На следующий день, когда в районе мостов разгорелся жестокий бой, я получил донесение, что рота окружена. Оказалось, командир роты тоже не выполнил моего приказания. Щадя своих бойцов, которых у воды сильно кусали комары, он отвел их под защиту домов. Японцы, воспользовавшись этим, перешли реку и сосредоточились в камышах. Когда утром командир роты решил вернуться к воде, противник, хорошо замаскировавшись, пропустил роту через камыши, окружил, и рота понесла большие потери. Лишь благодаря исключительному мужеству и мастерству разведчиков отряда нам удалось прорваться к роте и вывести бойцов вместе с тяжелораненым командиром из окружения. В этих действиях и наш отряд понес потери, которые были совершенно неоправданны.
Конечно, все можно оправдать, как это и делали некоторые товарищи после боя в Сейсине, отсутствием боевого опыта, но главной причиной потерь в данном случае была недисциплинированность.
Из приведенных примеров видно, к каким печальным последствиям иногда приводит недисциплинированность и как могут быть оценены смелые действия человека, воспитанного в духе высокой требовательности и дисциплины.
В здоровом теле - здоровый дух
Чем сложнее задача, стоящая перед человеком, чем труднее путь к цели, тем напряженнее работает его мозг. В бою, в атаке солдат тоже напряженно думает. Если солдат сильный, закаленный, чувствует избыток сил, знает, что справится с противником, то он решительно идет вперед. Ну а если солдат слаб? Поднимается, а спина болит, сапоги от земли еле отрываются, винтовка кажется тяжелой. Ему любой противник покажется богатырем, и наверняка появится мысль: добегу, возможно, сил хватит, а что дальше буду делать? Такой солдат забывает о задаче, начинает думать о спасении своей жизни, отдает инициативу боя в руки врага.
Боевая практика убедительно показывает, что рукопашных схваток, когда оба противника с одинаковой энергией борются за победу, не бывает. Один из двух обязательно струсит и отступит, а если отступать некуда, будет защищаться, спасая свою жизнь. Второй, действуя решительно, будет выполнять задачу до конца. Этим вторым будет тот, у кого сильнее воля, кто физически и морально превосходит противника. Это психологический закон боя. Я служил в отряде, который, действуя в тылу врага, всегда уступал врагу и в численности, и в техническом оснащении, и в огневой мощи, но мы всегда побеждали в рукопашном бою. Ни немцы, ни японцы в рукопашных схватках никогда не действовали так решительно, как мы. Иногда они атаковали, но это был натиск массы людей, а те, кто соприкасался с нами вплотную, только защищались, в глазах у них был страх.
В июле 1941 года, только прибыв в отряд, я с группой разведчиков был высажен на вражеский берег для уничтожения одного из опорных пунктов. Командир, старший лейтенант Георгий Лебедев, принял решение атаковать опорный пункт с трех сторон. Нашей пятерке предстояло обогнуть две сопки, пересечь долину, и все это проделать скрытно. Мы торопились, а я, вероятно, больше всех, так как оказался метров на пятьдесят впереди товарищей. Залег в кустах и решил подождать. Вдруг из-за гранитного выступа выбежали два вражеских офицера и больше десятка солдат и направились прямо ко мне. Я прицелился и выстрелил. Офицер упал, остальные остановились. Стреляю в другого офицера - осечка. Перезарядил - снова осечка. Пока я возился, второй офицер заметил меня, выстрелил из пистолета, но промахнулся. Тогда я вскочил с земли и бросился вперед. Офицер больше не стрелял, он побежал, а за ним и все солдаты. Я гнал их метров семьдесят. Догнать не сумел, так как они скрылись в бетонированном укреплении. Я швырнул туда гранату. Потом подбежал Николай Доманов, и мы уничтожили всю группу. За этот свой первый бой я был награжден медалью "За отвагу".
