и 7) Не возбранять раскольникам экзаменоваться теперь на степень учителя и экзаменовать их без малейшего послабления, но и без усиленных строгостей, не требуя от них при этом представления законных метрических свидетельств, которых у них нет, потому что почти все они значатся незаконнорожденными, а их выписки из книг моленных законом не принимаются. Совершенно достаточно ограничиваться требованием письменного вида. Отказ в допущении раскольников к экзаменам на степень приходских учителей или требование от них документов, которых у них нет, будет мерою весьма печальною. Не говоря о том, что отказ в праве избрания и представления учителей непременно парализует все дело, предоставление этого права мне кажется и весьма справедливым. Какое опровержение можно привесть против права родителей избирать наставников своим детям? Едва ли можно найти такое опровержение, а если и можно, то оно будет неестественное, вымышленное, натянутое на старый педагогический подрамок. Дело власти, регулирующей школьную операцию, в настоящем случае прямо ограничивается определением средств представляемого кандидата на занятие должности, к исполнению которой он назначается. Но, не говоря уже о том, что недопущение раскольников к экзаменам будет очевидным устранением их от гражданского равноправия и новым постановлением их "вне закона", правительству нет оснований бояться большого количества учителей раскольников. Их нет в настоящее время, а приготовить их не так-то легко. Это очень хорошо знают сами раскольничьи общины, соглашающиеся принять учителей православного исповедания, и не хуже их знаю это я, сталкиваясь с поражающим невежеством док, слывущих в своих муравейниках за мудрецов, философов и звездочетов. Можно смело утверждать, что на первое время учителя из раскольников на всю массу учителей, нужных для раскольничьих приходских школ, вряд ли составят один процент. Остальные девяносто девять процентов все будут или православные, или даже немцы, которых не прочь принять многие общины. Да и вообще одни только раскольники Остзейского края упорно хотят непременно учителя из своих с самого начала школ; но и они, я уверен, не откажутся взять иноверца, если из ихних не найдется готового человека. Об этом у меня было много говорено, и, после многих и всегда жарких споров, дело оканчивалось тем, что "ну хорошо, ну немца возьмем". И, по-моему, немец или вообще иноверец для раскольников во многих отношениях удобнее православного, особенно в Остзейском крае, где немцы были постоянными защитниками раскольников от притеснений русского православия и где раскольник не возражает немцу, когда последний зачастую говорит: "Вы ведь только по нас и целы, а ваши давно бы вас заели". По возвращении моем из Риги у меня были мои петербургские знакомые: федосеевцы, поморцы и последователи Аристова согласия. Они все согласны принять к себе православного учителя. Я писал об этом в Ригу отцу Евстафию, а тот показал мое письмо Беляеву, и на днях я получил от Беляева уведомление, что и он непременно желает иметь для рижской школы учителя из людей просвещенных. "Знаю я, пишет он, что такие за учителя будут из наших! На школы с нашими учителями и жертвовать не стоит". Отец Евстафий, великий почитатель Беляева, тоже пристал к его мнению, а мнение духовного отца в таком деле – вещь большой важности. Отказывать же в допущении раскольников к экзамену при первом учреждении школ просто невозможно. Это значило бы предрешать события не в пользу раскольничьего образования и не в пользу собственную, ибо если раскольникам открыть двери в средние и высшие учебные заведения, то, само собою разумеется, из них многие получат ученые степени, а с ними и права на педагогическую службу. Как же тогда? Не давать мест – это значит не мириться с невежественным расколом, а ссориться с расколом образованным. Многие, и особенно либеральные чиновники, любят утверждать, что "образование есть вернейшее средство к искоренению раскола". Не хочу с этим спорить, тем более, что не понимаю смысла всех хлопот, подьемлемых кем бы то ни было во имя искоренения какого бы то ни было не вредящего общественному спокойствию верования. Но полагаю, что выражаемая надежда искоренить раскол одним образованием верна вполовину или, по крайней мере, решение ее весьма условно. Образование несомненно уничтожит раскол, если рядом с открытием раскольникам всех средств к образованию правительство не оставит и следа каких бы то ни было ограничений сектаторов в гражданском равноправии со всеми. Но если этого не будет, то лучшие молодые люди из раскольников не бросят раскола потому, что лучшие люди никогда не бросают своих собратий, пока этим собратиям хуже других. Это старая история, которая, однако, будет нова до конца человеческого рода. Уже теперь есть такие раскольники, а с образованием их будет еще более. Следовательно, как же тогда станет вопрос? Переметчиков, изменяющих вере и обществу по расчету, что это выгоднее, правительство станет принимать, а людей твердых, предпочитающих делить скудные права своих собратий, оно лишит и прав, приобретенных ими по образованию?.. Не хочется верить, чтобы это было так, а иначе быть не может, если теперь предрешить вопрос об учителях раскольничьих положительным отказом. Если же этот отказ выразить в виде временной меры, то результат прямой: никто из раскольников не станет приготовляться к педагогической деятельности, мера эта не приобретет правительству раскольничьих симпатий, и опять будет широкое раздолье жалобам, не лишенным большой доли основательности.
Насчет чисто педагогического устройства школ я думаю так:
1) Школы устроить двухклассные с третьим, приготовительным, отделением.
2) В приготовительном отделении обучать детей чтению и письму по такому методу, какой признает удобнейшим учитель. Всего лучше бы, разумеется, было держаться прекрасного метода г. Золотова, но этого невозможно назначать обязательным. Может быть, со временем учителя и найдут средства перейти к золотовскому обучению, но теперь нужно ввести буквари, напечатанные точь-в-точь с секретного букваря прусской печати. Как ни пошл и тяжел этот глупый букварь, нужно покориться смешной необходимости и дать его, ибо раскольники видят в нем прелесть неизреченную и кроме его или другого секретного букваря польской печати (который все-таки в меньшем почете), по другим букварям учить детей не согласятся. Там все эти "оксии", "исо", "оварии" имеют для них свою сласть несказанную, и никто не решится лишить свое чадцо блаженства, сокрытого в этой гадости. Имея в виду, что раскольники обыкновенно учат детей лет с семи до четырнадцатилетнего возраста, а весь курс их специальных школ будет очень невелик, можно им доставить удовольствие держаться своих просодий и учить год тому, чем по лучшему методу легко можно бы выучить в месяц, иначе, я говорю, ничего не поделаешь.
3) В 1-м классе учить: Священной истории (Ветхий Завет), грамматике, краткой всеобщей истории (древней и средней), краткой математической географии, арифметике до дробей, чистописанию и черчению. Последнее особенно важно, ибо раскольники вообще желают видеть своих детей приготовленными к поступлению в науку к строителям, фабрикантам, заводчикам, каменщикам и т. п., где черчение очень нужно.
4) Во втором классе: Священная история (Новый Завет), грамматика (окончание), история (до наших времен), краткая физическая география, арифметика (дроби, хоть до смешаных дробей), чистописание и копирование планов и моделей.
5) Из второго класса выпускать по экзамену со свидетельствами, похвальными листами, похвальными книгами и прочими школьными наградами.
6) Обучение Священной истории, по избранному руководству, не возлагать ни на какое духовное лицо, а пусть ему учит тот же учитель. Мудрость очень небольшая и в новую ересь никто не впадет от чтения библейских и евангельских историй. По крайней мере в школе этого не случится, а за школой может быть все, и от этого не упасешься.
7) У раскольников есть в обычае учить мальчиков вместе с девочками, и им очень хочется удержать это обыкновение и в ожидаемых ими новых школах. Я лично не вижу причин отвергать совместного обучения детей без полового различия и, следя за горячею полемикою педагогов по этому вопросу, всегда склонялся на сторону поборников совместного учения; но думаю, что это единственный пункт, в котором раскольникам можно и отказать, если нельзя устранить соображений, по которым у нас не допускаются классы, общие для мальчиков и девочек. А лучше бы, кажется, и это дозволить, наблюдая только, чтобы дети были удобно размещаемы в классных комнатах.
