ЗАПОВЕДИ
Я был принят инженером на черновицкий электронный завод, помог хороший человек – без блата евреев на работу не брали – они ведь были неблагодарными, дашь им работу, зарплату рублей 120, а они возьмут да и подадут документы на выезд за границу. И начальнику того и гляди по шапке дадут – плохо мол воспитательную работу с кадрами ведешь! Гораздо безопаснее взять "местного" кадра, что в основном и делалось.
Первый месяц я должен был отработать на стройке – завод строил новый цех, рабочих рук не хватало, часть новичков, посылали на стройку. Мне было не привыкать – и в институте, и после учебы я почти каждый год ехал или на уборку урожая, или на стройку.
Бригада электриков, которой я должен был помогать, базировалась в новом цехе. Я переоделся в рабочую одежду в новой просторной раздевалке и пошел долбить ломом бетон, как приказал бригадир.
Мой напарник был молодой еврейский парень из конструкторского бюро по имени Иосиф – высокий, тонкий, с бледным лицом.
Лом был тяжелый, бетон прочный, и вскоре, выбившись из сил, мы сели отдохнуть.
–Неужели нельзя было заранее предусмотреть это углубление, до заливки бетона, а не после? – я был усталый и злой. Иосиф улыбнулся:
–Надо же было оставить какую–то работу двум евреям – бездельникам.
Я саркастически удивился:
–А что разве нельзя устроить так, чтобы строители делали свою работу, а мы свою?
–А что ты считаешь своей работой?
Почувствовав подвох, я неуверенно ответил:
– Ремонт и наладка компьютеров…
–А я думаю, что у евреев есть более важная работа, которая им поручена три с половиной тысячи лет назад.
–Какая же это работа? – я мало знал о религии, хотя она меня всегда интересовала.
– Нести Божьи заповеди людям.
– Ты имеешь в виду те 10 заповедей, которые Моисей получил от Бога? Я помню там было "не убий", "не завидуй", "чти родителей" и что–то еще. Ты думаешь и сейчас кто–то может не знать, что убивать плохо?
–В наше цивилизованное время убивают множество людей.
–Так ты считаешь эти заповеди были даны евреям не только для того, чтобы следовать им, но и передать их другим народам?
– Тора ясно говорит, что евреи избраны нести знание о Боге всем народам – включая знание о том что Бог един и о его заповедях.
– Ты не находишь, что иудеи нашли странный путь для этого, – я был рад случаю высказать вслух то, о чем я так много размышлял.
– Ведь самый прямой путь к этому состоит в принятии в иудейскую веру всех, кто желает этого. Но все было наоборот – иудеи всегда отговаривали желающих от перехода, всячески затрудняли им дорогу в иудаизм.
Иосиф помолчал, лицо его вдруг как бы постарело.
–Ты прав, за тысячу лет существования еврейских государств заповеди оставались известными только евреям. Иудеи, гордясь своей избранностью, забыли о своей миссии.
Тогда Бог руками римлян уничтожил второй храм и рассеял евреев по миру, и народы увидели среди себя избранный народ, гонимый и беззащитный.
Они решили, что Бог отвернулся от евреев и есть шанс занять их место.
Появились новые религии, чьи последователи объявляли себя новыми избранниками божьими, при этом они включали часть иудейского канона в свою религию. Так заповеди и знание о едином Боге стали частью новых мировых религий.
– Почему, – удивился я, – ты считаешь, что для Бога так важно распространять свои заповеди?
– В заповедях изложены основные правила человеческой жизни, без их исполнения люди оставались бы стадом разумных обезьян, они бы никогда не смогли создать современную цивилизацию.
– И почему он просто не приказал всем людям принять их, он ведь всемогущий?
– Приказать он не может, потому что он создал людей со свободной волей. Он мог бы их всех уничтожить, например наслать всемирный потоп, но это уже было и новые люди, родившиеся от праведника Ноя, стали грешить, как и прежде, вот он решил попробовать обходной путь – найти преданного ему человека – Авраама – и из него создать преданный ему народ, несущий его заповеди людям.
– А затем, – продолжил я, – Бог демонстративно отвернулся от евреев, чтобы другие народы, ограбив их, включили иудейские священные книги, включая заповеди, в свой канон. Может тогда ему государство Израиль не нужно?
– Наверное теперь, после Холокоста, он решил, что нужно.
День был предпраздничный и когда, отработав до конца рабочего дня, мы вернулись в новый цех, там уже почти никого не было, рабочих отпустили домой пораньше.
Я стоял у закрытых на замок дверей раздевалки.
– Где бригада электриков? – крикнул я пробегающему вблизи прорабу.
– Всех отпустили домой, – ответил он, не останавливаясь, и побежал дальше.
Деваться было некуда, мы не могли ехать домой через весь город в грязной рабочей одежде. К тому же заперты были деньги на проезд и пропуска на завод. Надо было что–то делать.
Я подобрал, валяющийся неподалеку топор, и стал рубить дверь. Через несколько минут после очередного могучего удара дверь распахнулась.
Я победно повернулся к немногочисленным зрителям, собравшимся за моей спиной, рука с топором торжествующе поднята вверх, и увидел что в цех молча входит моя бригаду. Оказалось, что они еще не ушли, просто задержались на объекте.
–Так, помощнички… – голос бригадира был полон яда, – Убивать таких надо… Умники тут собрались…
– Какое счастье, – сказал я Иосифу, выйдя из цеха, – Что он слышал что–то про "Не убий".
КВАРТИРА
Наш сын, Миша, родился в январе 1980–го года. Через несколько месяцев заселили дом, который мы так ждали. Но нам место там не нашлось. Свой отказ администрация объяснила тем, что некоторые семьи, стоявшие впереди нас в очереди, не получили квартиры.
Как мы выяснили, они отказались сами, так как квартиры были очень маленькие и, получившие их, снимались с очереди на жилье. Поэтому они решили подождать большей квартиры. Но мы–то хотели хоть какое–нибудь жилье, но ничего не получили. Наверное, какие–то семьи, стоявшие в очереди позади нас, получили там квартиру, но все было шито–крыто, никакой информации не было, администрация могла делать, что хотела.
Я поехал в Москву добиваться правды. Я повидал приемные ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета, Комитета Зашиты Советских Женщин и многие другие.
Везде меня принимали без малейших проволочек, вернее не меня, а мою письменную жалобу.
Со мной никто не разговаривал. Аккуратно одетые люди, сидя за барьерами с окошками, быстро принимали мою жалобу, выдавали расписку с обещанием дать ответ в срок до шести недель.
После этого я должен был тихо уйти, если я пытался продолжить разговор подходили вежливые молодые люди, которые легко и быстро помогали найти дверь на улицу.
Я вернулся домой не добившись ничего, через пару месяцев пришли отказы на наши заявления, подходил к концу Наташин декретный отпуск, надо было что–то делать.
В конце 80–го года я поехал в Тулу искать помощи у друзей своей студенческой юности. Я остановился на квартире одного из самых близких мне в прошлом людей, поскольку он стал позже довольно известным местным политиком, назовем его просто Вася.
Вася был старше нас на несколько лет, простой русский парень с негромким голосом, он был всеобщим любимцем в группе, где мы с ним учились.
Мы с ним прожили год или два в одной комнате в общежитии, вместе даже писали стихи, поздравляя девочек группы с 8 Марта, каждой девочке по стиху.
Много позже, увидев американского президента Клинтона по телевизору, я немедленно узнал в нем Васю – то же негромкое обаяние, умение нравиться всем.
Он стал председателем комсомольского бюро факультета, меня тогда же избрали членом этого бюро, я отвечал за новый набор. Тогда я выдвинул идею выдать каждому первокурснику комсомольскую путевку с заданием на зимних каникулах пойти в свою школу и рассказать о своем факультете. Вася одобрил идею и выписал несколько сотен комсомольских путевок.