Мысль броситься на фашистов появилась не случайно. Я верил в свои силы, верил, что в рукопашной сумею уничтожить любого врага. В других боях, уже сознательно испытывая противника, мы с товарищами иногда вставали перед атакующим и спокойно, решительно шли вперед, и враг отступал. Это стало нашим надежным приемом обороны, который мы часто использовали на Крестовом.
Отряд, в котором я начал боевой путь рядовым разведчиком, а закончил командиром, имел большие боевые успехи, чему немало способствовала исключительная физическая выносливость наших разведчиков. Однажды нам была поставлена задача взять пленных с прибрежной дороги в Северной Норвегии. Разведка засекла там большое передвижение войск, и для уточнения цели этого передвижения нужны были "языки". Задача усложнялась тем, что переброска немецких частей производилась только днем, под прикрытием береговых батарей и авиации.
Мы вышли на торпедных катерах засветло, делая вид, что ведем поиск кораблей противника. Мы подсчитали, сколько времени затрачивают автоколонны на переход от одного пункта до другого. Было установлено, что одна из автоколонн придет в пункт назначения Вадсё, когда уже будет темно. Чтобы обмануть противника, катера легли на обратный курс. Лишь когда стемнело, мы повернули в район Вадсё.
Погода ухудшилась. Появилась крупная волна, и катера не сумели подойти к побережью. Разведчики высаживались на маленьких надувных лодках, потратив на это много времени. Чтобы успеть перехватить автоколонну, надо было скорее добраться до дороги, до которой было больше трех километров. Мы бросили рюкзаки, мешавшую одежду и с одним оружием и боепри- пасами по глубокому снегу побежали к дороге. Не каждый человек способенвыдержать такую нагрузку.
Двадцать минут шла схватка. Мы разгромили штаб зенитного полка и караульную роту, захватили пленных и всю штабную документацию.
На побережье поднялась тревога. К месту боя потянулись немецкие подкрепления, и нам вновь пришлось по глубокому снегу, с пленными и большим грузом добираться до берега. На своих маленьких лодчонках, почти вплавь, мы наконец достигли катеров.
Гитлеровцы писали потом в своих сводках, что русские высадили крупный десант, но "доблестными войсками фюрера десант был частично уничтожен, частично сброшен в море". Фактически же в бою участвовали 33 разведчика, и все благополучно вернулись в базу.
Остаток ночи и половину следующего дня море штормило. Мы скалывали лед с надстроек и палубы, откачивали воду ведрами. А ведь мы были полураздеты, так как вся одежда осталась на побережье.
Около двенадцати вернулись в базу, а ровно в двенадцать уже участвовали в соревнованиях - в лыжной эстафете, и одна из наших команд заняла первое место. Не потому, что у нас собрались лучшие лыжники флота - в других командах были и мастера спорта, а потому, что общая физическая подготовка разведчиков, их воля к борьбе были очень высокими. Мы умели в любых условиях бороться до последнего дыхания.
Теперь можно иногда услышать, что в атомный век физические силы не ценятся, все делает техника, а война, если будет, то кнопочная, и для решения задач нужна голова, а не мускулы. Голова - это хорошо, и техника, и кнопки - тоже хорошо, но вот моряки с атомных подводных лодок, где и техники, и кнопок вполне достаточно, говорят: "Прежде чем кнопку нажмешь, пять раз тельняшку выжмешь". Вероятно, они имеют основания так заявлять. С ростом техники увеличивается быстрота действий человека, требуется мгновенная реакция на быстро меняющиеся события, на показания приборов. Нет, не устарели и в наш атомный век слова мудрого изречения: "В здоровом теле - здоровый дух".
