Буквально через десяток минут после взрыва наш танк был в эпицентре. Несмотря на то что кругозор наш ограничивала оптика перископа, глазам все же представилась довольно обширная картина разрушений. Стальная башня, на которой была водружена бомба, исчезла вместе с бетонным основанием, металл испарился. На месте башни зияла огромная воронка. Желтая песчаная почва вокруг спеклась, остекленела и жутко хрустела под гусеницами танка. Оплавленные комки мелкой шрапнелью разлетелись во все стороны и излучали невидимые альфа-, бета– и гамма-лучи. В том секторе, куда пошел танк Полякова, горела цистерна с нефтью, и черный дым добавлял траура к и без того мрачной картине. Стальные фермы моста были свернуты в бараний рог.
Лаврентий Берия в порыве чувств обнял Курчатова и Харитона, поцеловав каждого в лоб. Присутствующие поздравили друг друга с успехом. Кирилл Щёлкин говорил позднее, что не испытывал такой радости со Дня Победы в мае 1945 года.
После того как измерения были выполнены, а образцы почвы собраны, танки Бурназяна взяли обратный курс. Вскоре они встретили колонну легковых автомобилей, на которых Курчатов с комиссией направлялись в зону взрыва. Колонна остановилась, чтобы выслушать отчет Бурназяна. Работали фотографы, стремясь запечатлеть исторический момент.
Когда Курчатов вернулся в гостиницу, он написал от руки отчет и в тот же день послал его самолетом в Москву. Измерения показали, что мощность взрыва была той же или, возможно, чуть большей, чем при взрыве американской бомбы в Аламогордо. Он был эквивалентен примерно 22 тысячам тонн тринитротолуола.
Анализ результатов испытания продолжался в течение последующих двух недель на полигоне. Проводились измерения уровня радиоактивности, был сделан анализ почвы. Самолеты проследовали по пути радиоактивного облака, а автомобильные экспедиции были посланы в районы, где на землю выпали осадки – с тем, чтобы собрать информацию о загрязнении.
Совет Министров СССР принял секретное постановление, подписанное Иосифом Сталиным, о присуждении премий и наград участникам работ атомного проекта. Постановление было подготовлено лично Берией. Решая, кто должен получить и какую награду, Берия, как говорят, использовал простой принцип: тех, кто мог быть расстрелян в случае неудачи испытания, сделали Героями Социалистического Труда; тем, кому присудили бы большие сроки заключения, дали орден Ленина – и так далее, по намеченному списку. Эта история выглядит мрачным апокрифом эпохи сталинизма, но тем не менее отражает чувства участников проекта, судьба которых действительно напрямую зависела от успеха испытания.
Самой высокой награды, то есть звания Героя Социалистического Труда, была удостоена небольшая группа ведущих руководителей проекта. Кроме того, они получили денежную премию, автомобили марки "ЗИС-110" или "ГАЗ-М-20" ("победа"), звание лауреатов Сталинской премии первой степени и дачи в подмосковной Жуковке. Игорь Курчатов был награжден дачей в Крыму. Их детям было дано право получить образование в любом высшем учебном заведении за государственный счет; сами они получали также право бесплатного проезда для себя, своих жен и детей до их совершеннолетия в пределах Советского Союза. Из немецких специалистов только петербуржец Николай Риль стал Героем Социалистического Труда за работу по обогащению урана и производству металлического урана.
25 сентября 1949 года газета "Правда" опубликовала сообщение ТАСС "в связи с заявлением президента США Трумэна о проведении в СССР атомного взрыва":
23 сентября президент США Трумэн объявил, что, по данным правительства США, в одну из последних недель в СССР произошел атомный взрыв. Одновременно аналогичное заявление было сделано английским и канадским правительствами.
Вслед за опубликованием этих заявлений в американской, английской и канадской печати, а также в печати других стран, появились многочисленные высказывания, сеющие тревогу в широких общественных кругах.
В связи с этим ТАСС уполномочен заявить следующее.
В Советском Союзе, как известно, ведутся строительные работы больших масштабов – строительство гидростанций, шахт, каналов, дорог, которые вызывают необходимость больших взрывных работ с применением новейших технических средств. Поскольку эти взрывные работы происходили и происходят довольно часто в разных районах страны, то возможно, что это могло привлечь к себе внимание за пределами Советского Союза.