Первокурсники с удовольствием выполнили задание. Когда же весной пришел день открытых дверей, на нашем факультете был такой наплыв людей, что декан факультета подошел ко мне и пожал мне руку.
Вася был единственный, кто смог что–то сделать для меня. Он позвонил одному из начальников шахтостроительного треста, которого он знал по совместной работе.
Тот согласился принять меня на работу электро–слесарем подъема и предоставить квартиру в семейном общежитии, правда не в Туле, а в районном центре Алексино. Общежитие еще только строилось, но я был счастлив – все, конец, мукам, пусть глушь, пусть работа простым рабочим, но будет место для моей семьи прислонить голову.
НАТАША
Я уехал из Черновиц после Нового года. Мне надо было оформиться на работу и получить квартиру. Наташа с детьми и тещей осталась в Черновцах в ожидании сигнала от меня.
Через 3 месяца я встречал свою семью в Москве. Я приехал на вокзал под вечер, поезд приходил рано утром, пришлось заночевать на скамье в зале ожидания.
Ночью меня разбудили люди в штатском в сопровождении милиционера и вежливо осведомились кого я жду. Я так же вежливо ответил, что встречаю семью, показал билеты до Алексина. Они пошли дальше – видно искали бездомных, очищали столицу.
Наташа вышла из поезда очень уставшая, сутки в пути с двумя младенцами утомят хоть–кого. Теща, быстро попрощавшись, уехала в Волгоград, пообещав вскоре вернуться.
Квартира ошеломила Наташу, 2 огромные комнаты, кухня, ванна. Правда это было временное жилье, предоставленное до конца строительства семейного общежития.
Детки счастливо топали по полу, Наташа возилась на кухне, я разбирал чемоданы, вещей было не так много, большую их часть, включая мебель и мой любимый мотоцикл "ИЖ" с коляской, я отправил контейнером.
– Я должна тебе что–то сказать, – Наташа стояла возле дверей в кухню, она выглядела напряженной и нервной.
– Я…, – она замолкла на миг, потом продолжила:
– Я беременна, 5 месяцев.
Я был ошеломлен:
– Опять! Почему ты мне раньше не сказала?
– Я не хотела тебя волновать, думала – ты уедешь и я сделаю аборт.
– Почему же ты не сделала?
– Я заболела, проболела месяц, потом поздно было.
Я был сражен, третий ребенок, опять жизнь на одну зарплату, впереди десять – пятнадцать лет ожидания квартиры, проживания всей семьи в одной комнате общежития.
Ситуация усугублялась одним обстоятельством, о котором я узнал уже работая на шахте. Трест, в котором я работал, строил много шахт, разбросанных по всей тульской области, по плану каждый год одну шахту вводили в эксплуатацию. На эту шахту бросали все силы, посылая работников в длительные командировки, отрывая мужчин от семьи на годы, а деваться некуда – с работы ведь не уйдешь, надо ждать очереди на квартиру. Так и жили мужики вдали от семьи, спиваясь в общежитии. Это же предстояло и мне и третий ребенок делал жизнь еще труднее.
Я понимал, что об аборте уже речи быть не может, и я был очень обижен на Наташу.
В ту ночь меня вызвали на шахту – авария на подъеме, я был ближе всех, за мной и приехали. Я работал всего несколько месяцев на шахте, электро–оборудование подъема сильно отличается от вычислительной техники с которой я до того работал, так что я был новичок.
Но в этот раз я легко справился, нашел несработавший датчик на одной из дверей с аппаратурой. Когда я прижал дверь рукой, он сработал и огромное колесо подъема со скрежетом завертелось.
После этого мне дали задание спуститься в шахту для мелкого ремонта. Я переоделся в шахтерскую одежду, одел телогрейку, каску с фонарем и поехал вниз на только что отремонтированным мной лифте подъема.
