О чем писали епископы [Имена этих епископов выяснить не удалось, однако можно предположить, что это были викарии еп. Димитрий, еп. Сергий, еп. Серафим, еп. Григорий и еще двое] и ученый мир, нам доподлинно неизвестно, их письма не сохранились. Но письмо от группы священников и мирян дошло до наших дней. Оно было составлено прот. Феодором Андреевым, б. доцентом Московской духовной академии, магистром богословия. Подписавшие письмо сетовали на то, что они, повинуясь распоряжениям гражданской власти, "не надеялись иметь более тесных правовых отношений к неверующей власти и не искали их", будучи уверены, что так должно оставаться и впредь. А те права, которые исходатайствовал митр. Сергий, по их мнению, достигнуты "ценой крови". Он превысил свои полномочия и тем самым нарушил единство Церкви, вызвав своим посланием лишь волнения и смущения. Авторы упрашивали Заместителя отмежеваться от собственного послания и "перерешить все канонически-неправильные деяния, совершенные им и Синодом". Письмо содержало ультиматум: либо митр. Сергий в кратчайший срок изменит церковную политику - либо они прекратят с ним молитвенно-каноническое общение.
Вероятнее всего, в таком же обличающе-резком тоне были составлены и письма от епископов и от представителей академических кругов.
12 декабря четверо посланцев во главе с еп. Димитрием явились в резиденцию митр. Сергия. Он принял их радушно, в течение двух с половиной часов читал их письма, спрашивал и отвечал на вопросы. Один из представителей делегации, имя которого осталось неизвестным, так (в сокращении) воспроизвел их беседу:
"Мы все подошли под благословение. Епископ Димитрий дал прочитать митр. Сергию письмо, подписанное шестью епископами; о. В. дал митр. Сергию прочитать письмо, составленное священниками. Наконец, мною было дано митр. Сергию заявление от верующих академических кругов г. Ленинграда. В промежутке между чтением этих бумаг, епископом Димитрием были даны митр. Сергию разные письма и бумаги (письмо И. Н. Влад. И. и другие). Митр. Сергий читал все это очень внимательно, медленно, но часто отрывался и делал замечания. На наши замечания он делал возражения, и, таким образом, получилась беседа.
- Вот вы протестуете, а многие другие группы меня признают и выражают свое одобрение, - говорил митр. Сергий, - не могу же я считаться со всеми и угодить всем, каждой группе. Вы каждый со своей колокольни судите, а я действую для блага Русской Церкви.
- Мы, Владыко, - возражаем мы, - тоже для блага всей Церкви хотим трудиться. А затем, - мы не одна из многочисленных маленьких групп, а являемся выразителями церковно-общественного мнения Ленинградской епархии из восьми епископов - лучшей части духовенства; я являюсь выразителем сотни моих друзей и знакомых и, надеюсь, тысячи единомышленников научных работников Ленинградской епархии, а С. А. - представитель широких народных кругов.
- Вам мешает принять мое воззвание политическая контрреволюционная идеология, - сказал митр. Сергий, - которую осудил Святейший Патриарх Тихон, - и он достал одну из бумаг, подписанную Святейшим Патриархом Тихоном.
- Нет, Владыко, нам не политические убеждения, а религиозная совесть не позволяет принять то, что Вам Ваша совесть принять позволяет. Мы вместе с Святейшим Патриархом Тихоном (с указанной бумагой) вполне согласны, мы тоже осуждаем контрреволюционные выступления. Мы стоим на точке зрения соловецкого осуждения Вашей декларации. Вам известно послание с Соловков?
- Это воззвание написал один человек (Зеленцов), а другие меня одобряют. Вам известно, что меня принял и одобрил сам митрополит Петр?
- Простите, Владыко, это не совсем так, не сам митрополит, а Вам известно это через епископа Василия.
- Да, а почему Вы знаете?
- Мы знаем это со слов епископа Василия. Митрополит Петр сказал, что "понимает", а не принимает Вас. А сам митрополит Петр ничего Вам не писал.
- Так ведь у нас с ним сообщения нет! - сказал митрополит Сергий.
- Так зачем же Вы, Владыко, говорите, что сам митр. Петр признал Вас?
- Ну, а чего же тут особенного, что мы поминаем власть? - сказал митр. Сергий.
- Раз мы ее признали, мы за нее и молимся. Молились же за царя за Нерона и других?
- А за антихриста можно молиться? - спросили мы.
- Нет, нельзя.
- А вы ручаетесь, что это не антихристова власть?
- Ручаюсь. Антихрист должен быть три с половиной года, а тут уже десять лет прошло.