8) При приеме детей в школу не требовать от их родителей или родственников никаких метрических свидетельств, ибо в общине всегда происхождение ребенка более или менее известно и в метрике никакой нужды нет. А между тем метрические свидетельства могут быть большим препятствием к соединению в школах детей, принадлежащих к разным согласиям раскола. Раскольники часто скрывают свои верования, а все они охотно отдадут детей своих в одну школу, ибо старые книги у всех у них одни и те же, не исключая даже катехизиса. Но как в катехизисе уже есть несколько вопросов, возбуждающих спорные толкования, и к тому же "нововеру" или немцу нельзя изъяснять "артикулов веры", составленных и напечатанных при царе Алексее Михайловиче и патриархе Иосифе, то я и нахожу необходимым вовсе исключить катехизис из программы школ. Пусть дети в школе сходятся, а не расходятся. Катехизису же они могут учиться дома или в праздники у духовных отцов, каждый по-своему.
9) В отношении отчетности чисто педагогической, учителей нужно подчинить на общих основаниях местной губернской дирекции училищ; а в экономической – общине, удерживая, однако, за дирекциею право наблюдать, чтобы школа содержалась в помещении здоровом, чистом и светлом, а у учителя были под руками все нужные по программе учебные пособия.
Учебные пособия, т. е. книги, составляют весьма важный и щекотливый предмет.
Раскольники как круглые невежды во всем, касающемся образования, имеют об этом предмете самые чудовищные понятия. Уши вянут, слушая, чего им хочется. Букварь чтоб был старый, с прусского, и чтобы на нем не было напечатано ни "по благословению Синода", ни "печатано при типографии единоверческой церкви"; часовник и псалтырь чтобы были признаны главными предметами преподавания в школах, а Священной истории вовсе не нужно, но так, "для баловства", можно "поучить" и ей, только "по старой книге", тогда как никакой такой старой книги не существует. Грамматику ввести изданную при царе Алексее Михайловиче, и при нем же изданный катехизис ("Собрание краткия науки о артикулах веры", издана при патриархе Иосифе в Москве в лета 7157). Наконец, им даже хочется какую-то допотопную арифметику, соединяющую в себе все неудобства к обучению. Раскольники, за небольшим исключением, склонны верить, что весь мир только и заботится подкопаться под старую веру и повредить юные лозы в винограднике древляго благочестия, а невероятное невежество, при котором они не могут определить предмета ни одной науки, заставляет их страшиться всех новых книг и подбивает домогаться во всем одного старого. Нелепость соображений, высказываемых ими при этих требованиях, неописуема, и удовлетворять этих требований не следует ни под каким видом, ибо нельзя вводить просвещение орудиями, способствующими затемнению всякого света. Но хорошо изведанный характер раскольников не позволяет и резко противудействовать их симпатиям к своим безобразным древностям. При первом таком покушении их крючкотворные начетчики, в существе гораздо большие невежды, чем сама безграмотная масса, сейчас истолкуют, что "нововеры" боятся старых книг, ибо в этих книгах сокрыт кладезь премудрости, способный обличить суемудрие нововеров. А стоит разойтись такой болтовне, и дело пропало. Тут нужно действовать терпеливо, осторожно и рассчитанно.
Для школ нужно напечатать славянским шрифтом:
1. Букварь точь-в-точь с прусского букваря, не печатая на последней странице неизбежного благословения святейшего Синода, ни напоминания о единоверческой церкви.
2. Священную историю – шрифтом, подобным рукописному уставу с цветными буквами в зачалах. Историю напечатать с синодального издания с выпуском двух незначительных мест на стр. 64 и 73 или же с заграничного издания, вышедшего в Карлсруэ. Имя Христа везде должно печатать İсус, а не İисус, и Давида – Давыд, и если предположено будет перепечатывать историю, изданную в Карлсруэ, то изображение Христа нужно выпустить, ибо рисунок этот не отвечает требованиям раскола.
