Майор Бокельберг, помощник начальника нашего оперативного управления, пользовавшийся особым доверием генерала Людендорфа по своей службе в Главном генеральном штабе, защищал – правда, частным образом – план наступления через реку Бобр в обход Оссовца. С майором Бокельбергом у меня произошел спор. Я считал такое наступление в корне неправильным и обреченным на неудачу, так как в болотистых низинах реки Бобр мы не в состоянии были бы поддержать действия пехоты всей силой нашей артиллерии. Майор Бокельберг возражал, что захват Ковно потребует слишком много времени. Насчет этого последующие сообщения показали, что я был прав: почти против желания, во всяком случае без подкреплений, мы взяли Ковно в десять дней. Если бы мой план наступления на Ковно был принят целиком, то срок этот был бы, может быть, еще короче. В возникшем споре Людендорф был на моей стороне.
Вести наступление западнее Ломжи нами всеми было признано нецелесообразным. Правда, таким образом тоже можно было бы заставить русских уйти из Варшавы, но это не привело бы к решительному поражению их. Если бы мы продолжали наступление на запад, русские успели бы выпрямить излучину своего фронта, и нам пришлось бы, совершенно как генералу Макензену на юге, обратиться к чисто фронтальному натиску.
Подготовка к операции на ковенском направлении уже была начата, диспозиция войскам нашего фронта уже была готова, как вдруг фельдмаршал Гинденбург и генерал Людендорф вызваны были на 1 июля в Познань для доклада кайзеру.
Мы с генералом Людендорфом не сомневались в согласии кайзера с планом ведения операции через линию Ковно – Вильна.
Людендорф условился со мной, что после доклада кайзеру он мне позвонит, и я приступлю тогда к рассылке готовой диспозиции.
Долго я ждал звонка, но когда генерал Людендорф наконец позвонил, то я узнал, что следует задержать рассылку диспозиции, так как план уже изменен. Оказалось, что кайзер принял предложение генерала Фалькенгайна; оно гласило, что генерал Гальвиц должен прорвать русский фронт, расположенный против него, и продолжать наступление против реки Нарев.
Мне показалось тогда, что таким образом была упущена последняя возможность нанести русским полное поражение. Как ни хорошо развивалась бы операция генерала Гальвица, единственным ее результатом было бы оставление русскими Варшавы и отход их выгнутого центра из Польши.
13-го числа армия Гальвица изготовилась к атаке русских позиций по обе стороны Прасныша.
Благодаря превосходным мероприятиям штаба 12-й армии атака удалась блестяще, русские позиции были прорваны, и 17-го числа армия достигла Нарева. Тут, конечно, последовало некоторое замедление. Пултуск и Рожаны взяты были 23 июля, 4 августа взята была Остроленка и перейден был Нарев на широком фронте. Затем правое крыло обратилось против Ново-Георгиевска и Згержа.
8-я армия также перешла в наступление своим правым крылом и достигла после горячего боя Нарева, где она натолкнулась на упорное сопротивление русских, которые должны были выиграть время для отхода от Варшавы. Произошло то, что мы предвидели: лишь только русское командование убедилось в невозможности парировать удар 12-й армии, как оно немедленно приступило к очищению Польши.
Русские войска, расположенные на фронте 9-й армии и против отряда генерала Войрша, были уже ослаблены переброской подкреплений на юг. Обе эти армии здесь также одновременно перешли в наступление. Под Ильжанкой и Радомом отряд генерала Войрша натолкнулся на сильнейший русский арьергард, который ему удалось оттеснить за Вислу, севернее реки Пилицы. На фронте 9-й армии, так же как и на левом фланге, других серьезных боев не было.
Между тем войска, подчиненные командующему Восточным фронтом, в половине июля опять перешли в наступление и победоносно продвигались вперед.
10-я армия также продвинулась в ковенском направлении и оттеснила русских за Лесну.
В это время генерал Людендорф вновь обратился в Ставку, указывая, что наступление генерала Гальвица привело только к результату, предсказанному штабом Восточного фронта, и что, как и до сих пор, продолжение этого наступления серьезного успеха принести не может. Людендорф вновь предложил сосредоточить в районе 10-й армии все, что можно было выделить из войск 8-й и 12-й армий и из отряда генерала Войрша, взять сосредоточенными силами Ковно и ударить на Вильну.
Безусловно, такая операция имела бы и теперь еще очень большое значение, хотя я этим не хочу сказать, что таким путем нам удалось бы нанести русским войскам решительное поражение, то есть такое, которое заставило бы царя серьезно подумать о заключении мира.
Предложение генерала Людендорфа вновь было отклонено; Верховное командование приказало продолжать наступление в прежнем направлении, но командующий Восточным фронтом остался при том мнении, что следует взять Ковно и продвигаться возможно дальше левым крылом подчиненных ему войск. 8-я и 12-я армии были по приказу Верховного командования усилены двумя дивизиями, взятыми с запада; командующий Восточным фронтом выделил также две дивизии из 9-й армии.
Во время отступления русское командование, очевидно, руководствовалось примером 1812 года: русские разрушали не только пути сообщения, но и предавали огню города и деревни и угоняли за собой людей и скот. Хотя это и непонятно, тем не менее надо думать, что этим они хотели, очевидно, доставить нам побольше затруднений, – иначе эти мероприятия были бы бесцельной жестокостью против собственного народа. Удивительно, что сравнения с 1812 годом часто попадаются и теперь еще в германской литературе. При этом упускается из виду, что при нынешних путях сообщения не существует тех трудностей, с которыми приходилось бороться Наполеону. Если бы в его распоряжении были железные дороги, телефоны, автомобили, телеграф и аэропланы, то он и до сих пор еще был бы в Москве.
Все эти русские разрушения были нам отчасти на руку, если не считать жилищных неудобств. Возьмем для примера сожжение Брест-Литовска, в котором нашему штабу позже пришлось прожить почти два года. Несмотря на сожжение, мы смогли там устроиться, причем нам не пришлось заботиться о пропитании угнанных оттуда восьмидесяти тысяч жителей. Также и в отношении шпионажа и других опасностей для нас было удобно то, что русские очистили город.
Получив вышеупомянутые подкрепления, 12-я армия вновь перешла в наступление. Генерал Макензен вел дальнейшее наступление с юга, Верховное командование делало попытку отрезать местами отходящие части русских войск, но это не удавалось, как это заранее и предвидел командующий Восточным фронтом.
В конце июля были взяты Холм и Люблин. Отряды генерала Войрша и генерала Кевеша взяли штурмом ивангородский тет-де-пон, а в конце июля генерал Войрш перешел на глазах у русских Вислу севернее Ивангорода. Этот переход был геройским делом, не имевшим, однако, больших последствий. Напротив, перешедшие части были сильно атакованы русскими и временно попали в затруднительное положение.
На фронте 9-й армии русские очистили в начале августа Варшаву; 5 августа 9-я армия вступила в город. В тот же день отряд генерала Войрша и 9-я армия выделены были из состава нашего фронта под начальство принца Леопольда Баварского в качестве самостоятельной группы войск с непосредственным подчинением Ставке. Какие тактические выгоды получались от этого, я не мог понять ни тогда, ни теперь. Напротив, когда в 1916 году начались на Восточном фронте затруднения, то командованию нашего фронта были подчинены не только войска этой группы, но и австрийские армии до самых Карпат. Поэтому в таком мероприятии Ставки я могу усмотреть лишь проявление дурных отношений между Ставкой и командующим Восточным фронтом.
После взятия Варшавы группа принца Леопольда Баварского перешла Вислу между Ивангородом и Варшавой и продолжала преследование по направлению к Бугу, севернее Брест-Литовска, в то время как генерал Макензен двинулся на Брест-Литовск.
12-я армия, перейдя Нарев, следовала сначала в южном направлении, надеясь успеть еще отрезать часть русских у Варшавы. Когда надежда эта не оправдалась, 12-я армия также повернула на восток, в то время как 8-я армия после взятия Остроленки двинулась на Ломжу.
Обложение и взятие Ново-Георгиевска возложено было на генерала Безелера, победителя при Антверпене, с талантливым генералом Зауберцвейгом в качестве начальника штаба. Благодаря замечательному руководству и энергичному выполнению крепость пала уже 19 августа.
Русское командование сильно преувеличивало, должно быть, ценность таких устарелых крепостей, как Ново-Георгиевск, если оно решило оборонять ее и оставить в ней гарнизон в восемьдесят тысяч человек. Горькие уроки, полученные русскими в Ново-Георгиевске и Ковно, привели, очевидно, к тому, что русскими не было сделано даже попытки защищать более сильный Брест-Литовск.
Несмотря на ряд затруднений, в начале августа командующий Восточным фронтом приступил к штурму Ковно. Тут в нашем распоряжении из тяжелой артиллерии было всего две 42-сантиметровые батареи, так как вся остальная наша тяжелая артиллерия была под Ново-Георгиевском. Снаряжения нам Ставка не прислала; все немногое, что у нас имелось, было результатом крайней бережливости генерала Людендорфа. Войска для штурма крепости также пришлось выкроить за счет ослабления других участков фронта. Однако уверенность войск в превосходстве над русскими была столь велика, что командование армии, в лице Эйхгорна с его начальником штаба полковником Хеллем и командиром штурмовой колонны генералом Лицманом, охотно шло на такой риск.
6 августа пехота заняла исходное положение, а 8-го числа артиллерия открыла огонь. Несмотря на сопротивление русских, генерал Лицман достиг 15-го числа линии фортов. 16-го числа одной роте удалось неожиданно прорваться на берегу Немана за эту линию; развернувшиеся здесь бои привели к тому, что 17-го генерал Лицман перешел Неман, занял город и восточные форты.
После падения западных фортов русские уже не сопротивлялись и спешно отошли к Вильне. Неманские мосты были ими, конечно, взорваны; особенно приходилось жалеть о взрыве железнодорожного моста. Напротив, железнодорожный тоннель почти не был поврежден, так что с помощью захваченных материалов мы смогли быстро наладить подвесную передачу по направлению к Вильне, что было очень важно для успешного продолжения операции.
После взятия Ковно генерал Эйхгорн двинул войска, составлявшие его левое крыло, за Неман и по железной дороге по направлению к Вильне. Отмечу здесь одну характерную черту императорской России: между Вильной, главным городом генерал-губернаторства, и крупным городом Ковно, игравшим заметную роль и как крепость, и как промышленный центр, не было ни шоссе, ни других благоустроенных дорог.
Правое крыло своей армии, под командой генерала Гутира, генерал Эйхгорн направил на Олиту, более слабые силы – на Гродно через Августовский лес, соприкасаясь здесь с левым крылом 8-й армии.
Генерал Гутир вступил в бой с храбро защищавшимся русским арьергардом и отбросил его за Неман, взял 26 августа Олиту, перешел в конце августа Неман и двинулся дальше по направлению к Гродно – Вильна. Здесь сопротивление русских усилилось. Тем не менее генерал Гутир продолжал наступление южнее, и русские очистили Гродно. 1 сентября войска левого крыла его армии взяли юго-западные форты, и после ожесточенных уличных боев он 2 сентября взял город.
К востоку от Гродно, около Озер, мы вновь имели с русскими жаркое дело. В это время 12-я армия, действовавшая справа от 8-й армии, достигла Свислочи, а группа принца Леопольда Баварского прошла через Беловежскую пущу.
На крайнем левом крыле, в Неманской армии, положение сложилось такое: генералу фон Белову удалось удержать занятую в июне линию Дубиссы, южнее Шавлей, Венты и Виндавы до высот Газенпота. В начале июля прибыли вышеупомянутые подкрепления, посланные командующим Восточным фронтом. С их прибытием генерал фон Белов получил приказ вновь перейти в наступление с целью охватить и разбить державшегося у Шавлей противника.
Генерал Белов собрал против Шавлей 1-й резервный корпус, образовал из его левого крыла сильную ударную группу, в то время как остальной фронт был слабо защищен, и выступил в середине июля. Сильное левое крыло должно было пройти Митаву и окружить противника с севера, в то время как 1-й резервный корпус должен был напасть с юга. Эта операция опять застигла русских врасплох. Хотя они оборонялись энергично и под Ошмянами даже заставили 6-ю резервную дивизию к отступлению на запад, но нажим с юга вынудил русских прекратить наступление на 6-ю резервную дивизию и в свою очередь отступить.
17-го числа войска левого крыла разбили русских при Ауце, и в упорных многодневных боях под Шавлями вся русская 5-я армия была отброшена в направлении Поневежа. Последний был взят 29 июля, Митава – 1 августа. Даже войска слабого правого крыла перешли Дубиссу и выдвинули отряд против Ковно.
К югу от Риги русские удержались в сильном предмостном укреплении. Зато нам удалось отбросить их на северный берег Двины между Икскюлем и Фридрихштадтом. Этим, в общем, была исчерпана наступательная энергия Неманской армии. Для дальнейших действий фронт ее был сильно растянут, снабжение затруднялось дурными дорогами. К тому же все резервы нашего фронта поглощены были 12-й армией Гальвица. Во всяком случае, успешное наступление Неманской армии, несмотря на слабые ее силы, показывает, что если бы было предпринято наступление всеми силами на направлении Ковно – Вильна, то русские не смогли бы его отразить.
Лишь в середине августа командующему Восточным фронтом разрешено было возобновить наступление на Вильну, но время для нанесения здесь русским тяжелого поражения было уже упущено, и рассчитывать можно было лишь на успехи местного характера. Верховное командование предоставило нам для этой операции несколько дивизий, выделенных из войск, освободившихся под Ново-Георгиевском, и из 8-й и 12-й армий. Главная же масса освободившихся резервов была направлена во Францию и Сербию.
Между тем на фронте 10-й армии на полпути к Ковно – Вильне вновь разгорелись тяжелые бои, так как русские направили на север часть сил, выведенных из Польши. Хотя против левого крыла 10-й армии, по направлению к северу, противнику и удалось сомкнуть свой фронт, все же прорыв здесь был возможен. При продвижении нашего левого крыла в направлении Вильна – Минск главной целью было отрезать железнодорожные пути, ведущие к тылу и флангам, а также и железнодорожные пути, ведущие через Двинск к Молодечно. Поэтому Неманской армии приказано было с началом повторного наступления 10-й армии продолжать главными своими силами наступление на Двинск, а на железнодорожную линию перед Полоцком, в особенности к узловой станции Молодечно, была брошена сильная кавалерия 10-й армии.
Переброска подкреплений продолжалась бесконечно долго, железнодорожная линия Вержболово – Ковно отличалась слабой грузоспособностью – ее, собственно, следовало предварительно привести в порядок, – дороги были плохи, конный состав переутомлен и изношен. Только 9 сентября можно было выступить.
Генерал Эйхгорн и его начальник штаба полковник Хелль были полны надежд, и генерал Людендорф проникся их оптимизмом. Прорыв удался блестяще, кавалерия достигла железнодорожной линии, 1-я кавалерийская дивизия дошла даже до Сморгони, и русские вынуждены были оставить Вильну. Однако здесь наше продвижение остановилось – оно начато было слишком поздно. Отход русских из Польши к этому времени принял такие размеры, что теперь они могли начать переброску целых дивизий сюда с южных участков фронта.
У Сморгони 1-я кавалерийская дивизия имела блестящее дело. Атакованная превосходными силами русских, она пыталась удержаться до подхода пехоты, но из-за плохих дорог пехота подоспела слишком поздно, и дивизия вынуждена была оставить Сморгонь. Также в районе Двинска русское командование подвезло по железной дороге много подкреплений, и Неманской армии не удалось взять Двинск. На всем фронте 10-й армии и правом крыле Неманской армии русские перешли в наступление, но их атаки повсюду были отбиты, и в некоторых местах дело закончилось для нас даже выигрышем пространства.
Генерал Людендорф решил прекратить операцию ввиду невозможности достичь новых успехов. Наступление было прекращено, левый фланг 10-й армии был отведен назад, и фронт сомкнулся с группой принца Леопольда Баварского, достигшей к этому времени линии севернее Минска – Барановичей. Войска устроились, на зимние квартиры на фронте Березина – Крево – озеро Нарочь – озеро Дрисвяты – Ново-Александровск – Двина. У Нарочи и особенно под Двинском бои длились еще некоторое время: 1-й резервный корпус все еще пытался захватить тет-де-пон под Двинском, но вскоре затишье наступило на всем фронте.
Австрийское командование вполне правильно усматривало опасность в том, что русский фронт находился всего в двух переходах к востоку и северо-востоку от Львова.
Генерал Гецендорф задумал поэтому наступление на Волынь из района Гомеля в надежде на прорыв неприятельской линии на участке, образующем стык между южной и юго-восточной частями русского фронта; удача дала бы возможность произвести нажим, прорвать северное крыло юго-восточного фронта и очистить всю Галицию от русских.
Наше командование согласилось с планом генерала Гецендорфа и поэтому после падения Брест-Литовска выделило для этой операции из группы армий генерала Макензена 4-ю и 1-ю австрийские армии. К сожалению, это начинание генерала Гецендорфа постигла обычная судьба, тяготевшая над большей частью его замыслов: идея была хороша, а аппарат неудовлетворителен. Австрийское наступление было отражено русским контрнаступлением.
С наступлением затишья кампания 1915 года для Восточного фронта закончилась. Рухнул план Антанты добиться окончания войны одновременным наступлением русских войск на Карпаты и Пруссию. Русские потерпели поражение по всему фронту и понесли такие потери, от которых им не суждено уже было оправиться. Однако нанести им такое поражение, после которого они вынуждены были бы заключить мир, не удалось. И все же я должен здесь опять подчеркнуть, что нанести такое поражение было возможно. Если бы наше Верховное командование в июне 1915 года решилось бросить на восток все свободные силы, чтобы захватить Ковно и нанести в направлении Вильна – Минск мощный удар в тыл русским армиям (находившимся еще в Польше, западнее Варшавы), то поражение русских было бы решающим для исхода войны. Прорыв не встретил бы затруднений. Германский отряд со слабыми силами и без поддержки со стороны Верховного командования взял Ковно и разбил фронт русских армий.
В составе русского Верховного командования произошли перемены: уступая требованиям своей супруги, царь сместил великого князя Николая Николаевича и сам принял звание Верховного главнокомандующего.
Правильность этой меры представляется сомнительной. Правда, великий князь принес в жертву огромное количество людей, но все же он был настоящим военным, умевшим поддерживать строгую дисциплину. В войсках его уважали. Высший командный состав, особенно в тылу, боялся его вследствие выработанных им строгих мероприятий, направленных на поддержание дисциплины и развитие чувства долга. Ему, может быть, удалось бы найти средства против проникновения большевистской пропаганды в войска.