Помощник президента по экономике Андрей Белоусов сообщил, что санкции никак не повлияли на инфляцию. Это все корма виноваты – дорожают. Как говорил один персонаж Ильфа и Петрова, "овес нынче дорог". Простим помощника президента, прибегшего к специфической мотивации: ему по должности надо отстаивать линию партии и правительства. Но назовем это дело по-научному – эффект Бендера – Воробьянинова: между очередной волной политического зажима и успокаивающими высказываниями экономических чиновников лаг может составить менее суток.
К тому же крупные руководители в магазины и на рынки не ходят. А в магазинах и на рынках, от овощного и мясного до молочного и рыбного прилавков, что говорят? Говорят: не беспокойтесь, ничего не исчезнет, только все дороже станет. Политические издержки.
Знали бы продавцы на рынке словосочетание "инфляционные ожидания", они бы им воспользовались в описании ситуации. А так они инфляцию не описывают, они ее делают – в полном соответствии с 11-м тезисом Карла Маркса о Фейербахе: "Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его".
При таких расходах, притом непроизводительных, которые напихали в бюджет лоббисты с видимыми и невидимыми погонами, странно, что инфляция в России еще не стала двузначной.
Еще в мае глава Росстата Александр Суринов рассказал в интервью такую бытовую историю: "Мне один мой бывший сосед сказал: "Оказывается, это ты за инфляцию в стране отвечаешь?" Я говорю: "Да". Случайно так встретились с ним. Он человек в возрасте. Я говорю: "А что такое? Что так агрессивно?" "Ну, – говорит, – из-за тебя, оказывается, мне пенсию не повышают. Ты не мог там чуть докрутить?"
Если даже рядовые соседи требуют от главы статведомства "борьбы за социалистическую цифру", что говорить о начальстве. Но времена нынче, что бы там ни говорили, вегетарианские, овсяные, поэтому вышестоящим экономистам приходится выкручиваться самим, вот они и кивают на плохой урожай…
Зато, несмотря на дороговизну овса, государство готово задавать корм крупным компаниям. Все правильно: кредитоваться негде, Запад закрывается. Поэтому деньги можно добыть только из внутренних источников.
Надо выбирать: или инфляция – или госкорпорации. Или простые налогоплательщики – или лучшие люди страны.
Госкапиталистическая монополистическая система, естественно, на этот вопрос отвечает: фиг с ней, с инфляцией, государство – это мы. ВВП – это мы. Деньги давай, давай деньги. Зря, что ли, Кудрин с Илларионовым придумали их когда-то копить, надо же кому-то и потратить. Даешь Фонд национального благосостояния – нашим становым хребтам различной степени гибкости. Для начала, как сообщил министр финансов Антон Силуанов, – "Роснефти" и НОВАТЭКу.
Если бы россияне в большинстве своем не потеряли способности задавать вопросы, то, наверное, спросили бы: зачем тем, кто сидит в эпицентре нашей сырьевой экономики, нужны еще и деньги, скопленные бережливой рукой государства? Куда им столько? Ответ, конечно, известен: чтобы добывать еще больше нефти и газа, пополнять закрома родины. Но ведь замкнутый круг получается: сначала делаем так, чтобы нельзя было кредитоваться, потом берем деньги у налогоплательщиков, добываем нефть, пополняем бюджет – и им же, налогоплательщикам, хотя бы отчасти, возвращаем в виде социальных расходов…
То есть из одного кармана забираем, а в другой – спустя некоторое время, обесцененными в результате инфляции, да еще в меньшем размере, – кладем. Подкинув деньжат, если надо, к выборам разных уровней. Этакая политэкономия госкапитализма и несвободных выборов.
Госкапиталисты не стесняются просить у государства денег. Потому что у них приставка одинаковая – "гос". Так и высшим чиновникам пора перестать стесняться цифр. Во времена всенародной поддержки любых мер власти на них никто не обращает внимания.
Если уж население поддержало самосанкции, то оно вряд ли пойдет штурмовать дворцы и шубохранилища только потому, что ВВП уйдет в минус, а инфляция достигнет двузначных значений.
Ну их, эти цифры! Как говорил товарищ Каменев на XIV партсъезде, когда тучи еще не сильно над ним сгущались: "Я боюсь сейчас касаться какой бы то ни было цифры. Мне достаточно прикоснуться к цифре, чтобы потом эти цифры были "опровергнуты"! Это не потому, что сами по себе цифры плохи, а потому, что цифры втянуты в политическую борьбу".
2014 г.
У вас рубль упал
Русский человек начал вставать с колен – а у него рубль упал. Если бы он у него упал 15–16 лет назад, русский человек проклял бы "воровской режим", а руководство страны занялось бы процессом, который белорусский "батька" обозначил когда-то словосочетанием "перетрахивать правительство".
Теперь же русский человек и не думает возмущаться: он действует в соответствии с принципом, который покойный социолог Борис Дубин называл понижением нормы. В простонародье этот принцип описывается формулой "лишь бы не было войны". Но поскольку в новых патриотических обстоятельствах русский человек уже не против войны, особенно если она победоносная, можно вспомнить другую формулу – "умер-шмумер, лишь бы был здоров". В том смысле, что все нам нипочем, кризиса никакого нет (точнее, мы его сознательно не замечаем) и вообще проживем без ряда продуктов питания, медикаментов и со слабой валютой. Авось к выборам денег подкинут.
Все правильно.
Рональд Рейган говорил о плохом правительстве: оно не решает проблемы, оно их финансирует. По-русски это называется "заливает деньгами".
Значит, правительству в расширенном понимании (включая администрацию президента и выходцев из ближнего круга первого лица) деньги нужны как никогда. Иначе не будут выполнены майские указы президента (задача, превратившаяся в самодостаточную), не появятся новые виды вооружений (нечем бряцать), не поднимутся до небес зарплаты силовиков (не на что покупать недвижимость в Крыму), не состоятся точечные социальные выплаты по большим революционным праздникам, не добудут нефть доверенные лица, не пополнится ФНБ (нечего будет пилить на "инфраструктурные" проекты).
В результате рождается доходный фетишизм.
Одно из следствий доходного фетишизма – повышение налогов (пенсионные деньги уже ушли, ФНБ практически расписан в соответствии с лоббистскими весами). Например, на разные виды малого и среднего бизнеса до почти полного его уничтожения, с тем чтобы помочь крупному придворному бизнесу пережить нелегкий период санкций.
Классик экономической науки Людвиг фон Мизес отказывался относить к рыночной экономике деятельность крупных государственных или квазичастных компаний, аффилированных с государством.
И то правда, это не экономика, а политика или даже обычное администрирование лоббизма. Но такая политика определяет природу экономики и степень ее эффективности.
Можно еще резать расходы. Минфин пробует воду, зайдя с нестандартной для нынешней власти стороны: Антон Силуанов предложил сократить темпы роста зарплат бюджетников в 2015 году до уровня инфляции. Раньше они росли темпом 10–15 % в год, теперь предлагается снизить зарплатную гонку в бюджетном секторе до 5,5 %. Абсолютно здравое предложение, в том числе с учетом того, что региональные бюджеты сильно перенапряжены. С той лишь поправкой, что при такой экономической политике инфляция в 2015 году наберет 5,5 % месяцев примерно за… В общем, хорошо, если не за полгода.
Впрочем, вряд ли высшее политическое руководство согласится в нелегкий для родины час со стратегией "хватит кормить бюджетника".
Ибо бюджетник, один из столпов поддержки режима, не должен почувствовать кризис.
Или счесть кризис за очистительную процедуру, плату за Крым, за противостояние всем майданам мира и мировым закулисам, всей американской военщине.
Русский человек, вставший с колен, в целом готов соответствовать "новой нормальности", когда для начала товаров чуть меньше, чем обычно, цены чуть выше, чем обычно, рубль чуть ниже, чем обычно. И ведь для большей части населения, особенно той, что живет внутри, по определению статистиков, ненаблюдаемой экономики, действительно мало что меняется.
Если человек занимается отходничеством, его мало будет трогать повышение налогов, равно как и то, что доходы бюджета уходят на поддержание штанов тех, кто стал новым олигархом за последние несколько лет. Нет, классовая ненависть никуда не исчезла, но верхние люди далеко, а голосующий у дороги клиент – вот он, близко. И ему можно заломить за проезд высокую цену, материализовав всеобщие инфляционные ожидания, и показатели этой "ненаблюдаемой инфляции" никто на стол верховному главнокомандующему не положит.
Если человек занимается бизнесом и ему теперь и прокредитоваться-то негде, утешить его может исключительно то самое "понижение нормы". Ничего, главное, чтобы еще хуже не было, чтобы эти с Болотной не мутили воду, а то осерчает первое лицо и прижмет все живое еще больше. А кредиты… Кредиты, если основательно поискать, можно найти. Как сказал недавно экономист Олег Буклемишев, "иранские деньги в Гонконге кэшем".
Русский человек, вставший с колен, даже и при упавшем рубле не пойдет митинговать и требовать начальство к ответу.
Он будет продолжать поиски стратегии и тактики выживания. И скорее найдет виноватого в бедах в лице соседа – лица, соответственно, кавказской национальности.
А если русского человека, встающего с колен, спросят, кого он поддерживает, он, подняв веки и покопавшись в памяти, вспомнит одну фамилию – Путин. И чтобы отвязались, сообщит, что его-то он и поддерживает. Потом русскому человеку покажут по телевизору цифру 84 %, и он почувствует себя силой, ощутит единство с соотечественниками. И станет ему хорошо.
Вот и вся нехитрая механика. Так что никакого кризиса никто и не заметит. Пармезана с хамоном нам не надо, а производство пива и чипсов налажено и в наших широтах. Импортозамещение, как и было сказано…
Нынешнюю власть спасает рынок, который, согласно крылатому выражению Черномырдина, не базар.
Рыночная экономика, сколько ее ни прессуй, сама по себе сглаживает углы государственного капитализма друзей, фискальной политики, расходной политики.
Пчелы Мандевиля (Бернард де Мандевиль, "Басня о пчелах, или Пороки частных лиц – блага для общества", 1714 год), движимые эгоистическим интересом, не дают исчезнуть товарам с прилавков.
Так что это не политический режим тефлоновый, это рыночная экономика эффективная.
2014 г.
Русская лента Мебиуса
Хит-парад публичного саморазоблачения, который был устроен ключевыми фигурами финансово-экономического истеблишмента, от Алексея Улюкаева до Германа Грефа, на форуме "Россия зовет" на фоне ускорившейся инфляции (видать, корма опять подорожали), замедляющейся экономики, бюджетной недостаточности, управленческой импотенции и падающего рубля, неизбежным образом заставляет вспомнить о забытом и почти запретном слове "реформа".
Разумеется, политически в стране, где происходит рукотворная архаизация сознания населения, готового лопнуть от гордости за нелетающий "Тополь" и нежности к родным, исконно русским крымским олеандрам, отказавшись от любого импорта, включая бытовую химию, компьютерную технику и даже алкогольную продукцию (исследование Левада-центра 19–22 сентября 2014 года), никакая реформа невозможна. Да и слова такого быть не может.
Здесь ведь как: или "духовные скрепы", или "реформа".
Собственно, получив полную поддержку морального большинства, не нужно и думать о том, чтобы что-нибудь поправить. Если придворным капиталистам не хватит денег – тряхнем Фонд национального благосостояния, народ начнет ворчать – покажем по телевизору новых друзей хунты, он на время и успокоится. Работать его, в конце концов, никто не заставляет, может бить рекорды по снижению показателей производительности труда и дальше.
Единственное, что настораживает высшие слои политической атмосферы, – проседающая конъюнктура нефти. Ну, на все воля божья: если православные иерархи помолятся, глядишь, и не упадет.
Однако все это, говоря марксистским языком, надстройка, жонглирование словами, логократия.
А есть базис – экономика, социальная и политическая сферы, нуждающиеся в самых разнообразных реформах.
Возможны ли они сейчас? Нет. Нужны ли они? Да. И думать об их моделях и нюансах нужно уже сегодня.
Потому что когда все жахнется, когда все "слиняет в три дня" (В.В. Розанов), немедленно понадобятся идеи, люди, алгоритмы осуществления реформ. Потому и нужны дискуссии и исследования, разговоры на кухнях и публичных площадках, кружки и семинары.
У нас принято ругать либеральных реформаторов, но, если бы в дни обвального падения циклопической империи и ее биологически сгнившей экономики не оказалось бы команды молодых экономистов, обсуждавших модели реформ с конца 1970-х – начала 1980-х и готовых взять на себя ответственность за транзит к рыночной экономике, их и проклинать-то физически было бы некому.
А так по крайней мере ситуация описывается словами Виктора Черномырдина: "И те, кто выживут, сами потом будут смеяться".
Россия ходит даже не по кругу. Она ходит по исторической ленте Мебиуса.
В этом смысле прав был Петр Чаадаев, писавший о том, что "мы принадлежим к числу наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок". Один из них – начав реформы, надо их заканчивать, а политическую систему строить так, чтобы не допустить контрреформы.
Оставим в покое досоветскую и советскую историю с ее реформами, больше похожими на толчки внутри умирающего организма, – 1965 год (косыгинские реформы) и почти незаметное движение слабеющей руки государства в 1979-м в виде уже ничего не решавшего постановления ЦК и Совмина о совершенствовании хозяйственного механизма.
В ранние постсоветские времена была реализована реформа, идейные основы которой в экономической части были заложены московско-ленинградской школой экономистов в середине 1980-х. Эти реформы построили фундамент нового государства и рыночной экономики. Конструкция получилась кривая, реформы невозможно было закончить по политическим причинам.
Вторая волна реформ – структурных – была осмыслена и сформулирована к 1997 году. Эти замыслы, от снижения административных барьеров до пенсионной реформы, были "кодифицированы" в "программе Грефа" 2000 года, процент исполнения которой первое время смущенно и придирчиво пересчитывали, а потом бросили за бессмысленностью.
Орденоносная для авторов "Стратегия-2020" и вовсе стала интеллектуальной игрой в бисер на зависть Герману, но уже не Грефу, а Гессе.
Все упиралось в политический потолок, который постоянно снижался, сделав любые реформы не то что невозможными, но и нежелательными.
К тому же, как утверждают инсайдеры, первое лицо было напугано неудачным опытом плохо просчитанной микрореформы – монетизации льгот. А весьма противоречивая реформа, в результате которой был введен плохо администрировавшийся единый государственный экзамен, оказалась непопулярной. И администрировался ЕГЭ плохо ровно потому, что до этого вообще не удалась административная реформа, которая свелась к перестановке слагаемых, то есть номенклатурных стульев.
Общественное развитие прошло по ленте Мебиуса и обнаружило себя в той точке, с которой начинало движение.
В 1987–1989 годах Егор Гайдар написал абсолютно выдающуюся работу "Экономические реформы и иерархические структуры". В конце этой работы он говорил о самых насущных проблемах тогда еще советской экономики – отказе от финансирования экономически необоснованных проектов, необходимости конкуренции с импортными товарами, критической важности снижения оборонных расходов, насущности антиинфляционной политики.
Боже мой, прошла четверть века, изменился экономический уклад, пришли новые поколения, а проблемы в экономической политике – те же! Как это называется? Контрреформа? Архаизация политики?
Но и это еще не все с точки зрения реформаторской повестки. Когда я спросил на днях Ирину Прохорову и Евгения Ясина, с какой реформы следует начинать движение, они хором сказали: с судебно-правовой.
И тут я вспомнил фрагмент из другой работы Гайдара, 1994 года, "Государство и эволюция", который свидетельствует о том, что благодаря контрреформе 2003–2014 годов в политике, экономике, социалке и идеологии повестка необходимых реформ не сузилась, а расширилась. И часть реформ – не XXI века, а из линейки недоделанных еще в веке XIX! (Не случайно наш страж Конституции Валерий Зорькин зовет государство и общество к крепостному праву – далеко в прошлое зашла контрреформа.)
Гайдар писал: "Нам надо одновременно решать проблемы XIX в. – формирование правового государства; проблемы начала XX в. – искоренение остатков социального и промышленного феодализма, резкая демонополизация экономики, борьба с фашизмом, другими крайними формами саморазрушительного национализма; проблемы конца XX в. и наступающего XXI в.".
Еще один очевидный урок, который преподали последние годы советской власти и начало постсоветской эры.
Чем дольше затягивается начало реформ под любыми, пусть самыми благовидными предлогами и по разным причинам, одна из которых – некомпетентность элиты, тем выше становится цена этих реформ. Политическая и социальная.
Оттуда же, из "Государства и эволюции": "…Государство самоедское разрушает общество, подминая его под себя, разрушаясь в конечном счете и само".
Самоедскому государству, точнее, его истеблишменту, который боится потерять власть, реформы не нужны. Они невыгодны управленческой элите, которая слила в единую субстанцию власть и собственность.
Выгодоприобретатели реформ – все граждане страны. Даже если они пока еще об этом не подозревают, бредя по бесконечной, как степь, русской ленте Мебиуса.
2014 г.
Иного нет у нас пути
Игорь Шувалов призывает население учиться потреблять отечественные товары. Владимир Путин обещает, что в первом полугодии 2015-го цены на нефть стабилизируются. Министерство культуры планирует формировать график проката отечественных фильмов таким образом, чтобы им не мешала иностранная кинопродукция.
Этот ряд духоподъемных, многообещающих идей можно пополнять хоть каждый день, достаточно последить за процессом, который гиперболически называется у нас "законотворческим".
Как говорил один преподаватель Литинститута, когда студент заканчивал чтение сочиненного им рассказа: "Ну и что?"
Где хотя бы одна прорывная идея?
Не гадание на нефтяной гуще по поводу того, какой будет цена на бочку продукта, от которого зависят жизнь и смерть системы, метафорически именуемой у нас "экономикой": триллион туда, триллион сюда, это "Роснефти", а это судейским и силовикам.
Не поиски средоточия проблем в мировой закулисе и в последних некоммерческих организациях, находящихся на грани закрытия: ну закройте их уже все, на кого неудачи свои будем валить?
Не пополнение линейки канцтоваров под названием "духовные скрепы": у нас ими стали даже секретные протоколы к пакту Молотова – Риббентропа, а счастья все нет.
А именно идей: как улучшить состояние экономики, остановить рост цен, обеспечить безопасность граждан (всех граждан, а не отдельного списка) России. Дать людям внятный образ будущего, обеспечить целеполагание – у коммунистов была хотя бы программа партии с коммунизмом к 1980-му.
Ничего нет. И знаете почему? Потому что нельзя.