Узы товарищества и дружбы
Традиции войскового товарищества в русской армии имеют многовековую историю. Мы всегда свято помним суворовский девиз: "Сам погибай, а товарища выручай". Наша партия создала невиданную по силе сплоченности армию, такие боевые коллективы, где каждый каждому друг, товарищ и брат. В боях против врагов социалистической Родины это братство умножало нашу стойкость, усиливало наше мужество, помогало побеждать врага. Для старых, повоевавших на своем веку солдат войсковое товарищество - понятие святое и нерушимое. И вдохновенную, как песня, гоголевскую строку "Нет уз святее товарищества!" многие из нас могли бы поставить эпиграфом к своим боевым биографиям.
Меня часто спрашивают, каким чудом удалось мне уцелеть в многочисленных и опасных вылазках в тыл врага, какие таланты помогли мне. И я неизменно отвечаю, что этим чудом, этими талантами были всегда окружавшие меня верные мои товарищи. Их постоянная готовность защитить, помочь, выручить и моя беспредельная вера в них придавали силы, бодрость, выдержку, помогали залечивать раны. Моим друзьям - вот кому я обязан своими подвигами, высокими наградами и самой жизнью. Я всегда буду помнить урок, который получил от своего подчиненного, разведчика Семена Агафонова.
После победы над фашистской Германией меня с Севера перевели командиром такого же отряда на Тихоокеанский флот и разрешили взять с собой пятьдесят разведчиков-североморцев. Но желающих оказалось гораздо больше. Отказать кому-либо ехать со мной - значит обидеть... Как быть? Я решил поговорить с ребятами, с теми, кто и воевал много, и наград достаточно имеет, что, мол, пора бы и об отдыхе подумать. Вызываю Семена Агафонова. Герой Советского Союза, три ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны. Советую ему готовиться к демобилизации. А Семен, наш легендарный разведчик, взглянул на меня так, что стыдно мне стало, и очень спокойно сказал:
- Я прошусь на Восток потому, что тебя и тех мальчишек из тихоокеанского отряда жалею. Они молодые, пусть не дети наши, а младшие братья, без боевого опыта, а японцы - это коварные, хитрые враги, тебе голову снимут, и мальчишек этих ты уложишь много. А если рядом будем мы, знающие, как выполняются самые трудные задачи разведки, успех больше будет, а главное, этих ребят в живых побольше останется. Им ведь жить надо! Жить, чтобы коммунизм строить. Разве ради славы воюем мы?
Этого забыть нельзя!
Я вновь возвращаюсь к бою на мысе Могильный, о котором уже писал. Для выполнения задачи на Могильном был выделен батальон морской пехоты. Разведгруппа, которой я тогда командовал и которая состояла из семи человек, должна была провести батальон к опорному пункту и первой ворваться в него, чтобы захватить пленных и документы. Остальным группам отряда ставилась задача прикрывать действия батальона.
Морские пехотинцы, недостаточно подготовленные к действиям в горных условиях и слабовато физически закаленные, лишь к рассвету добрались до места назначения. Обстрелянные артиллерийским и минометным огнем, они начали отходить к месту высадки.
Я лежал среди камней. Впереди была долина, а за ней - опорный пункт. Притихшие разведчики с напряженным вниманием следили за мной, а я ждал сигнала о начале действий, с болью думая, что мы теряем драгоценные минуты и можем понести лишние потери. Когда стало ясно, что батальон почему-то застрял (мы еще не знали, что он отходит), я решил действовать, уверенный, что нас поддержат если не морские пехотинцы, то наши группы.
Я не подавал команд, а просто поднялся и рванулся что было сил к вражескому укреплению. Все разведчики группы в ту же секунду бросились вперед. Другие группы нашего отряда тут же пришли на помощь. И задача была решена.
Нам нужно было возвращаться, но противник уже занял перешеек. Мы могли бы проскочить через его порядки, но у нас на руках был тяжелораненый младший лейтенант Федор Шелавин, один из командиров группы. Чтобы развязать нам руки, он пытался застрелиться. Я отобрал у него оружие. Мы остались на мысе.
У многих такое решение вызвало недоумение. Кое-кто считал, что для спасения людей и захваченных документов нужно было пожертвовать одним человеком. Но я до сих пор считаю, что поступил правильно. Оставить офицера Шелавина на расправу врагам значило подорвать веру разведчиков в боевую дружбу, войсковое товарищество, лишить многих решимости, смелости - качеств, без которых нельзя воевать.
У нас в отряде каждый разведчик, совершая подвиг, признавал, что это заслуга не только его, но и товарищей по оружию. Успех одного человека связывался с общим успехом отряда.
Подвиг - дело ради коллектива, и, чтобы его совершить, нужно думать не о том, как отличиться перед товарищами, а о том, как помочь им выполнить поставленную задачу, облегчить их тяжелый ратный труд. Не случайно в народе говорится: "Один в поле не воин". Ведь как бы ни стремился человек отличиться перед другими, подвига он не совершит, если нет настоящей дружбы, полного доверия друг к другу.
Подвиг совершает коллектив, а тот, кто лучше других подготовлен, выполняет самую ответственную и самую опасную задачу. Но чтобы он добился успеха, товарищи должны помогать ему.
В бою человек действует уверенно, смело только тогда, когда верит в своих товарищей, знает, что они поддержат его, что они рядом. Рискуя собственной жизнью, они сделают все, чтобы он выполнил задачу. Так совершается подвиг, так рождаются герои.
Воля рождает инициативу
Большое значение при достижении поставленной цели имеют инициатива и находчивость человека. Инициативный и находчивый человек поставленную задачу решит в самых трудных условиях, легче добьется успеха.
Два торпедных катера под командованием ныне дважды Героя Советского Союза Александра Шебалина, имея на борту группу разведчиков, вышли в море. Там они встретили конвой противника, состоявший из трех транспортов и пятнадцати кораблей охранения. Шабалин принял смелое решение атаковать транспорты.
Гитлеровские корабли охранения были хорошо вооружены, поэтому прорваться через их строй казалось делом почти невозможным. Трижды катера выходили в атаку, и каждый раз безуспешно.
Дистанция боя порой доходила до пятидесяти метров, а иногда и меньше. Командир разведгруппы, наблюдая за ходом боя, предложил вызвать на верхнюю палубу разведчиков и огнем их оружия уничтожить артиллерийские расчеты фашистских кораблей. Предложение было принято. В ходе четвертой атаки артиллерийские расчеты на двух ближайших вражеских катерах-охотниках были уничтожены, и корабли вышли из боя. Образовалась брешь, через которую прорвались наши торпедные катера и потопили два транспорта. Так разумная инициатива помогла катерникам выполнить боевую задачу.
А вот другой пример. Рота атаковала высоту, на которой укрепились гитлеровцы. Как только пехотинцы поднялись в атаку, враг встретил их сильным пулеметным огнем. Командир взвода лейтенант Веселов получил тяжелое ранение, а вскоре пришла тревожная весть о смерти командира роты. Старшим по званию в подразделении оставался сержант Погодин. Он понимал, что только от продвижения вперед зависит успех.
Возглавив группу из четырех человек, сержант Погодин, используя небольшую лощину, пополз в обход высоты. Примерно через полчаса воины услышали сначала шум мотора, а затем увидели, как на вражеские укрепления ринулся танк с крестами на броне, расстреливая из пушки огневые точки.
Оказалось, что группа воинов, возглавляемая сержантом Погодиным, зайдя в тыл врага, случайно наткнулась на фашистский танк, который стоял в кустах с открытыми люками. Экипаж суетился около машины, заправляя ее горючим. Бойцы бросились на гитлеровцев и автоматным огнем уничтожили их. Погодин сел с бойцами в фашистскую машину и устремился в атаку на врага. Рота, поддержанная танковым огнем, быстро овладела высотой.
Инициативных, находчивых людей уважают, ценят, им доверяют лучшую технику, трудные участки, неизведанные пути, на них надеются. Они не подведут. Но почему не все люди способны всегда проявлять инициативу и находчивость, находить выход в сложных условиях и решать трудные задачи?
Вероятно, потому, что проявлять инициативу и находчивость может только тот человек, кто в совершенстве знает свою специальность, мастерски владеет доверенной ему техникой, кто всегда бодр и полон энергии, кто дисциплинирован, верит в дружбу, верит, что его инициативные действия будут поняты и поддержаны товарищами. Вот в этих условиях и может проявляться творчество, которое обеспечивает успех в труде и в бою. Ясно, что инициативным и находчивым может быть только волевой человек.
Еще один пример из моей боевой практики. В корейском порту Вонсан был высажен наш десант: около двух тысяч морских пехотинцев. Они заняли часть порта. У японцев в районе города размещались войска численностью более десяти тысяч. Создалась напряженная ситуация. От боевых действий японцы уклонялись, но и не капитулировали, хотя, как нам было известно, указ о капитуляции японский император уже подписал. Отряд действовал в городе. Мы разрушили железнодорожное полотно, чем лишили японские войска возможности отхода. Отправили на свой корабль офицеров из состава командования гарнизона. Выяснили план японского командования. Он сводился к тому, чтобы, как только все войска будут сосредоточены непосредственно у порта, атаковать и уничтожить наш десант, захватить корабли, стоящие у причалов, и морем уйти в метрополию. Об этом я доложил командиру десанта капитану 1 ранга Студеничникову. О наличии такого плана японские солдаты еще не знали, и нужно было показать им, что гарнизон начал капитуляцию.
Я получил письменный приказ принудить к капитуляции гарнизон аэродрома, который находился на другом берегу вонсановской бухты. В гарнизоне было больше трех тысяч войск, а нас во много раз меньше.
На торпедных катерах мы подошли к косе, где были расположены склады, ангары и взлетная полоса, и, быстро высадившись, заняли оборону. Теперь мы могли воздействовать на объекты противника. Наша оборона была надежной. Перед нами ровное летное поле, а за спиной торпедные катера, на каждом из которых по восемь крупнокалиберных пулеметов. Мы ждали, что предпримет противник.
На летном поле появились грузовая и легковая автомашины, направлявшиеся к нам. Из легковой машины вышли пять офицеров, из грузовой два солдата вытащили стулья. Нас пригласили сесть. Это приглашение было сделано в очень вежливой форме, с улыбками и поклонами. Сесть мы отказались, и я сразу спросил:
- Когда вы думаете сдаваться?
Старший из офицеров, майор, ответил:
- Я не имею полномочий вести переговоры о капитуляции, такие переговоры нужно вести с начальником аэродрома. Он в штабе и ждет вас.
Как поступить? Отказаться - будет бой, и он обязательно перекинется на порт, а положение нашего десанта тяжелое. Пойти - рискованно, однако смысл есть. Так просто, сразу они нас не убьют, а в ходе переговоров можно найти какой-то выход.
В штаб пошли десять человек. Отряд под командованием Героя Советского Союза мичмана Александра Никандрова остался на месте. По дороге к штабу японские офицеры вежливо информировали нас о мощности своей обороны. Мы понимали, что это психологический шаг. Хотелось повернуть обратно. Уж лучше бой. По крайней мере все ясно, а тут неизвестно, что выкинут самураи, когда мы окажемся в штабе.
Двух разведчиков я оставил для связи на улице, а восемь человек вошли в кабинет начальника аэродрома. Там было десятка два офицеров. Мы вежливо поприветствовали друг друга, сели, и переговоры начались. Мгновенно пропали улыбки на лицах японских офицеров, а начальник аэродрома, полковник, сурово спросил:
- Где наши офицеры?
Что я мог ответить? Только так:
- У нас на корабле, ведут переговоры.
- Надеюсь, они в безопасности?
- Безусловно, все делается добровольно, - спокойно заверил я. - Мы пришли узнать, когда вы будете сдаваться в плен.
Полковник встал, а за ним вскочили и остальные офицеры: