Товар - деньги - товар...
Родина-мать, как же не уберегли тебя, как же отдали на глумление...
Из метро "Маяковская" поднимаюсь на Садовую, напротив ресторана "София". На два шага впереди медленно переступает истощённо-худая женщина с внушительным рюкзаком и связкой коротких досок в руках. Очевидно, для ремонта. Она не несёт их, а как бы тянет. Тянет всё своё усталое тело.
Она в заношенном пальто не то синего, не то фиолетового цвета. На немолодом бледном, распаренном лице бусинки пота.
Мягко беру у неё доски: "Я вам помогу".
Она шепчет: "Вам самим тяжело".
Эта высокая лестница впереди чудится ей ужасом.
Она шепчет: "Сейчас такси такое дорогое. Вот всё на себе. Одна я, милый..."
Потом, наверху, уже среди грохота машин и людской толкотни, смотрю на город своего детства, юности, молодости и с невыразимой печалью и горечью выговариваю: "Одни и мы! Не наш город. Отнят наш город..."
О растлении и оболванивании.
Пабло Пикассо родился в 1881 году, умер за девяносто. Он был знаменитейшим художником. Испанец по крови, он считал себя французом. Между прочим, этот незаурядный человек вступил в коммунистическую партию Франции.
На одном из последних своих юбилеев Пабло Пикассо выступил с таким откровением:
"Многие из вас становятся художниками по причинам, имеющим мало общего с искусством. Люди уже не ищут в искусстве утешения и чего-то высокого. Самая утончённая часть (я бы сказал, извращённая. - Ю.В.)... требуют нового, оригинального, экстравагантного и скандального, и я, начиная от кубизма и далее, доставлял удовольствие этим господам и критикам всевозможными экстравагантностями, которые мне приходили в голову. И чем меньше их понимали, тем больше мной поражались.
И чем больше я забавлялся всеми этими играми, всеми этими загадками, ребусами и арабесками, тем больше приходила ко мне слава.
А слава для художника - значит распродажа, прибыли, богатства. Сейчас я, как знаете, известен и очень богат, но, когда я остаюсь наедине с самим собой, у меня не хватает смелости увидеть в себе художника в старом, великом значении этого слова. Джотто и Тициан, Рембрандт и Гойя были великими художниками. Я всего лишь развлекатель публики, который понял своё время. Это моё признание горько и больно, но оно заслуживает того, чтобы быть искренним..."
У власти одна задача: оглупить и разложить волю народа. Иду и повторяю: "Заброшенный народ! Заброшенный народ!.."
Смысл патриотизма заключается в том, чтобы держать интересы Отечества выше частных интересов людей и отдельных их сообществ. Это необходимо для выживания ВСЕХ ЛЮДЕЙ, ВСЕГО НАРОДА. Разумеется, это не повод для оправдания духовного подавления личности.
О России словами Овидия можно сказать*: "Горькие слезы её - это была моя кровь". Эта кровь невыносимо жжёт, кажется, струится не кровь, а расплавленный металл...
* Публий Овидий Назон. Аmores: Любовные элегии. - М: Худ. лит., 1963. С. 47.
Я любил Овидия и собрал всё, что было издано его на русском языке.
Во власть позора брошено всё.
Заседаний, конференций, съездов, конгрессов и т.п. с каждым годом всё больше и больше, а жизнь всё хуже и гаже, подлее*.
* Дни напролёт льются песни, звучат голоса радиостанции "На семи холмах" образцовой американской радиостанции. Именно американской - в ней ни на ноготок нет русского, кроме нарочито звучащих подобранных русских имён дикторов. Это чисто американская станция, и она просвещает нас, "олухов"...
И сколько же таких радиостанций - каких угодно: американских, французских, немецких... Но никогда - русских (российских сколько угодно, но не русских)!
Здесь звучат голоса Америки, Израиля, да кого угодно, но только не русской земли. О русской земле и не вспоминают. Русская народная музыка (и любимые песни) звучит как милостыня. Впрочем, она и не звучит. Деньги все качают русские - от русского пота и труда, а станции, как и всё прочее, не русские, чуждаются русского, в лучшем случае - извиняюще снисходительны к русскому...
Образцовая американская радиостанция на русской земле.
Все эти радиостанции давно уже позабыли, что русская речь не тараторенная. Она плавная и мелодичная.
Редким злопыхательством к русской земле пронизана телепередача "Катастрофы недели". К примеру, клеймится русская бомба, сброшенная на Новую Землю в 1961 году. А кто первый открыл атомную эру? Американцы без всякой военной нужды, как это выяснилось позже, бомбардировали Хиросиму и Нагасаки. Цель была одна: запугать Москву. Об этом господа из телепередачи не издают ни звука, как и о варварских испытаниях ядерного оружия на атоллах Тихого океана, причём до последнего времени. Гадостью и гадостью поливается Россия, её военные усилия. Да не имей мы ядерного оружия и ракет, нас уже давно разодрали бы на части, как Югославию...
Воистину: разврати душу - и получишь тело.
Не правда ли, восхитительна жизнь этого нового капиталистического государства под названием Российская республика. Ну хотя бы эта чехарда министров и директоров ФСБ, за подобие которой когда-то столь травили последнего самодержца. Распутина, правда, ещё не хватает, но, по определению нынешних порядков одним из политиков, "у нас коллективный Распутин".
Бодро оповещают о подобных перемещениях дикторы новостей, присовокупляя сообщения о новых грабежах, о забастовках, о подложных разорениях (очередных ограблениях), модах, фестивалях, очередном месте отдыха для президента, стоимостью в 50 млн. долларов, не заикаясь, однако, о растущей всеобщей нищете.
У власти она задана: оглупить и разложить волю народа.
До конца честно никто не расскажет с экрана телевизора или по радио, как могучее государство превратилось в убогое и беспомощное, как оно занимает огромные суммы за границей, а радио и телевидение после заходятся от восторга, сообщая о займах. Да где это видано, дабы долг являлся благом?! А наш долг под десятки миллиардов долларов - вечная кабала и вечная жизнь международной побирушкой.
Разорим, растащим - займем. Вот это власть!
И политику-то крутят все те, кто превратил могучее государство в карликовое, в беспомощное и пользуется за это всеми благами и почестями. Вот уж извращение!
Политическая и денежная жадность этих людей не ведает пределов, она, как и вселенная, бесконечна, суля народу бесконечные тяготы и беды.
Ничего более грязного и бесчестного, да и преступного, чем нынешняя российская демократическая власть, представить себе невозможно да и не всегда хватит воображения...
Она изобретает ложь за ложью и сама же начинает верить в обман, потому что другого уже ничего не остаётся.
Независимое останкинское телевидение ждёт, как и радио вкупе с газетами, всегда ждёт команды, чтобы раздавить, закидать грязью, обесславить, затравить, разделаться с тем, на кого укажут власти или денежные мешки, а то замолчать навек, будто человек и не жил. Везде и во всём ищет оно грязь Всему тужится приписать низменное.
Да здравствует свобода быть свиньями?!
Почитание Горького сионистами исходит исключительно из его отношения к России, как дну жизни. В книгах его Россия - чёрная, скособоченная и недобрая, с каким-то незрелым сознанием, кабацки опасная и разрушительная. Царапнув молодой частью своей жизни по её дну: проституткам, бродягам, пьяницам, ворью, сам бродяжничая, - он вообразил, будто вся Россия именно такая, другой нет и не бывает. Он с презрением относился к русской церкви и оставил о ней самые недобрые слова. Это был хулитель русской жизни, порождение прозападного взгляда на Россию. Недаром он так желал поражения России в первой мировой войне, боясь, что Россия навалится своим "100-миллионым брюхом" на Европу.
Выкрикнув раз: "Человек это звучит гордо!", - он всё остальное время могильным червём копался во внутренностях неживого человека, ища там солнца и блеска дня.
Либеральная и советская России отплатили ему сторицей: по всей Руси ему красуются памятники, все города имеют улицы его имени, клубы и заводы его имени. И никого столько не издают и не издавали...
Конечно, не все творения его изображают Россию сборищем пьяниц и бродяг. У него есть и светлые рассказы, но свет их гасится той бесконечной злой путаницей в его сознании, которую он принимал за русскую жизнь.
У нас есть немало одарённых писателей, которые оставили чудные вещи о России и русских людях, но о них мало кто ведает. Их именами не названы ни одна школа, ни одна библиотека. Да разве могут быть такие в чести? Даже Шолохов забывается почти при жизни, но не Горький.
Горький угождал процессу национального разрушения России, и за это был возвеличен сверх всякой меры. В этом вся правда.
Есть ли в наших названиях, к примеру, хоть что-то от памяти редчайшего мастера русской словесности Николая Семёновича Лескова (1831-1895)? А ведь это умелец, мастер, мастерище выделки русского слова, самой изящной и затейливо-тонкой резьбы по русскому древу словесности.
И не будет таких названий. Лесков же не разрушал русскую национальную жизнь.
Сталин явился для Горького своеобразным возмездием за оскорбление русской жизни. Возвеличив, он задушил его в своих объятиях.
Двое морских офицеров остановились на тропинке в парке, что сбоку моего дома. Они очень заметны в чёрных шинелях. Один из них поднял палку, повертел, стряхнул от снега - и принялся сковыривать пробку с бутылки водки.
Сейчас им станет хорошо...
Грянул гром да не из тучи, а из навозной кучи. В России демократическая мысль развалилась, расползлась, перепрев в воровстве и обмане. Остались от её высоких установок и лозунгов лишь нищета и повсеместная проституция - вот и вся правда "эпохальных" реформ.
Было есть и будет: нечистоплотные цели рождают нечистоплотные действия.
Демократия должна быть подчинена целям национального развития государства.
Свобода не является только принадлежностью демократии - это неотъемлемое свойство жизни. Стремление к свободе является естественным состоянием всего живого на земле.
В то же время несвобода может быть вполне присуща и демократическим режимам, как у нас в России. Экономика может делать человека несвободным и непрерывно это делает. Шопенгауэр вывел точную формулу: "Человек сын нужды, а не свободный ум"*.
* Шопенгауэр Артур (1788-1860) - немецкий философ. Основное сочинение "Мир как воля и представление". Широко известны его "Афоризмы житейской мудрости". Пользовался известностью у русского студенчества начала XX столетия. В нём можно найти предпосылки для определённых идей национал-социализма Гитлера. Недаром Ницше, как и Вагнер, находился под влиянием его построений. У него был хороший язык.
Нищета и нужда (кстати, "нужда" на древнерусском означает "труд"), да просто крайне стеснённые материальные условия жизни, превращают человека в раба в свободном по всем установлениям государстве: действует парламент, выходят газеты, которые пишут как будто, что угодно.
Помните отзыв Отто Бисмарка о газетах? Большой лист бумаги, испачканный типографской краской. По нашим дням, ежели бы только типографской...
Впереди, загораживая вагон, стоят двое, они только вошли в трамвай. Тот, что покрепче и повыше, говорит громко, не стесняясь. Сам смеётся своим словам. У него под мышкой газета, навёрнутая на бутылку. Его дружок кивает на бутылку в газете: "Ты что пьёшь?" "Всё, что горит!" Они смеются. Тщедушный человек сидит со мной на задней скамейке. Он осторожно приоткрывает сумку и гладит по головке маленькую собачку. Потом, смотрит на меня. Мы улыбаемся, по-моему, понравились другу другу.
От улыбки мне легче. Какая-то мгла пала в это утро мне на сердце...
И ещё об одной печальной и кровавой исторической тяжбе.
Бывший начальник Бюро No1 МТБ СССР по разведывательно-диверсионной работе за границей генерал-лейтенант Павел Анатольевич Судоплатов рассказывает в своих воспоминаниях "Разведка и Кремль":
"Говоря о преступном массовом уничтожении польских военнопленных и попытках Хрущёва и Горбачёва скрыть эту трагедию, надо отметить и то обстоятельство, что, возможно, расстрел поляков в 1940 году был своего рода мщением, сведением счётов с отпетыми антисоветчиками, польскими офицерами, за уничтожение сорока тысяч (по разным данным разные цифры) наших военнопленных в польских концентрационных лагерях после поражения Красной Армии в 1920 году под Варшавой"*.
* Судоплатов П. Разведка и Кремль: Записки нежелательного свидетеля.-М: ТОО Гея, 1996. С. 328.
"Когда Хмельницкий в 1648 году призывал западнорусский народ восстать против поляков, то он в своём универсале счёл нужным вспомнить и о самых древних русских временах, - о временах савроматов и руссов, славных и в Азии, о том, как поляки, составлявшие с ними одно едино, отделились, забрались за Вислу к Одеру, наделали много разбойнических бед другим народам и как, повернувшись назад, захватили беззаконно русские области" (Коялович. С. 92).
"Одно едино" с русскими составляли и украинцы, и белорусы.
Никто не вспоминает замученных и расстрелянных поляками ЗА 20 ЛЕТ ДО КАТЫНИ 40 ТЫС. РУССКИХ, но травят русских за уничтожение 16 тыс. польских офицеров в Катыни и других местах!
Печальная судьба русских - ложиться безвестными в могилы.
Но отныне мы отказываемся принимать упрёки за Катынь.
Нам очень неприятен и другой факт. Дело в том, что после отпадения Польши от Русской империи (сразу за октябрьским переворотом) в Варшаве оказался варварски разрушен и сметён величественный кафедральный православный собор, воздвигнутый по проекту академика Л. Н. Бенуа.
Мы же всегда молчим.
Белый свет не стоит, а врос в великую ложь.
Что до русского удержания Польши: Речь Посполитая до середины XX столетия самостоятельно существовать не могла; достаточно почитать на сей счёт воспоминания Бисмарка. Я не буду его приводить. Его рассуждения есть в моей книге о Великой Отечественной войне.
Не займи русские Польшу, в ней господствовала бы Германия, это совершенно точно. И ещё не известно, какое зло оказалось бы горше.
Лето 1819 года выдающийся русский историк и писатель Николай Михайлович Карамзин с семьёй по приглашению Александра I жил в Царском. По возвращении с польского сейма, который Александр I ездил открывать, он повстречался с Карамзиным (1766-1826). В беседе самодержец сообщил о своём августейшем желании восстановить Польшу в её древних границах, отдав ей всю Западную Россию. Карамзин очень разволновался, однако не посмел возразить.
Дома Николай Михайлович составил записку, которую и вручил вскоре самодержцу.
"...Вы думаете восстановить древнее королевство польское, но сие восстановление, согласно ли с законом государственного блага России? Согласно ли с Вашими священными обязанностями?.. Можете ли с мирною совестию отнять у нас Белоруссию, Литву, Волынию, Подолию, утвержденную собственность России ещё до Вашего царствования? Не клянутся ли государи блюсти целость своих держав? Сии земли были уже Россиею, когда митрополит Платон вручал Вам венец Мономаха, Петра, Екатерины...
Доселе нашим государственным правилом было: ни пяди ни врагу, ни другу! Наполеон мог завоевать Россию, но Вы, хотя и самодержец, не могли договором уступить ему ни одной хижины русской... Вы... уподобите ли Россию бездушной, бессловесной собственности... Я слышу русских и знаю их. Мы лишились бы не только прекрасных областей, но и любви к царю, остыли бы душою к отечеству, видя оное игралищем самовластного произвола...
Не опустел бы, конечно, дворец, вы и тогда имели бы министров, генералов, но они служили бы не отечеству, а единственно своим личным выгодам, как наёмники, как истинные рабы..."*
* Сочинение профессора С-Петербургской духовной академии М. О. Кояловича: История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. - СПб.: типография А. С. Суворина, 1884. С. 181. Текст выделен мной. - Ю. В.
Тут ничего не надо объяснять или добавлять.
По своим взглядам Карамзин, конечно же, был чистокровный славянофил (славянолюб), как, впрочем, и любой порядочный русский.
Из дневниковой записи, август 1977 года.
Я стою в очереди. Уже два года я живу один. Все дела приходится делать самому. Самые худшие - стоять в очередях.
Старик впереди меня просит продавщицу, молодую толстошеею женщину:
- Будьте любезны, мне три помидора покраснее. Пожалуйста...
- Что? Покраснее? Да у тебя пупок развяжется, старый хрыч.
Очередь покорно молчит.
- Молчите, молчите, - дёргает меня сзади за рукав женщина. Я не знаю её...
По словам одного из бывших руководителей внешней разведки России в 1998 году, сказанным по телевидению, Польше не повезло со своими руководителями. Данные внешней разведки России свидетельствуют о том, что премьер-министр польского правительства в эмиграции пан Миколайчик являлся не просто агентом английской разведки, но агентом платным. В свою очередь, министр иностранных дел Польши накануне второй мировой войны пан Бек числился агентом германской разведки*.
* Станислав Миколайчик родился в 1901 году. В 1930-1935 годах - депутат сейма (парламента). В 1939 году эмигрировал в Англию, где англичане продвинули его на пост вице-премьера правительства Польши в эмиграции, в 1943-1945 годах - премьер министр этого правительства (по мнению Сталина, высказанному Миловану Джиласу, английская разведка для сего убрала под видом авиационной катастрофы премьер-министра генерала Сикорского). С 1945-го по 1947-е годы входил в состав народного правительства Польской республики, являясь вторым заместителем премьер-министра и министром земледелия. В 1947 году англичане устроили ему тайный побег к себе на остров. Вскоре Миколайчик перебрался в США. "Патриот" Польши на английские и американские деньги.
Юзеф Бек (1894-1944) - пилсудчик, полковник; служил в польской дефензиве (разведке); с 1932-го по 1939-е годы - министр иностранных дел Польши. Как министр иностранных дел, он проводил проберлинскую политику, отличаясь, как, впрочем, почти вся Польша поголовно, выраженным неприятием всего русского. При разгроме Польши в сентябре 1939-го сбежал в Румынию, где и опочил через 5 лет. И обратите внимание: немцы его не тронули.
Но и нам, русским, нечего предаваться благодушию. В каком государстве на земном шаре двое его руководителей, один за другим, оказались бы отборными предателями, а один к тому же и пропойца, да ещё забубённый.
Доголосовалась Русь...
ГЛАВА VII
1917-й...
Вглядываюсь в то время, вглядываюсь, пока не растворяюсь в той улице, иду с людьми, вливаюсь в толпу. Слышу её движение, покашливания, смешки, отзыв на каждое слово оратора. Кроют матеркам, не стесняются. Горло перехватывает дым от самосада, натужливо, въедливо звучат голоса ораторов. Все распинаются в любви и верности России. В ответ - свист, шарканье сапог, выкрики, негодующий или одобрительный гул и напор толпы ближе к трибуне, коли оратор нравится, коли не говорит, а режет по живому.
Заморосит октябрьский дождь. Зябко подует ветер. Толпа разбредается, пропадая в первых сумерках.
И я бреду по той чёрной улице. Один...
Пока один...
В глубокой ночи вижу свет...
Иду на этот свет...
Жить и верить - одно невозможно без другого, ибо свет этот горит в моей душе.