- А дух-то ведь антихристов, не исповедующий Христа во плоти пришедшего?
- Этот дух всегда был со времени Христа до наших дней. Какой же это антихрист, я его не узнаю!
- Простите, Владыко, Вы его "не узнаете" - так может сказать только старец. А так как есть возможность, что это антихрист, то мы и не молимся. Кроме того, с религиозной точки зрения наши правители - не власть.
- Как так не власть?
- Властью называется иерархия, когда не только мне кто-то подчинен, а я и сам подчиняюсь выше меня стоящему и т.д., и все это восходит к Богу, как источнику всякой власти!
- Ну, это тонкая философия!
- Чистые сердцем это просто чувствуют; если же рассуждать, то нужно рассуждать тонко, т. к. вопрос новый, глубокий, сложный, подлежащий соборному обсуждению, а не такому упрощенному пониманию, какое даете Вы.
- А молитва за ссыльных и в тюрьмах находящихся исключена потому, что из этого делали политическую демонстрацию.
- А когда, Владыко, будет отменена девятая заповедь блаженства, ведь ее тоже можно рассматривать как демонстрацию?
- Она не будет отменена, это часть литургии!
- Так и молитва за ссыльных тоже часть литургии!
- Мое имя должно возноситься для того, чтобы отличить православных от "борисовщины", которые митр. Петра поминают, а меня не признают.
- А известно Вам, Владыко, что Ваше имя теперь в обновленческих церквах произносится?
- Так это только прием!
- Так ведь "борисовщина" - это тоже прием!
- Ну а вот Синод-то чем вам не нравится?
- Мы его не признаем, не верим ему, а Вам пока еще верим. Ведь Вы Заместитель Местоблюстителя, а Синод лично при Вас вроде Вашего секретаря ведь?
- Нет, он орган соуправляющий.
- Без Синода Вы сами ничего не можете сделать?
- (После долгого нежелания отвечать): Ну да, без совещания с ним.
- Мы Вас просим о нашем деле ничего не докладывать Синоду. Мы ему не верим и его не признаем. Мы пришли лично к Вам.
- Чем же вам не нравится митрополит Серафим?
- Будто Вы, Владыко, не знаете?
- Это все клевета и сплетни.
- Мы пришли не спорить с Вами, а заявить от многих пославших нас, что мы не можем, наша религиозная совесть не позволяет нам признать тот курс, который Вы проводите. Остановитесь, ради Христа, остановитесь!
- Это ваша позиция называется исповедничеством. У вас ореол...
- А кем должен быть христианин?
- Есть исповедники, мученики, а есть дипломаты, кормчий, но всякая жертва принимается! Вспомните Киприана Карфагенского. - Вы спасаете Церковь? - Да, я спасаю Церковь!
- Церковь не нуждается в спасении, а Вы сами через нее спасаетесь.
- Ну да, конечно, с религиозной точки зрения бессмысленно сказать: "Я спасаю Церковь", - но я говорю о внешнем положении Церкви. - А митрополит Иосиф?
- Вы его знаете только с одной стороны; нет, он категорически не может быть возвращен".
Как видим, в этой беседе проявились два совершенно противоположных взгляда на взаимоотношения Церкви и государства. Иосифляне считали невозможным не только внешнее, правовое, но и вообще всякое сближение с советской властью, предполагая допустимость и обязательность такой связи только с властью религиозной, корнями восходящей к Богу. Но такой взгляд представлял собой слишком узко-национальное понимание христианства и подменял идеи Вселенской Церкви идеей православно-русского государства, что ни в коей мере не согласовывалось с учением Христовым о Царствии Божием. Несомненно, такое воззрение сформировалось под воздействием ложно понятых писаний С. Нилуса и эсхатологических веяний иоаннитов, проповедовавших близкий конец света и утверждавших, что с уничтожением монархии наступит гибель Православия. Поэтому иосифляне так упорно отождествляли советскую власть с властью антихриста.
Митр. же Сергий, рассматривая церковную жизнь во всем объеме, полагал, что для Церкви полезнее сохранить свое внешнее положение среди богоборческого государства, иначе оно ее задушит. В беседе с иосифлянами он ни на йоту не поколебался в этом своем убеждении, хотя его противники и угрожали ему отходом. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя правильно оценил, что отпадение отдельной части церковного организма будет менее болезненным, нежели раздробление всего организма Русской Церкви вследствие ее нелегального положения в богоборческом государстве.