Что же касается производства атомной энергии, то ТАСС считает необходимым напомнить о том, что еще 6 ноября 1947 года министр иностранных дел СССР В. М. Молотов сделал заявление относительно секрета атомной бомбы, сказав, что "этого секрета давно уже не существует". Это заявление означало, что Советский Союз уже открыл секрет атомного оружия и он имеет в своем распоряжении это оружие. Научные круги Соединенных Штатов Америки приняли это заявление В. М. Молотова как блеф, считая, что русские могут овладеть атомным оружием не ранее 1952 года. Однако они ошиблись, так как Советский Союз овладел секретом атомного оружия еще в 1947 году.
Что касается тревоги, распространяемой по этому поводу некоторыми иностранными кругами, то для тревоги нет никаких оснований. Следует сказать, что Советское правительство, несмотря на наличие у него атомного оружия, стоит и намерено стоять в будущем на своей старой позиции безусловного запрещения применения атомного оружия.
Относительно контроля над атомным оружием нужно сказать, что контроль будет необходим для того, чтобы проверить исполнение решения о запрещении производства атомного оружия.
Ядерное противостояние
Испытание первой советской атомной бомбы произвело обескураживающий эффект на западные политические круги, которые за четыре послевоенных года привыкли к мысли, что могут использовать атомный шантаж для диктата своей воли. Нельзя сказать, что они делали это в агрессивной манере, которую приписывала им сталинская пропаганда, но в их публичных высказываниях все явственнее слышалось нежелание идти на какой-либо разумный компромисс с коммунистами.
Правительство США начало собирать разведывательные данные о советских ядерных исследованиях еще весной 1945 года, но не могло получить ясной картины прогресса в этой области, посему он постоянно недооценивался. К примеру, в июле 1948 года адмирал Роскоу Хилленкоттер, директор ЦРУ, направил Гарри Трумэну меморандум, утверждавший, что "Советский Союз сможет завершить работу по созданию своей первой атомной бомбы к середине 1950 года – это самый ранний возможный срок, но наиболее вероятная дата, можно думать, – это середина 1953 года". Годом позже, 1 июля 1949 года, адмирал повторил эту оценку. Сделано это было менее чем за два месяца до испытаний РДС-1.
Гарри Трумэн охотно верил своим экспертам, и ему, очевидно, было приятно сознавать, что в его руках находится оружие сокрушительной мощи, одна угроза применения которого способно менять мир по американским лекалам. Он полагал, что абсолютное оружие дает и абсолютную власть, благо можно было не бояться возмездия. История сохранила детали встречи Роберта Оппенгеймера и Гарри Трумэна, на которой американский президент спросил у физика: "Когда русские сумеют создать свою собственную бомбу?" Оппенгеймер, подумав, ответил: "Я не знаю". Тогда сам Трумэн ответил за него: "А я знаю. Никогда!"
Поэтому нет ничего удивительного, что в высших военно-политических кругах США возобладало решение до последней возможности не допускать нарушения атомной монополии. Развернувшаяся после Хиросимы и Нагасаки жаркая дискуссия о судьбах человечества в ядерный век и неделимости мира не поколебала сторонников "сдерживания" Советского Союза путем атомного шантажа. Высказывания Гарри Трумэна о "приведении в чувство" России посредством "сильных слов" и зуботычин "железным кулаком"; государственного секретаря Джеймса Бирнса о том, что США не оставят без последствий попытки Москвы продвигать границы своего влияния в Европе и Азии; ведущего политического стратега Джона Даллеса о недопустимости для США добровольно расписываться в "слабоумии", передавая атомные секреты СССР; и, наконец, знаменитая фултоновская речь Уинстона Черчилля 5 марта 1946 года, в которой обосновывалась необходимость сохранения абсолютного превосходства в новейших вооружениях как средства сдерживания коммунизма, – выразили политико-философскую доктрину верховенства западной (точнее – англосаксонской) цивилизации в послевоенном мире. Именно так понимали ситуацию в Вашингтоне, не слишком, впрочем, уповая на помощь английского союзника. И уже в марте 1946 года Гарри Трумэн позволил себе в беседе с советским послом пригрозить сбросить на Советский Союз атомную бомбу в случае отказа Москвы вывести свои войска из Ирана.