3. Грамматику, географию и арифметику пусть дают детям, какие признает удобными учитель, но рекомендовать можно бы грамматику Иванова (принятую в училище правоведения), арифметику – изданную Департаментом народного просвещения, а географию – вообще употребляемую в приходских училищах и обязать преподавателей учить детей, применяясь к этим учебникам. Если учителя будут знать, что учеников их станут экзаменовать, придерживаясь известных учебников, то они сами почувствуют необходимость не удаляться от этих учебников. Но никак не должно стеснять учителя на каждом шагу, ибо иначе положение его будет невыносимо. Раскол свиреп и мстителен. Рассказывают, что старичок Желтов был человек очень толерантный и учил детей, пробуя, как лучше. За это, когда правительство закрыло раскольничьи школы и дряхлому учителю, приобретшему известность добрейшего и бескорыстнейшего человека, стало нечего есть, община не хотела его даже пустить в богадельню как еретика и соблазнителя. По-моему, не в том дело, чтобы сразу явились прекрасные приходские школы, а в том, чтобы были школы сносные, чтобы было положено начало, которому рядом благоразумных мер можно давать надлежащее развитие и вести его к совершенной зрелости. Часовник и псалтырь не вносить в программу, но дозволить обучать по ним чтению. До катехизиса и церковной истории не касаться. Предложить специалистам: не найдет ли кто-нибудь возможности составить грамматическое руководство во вкусе "Грамматики родного языка" г. Половцова, которая так нравится раскольникам за свой шрифт, но не может быть принята ими за один пример ("патриарх Никон в унижении!").
Если сделать так, как я думаю, то тысячи раскольников откажутся от школ, найдут их еретическими и вредными, но тьмы тем бросятся в них и через два, а много три года увлекут за собою отсталые тысячи, и дело просвещения людей, на каждом шагу тормозимых своим невежеством, несомненно пойдет.
Это все, что я могу сказать, стараясь по мере сил моих служить уяснению положения учебного вопроса в одной из многочисленнейших, сильнейших, самостоятельнейших и, смею думать, образованнейших раскольничьих общин в пределах Русского государства.
23 сентября 1863 г. С.-Петербург.
Примечания
1
В рукописи против приведенного рассказа другою рукою и позднейшими чернилами сделана на поле следующая приписка: "Хоча ж папера и атрамент все терплять и на свiт выносять, одначе в сей чудасии, сдаетьця, ни бы-то щось таке соплетено то що, мало бути, але и в правде було, з тiм, що николы нигде буты не могло, да и не буде, ни при здешнем грiшном, ни у том будущем святом вiце, его же от господа не достойнии раби собi чаемо".
Под этими строками подпись: "Просфорнык Геронтый" (прим. Лескова).
2
Маловероятный случай этот представляется совершенно возможным. По крайней мере на эту мысль наводит 42-й параграф "Инструкции благочинному" изд. 1857 г., где говорится об "осторожности в показывании супругами таких лиц, кои не здесь венчаны", и в доказательство супружества своего никаких доказательств не представляют. Очевидно, что предостережение это было чем-нибудь вызвано (Прим. Лескова).
3
Недописано (прим. Лескова).
4
Глас вопиющего в пустыне (лат.).
5
Пугало (франц.).
6
По желанию (Лат.)
7
Записка эта составлена г. Лесковым, который в 1863 г. был послан министром народного просвещения в Ригу для собрания сведений о школах тамошних раскольников. Вот что писал министру народного просвещения тамошний генерал-губернатор барон Ливен 19 августа 1863 г. за № 3241: "В ответ на письмо вашего превосходительства от 10 прошлого июля за № 172 имею честь сообщить Вам, милостивый государь, что я предоставил литератору Н. С. Лескову для теоретического изучения раскольнических школ все касающиеся этого предмета дела моей канцелярии, где он занимался постоянно; а для того, чтобы видеть и ознакомиться с действительной жизнью здешних раскольников, с внутренним их бытом, г. Лесков поселился между ними и жил у одного из них. Предоставляя Вам самим судить о результате занятий г. Лескова в Риге, я скажу лишь, что вполне разделяю высказанное им в разговоре со мною и попечителем рижской раскольнической богадельни жандармским штаб-офицером Андреяновым мнение о необходимости элементарных школ для раскольников, и притом школ, не смешанных с православными. Необходимость в школах для раскольников я признаю не только в видах личного образования их, цели самой по себе благодетельной, но и в том убеждении, что школы представляют одно из действительных средств для столь желаемого слияния раскола с православием".
8
Правила эти никогда не были напечатаны, и я полагаю, что экземпляр, подписанный маркизом Паулуччи и хранящийся в Прибалтийском генерал-губернаторском архиве, едва ли не единственный экземпляр. Замечательно, что не только остзейские чиновники, но даже сами раскольники совершенно не знакомы с этими правилами, допускавшими не только коллегиальное правление, но и печатание отчета. Последний раз выборные люди рижской общины напечатали свой отчет в 1829 году. У меня есть один экземпляр этого издания, составляющего нынче большую редкость даже в самой Риге, и из этого отчета я убедился, что "Совет Рижского старообрядческого общества, учрежденный на основании статей 1813 года августа 13 дня", управлял общественными делами по-иному, как стали управлять ими попечители. Например, те все печатали, а эти считают несовместным со своим достоинством допустить даже обревизование денежных книг выборными людьми, несмотря на то, что два случая затраты общественных денег не в общественную выгоду и ходящие по городу толки давно говорят о настоятельной необходимости произвесть хорошую ревизию по всему управлению общественным имуществом и богадельней.
9
Лучшим доказательством ничтожества таких обещаний служат попытки присоединенных просить правительство о возвращении снова в раскол. Н. Л-в.
10
В последнее время, мне кажется, на практике это отменено, и я слышал, что в Вилькомире (Ковенской губ.) раскольниками замещены должности ратманов, бургомистра и добросовестных. Мне рассказывали об этом раскольники из Риги и Динабурга, но за достоверность этого я, разумеется, ручаться не могу. Н. Л-в.
11
Популярность губернатора Этингена очень велика не только у рижских, но и у всех остзейских раскольников. Она особенно возросла с тех пор, как г. Этинген отстаивал право общины обревизовать финансовую деятельность нынешнего попечителя Петра Андреевича Пименова. Обший голос уверяет, что разрешение, данное Этингеном на обревизование книг депутациею, составленною из четырех членов общины, отменено распоряжением барона Ливена по ходатайству попечителя, назначаемого правительством, кажется, только потому, что ходатайство это шло не через попечителя и, таким образом, задернуло его щекотливое самолюбие. Но в среде добивающихся ревизии ходатайство этого попечителя об отмене разрешения, данного Этингеном, объясняется такими побуждениями, что попечитель от правительства, человек, кажется, весьма чистый от бросаемых на него подозрений, теперь сам бы должен просить немедленного разрешения ревизии книг и всего хозяйственного управления общественным имуществом. Не говоря о том, что это требование совершенно справедливо и законно, исполнить его необходимо даже в видах ограждения репутации правительственного попечителя от неблаговидных и, вероятно, совершенно неосновательных нареканий. Если этот чиновник не имел никаких других побуждений противодействовать разрешенной г. Этингеном ревизии, то он сделал огромную ошибку, дав волю своему щекотливому самолюбию. В его положении это непростительно, и ему это вряд ли скоро простят, если он не найдет средств все хорошенько поправить.
12
Когда составлялась эта записка, из Риги пришло известие, что жандармский полковник Андреянов учредил рижским раскольникам книгу на записку пожертвований в пользу ожидаемой школы и что подписка идет чрезвычайно успешно. Ломоносов записал 5 тысяч, Беляев тысячу, эконом общины Тузов тысячу, Ап. Попов оба по сту рублей в год. Но деньги всякий еще хранит у себя, боясь, чтобы с ними не сделали чего другого.
13
Необходимое условие (Лат.)