Там меня встретила влага во всех видах – лужи на земле, пропитанный влагой воздух, капала известковая вода с потолка оставляя белые пятна на телогрейках. Все шахтеры ходили в белых телогрейках.
Сделав работу, я пошел в парную, шахтерам давали выпарить из себя промозглую сырость шахты в парилке с сухим паром.
Дома у дверей квартиры меня почему–то встретила соседка, которую я раньше не видел:
– Вашей жене стало плохо, я увидела ее на полу без сознания, ваша девочка брызгала на нее водой и говорила: "Мама, вставай." Вы поезжайте в больницу, дети побудут у меня.
Я поехал в больницу, пытаясь сообразить что случилось, может выкидыш? Дежурный врач в больнице сухо сообщил, что Наташа сделала себе химический аборт.
Я был поражен – у нас в семье и абортов–то никогда не делали, а до такого я бы вообще никогда не додумался.
Я зашел в палату. Наташа была в сознании, обрадовалась лимонам, которые я принес, не помня где я их взял. Жадно высасывая лимон, она остановилась вдруг и сказала:
– Знаешь, чуть не умерла…
Вскоре она отослала меня домой, к детям.
Через два дня она умерла, отказала печень.
Последующие дни вспоминаются сквозь туман. Я варил манные каши, успокаивал детей, которые хотели маму. На шахте собирали деньги, организовывали похороны.
Приехал средний Наташин брат Миша из Мурманска, чудный парень, приехал мой средний брат Сема, и я ему за это всегда буду благодарен. Кто–то из них спросил какие у меня планы, я не знал какие.
Я позвонил маме, она сказала:
– Приезжай домой, будешь жить с нами, мы тебе поможем чем сможем.
Тогда я подумал, что если бы она этого не сказала, то никогда больше бы она ни меня, ни детей не видела бы и не слышала.
Перед похоронами Наташу привезли домой, и я испытал странное чувство облегчения от того, что наконец–то она дома.
Поздно вечером, уложив детей спать, я зашел в комнату, где лежало ее тело. В комнате стоял сладкий запах смерти. У гроба я увидел Мишу, Наташиного брата. Он был моложе ее, ему было двадцать четыре года, успел отслужить в армии. Я тихо сел рядом с ним, какое-то время мы молчали. Потом он заговорил, медленно, обдумывая каждое слово:
– Она была святая мученица. С самого раннего детства она, да и мы тоже, жили с больным человеком, болезнь которого со временем перешла в садизм. Этот человек сумел запугать нас и сделать так, чтобы от нас ушла наша мать, и покрывал нами свои преступные действия.
– Она говорила, что любит его, – не удержался я. Миша помолчал с минуту, затем продолжил:
– Это произошло в станице Голубинской, в сорока километрах от Калача-на-Дону. Саше было около девяти, мне немногим больше. Наташе было четырнадцать лет, она уже сформировалась как девушка.
Вначале отец "воспитывал" Сашу, он вымочил ивовые прутья в кипятке и бил его ими. Вечером он переключился на Наташу, вначале бил, а потом мы услышали ее рыдания и мольбы: " Папа, не надо! "
– И никто этого не слышал?
–Нет. После этого он еще довольно продолжительное время на людях изображал из себя заботливого отца, но наверное, кто-то догадывался и тучи сгущались, и он увез нас в город Курган к своим родителям. Там Наташа спала на полу с ним и, конечно, он ее насиловал.
– Неужели его родители этого не видели?
–Видели и выразили возмущение поведением Наташи. Вскоре он увез нас из Сибири.
Из Кургана мы приехали в Волгоград, мы оказались в домике, который построила наша мама и из которого он ее выгнал.
– На какие же средства вы жили?
–Отец, в основном, не работал. Он заставлял нас ходить на свалку, собирать вещи и продукты. Этим мы и питались. И все это время мы подвергались физическому насилию, а Наташа еще и сексуальному. Это место было "Голгофой" Наташи, пока она не уехала в общежитие уже став студенткой института.
