Счастье это было такого накала, что его острые осколки успели окорябать - к счастью, неглубоко - и мою нежную кожу. Когда я просыпался под звучавшие из радио стихи о том, что "каждый день и каждый час Сталин думает о нас", я был безмерно счастлив. Я был счастлив: моя судьба сложилась так, что я родился в самой великой и самой справедливой стране на свете, а ведь мог бы родиться и жить в какой-нибудь кошмарной Америке, сплошь покрытой хижинами дяди Тома.
Для поколения моих родителей пик счастья пришелся на середину-конец 30-х годов. Мама много лет спустя рассказывала мне про это самое счастье. Еще бы не счастье, говорила она, кинофильм "Волга-Волга", Чкалов, Лебедев-Кумач, "Дети капитана Гранта", мороженое, фонтан "Дружба народов", сама дружба народов. Они молоды и влюблены. Они живут в тесноте, но не в обиде. Они танцуют фокстрот и танго "Брызги шампанского". Они ходят в Художественный театр. Они гуляют по новым гранитным набережным Москвы-реки. А главное, разумеется, это то, что "мы все всё еще живы и всё еще на свободе". Моей семье действительно несказанно повезло: никто не сел и все вернулись с войны.
Известный филолог и писатель Александр Жолковский в одной из своих мемуарных "виньеток" рассказывает о том, как в 60-е годы он изучал язык сомали. Языком он занимался с сомалийскими студентами, больше тогда было не с кем. Одного из них звали Махмут Дункаль. "Наши занятия начались с того, - пишет Жолковский, - что он объяснил мне, что его имя, Дункаль, значит "ядовитое дерево", а также "герой". Я сказал, что не вижу этимологической связи. "Ну как же, - пояснил Дункаль, - "убивает много".
Впрочем, это про язык сомали, который, разумеется, к нам никакого отношения не имеет. А к нам имеет отношение тот непреложный факт, что Сталина любят до сих пор. Любят упорно и страстно. Любят сладостно и угрюмо. Яростно и нежно. Любят не сердцем или, не дай бог, мозгами, а чем- то куда более надежным - переломанным хребтом, отбитой селезенкой и поротой задницей. Такая любовь крепче.
Нашим нынешним, которые ценят в Сталине "успешного менеджера", вовсе незачем ни ребра крушить, ни почки отбивать. Ну разве что дать время от времени подразмяться затекшему ОМОНу. А так - зачем? Все и без того пуганые-перепуганые. Подсадить публику на иглу византийско-сырьевого величия, закодировать ее смертельным страхом "оранжевой чумы" - и публика твоя.
Публика твоя: успешный менеджер Дункаль еще давно проделал за них всю грязную и великую работу, с помощью лубянско-мичуринско-лысенковских селекционеров выведя превосходную породу единогласно голосующих верноподданных. Они недорого обходятся и очень практичны в эксплуатации, они прекрасно размножаются в неволе, их всегда много, они всегда под рукой, и они никогда не подведут.
Теперь говорить "за" Сталина или "против" него уже поздно. Этот спор имел какой-то смысл в 60-е годы, когда многие факты отечественной истории лишь приоткрывались для обозрения и осознания. Теперь, когда все всё знают, этот разговор не имеет ровно никакого смысла. Для одних Сталин навсегда будет "рябым чертом", вылезшим на белый свет прямо из преисподней. Для других он останется уж если не "величайшим гением всех времен и народов", то как минимум "успешным менеджером", построившим в отдельно взятой одной шестой хорошо охраняемый ГУЛАГ, идейно обеспеченный радостными кинокомедиями и лучезарными речовками, выполненными советскими поэтами и положенными на счастливую - без дураков - музыку не менее советских композиторов. И этих, вторых, не исправит ничего - ни могила, ни мобила, ни Интернет, ни загранпаспорт, ни "Архипелаг ГУЛАГ", ни "Колымские рассказы" - ничего. Потому что Сталин - герой. В самом буквальном, сомалийском смысле этого слова.
Да и вообще давно уже речь идет ни о никаком не о Сталине, а всего лишь о "Сталине" - стилизованном герое телесериалов и товарной марке. Или о пыльном портрете дядьки с ржавыми усами, который время от времени в соответствии с той или иной политконъюнктурой разное начальство вынимает из загашника, чтобы подбодрить одних и шугануть других.
А человеческая тварь по имени Сталин закончила свои земные дни ровно 55 лет тому назад. Его скромная могила находится в самом центре великой столицы великой страны. Желающий легко ее найдет - далеко ходить не надо.
[Телевидение]
Ах, как вкусно!
Мой друг-литератор прислал мне по почте цитатку, выловленную им из газеты, сопроводив ее коротким и выразительным анонсом: "Не слабо!"
Я ознакомился - и вправду не слабо. И даже сильно, я бы сказал. Я поблагодарил друга за доставленную эстетическую радость. Потом мы с ним принялись обсуждать стилистические особенности текста. Сойдясь на том, что текст безусловно энергичен, богат яркими выразительными средствами и, что главное, на редкость убедителен, мы все-таки слегка поспорили о том, к какому из стилей славного прошлого отсылает нас индивидуальная авторская манера, в какой выполнен этот памятник отечественной словесности. Он настаивал на зрелом барокко, я - на маньеризме.
Автор текста, откуда взята цитата, - Владимир Кулистиков, генеральный, между прочим, директор НТВ, один из флагманов отечественного агитпропа новейшей формации, большой человек. И писатель, как вдруг выяснилось, изрядный.
Когда-то, в поздние 70-е годы, годы тотального дефицита и колбасных поездов, около Ярославского вокзала стоял экскурсионный автобус. Из его недр с помощью мощного и хриплого репродуктора на всю площадь гремел голос зазывалы, приглашающего "нас с друзьями на прогулку". Бегло перечислив титульные достопримечательности столицы вроде Кремля и ВДНХ, зазывала говорил: "Приглашаем также посетить универмаг "Москва". В этом универмаге в каждом отделе что-нибудь есть".
Так и тут. Почти в каждой фразе кулистиковского маленького шедевра "что-нибудь есть". Ну, вот хотя бы: "Сезон для ведущих телеканалов триумфален. Именно через них политический выбор элиты был воспринят и поддержан подавляющим большинством и стал выбором народа. Такая роль не случайна". Надо же! А мы думали, что случайна роль телевизора - единственного для большинства российского населения средства подключения к большому миру.
Дальше, без перерыва: "Наше телевидение, в отличие от скупых европейцев и рецессивных американцев, по-прежнему щедро к зрителю, который (см. статистику) остается с нами, что бы ни каркали сорные птицы Интернета". Тут, как говорится, без комментариев. Запомним все же про сорных птиц Интернета - это, говоря словами другого способного русского литератора, войдет в поговорку. Я, во всяком случае, беру на вооружение. Спасибо, брат Кулистиков.
Поехали дальше: "Окрестные племена гастарбайтеров выучат русский только за то, что им разговаривает Галкин. Телеартист посильнее Ильича. Тот с последышами разъял империю - Галкин у телеэкранов воссоединил ее".
Ну что тут скажешь - каждое слово высечено золотом на мраморе. Племена гастарбайтеров, а? То-то же. Молчим, завидуем и нервно курим в углу.
Не может не вызвать восторг и сильное утверждение, что нашлись телеартисты и посильнее Ильича, который, как известно, уж таким был телеартистом, что, казалось бы, никто не переплюнет. Ан нет, нашелся-таки всенародный попугай Галкин, культурный герой новейшего времени, который настолько погружен в нелегкий процесс обрусения окрестных племен и в святое дело воссоединения империи, что не может отлучиться с телеэкрана буквально ни на минутку.
И еще там полно всего сугубо высокохудожественного и идеологически выдержанного. Хороший текст, что там говорить.
Когда писателя огорошивают вопросом: "Скажите, зачем вы написали вот это?" - он обычно обижается, и правильно делает. "Как это зачем? - обиженно бубнит он. - Написал, потому что не мог не написать". А что он еще ответит? Что долги за машину надо отдавать? В общем, нельзя задавать писателю таких вопросов. Но что делать, если такой вопрос возникает. У кого-то может возникнуть, например, грубый и бестактный вопрос, все ли у автора в порядке с мозгами.
Я уверен, что у данного конкретного автора с мозгами все в порядке: он прекрасно знает, что он делает и для чего. Вопрос о культурной или социальной вменяемости отпадает. В моем детстве в таких случаях говорили: "Дурак-дурак, а мыла не ест".
Люди, которых метафорично, грубо и не всегда справедливо называют "блядьми", делятся на простодушных и рефлексирующих, нуждающихся в интеллектуальном оправдании собственного блядства.
Надеюсь, читатель не заподозрит, что предыдущее рассуждение имеет какое-то отношение к обсуждаемому автору. Никакого отношения не имеет - так просто, попутное рассуждение. И не знаю, имеет ли отношение к обсуждаемой проблеме и вертящаяся в моей голове цитата из другого автора, не столь, конечно, яркого, но все же неплохого. Чехов Антон Павлович, рассказ "Крыжовник":
Николай Иваныч засмеялся и минуту глядел на крыжовник, молча, со слезами, - он не мог говорить от волнения, потом положил в рот одну ягоду, поглядел на меня с торжеством ребенка, который наконец получил свою любимую игрушку, и сказал:
- Как вкусно!
И он с жадностью ел и все повторял:
- Ах, как вкусно! Ты попробуй!
Было жестко и кисло, но, как сказал Пушкин, "тьмы истин нам дороже нас возвышающий обман". Я видел счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась так очевидно, который достиг цели в жизни, получил то, что хотел, который был доволен своею судьбой, самим собой.
И, уж извините, еще одна цитата, оттуда же:
Перемена жизни к лучшему, развивает в русском человеке самомнение, самое наглое. Николай Иваныч, который когда-то в казенной палате боялся даже для себя лично иметь собственные взгляды, теперь говорил одни только истины, и таким тоном, точно министр: "Образование необходимо, но для народа оно преждевременно", "Телесные наказания вообще вредны, но в некоторых случаях они полезны и незаменимы".
Впрочем, и это вряд ли имеет к чему-то отношение. Это все было давно, в XIX веке, когда были всякие интеллигентские искания, рефлексы, муки совести и прочая хрень.
Я знаю, что слово "совесть" - из позапрошлого века. Оттуда же, по-видимому, "вкус" - хоть речевой, хоть поведенческий. Знаю, не маленький. Знаю, что все эти глупости, годные только для маленьких детей или на худой конец для отставных библиотекарш, полное ничто по сравнению с такими смыслоемкими словами, как, например, "формат" или, пуще того, "рейтинг".
Хорошо, забудем про совесть, вкус и прочую фигню. Повернем проблему другой стороной. А вот вдруг что-то изменится, что будет? А, ребята? Вы же все-таки стратеги как- никак, планировщики своего и - что куда хуже - чужого будущего. Вот что, интересно, будет?
Да ладно, не отвечайте, ответ я знаю и сам. Ничего не будет.
Вы надежно защищены, поскольку у вас давно на том месте, где у некоторых людей все-таки иногда бывает совесть, вырос во-от такой рейтинг. Вы как ни в чем не бывало встряхнетесь, смените один пиджак на другой и опять чего-нибудь такое возглавите. И скажете, что так и было. Мы же, скажете вы, все-таки профессионалы, а не какие-нибудь сорные птицы. Нам и карты в руки.
Все с вами в порядке, ребята, я знаю. Только все-таки в своем самозабвении вспоминайте хоть изредка о том, что хотя идиотов в стране и мире очень много, но не все все-таки, не все.
И вовсе не все, кто, вопреки вашим бессонным трудам, решительно не желает быть идиотом, такие уж прямо сорные птицы. И не тешьте свои форматы тем, что мир делится лишь на успешных правильных пацанов и отстойных лузеров. Мир сложнее, ребята.
