсь, что он думал теперь о тихом Доне, что течет холодными волнами мимо зеленых балок, желтых нив и серой степи, - думал о белых чистых хатах, крытых соломой, о вишневом садочке, о запахе полыни, черемухи, сирени, роз, заглушившем на минуту приторный аромат ладана восточного города…
Полюбовавшись на льва мы прошли в храм. Сквозь небольшую калитку, увенчанную крестом, мы вышли на паперть. Круглая паперть имеет шесть высоких, ступеней, сложенных из темно-серого камня. Церковь состоит из двух концентрических кругов. Во втором из них вписан квадрат - это алтарь. Четыре двери выходят из второго круга в первый, куда собираются молящиеся. Стены выбелены и расписываются масляными красками. Несколько икон уже готово, перед остальными стоят подмостки и абиссинский художник мажет лики святых. Вот снятие со креста. Христос и два разбойника висят на крестах на темно-синем фоне неба. Контуры по-византийски обведены черной линией, праведники все изображены en face, грешники в профиль, в числе праведников и рас Маконен, по словам бывших со мною докторов довольно похоже написанный. Рядом, отделенный черной полосой, Георгий Победоносец абиссинским копьем поражает дракона. Белый конь круто собрался на абиссинском, зеленого и малинового сафьяна, мундштуке; святой с непокрытой головой и босыми ногами в абиссинском одеянии скачет, вложив большой палец в узкое стремя пестрого абиссинского седла. Иконы лепятся одна к другой без рам, без киотов, без золотых и серебряных венцов, в беспорядке, разделенные лишь широкими черными полосами. Они напомнили нам наши лубочные иконы: те же розовато-желтые лица, те же неестественные повороты головы, тела, написанные в профиль, и лица, изображенные en face. Ho абиссинцам их живопись нравилась. Священники подали нам железные посохи, на которые они упираются во время службы, и радовались, когда мы узнавали иконы.
- "Георгис, Георгис!" - закричали они, когда услыхали, что мы назвали Георгия Победоносца. "Бузу малькам "(очень хорошо).
В светлом круглом коридоре лежали рукописные книги в кожаных переплетах и барабаны, употребляемые абиссинцами при богослужении.
Мы перекрестились на это жалкое подобие православной церкви и вышли из храма. Здесь к доктору Щ-ву подошел толстый, красивый, богато одетый араб с выразительными глазами и выпяченными вперед губами. Это был начальник мусульман города, шейх Абдулляхи. Он знал г. Щ-ва еще по экспедиции Красного Креста. Он просил зайти навестить дочь одного бедного араба, шесть дней тому назад обжегшую керосином конечности. Мы отправились вслед за шейхом к больной. Через узкую дверь, пробитую в стене тесного и грязного переулка, мы прошли во двор. Все жилище бедного араба состояло из небольшой комнаты, с возвышением в глубине ее. На возвышении лежали грязные тростниковые и соломенные циновки, несколько закоптелых корзин развешано по стенам. Комната эта соединялась с тесной каморкой, где помещалась больная. Отверстие не более двух квадратных вершков, пробитое в толстой стене, не давало света. Нагоревшая свеча у изголовья больной едва рассеивала мрак. Тяжелый удушливый запах трупа был в комнатах. Трудно было дышать. В темноте видны были чьи-то фигуры, склоненные над постелью, на которой лежала больная девочка. Доктор Б-н приподнял покрывало. Запах трупа стал сильнее, при свете свечи показалось темно-коричневое мясо и черная, обгоревшая корками кожа. Надежды на выздоровление больной не было…
Ничего не может быть ужаснее этой обстановки нищеты, грязи и несчастья. Самое яркое описание бледнеет перед виденным нами… Темнота, запах трупа, страдания разлагающегося заживо человеческого существа, бездна горя кругом, - что может быть тяжелее этого!?
Полною грудью вздохнули мы, когда снова вышли под синее небо, на яркое солнце безоблачного дня. Шейх Абдулляхи пригласил нас зайти посмотреть его дом. Он принял нас, сидя по-турецки на роскошном персидском ковре. Все стены большой и светлой комнаты его были увешаны пестрыми круглыми корзиночками, богатыми уздечками и бляшками. Всюду было чисто и не без претензии на изящество. Во всем чувствовалась раса, более высокая, более культурная, нежели абиссинцы. Нам подали отличный чай в фарфоровых чашках, опять-таки с надписью "think of me", коньяк, а потом корзину превосходных бананов. Мы имели неосторожность похвалить их; Абдулляхи сделал жест и слуга ссыпал их в свою шаму, чтобы отнести за нами в лагерь. Посидев с полчаса у гостеприимного араба, мы распростились с ним и пошли осматривать дворец раса Маконена.
Дворец раса Маконена строится на самом высоком холме Харара. Он имеет квадратную форму, стены его с большими стеклянными окнами. На плоской крыше несколько башенок с раскрашенными безобразными статуями на них. Статуи в зеленых и синих мундирах с ружьями и саблями в руках. Абиссинцы окрестили их именами итальянских генералов: Баратьери, Альбертонэ и Дабормида… Внутри небольшие полутемные каморки, узкие проходы и коридоры; крутая винтовая лестница из кипарисового дерева ведет наверх. На крыше в башенках сделаны беседки с цветными стеклами: в окнах. Архитектура самая примитивная; видно, что дворец строился без плана, как лопало, комнаты громоздились одна за другой в расчете, что после разберут какую для чего назначить. Внутренняя отделка еще не кончена. Всюду валяется штукатурка, мастера-индийцы заканчивают облицовку стен, расписывают их al-fresco пестрым восточным рисунком. "Что поражает в этой странной архитектуре - это массивность, ширина стен; арки в передней комнате могли бы с успехом быть устоями моста, никакой легкости, никакой воздушности. Та же тяжесть узора и в рисунке, нет тонких линий, хитросплетенных узоров, изящества цветов и контуров. Черный и зеленый цвета преобладают. Самобе красивое во дворце несомненно его крыша с чудным видом на далекие горы, на зеленые балки, на кофейные плантации и банановые сады. На много верст кругом видны эти улыбающиеся под солнечными лучами холмы. Внизу темный переплет кварталов и домов, два минарета старой мечети и блестящая жесть круглого собора. На дворе дворца устроен бассейн для фонтана и медный кран торчит наружу. Индийцы-архитектора с гордостью показывали свое творение.
- Такого дворца, сказали они, нет ни у французов, ни у царя Москова,