Сакрализация атомного оружия подкреплялась формированием образа врага, воинственного, но в сущности немощного. "Вешать всех собак" на русских, писал знаменитый прозаик Джон Стейнбек, стало самым обычным делом. Тревоги и сомнения обывателя гасились в приподнято-оптимистичном потоке славословий бомбе: американский научно-технический гений и индустриальная мощь сделали возможным то, что еще вчера казалось невероятным – развеяли надежды Советского Союза встать вровень с "лидером свободного мира".
Соображения общего характера превращались на уровне военного планирования в конкретные цели на карте будущего театра военных действий. Вашингтонские стратеги начали размышлять о способах применения атомных бомб в войне против СССР. Самый первый список целей атомного нападения был подготовлен 3 ноября 1945 года: он был результатом широкого изучения Советского Союза Объединенным разведывательным штабом при Объединенном комитете начальников штабов. К июню 1946 года был составлен промежуточный план с кодовым наименованием "Пинчер", в котором бомба рассматривалась как "явное преимущество" в военно-воздушном нападении на Советский Союз. Этот план не был утвержден и не был принят для подготовки, но он указывал направление стратегической мысли.
Летом 1947 года, после подробного анализа очередных испытаний на атолле Бикини, Объединенный комитет заключил, что атомные бомбы способны "свести на нет все военные усилия любого государства и разрушить его социальные и экономические структуры", и рекомендовал правительству США иметь "наиболее, по возможности, эффективные ударные силы, вооруженные атомной бомбой". В то время, когда проводились эти оценки, американские запасы атомных бомб были еще малы: на 30 июня 1946 года в арсенале находилось 9 атомных бомб; годом позже – 13, а в 1948 году – 56.
Необходимость в конкретном военном планировании возникла в 1948 году. Коммунистический переворот в Чехословакии в феврале и блокада Берлина в июне вызвали резкое ухудшение в отношениях с Советским Союзом. В июле Гарри Трумэн направил в Европу бомбардировщики "Б-29". Они не были еще модернизированы для несения атомных бомб, но тем не менее продемонстрировали готовность Соединенных Штатов защитить Западную Европу и в случае необходимости применить ядерное оружие.
13 сентября 1948 года Трумэн сказал министру обороны Джеймсу Форрестолу, что он "молится, чтобы никогда не пришлось принимать такое решение", но он использует атомное оружие, "если это станет необходимым". Тремя днями позже он одобрил доклад Совета национальной безопасности, в котором делался вывод, что США должны быть готовы "использовать быстро и эффективно все имеющиеся доступные средства, включая атомные вооружения, в интересах национальной безопасности, и должны планировать это соответствующим образом". Таким образом, атомное нападение стало ключевым элементом американской военной стратегии против Советского Союза, что в общем-то не особо скрывалось.
Со своей стороны Иосиф Сталин был вынужден придерживаться совершенно противоположной риторики. Он сделал упор на маниакальной приверженности западных "поджигателей войны" идее разъединения человечества, стоящего перед перспективой еще более сокрушительной общемировой бойни. В итоге он оказался единственным из политических лидеров, фактически осудивших войну с применением атомного оружия. В своем интервью "Правде" 10 марта 1946 года советский вождь, оценивая речь Черчилля, недипломатично заявил:
По сути дела, господин Черчилль стоит теперь на позиции поджигателей войны. И господин Черчилль здесь не одинок, – у него имеются друзья не только в Англии, но и в Соединенных Штатах Америки.
Следует отметить, что господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы как единственно полноценная нация должны господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит господина Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные должны господствовать над остальными нациями мира.
По сути дела, господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке, – в противном случае неизбежна война.
Но нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны ради свободы и независимости своих стран, а не ради того, чтобы заменить господство гитлеров господством черчиллей. Вполне вероятно поэтому, что нации, не говорящие на английском языке и составляющие вместе с тем громадное большинство населения мира, не согласятся пойти в новое рабство.
Через это интервью Сталин прямо призвал всех антифашистов и сочувствующих выступить единым фронтом против новой военной эскалации на стороне СССР. Может быть, в Кремле и не верили в вероятность атомной войны, но в крупных городах строились специальные сооружения-укрытия для правительственных учреждений и населения, явно призванные смягчить последствия атомного удара. Тема атомной войны становилась чем-то повседневно привычным, заставляя верить в возможность благоприятного исхода лишь при осуществлении воли вождя.
Такая идеологическая установка: США как атомный шантажист и СССР как миротворец, сдерживающий агрессию новых гитлеров, – сохранилась и после обретения Советским Союзом своей собственной бомбы. Можно даже утверждать, что она послужила основой для конфигурирования ядерного противостояния второй половины ХХ века, сформировав мировоззренческие представления трех поколений. И не станет большим откровением, если я скажу, что политико-социальная поляризация мира по образцу 1946 года остается актуальной, хотя давно нет на свете ни Гарри Трумэна, ни Уинстона Черчилля, ни Иосифа Сталина, ни всех тех, кто проник в тайны атома, чтобы создать самое страшное и разрушительное оружие в истории планеты Земля.
Послесловие
В 1901 году голландский ботаник Хуго Де Фрис на основе наблюдений за травой ослинником ввел узкоспециальный термин "мутация", означающий внезапные изменения, ведущие к появлению новых биологических видов. Термин так и остался бы принадлежностью ученых, но он запомнился публике, после того как в 1927 году американский генетик Герман Мёллер на мушках дрозофилах показал, что воздействие рентгеновских лучей способно порождать и ускорять мутации. В 1946 году, получая Нобелевскую премию за это открытие, он заявил, что использование атомной энергии, даже в мирных целях, неизбежно приведет к возникновению мутаций среди людей.
Понимание огромной опасности для грядущих поколений, которую таит ядерное оружие, побудило ученого активно включиться в антивоенное движение. В 1955 году Мёллер был в числе одиннадцати деятелей науки, подписавших манифест Рассела – Эйнштейна, в котором вполне конкретно говорилось:
Общественность и даже многие государственные деятели не понимают, что будет поставлено на карту в ядерной войне. <…> Одной водородной бомбы хватило бы для того, чтобы стереть с лица Земли крупнейшие города, такие как Лондон, Нью-Йорк и Москва. Нет сомнения, что в войне с применением водородных бомб большие города будут сметены с лица Земли. Но это еще не самая большая катастрофа, с которой придется столкнуться. <…> Теперь мы знаем, особенно после испытаний на Бикини, что ядерные бомбы могут постепенно приносить смерть и разрушение на более обширные территории, чем предполагалось. Мы авторитетно заявляем, что сейчас может быть изготовлена бомба в 2500 раз более мощная, чем та, которая уничтожила Хиросиму. Такая бомба, если она будет взорвана над землей или под водой, посылает в верхние слои атмосферы радиоактивные частицы. Они постепенно опускаются и достигают поверхности земли в виде смертоносной радиоактивной пыли или дождя. <…> Никто не знает, как далеко могут распространяться такие смертоносные радиоактивные частицы. Но самые большие специалисты единодушно утверждают, что война с применением водородных бомб вполне может уничтожить род человеческий.
Многие видные ученые и авторитеты в области военной стратегии не раз предупреждали об опасности. Ни один из них не скажет о том, что гибельные результаты неизбежны. Они считают, что катастрофа вполне возможна и что никто не может быть уверен в том, что ее можно избежать. <…> Мы установили, что люди, которые знают очень много, выражают наиболее пессимистические взгляды. Поэтому вот вопрос, который мы ставим перед вами, вопрос суровый, ужасный и неизбежный: согласны ли мы уничтожить человеческий род или человечество откажется от войн?
Такое заявление людей науки может показаться парадоксальным. Ведь именно они выпустили злого джина из бутылки познания – им ли учить человечество мудрой сдержанности? Но на самом деле никакого противоречия здесь нет. Ученые не только сумели высвободить внутриатомную энергию, но и раньше остальных разглядели, какие опасности она таит. Причем не только для тех, кто может попасть под атомный удар сегодня, но и для тех, кто придет в этот мир завтра. Наша биологическая основа не справится с мутагенными факторами, которые неизбежно порождают атомные взрывы. И тогда погибнет не только известная нам цивилизация – человечество выродится и исчезнет как вид.
Подлинная наука не терпит рамок и ограничений, навязываемых пуританской моралью, но в конечном итоге не приемлет зла. История атомного проекта и его участников убедительно показала: разум всегда побеждает – хотя бы и путем исправления собственных ошибок.