[Терпимость]
Нет, ты нарочно!
Тема непростая, что и говорить. Кто на что может обидеться, не всегда понятно. В том смысле, что кто очень захочет обидеться, он причину найдет.
Я вот недавно ехал в метро и очень спешил. Спеша, я невзначай толкнул какого-то мужчину. Толкнув его, я тотчас же извинился. Но одновременно с моими извинениями последовал ощутимый удар кулаком по моей спине. "Вы чего это?" - ошарашенно спросил я. "А ты чего толкаешься?" - "Так я же извинился!" - "А мне-то что, что ты извинился!" - "Так я же не нарочно!" - "Нет, ты нарочно!" Исчерпав запас аргументов, я пошел себе восвояси.
Я так думаю, что обижаться резонно лишь на то и на тех, кто обижает тебя сознательно. На неловкость или бестактность обижаться неправильно - это непрактично и глупо. И вообще - чем уверенней человек в своей правоте, тем в меньшей степени он подвержен обидчивости. О различии культур и традиций тоже нельзя забывать. Вот, допустим, слово в каком-нибудь языке означает что-то вроде святости или добродетели, но звучит оно так, что на другом языке означает что-нибудь очень неприличное и оскорбляющее чье-нибудь национальное чувство. Что тут делать? Изображать Пророка, тем более в шутейном контексте, есть тяжкий грех в исламской традиции. А в христианской - нет. По крайней мере с некоторых пор. А есть еще и атеистические традиции, и они тоже завоевали себе право на существование.
Ну, нарисовал какой-то варяжский шутник пару-тройку картинок (не очень, кстати, искрометных) да опубликовал все это дело в какой-то там местной газете. И что? И кто бы это заметил, если бы не крики обиженных.
И пошло-поехало. Обиженные грозят и бряцают, требуя извинений и санкций. Требуя приструнить и наказать. Обиженные на обиженных назло им перепечатывают в своих газетах эти картинки, отстаивая таким образом свои права на свободу. Тоже вроде бы глуповато. Но такая реакция мне лично понятнее и ближе. Мне понятно, что люди, чьи профессия и образ жизни связаны с говорением, писанием, рисованием, пением, фильмосниманием и вообще с высказыванием, склонны к вполне объяснимой нервозности, когда речь заходит о границах творческой свободы. Я не то чтобы оправдываю. Я понимаю. Понимаю, потому что я один из тех, для кого понятие свободы не менее свято, чем для кого-то другого - что-нибудь другое.
Но говорят: область религиозных чувств - вещь особая. Тут не до шуток. Почему особая? Почему не до шуток? "В доме повешенного о веревке" - это мне понятно. А тут чего? Болезненная, в смысле, тема? А почему она болезненная? То есть я понимаю, что тема эта может быть весьма болезненной для тех, кто не очень-то верит. А если очень, то тогда почему?
Я человек нерелигиозный. Но мне кажется, что если бы я им был, то рассуждал бы примерно так. Вот человек сказал, нарисовал, напел что-то такое, что по тем или иным причинам оскорбляет мои религиозные чувства. Да, он святотатствует и богохульствует. Но ведь он же дитя неразумное, несчастный язычник, не знающий и не понимающий того, что знаю и понимаю я. У меня есть вера, и я счастлив. У него веры нет, и он убог и обделен. И я бы помолился за него и за его заблудшую душу, ибо не ведает, что творит. А уж если он и достоин наказания, то я, как верующий человек, знаю твердо: наказать его есть кому и без меня.
[Толпа]
Парад невидимок
О "Наших" как об арифметической сумме физических лиц сказать особенно нечего. Такие особи, принципиально и демонстративно лишенные персональных признаков, каких бы то ни было зачатков рефлексии, не мыслящие своего социального существования вне коллективного тела, были всегда, сколько я себя помню. В разные времена они по-разному назывались, но были пригодны для какого-нибудь государственно важного дела только в очень товарных количествах. Друг от друга они могут отличаться лишь как яйца за девяносто копеек от яиц по рупь тридцать. Дело вообще не в них и не в каких-то там особенных мотивах их такого или сякого социального поведения, ибо никаких мотивов. Я даже легко допускаю их материальное бескорыстие. Ну, не чтобы совсем, но радуются они любому пустяку - кепочке, футболочке, значочку, баночке пивка. Ну, зачет автоматом поставят. Ну, дадут пару дней отгула. Да разве ж это корысть? Много ли в корыте корысти, как справедливо говорила неугомонная старуха из известной сказки А.С. Пушкина.
Короче говоря, дело не в них. Дело в их, с позволения сказать, идеологах-теоретиках, демонстрирующих в свою очередь идиотизм такого накала, что у человека нормального, хотя бы шапочно знакомого с азами формальной логики, закрадывается подозрение в какой-то глубоко упрятанной гениальности, каковая просто не может быть по достоинству оценена современниками. Ну, правда - не могут же люди на голубом глазу выдавать такое на всеобщее обозрение. Ну, с "Нашими"-то все понятно: этому безмозглому поголовью что песенка про крокодила Гену, что "Пионер - всем ребятам пример", что "Правозащитник = террорист" - один хрен. Главное-не вдумываться в смысл произносимых слов. Да что я говорю - "вдумываться"! Чем там особенно вдумываться-то.
Дело, повторяю еще раз, не в этих ребятах. А дело в том, что этот беспримесный агитпроповский кретинизм - небезопасен. Как небезопасно все то, что свободно от логики и историзма. Как небезопасно все, что свою полную недиалогоспособность легко компенсирует шумом, треском и тысячекратно тиражируемым портретом.
Мне понравились анкеты, распространяемые "Нашими" во время их недавней тусовки. "Вы согласны с мнением, что в случае устранения Путина или отхода от его курса в стране наступят "смутные времена", власть захватят ставленники Запада и экстремисты?" Прелесть что такое. Вопрос, заключающий в себе ответ, - вообще риторически сильная вещь. Когда-то художник и поэт Вагрич Бахчанян сочинил серию очень смешных как бы загадок. Назывались они "Загадки для идиотов". Там, например, были такие загадки: "Стеклянный маленький сосуд. Быть может, чай в него нальют". Или: "На Красной площади стоит. Там кое-кто в гробу лежит". Потом он решил, что уж если эти загадки "для идиотов", так надо быть еще последовательней и отгадку попросту включать в саму загадку по принципу "по горам по долам ходит баран". В анкетах "Наших" повсюду "ходят бараны".
Неплох также вопрос: "Вы исключаете возможность переворота и интервенции по инициативе, например, бывшего премьера Касьянова, под предлогом ввода миротворческих сил НАТО для охраны ядерных объектов и нефте-, газопроводов?" Трогательно, как и всякая наивная провокация, смотрится там это "например".
Прочитав об этом, я даже пожалел, что не оказался среди опрашиваемых. Хоть и маленьким, но все же удовольствием было бы сообщить какого-нибудь придурочному "связному президента", что тот, кто придумал эти вопросы, есть мелкий провокатор и безграмотная беспринципная вонючка.
А еще они предлагали сделать выбор между "сильной Россией и колонией Запада". Прелесть, правда? Третьего ведь не дано по определению, не правда ли? Но чтобы эта загадка выглядела совсем "загадкой для идиотов", последовало пояснение: "В 1991 году мы позволили развалить великую державу Советский Союз и превратились в нищую страну, утратившую свое достоинство. В 2007/08 году на выборах Госдумы и Президента нам предстоит определиться: сохранить преемственность курса Путина на сильную Россию или стать сырьевой колонией Запада".
Вот тут интересно, что об этом думает сам президент, на плечи которого, получается, возложена миссия собрать "великую державу Советский Союз"? Или он об этом ничего не знает и поэтому продолжает говорить о незыблемости российской конституции? В конституции что-нибудь сказано о восстановлении "великой державы Советского Союза"? Я не видел.