Миша замолчал, в его глазах застыли невыплаканные в детстве слезы.
Даже теперь, почти сорок лет спустя, мне трудно вспоминать эту историю. Давно нет в живых ее отца, истлел Наташин прах в могиле, с которой недавно украли надгробие, чтобы распилить на мраморную плитку. Но тот ужас, который я ощутил, узнав эту историю, остался в моей памяти навсегда.
Перед самыми похоронами приехала теща, и когда мне рассказали, что она ходила по местным магазинам и жаловалась всем, что жиды убили ее дочь, я навсегда вычеркнул ее из своей жизни.
Я плохо соображал, у меня в памяти остался один фантасмагорический эпизод. Я отправлял контейнер с вещами обратно в Черновицы, вел мотоцикл, отсоединенный от коляски, по снежной дорожке, чтобы погрузить его в контейнер.
Внезапно грузовик, в кузове которого был мой контейнер, завелся и поехал навстречу мне, он ехал прямо на меня и я спасся, бросив мотоцикл в снег и прыгнув туда сам.
Грузовик проехал мимо, я поднял тяжелый мотоцикл и увидел, что грузовик, развернувшись опять едет на меня.
Я настолько был полон апатии, что застыл на месте и ждал – убьет так убьет.
Не то что я хотел умереть, мне было все равно.
Грузовик остановился в паре сантиметров от меня. Я залез в кабину и даже не спросил шофера почему он меня чуть не убил. А тот не сказал ни слова.
Я возвращался в Черновцы третий раз, мои дети и воспоминания – это все, что оставалось у меня от Наташи и от любви.
Я, конечно, никогда не прощу себе того, что произошло. Я был слеп и не видел, что происходит с самым близким мне человеком.
Я сейчас понимаю, что ребенок, выросший в семье родителей–тиранов, вырастает склонным делать тайком то, что он или она считает нужным, вместо того чтобы пойти на открытую конфронтацию, заявив о своих намерениях.
Тогда я этого на понимал, и не сумел спасти Наташу от себя самой.
Да, Наташа, есть вещи плохие, но самые плохие – это те, которые поправить нельзя, и их последствия тоже самые плохие.
Впрочем, я сам понял это позже, прислушиваясь к дыханию, задыхающегося от крупа полутора–годовалого сына, или еще позже, очнувшись от внезапной многочасовой потери сознания и видя перепуганную маму и детей у своей холодной постели.
ЭВАКУАЦИЯ
Я стоял у окна спальни и глядел на невысокий дома напротив. Раньше тут размещался институт усовершенствования школьных учителей. Теперь здесь был ОВИР, да–да, тот самый который разрешал (или запрещал) выезд на запад. Недоучившихся учителей выселили отсюда несколько лет назад, в самый расцвет застоя.
Дело было в том, что в Черновцах многие жители мечтали уехать за границу, которая, как известно, была на замке.
Из всех национальных групп, населявших большой город, только одна имела шансы на выезд – евреи, которые начали получать разрешения на выезд благодаря многолетним усилиям Израиля и Америки.
Заявления на выезд принимали раз в неделю у небольшого числа желающих, которые имели столь желанный многими документ: приглашение на переезд в Израиль. В день приема у дверей ОВИРА, которые выходили на узкий тротуар одной из центральных улиц, собиралась толпа людей. Люди, которым еще долго было ждать, приходили убедиться, что их не выбросили из списков, некоторые торговали своими местами в очереди.
Эта еврейская толпа, перегородившая улицу в центре города, не понравилась заезжему милицейскому генералу и по его приказу ОВИР перенесли в здание напротив моего дома, которое имело большой внутренний двор, не просматриваемый с улицы. Там евреи собирались раз в неделю на протяжении нескольких лет, пока в один прекрасный день по приказу свыше не покончили с этим и приняли документы сразу у всех желающих выехать.