Не достигнув никаких результатов, ленинградцы удалились. Через день, 14 декабря, митр. Сергий принял одного из делегатов и передал ему письменный ответ на шесть (из восьми) пунктов обращения к нему духовенства и мирян, составленного проф.-прот. Верюжским:
"1. Отказаться от курса церковной политики, который я считаю правильным и обязательным для христианина и отвечающим нуждам Церкви, было бы с моей стороны не только безрассудно, но и преступно.
2. Перемещение епископов - явление временное, обязанное своим происхождением в значительной мере тому обстоятельству, что отношение нашей церковной организации к гражданской власти до сих пор оставалось неясным. Согласен, что перемещение часто - удар, но не по Церкви, а по личным чувствам самого епископа и паствы. Но, принимая во внимание чрезвычайность положения и те усилия многих разорвать церковное тело тем или иным путем, и епископ, и паства должны пожертвовать своими личными чувствами во имя блага общецерковного.
3. Синод стоит на своем месте, как орган управляющий. Таким он был и при Патриархе, хотя тоже состоял из лиц приглашенных.
4. О митрополите Серафиме я не знаю ничего, кроме сплетен и беспредметной молвы. Для опорочения человека нужны факты, а не слухи. Не любят его за то, что он, имея некоторый кругозор, не остался при наших взглядах на наше государственное положение. А епископ Алексий допустил в прошлом ошибку, но имел мужество ее исправить. Притом, он понес та кое же изгнание, как и некоторые из его теперешних недоброжелателей.
5. Устройство епархиального управления и, в частности, положение викарных епископов соответствует положению, выработанному на Соборе 1917 - 1918 гг. Беда только в том, что, вследствие давнего отсутствия в Ленинграде епархиального архиерея и епархиального управления, эта инструкция позабыта, и викарные архиереи привыкли действовать независимо.
6. Устранено не моление за сущих в темницах и пленении (в ектени й оно осталось), а только то место, которым о. о. протодиаконы, в угоду известным настроениям, иногда злоупотребляли, превращая молитвенное возглашение в демонстрацию. Ведь не нужно забывать, что богослужение (литургия верных) у нас совершается не при закрытых дверях, как в древности, а публично, и потому подлежит правилам всяких публичных собраний. Моление же за власть является только естественным следствием нашего гражданского ее признания. Не поминали мы ее (Патриарх, впрочем, и сам поминал, и делараспоряжения о поминовении) только потому , что не решались открыто сказать, что мы ее признаем."
Ответ, как видим, был не в пользу просителей. И понятно, что делегаты возвращались глубоко разочарованными, с твердым намерением порвать молитвенно-каноническое общение с митр. Сергием. Им казалось, что терпеть далее такое насилие над Церковью невозможно. Срочно созвав совещание духовенства и мирян, они во главе с еп. Димитрием принялись искать законные основания для своего отхода. Для этого в первую очередь требовалось подвести действия митр. Сергия под какую-либо ересь. Но так как ничего, относящегося к ереси, им обнаружить не удалось, то они прибегли к субъективной оценке фактов. Обозначив новую политику митр. Сергия как его духовное падение, а следовательно, отпадение от Церкви, они нашли, что это дает им полное основание к отмежеванию на основании 15 правила Двукратного Собора.
Какие действия ленинградская группа признала незаконными, можно узнать из письма еп. Димитрия к духовенству ст. Сиверской:
"Вас смущает прежде всего то, что мы так долго не порывали канонического общения с митр. Сергием, хотя и послание его, и дело митр. Иосифа давно уже были перед нашими глазами. На сие ответствую так:
Последнее представлялось нам первоначально одним из обычных даже для Патриарха подтверждений о невмешательстве Церкви в дела гражданские. И нам пришлось изменить свое отношение к нему лишь тогда, когда обнаружилось, что послание начинает оказывать сильное влияние и на дела чисто церковные и искажать не только канонически , но даже и догматически лицо Церкви. Плоды его выявились не сразу, а самые крупные из них, по крайней мере, до сего времени, отразившиеся и в нашей епархии, следующие:
1. Закрепление временного Синода, который, в сущности, не Синод, т. к. не представительствует совершенного лица Русской Церкви, а простая канцелярия, каковой первоначально представил ее митр. Сергий, закрепление его в качестве соуправляющего органа, без которого уже ни одно решение не исходит от митр. Сергия, что является незаконным и самочинным действием. Искажен самый патриарший образ управления Церковью.
2. Одновременно с таким самоограничением митрополита в своих правах является требование возносить имя его вместе с Местоблюстителем митр. Петром, что еще больше искажает единоличную форму правления Церковью, установленную Собором 1917 - 1918 гг., да и вообще противно духу св. Церкви, никогда не допускавшей на одно епископское место двух соуправителей или хотя бы именования двух имен с одинаковым значением.
3. Также незаконно и объясняемое, по словам митр. Сергия, лишь гражданскими причинами массовое (до 40 случаев) перемещение епархиальных епископов.
4. Такую же цель принизить значение епископа для епархии имеют и учрежденные ныне епархиальные советы, под надзор которых будет попадать каждый вновь назначенный на епархию епископ.
5. Незаконно и требование, обращенное митр. Сергием к русским православным людям, помимо отношения внешней подчиненности к гражданской власти, которую они доблестно являли в течение десяти лет, не нарушая гражданского мира и не восставая против законов страны, не противоречащих христианской совести, - незаконное требование от них и внутреннего признания существующего строя и общности в радости и печали с людьми, совершенно чуждыми и враждебными Церкви.
Таковы первые плоды, возросшие на почве послания; другие подрастают еще, и о них говорить преждевременно, но и явившихся оказалось достаточно для того, чтобы поставить перед совестью вопрос о дальнейшем отношении к митр. Сергию и его делу".
Таким образом, митр. Сергию предъявлялось пять обвинений, которых, по мнению иосифлян, было вполне достаточно для того, чтобы обвинить Заместителя Патриаршего Местоблюстителя в ереси и, не дожидаясь соборного о нем решения, со спокойной совестью отделиться от него.
В приведенных обвинениях явно просматривается ложное понимание иосифлянами деяний митр. Сергия. То, в чем иосифляне обвиняли его, не несет в себе никакой противозаконности и тем более ереси.
Во-первых: учрежденный им Временный Патриарший Синод ни в коей мере не искажал патриарший образ управления. Наоборот, он только утверждал его. Постановления Поместного Собора 1917 - 1918 гг. свидетельствуют, что Патриарх должен управлять не единолично, а совместно с Синодом и Высшим Церковным Советом.
Во-вторых: молитву за своего первоиерарха, каким был на тот момент митр. Сергий, никогда нельзя считать делом греховным. Он, а не митр. Петр фактически управлял Церковью, и естественно, что молиться за него - прямая обязанность паствы, нисколько не нарушающая церковного единоначалия.
В-третьих: перемещение епископов, как это объяснял и сам митр. Сергий, было вызвано требованием времени и не носило в себе противозаконности. Если встать на точку зрения иосифлян, то мы должны будем обвинить в ереси весь Синод царской России, часто переводивший архиереев по требованию обер-прокуроров.
В-четвертых: учреждение епархиальных советов - дело не новое. О них имеется постановление Поместного Собора 1917 - 1918 гг. (см. Собрание определений, вып. 1, гл. IV, отд. V), согласно которому и действовал митр. Сергий.
И в-пятых: благодарность власти (хотя и антирелигиозной) от лица верующих не противна духу Евангельскому (См. Рим. 12:14; 13:7).
Таким образом, обвинения в ереси митр. Сергия не выдерживают критики. Но тем не менее ленинградская группа признала Заместителя Патриаршего Местоблюстителя допустившим еретические поступки и решила отделиться от него. Причем, ленинградцы решили отойти не только от самого митр. Сергия, но и ото всех единомышленных ему епископов - как соучастников его "беззаконий". Это было обвинение в ереси уже не одного иерарха, но целого сонма российских епископов.
Более того, совещание пришло к еще более непростительным выводам: поскольку митр. Сергий и его единомышленники впали в ересь, - решили собравшиеся, - то, следовательно, они лишились Божественной благодати. (Вопрос же о благодатности низшего духовенства, по причине многих смущений, был оставлен для решения на будущее.)
Итак, придя к общему мнению, ленинградцы приступили к делу. Два викария: еп. Димитрий и еп. Сергий - и несколько видных протоиереев стали подготавливать акт отхода. Подгоняемые слухами о том, что они могут быть подвергнуты запрещению в священнослужении за самочиние, они торопились официально порвать с Заместителем, опередив Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и сделав его запрещение как бы недействительным.
Но прежде, чем проследить дальнейшее развитие событий, нам нужно решить один вопрос: сами ли ленинградские епископы пришли к мысли об отмежевании или, может быть, кто-то привел их к этому решению? Факты свидетельствуют, что их решение было не самостоятельным.
Еще прежде отдельные иерархи, внушая другим мысли об отходе от митр. Сергия, указывали, кому и когда можно предпринять такой шаг. Мы располагаем письмом одного из таких епископов, который, хорошо понимая пагубность раскола, все же взял на себя смелость дать своим духовным чадам следующий совет: