Трудно сказать, кто больше раздражал властей предержащих – коренные петербуржцы и их потомки, или же новые поселенцы, удивительным образом начинавшие вести себя так же, как прежние жители. Во всяком случае, во время Второй мировой войны власти предприняли действия, которые можно понимать только одним способом: как сознательное и последовательное убийство города.
Блокада продолжалась 872 дня: с 8 сентября 1941 по 27 января 1944 года. Она унесла жизни примерно 1,2 – 1,5 млн человек – 40 % тогдашнего населения города. Официальная точка зрения с 1941 года по настоящий момент: блокада – неизбежность. Прорвать кольцо блокады было нельзя, доставить продовольствие в город нельзя, сдать город тоже нельзя, вывезти его жителей – опять же нельзя.
Долгое время сам факт блокады замалчивался. 13 сентября газета "Ленинградская правда" опубликовала сообщение Совинформбюро: "Утверждение немцев, что им удалось перерезать все железные дороги, связывающие Ленинград с Советским Союзом, является обычным для немецкого командования преувеличением". Людям, которые получали командировки в Ленинград зимой 1941 и 1942 годов, "не советовали" рассказывать о том, что они видели. Слухи ходили, конечно, но власти старались, чтобы известно было поменьше. После снятия блокады в 1944 году сводить воедино и тем более обнародовать данные о смертности в Ленинграде было строжайше запрещено.
Официальная точка зрения и "точные данные" о количестве погибших приведены в лживой книге Д. В. Павлова, который в 1941– 1942 годах был уполномоченным Государственного Комитета по обороне в Ленинграде и Ленинградской области. Он сообщал, что умерло 641 803 человека. Эта информация вплоть до 90-х годов считалась "единственно правильной".
Вторая тема, табуированная до нашего времени: из Ленинграда был выход на Ладогу. Всю блокаду 60 км побережья оставалось российскими. Не более 30 км водного пути отделяют никогда не захваченный врагом поселок Кобона от этого участка побережья. В 1940 году Северо-Западное речное пароходство перевезло 3,4 млн тонн грузов. К лету 1941 года эта организация располагала 323 буксирами и 960 баржами общей грузоподъемностью 420 тысяч тонн. В дальнейшем произошло еще одно "чудо", оно из многих в истории войны: эти суда загадочно исчезли и появились снова в 1947–1948 годах. А в 1941 и 1942-м Северо-Западное речное пароходство располагало "всего" 77 буксирами и 129 баржами (кстати, даже этого вполне достаточно для подвоза продовольствия, чтобы никакого голода в Ленинграде не было). По официальнейшим данным, никакого вражеского флота на Ладоге вообще не стояло, а авиация противника потопила всего 4,8 % отправленных водным путем грузов.
К сожалению, вот эта сторона блокады до сих пор не изучается. Есть только одна известная мне публикация: Марка Солонина. Но даже доставка 800 тонн продовольствия в сутки, выполняемая по озеру (половина необходимого), позволяла установить намного большие пайки, чем 125 граммов в сутки, половину из которых составляли "условно сьедобные примеси". Кроме снабжения по Ладожскому озеру, обеспечивать Ленинград продуктами можно было и по воздуху.
Один из эпизодов советской истории, о котором потом пытались "забыть": попытка СССР блокировать и уморить голодной смертью Западный Берлин в 1948–1949 годах. Тогда три оккупационные зоны, французская, английская и американская, начали объединяться, ввели единую денежную единицу – марку. Началось "германское экономическое чудо". С 21 июня 1848 года был введен режим полной транспортной блокады Западного Берлина с населением в 2 млн человек. Удушить Берлин не получилось: англичане и американцы, вчерашние враги Германии, самолетами ввозили не только продовольствие, но и уголь. Перевезли даже разобранную на детали и собрали в Берлине тепловую электростанцию, работавшую на угле. О "Берлинском кризисе" писали и в советское время, в основном делая упор на то, что и из советской зоны оккупации в Западный Берлин оставляли продовольствие, а западные державы этому препятствовали. В XXI веке появились и более спокойные исследования.
Для нашей же темы главное – даже и по воздуху можно было снабжать всем необходимым громадный город. Действительно: суточная необходимость в продовольствии Ленинграда, если рассчитывать потребности населения по военным нормам, составляет 1500 тонн в сутки. Военный паек – не роскошь, но и далеко не голодная смерть. Доставлять авиацией 1500 тонн в сутки – задача сложная, но выполнимая.
Даже официальные цифры говорят, что в Ленинграде осени-зимы 1941 года расходовалось 510 тонн муки в сутки. Но элементарный расчет говорит, что для пайков, реально выдававшихся населению города, нужно было всего 179 тонн муки. На что же и на кого расходовалась остальная мука? "Городское и областное руководство проблем с продовольствием не испытывало: "В правительственной столовой [Смольного] было абсолютно все, без ограничений, как в Кремле. Фрукты, овощи, икра, пирожные. Молоко и яйца доставляли из подсобного хозяйства во Всеволожском районе. Пекарня выпекала разные торты и булочки", – это из дневника сотрудника столовой Смольного. А вот отрывок из воспоминаний ленинградского инженера-гидролога: "Был у Жданова [первый секретарь Ленинградского горкома] по делам водоснабжения. Еле пришел, шатался от голода… Шла весна 1942 года. Если бы я увидел там много хлеба и даже колбасу, я бы не удивился. Но там в вазе лежали пирожные".
В этом контексте абсолютно логичной выглядит телеграмма Андрея Жданова в Москву с требованием "прекратить посылку индивидуальных подарков организациями в Ленинград, <…> это вызывает нехорошие настроения". Более того, в Москве, в частности, в партийно-номенклатурном руководстве Союза писателей, сложилось мнение, что ленинградцы сами возражают против этих посылок. Ольга Берггольц по этому поводу воскликнула: "Это Жданов – ленинградцы?".
Сам по себе вопрос о "посылках" крайне интересен: значит, отправлять их было возможно? Организации могли слать в Ленинград индивидуальные посылки? Тогда – как же блокада?!
А вот фрагмент (запись от 9 декабря 1941 года) дневников сотрудника Смольного, инструктора отдела кадров горкома ВКП(б) Николая Рибковского: "С питанием теперь особой нужды не чувствую. Утром завтрак: макароны или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Днем обед: первое – щи или суп, второе – мясное каждый день. Вчера, например, я скушал зеленые щи со сметаной и котлету с вермишелью, а сегодня суп с вермишелью и свинину с тушеной капустой".
Весной 1942 года Рибковский был отправлен для поправки здоровья в партийный санаторий, где продолжил вести дневник. Вот еще один отрывок, запись от 5 марта: "Вот уже три дня я в стационаре горкома партии, это семидневный дом отдыха в Мельничном ручье [курортная окраина Ленинграда]. С мороза, несколько усталый, вваливаешься в дом с теплыми уютными комнатами, блаженно вытягиваешь ноги… Каждый день мясное – баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса; рыбное – лещ, салака, корюшка, и жареная, и отварная, и заливная. Икра, балык, сыр, пирожки, какао, кофе, чай, 300 граммов белого и столько же черного хлеба на день… и ко всему этому по 50 граммов виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину… Я и еще двое товарищей получаем дополнительный завтрак: пару бутербродов или булочку и стакан сладкого чая… Война почти не чувствуется. О ней напоминает лишь громыхание орудий…".
Данные о количестве продуктов, ежедневно доставлявшихся в ленинградские обком и горком ВКП(б) в военное время, недоступны исследователям до сих пор. Как и информация о содержании спецпайков партийной номенклатуры и меню столовой Смольного". Значит, все время блокады в Ленинграде были люди, которым с Большой земли посылались ветчина, яйца, мясные консервы, сыры, не говоря о крупах и хлебе? А эти продукты выдавались, и не такому уж малому числу людей. Несколько десятков тысяч советских начальников получали свои спецпайки и жили совсем неплохо посреди вымиравшего города. А ведь неплохо – это в плане снабжения продуктами, они ведь к тому же вполне могли и кое-что нажить – например, драгоценности, произведения искусства, которые обменивали на еду ленинградцы.
Я знаком с людьми, которые во время блокады отдавали золотые украшения за хлеб по весу: грамм за грамм. Правда, хлеб был хороший, вкусный и пропеченный – пекли-то его для начальства, а не для населения.
Добавлю еще, что "бывших" старались не вывозить из вымиравшего города. Вдова Николая Гумилева, Анна Николаевна Энгельгардт-Гумилева умерла последней в квартире, пережив свою 23-летнюю дочь Елену. Если же "бывшие" выезжали из Петербурга, то их после войны старались не пускать обратно.
Вот и получается, что блокада укладывается в чудовищную, но вполне реальную и вполне логичную картину еще одного убийства города. Казалось бы – зачем нужно новое убийство? Зачем новая волна смертей – и старых петербуржцев, и тех, кто только начал ими становиться? В том-то и дело, что логика есть, и беспощадная. Вспомним идею борьбы азиатского и европейского начал в России – причем азиатское олицетворяется Москвой, а европейское – Петербургом. Эту мысль очень любил Николай Бердяев, но в общем, он только ярко иллюстрировал то, с чем принципиально были бы согласны если не все – то почти все люди его круга.
Трудно отделаться от мысли, что большевики мыслили так же – но знаки у них полярно менялись полюсами. Где у Бердяева был "плюс", у них "в Европе" располагался "минус". Вот и все! Город, олицетворявший русский европеизм, следовало уничтожить. Людей, воспитанных в этом городе как русские европейцы, следовало истребить, чтобы не мешали "строить светлое будущее".
Очень интересно, что эта оценка полностью разделялась и нацистами. Существовала у них "специальная оценка ленинградского населения". Оказывается, в России два мира – Москва и Ленинград. Москва – это олицетворение азиатской деревни, при необходимости она может стать навозом, нужным для рейха. А вот жители Ленинграда создали из навоза империю, стремившуюся на запад. Вывод – Ленинград опасен для рейха. Его необходимо уничтожить.
Была секретная инструкция членам НСДАП – чтобы они не вступали лишний раз в разговоры с русскими и проявляли большую осторожность в этих разговорах. Русские – хорошие диалектики, они умеют спорить и "обладают способностью убеждать в самых невероятных вещах". Самыми же опасными в этом отношении людьми объявлялись именно жители Санкт-Петербурга. Удивляться не стоит – национальные социалисты гораздо меньше отличаются от интернациональных, чем хотелось бы и тем, и другим.
У одних горожан особенности родного города вызывают неумеренное бахвальство – в основном у тех из них, кто сам-то решительно ничего не сделал для его возвеличивания, им приходится гордиться самым фактом рождения здесь. У людей более сдержанных от мыслей об особенностях города появляется некая скромная гордость. У жителей других мест преобладает уважение и интерес, порой – раздражение и гнев.
Петербург можно любить или не любить, дело личное. Но вот чего пока никому не удавалось – так это игнорировать город. Равнодушных к Петербургу почти нет; мало кто смог прикоснуться к нему и продолжать жить так, словно встречи не произошло. Тем более странно, что до сих пор никто не смог объяснить: в чем же именно состоит "особенность" города и как, через какие механизмы он оказывает свое удивительное воздействие на человека?
Никто до сих пор не смог объяснить Петербурга. Никто не ответил на простейший вопрос – почему?! Чем именно этот город таков, чтобы влияние его сделалось таким необычайным, а судьба – удивительной и звонкой, как раннее весеннее невское утро?
Глава 3. Непостижимое место Петербург
В исследованиях многих теоретиков Петербург предстает как явление немного жуткое из-за своей непостижимости. Про "метафизику Петербурга" говорят ученые международного масштаба, выпускаются целые сборники статей с таким названием. Что характерно: про "метафизику Новгорода" или "мистику Москвы" книг и статей не пишут.
Наверное, до конца никто и никогда не сможет постичь великого города. Уверен, что пытающийся рассказать "всю правду" о Петербурге, скорее всего, сильно лжет. Но сегодня Петербург стал постижимее, чем когда-либо, потому что в науке совершилось два открытия. Во-первых, ученые стали изучать один и тот же объект одновременно методами разных наук. Никто не мог понять Петербурга, пока смотрел на него с позиций своего частного предмета. Санкт-Петербург слишком сложен, чтобы одна наука могла объяснить его тайну. Во-вторых, не только Петербург, а очень многие явления в жизни людей стали понятнее, когда и самого человека, и творения его рук стали изучать как природное явление – методами естественных наук.
К Петербургу я подошел средствами разных научных дисциплин и как к географическому объекту. Города изображают порой точками на карте – особенно если карта крупного масштаба. Но это ведь вовсе не точки. Петербург – это 1439 км, застроенные 18 тысячами исторических зданий и дворцов. Город протянулся на 90 километров с северо-запада на юго-восток. Самый выносливый человек не сможет пройти за день пространство с юга на север и с востока на запад куска земли, который называется городом Санкт-Петербургом.
В историческом прошлом сам город был гораздо меньше – 12 км в 1717 году, 54 км – в 1828-м, 105 км в 1917-м. Но город рос внутри географического контура, очерченного городами-спутниками еще в начале XVIII века.
Сегодня санкт-петербургская агломерация простирается примерно на 50 км от центра города. Площадь агломерации, растущей в контуре исторических городов-сателлитов Санкт-Петербурга, – примерно 11,6 тысяч км. Историческое ядро города – это "всего" 550 км. Города вместе с новыми районами, возникшими после 1955 года – 1400 км. Площадь территории первого пояса агломерации вокруг Петербурга – примерно 4840 км. Второго пояса – примерно 6200 км.
Люди в Петербурге рождаются и умирают в пространстве, у которого есть свои географические характеристики. Они становится петербуржцами не потому, что на них действуют законы экономики и не потому, что такова политика властей. А потому, что сам город воспитывает их.
Чтобы понять город, надо изучать его как географическое явление. К счастью, уже есть методики, позволяющие это осуществить. В физической географии пришлось ввести понятие "селитебный ландшафт": ландшафт поселков и городов – мест, где селится человек. Учение о селитебных ландшафтах разработано недостаточно подробно, применять его бывает сложно – приходится додумывать многие детали. Но понятие существует.
Разными людьми и в разное время начинались исследования городских урочищ; что характерно – в России такие исследования чаще всего проводятся именно в Петербурге. Петербургом как ландшафтом занимались не связанные друг с другом люди, в разное время и средствами разных наук. Я не смог бы написать эту книгу, не опираясь на то, что сделали живущие до меня великаны российской науки. Лев Николаевич Гумилев научил меня видеть человека как порождение и творца ландшафтов, в которых он обитает. Владимир Иванович Вернадский и его продолжатели, Михаил Иванович Будыко и Александр Леонидович Яншин учили исследовать человека как геологическую силу, преобразующую поверхность Земли. Очень может статься, у гигантов мысли просто не хватило времени вырвать тайну Петербурга у вечности и рассказать ее людям.
Петербург – это городской антропогенный ландшафт, особо контрастный и мозаичный, и потому – месторазвитие.
Глава 4. Город на стыках
Восточно-Европейская, или Русская, платформа относится к числу древнейших континентальных образований. Геологический возраст пород, сложивших эту платформу в незапамятные времена, колеблется от 2,5 до 1,6 млрд лет. Петербург лежит на этой спокойной равнине, где практически не бывает землетрясений, где вода и ветер за пронесшиеся миллионы и миллиарды лет сгладили горные хребты. Но Петербург ухитрились построить на стыке двух участков огромной равнины с совершенно разной историей. Здесь кончается та часть Восточно-Европейской платформы, где древние кристаллические породы покрыты чехлом отложений. Мягкие отложения рек очень массивны на Русской равнине – от 800 метров до 4 километров. Под Петербургом эта часть древней кристаллической платформы поднимается, почти не прикрытая мягкими осадочными отложениями. Это геологическое образование называют Балтийским щитом. Здесь на поверхность выступают породы, возраст которых превышает 2,7 и даже 3 млрд лет.
Некоторые геологи считают, что это ледник содрал чехол осадочных пород, пропахал глубокие борозды в гранитах. Трудно объяснить, почему именно здесь ледник снял с гранитов и унес осадочные породы, а вот южнее почему-то оставил на месте. Ведь ледник и под Москвой достигал толщины в несколько сотен метров, доходя почти до Воронежа. Может быть, и до оледенения Балтийский щит чем-то отличался от остальных районов Восточно-Европейской платформы? Во всяком случае, это ледник обтесал множество валунов. Гладкие красивые камни размером то с голову человека, то с одноэтажный дом украшают берега бесчисленных озер на Балтийском щите. Быстрые узкие реки соединяют пропаханные ледником ложа озер; озера мелкие, реки порожистые и бурные; они не успели глубоко врезаться в граниты. Ведь только 10 или даже 9 тысяч лет тому назад Балтийский щит освободился от чудовищной тяжести ледника, щит и сегодня продолжает подниматься.
Петербург лежит в пределах Лапландско-Нильского линеамента – то есть колоссального геологического разлома между Восточно-Европейской и Западно-Сибирской платформами. Места таких стыков-линеаментов богаты полезными ископаемыми, но неспокойны – тому виной вулканизм, перемещения больших геологических блоков, разломы, расхождения плит. Эти вытянутые стыки между платформами – нестабильные места.