Борьба сил централизации с силами сепаратизма переосмыслена у некоторых историков как конфликт великого князя с вечевым Новгородом.
Подобный подтекст не нов. Он характерен и для дореволюционной историографии, и для исторической беллетристики. Он в ограниченности политической мысли летописца XV века и в романтической идеализации демократической литературы XIX века. Он в герценовской формуле: "Москва спасла Россию, задушив то, что было свободного в русской жизни". Подобная концепция определялась не столько исторической закономерностью, сколько политическими тенденциями XIX века, борьбой с самодержавием. Однако уже для Л.И. Герцена первоочередная заслуга Москвы – в "спасении России". В этом, как подчеркивает советская историография, смысл борьбы централизации с сепаратизмом в деле объединения Русского государства. Надо прямо сказать, что к середине XV века новгородская республика в лице своего боярства превратилась из промышленно-финансовой опоры Северной Руси (и, кстати, помогая Москве в собирании земли против задиристой Твери) в откровенно реакционную силу, заигрывающую и с Ливонским Орденом, и с польско-литовской знатью. Появилась откровенная угроза перехода Новгорода под руку польского короля, что стало бы тотальной катастрофой для русского народа и объединения Руси. Присоединение Новгородской земли к Московскому княжеству было не падением Новгорода, а крушением боярской новгородской олигархии. Конечное поражение новгородских бояр в борьбе с объединяющейся Великороссией было исторически неизбежно. Оно определялось общими закономерностями исторического развития Великороссии, приводившими к ликвидации феодальной раздробленности. Московский князь боролся за единство Руси. Новгородские бояре отстаивали изжившую себя феодальную раздробленность.
Известный советский историк В.Н. Вернадский, наиболее подробно исследовавший процесс объединения Новгорода с Москвой, показал закономерность крушения феодальной республики и глубокую прогрессивность акта присоединения Новгорода к Русскому государству: "Победа великого князя над новгородским боярством была победой нового порядка над изжившей себя стариной. В 1478 году произошло политическое объединение северной Великороссии с ее центром, взявшим на себя инициативу в создании объединенного Русского государства. В этом огромное историческое значение событий 1478 года, важнейшей вехи в истории образования объединенного Русского государства. Присоединением северной Великороссии был разрешен главный вопрос русской политической жизни XV века. Политическое объединение Великороссии отнюдь не означало ни гибели, ни экономического упадка северной Великороссии. Новгород перестал быть ее политическим центром, но жизнь Новгородской земли, вошедшей теперь в состав объединенного Русского государства, не только не остановилась, а стала снова развиваться быстрыми темпами".
К середине XV столетия стало очевидным не только реакционное моральное падение новгородского боярства, но и то, что время самостоятельности Новгорода подходит к концу. Это понимала и новгородская боярская верхушка. "Господа" прекрасно сознавала, что она уже не в силах сохранить свои политические позиции. Обогатилась, комфортно устроилась политически – при тридцати шести посадниках-то. И стремилась сохранить хотя бы земли. Сохранить любой ценой. Боярская олигархия уже тогда прикидывала, с кем выгоднее быть: с Москвой или Литвой? Выбор был ограничен. Отдаться под власть Ивана III значило объединиться с Великороссией; перейти к Казимиру – порвать с Русью. Союз с Москвой сохранял православие; коалиция с Литвой порождала угрозу не только со стороны униатов, но и непосредственно со стороны католического Рима. Подчиниться Москве – безусловно, лишиться столетиями нажитого багажа политической власти и малая степень вероятности сохранить землевладение в нетронутом виде. Угроза московских "выводов" витала над новгородскими землевладельцами. Перейти к Казимиру – повысить шансы не только на сохранение цельности земельных владений, но и на возможность участия в политической жизни: власть польского короля и литовского князя все-таки была ограничена шляхетским сеймом. Новгород раскололся. Оппозиция Москве была активной и действенной, она добилась не только приглашения из Литвы потомка киевских князей Михаила Олельковича, но и одобрения вечем союза Новгорода с Литвой. Договор означал полный разрыв с Москвой и переход под власть католической Литвы, хотя и с сохранением (это специально оговаривалось соглашением) традиционного православия.
Для Москвы наступил решающий момент. Реакция, как правило, осторожного Ивана III была молниеносной.
1471 год
Весной 1471 года великий князь объявил о начале войны. Походу на Новгород Иван III придал характер защиты общенациональных интересов от впавших в "латинство" (католичество) новгородцев, хотя сохранение в Новгороде православия и оговаривалось особым соглашением с Литвой, и в Москве об этом знали. План военных действий предусматривал изоляцию Новгорода от жизненно важных районов республики.
Новгородское боярство оказалось в политическом вакууме. Псков был в союзе с Москвой. Казимир увяз в венгерских делах. Ливонский орден занял позицию дружественного в отношении Москвы нейтралитета. "Простая чадь" неохотно шла в ополчение: "литовцам" приходилось либо загонять ее силой, либо распалять демагогическими призывами, либо играть на полулегендарных воспоминаниях о былой "вольности".
14 июля 1471 года на реке Шелони произошло сражение. Сначала лучше вооруженная новгородская пехота стала теснить московскую и суздальскую. Затем, в кульминационный момент боя, ей во фланг ударила московская и татарская конница, и, хотя на помощь своей пехоте выдвинулись новгородские конные бояре, в бою наметился перелом. Однако командиры новгородской фаланги держались, ибо знали, что их отборная тяжелая конница из Владыкиного полка, подчиняющаяся приказам новгородского архиепископа, еще не тронулась с места. Сейчас тяжелые латники пойдут в атаку, наберут скорость и неудержимо, обученной железной массой, сомнут московских и татарских оболтусов Ивана. Но… вот только что-то она не атакует и не набирает свой победный ход. Мало того, она не трогается с места. Время идет, княжеские войска начинают одолевать, а помощи все нет и нет. Из-за "саботажа" тяжелой новгородской конницы победа Москвы была полной. Одновременно было сломлено сопротивление новгородцев в Двинской земле. Казнь в Русе виднейших вожаков "литовской партии" вызвала дезорганизацию новгородской правящей верхушки. Архиепископ и православная Церковь однозначно и решительно поддержали Москву, а не католическую Польшу.
Казалось бы, в этих обстоятельствах Иван III, диктуя условия Коростынского договора 1471 года, мог одним росчерком пера покончить с республикой. Однако великий князь нашел нужным разыграть внезапную умеренность. Он довольствовался выкупом и признанием своих суверенных прав, но в текст акта о подчинении республики он ввернул несколько двусмысленных слов, которые делали его верховным судьей. За несколько лет его суд в глазах новгородского плебса показал себя более обьективным и честным, чем судьи зажравшихся "родных" олигархов. Сохранив "призрак" свободы, Иван III продлил агонию Новгорода. За действиями тридцатилетнего князя стояли трезвость политического расчета и холодная логика государственного деятеля, сознание своей силы и учет потенциальных возможностей умирающей республики, которая в последнем порыве еще могла вспомнить и Невскую битву, и Ледовое побоище, и Раковорскую победу, и, если перегнуть палку, устранить нейтралитет конницы архиепископа. Что тогда?
Расчет Ивана III полностью оправдался. Шесть с половиной лет, отделяющие Коростынский договор от зимнего похода Ивана в 1477–1478 годах, были временем постепенного умирания Новгородской боярской республики, завершившегося ликвидацией "призрака" новгородской свободы. Трудно говорить о какой-либо политической линии новгородского правительства в этот период бессмысленного метания из стороны в сторону. Поход Ивана III помог прекратить существование феодальной республики. Причем когда в 1477-м он пошел на Новгород, то сперва не думал его покорять. Его природная, мудрая осторожность строителя империи взяла верх. Он допускал продолжение существования новгородской республики. Сколько? Да сколько потребуется. Он с собой вез тетрадку, в которой были собраны документы, обосновывавшие его право на земли по Северной Двине. Собственно, он хотел отнять у Новгорода двинские земли, только приблизив его падение. Благоразумно и осторожно полагая, что присоединение такой огромной и богатой республики должно быть поэтапным. Но когда он пришел в Новгород, то о Двине разговора уже не было. Новгород сдался, и в январе 1478 года был присоединен к Москве, потому что его уже некому было защищать. Вернее, защищать бояр уже никто не собирался. В московском князе простые люди, недовольные боярством, возможно, увидели защитника своих интересов.
В январе 1478 года произошло политическое объединение северной Великороссии с ее центром, взявшим на себя инициативу создания единого Русского государства.
Великие события неизбежно порождают великие легенды. С крушением Новгорода связаны многие мифологические сюжеты. Вседержитель с распростертой под куполом Софийского собора рукой; плачущие иконы в новгородских храмах; разбитый вечевой колокол… Знамения, пророчества, видения… Михаил Клопский, Зосима Соловецкий, Марфа-посадница… Легенды и реальность переплетаются, создают причудливый исторический узор.
Но в целом надо признать, что в эти решающие годы мудрость проявил не только князь Иван, но и многие новгородцы, и в первую очередь новгородская православная церковь в лице архиепископа; разумным решением НЕ использовать по полной свою тяжелую "владыкину" конницу и самые крепкие на Руси укрепления.
Таким образом, в Новгороде существовал своеобразный триумвират управления: выборный посадник, выборный архиепископ и приглашенный князь, который находился под контролем посадника и архиепископа. И при этой сложной системе правления республики на все объединение с Московским государством, не без помощи церковных деятелей, ушло всего 7 (семь) лет. В других странах на такое уходили десятилетия, как во Франции (бургундские войны) и Англии (Война Алой и Белой розы). Или столетия, как в Германии и Италии. Или – эту проблему вообще не удавалось решить, как в мечтательно "сарматской" Польше или в не менее мечтательной Венгрии. А о метаниях украинских гетманов тут лучше и не вспоминать вообще. Последовательным оказался только Богдан Хмельницкий. Вот уж действительно – Богом дан. А его сын Юрий – уже ни в городе Богдан, ни в селе Селифан. Но в целом, подводя итоги о роли, духе и присоединении Новгорода, нужно сделать одно важнейшее замечание. Превратившийся в столицу боярского сепаратизма во 2-й половине XV-го века Новгород тем не менее имел в своей управленческой структуре исключительно сильного сторонника присоединения к Москве, а не к Польше и Литве – Новгородского архиепископа, который и склонил часу весов в сторону Москвы – и великого будущего единой России. Прямо надо признать, что сепаратизм новгородского боярства при этом отнюдь не исчез. И уже после присоединения мятежи, ереси и заговоры здесь воспроизводились довольно регулярно, пока не были жестоко подавлены Иваном Грозным. Но главное было сделано. И, хотя венчание на царство в России произошло в 1547 году, а повторное принятие титула императора российского – в 1721-м (ибо "царь", т. е. "цесарь", и "император" по сути имеют одно и то же значение), фактически Россия стала великой державой, вставшей в один ряд с Габсбургами Австрии и Испании, именно в 1478 году при объединении Москвы и древнего Новгорода. Хотя Псков и Рязань еще оставались независимыми, а Смоленск и Брянск под властью Литвы – главный шаг в построении великой Русской державы был сделан. Добавим сразу, что, хотя этот шаг делался не один год и потребовал много политических усилий, крови было пролито гораздо меньше, чем при присоединении Восточной (Левобережной) Украины во второй половине XVII века. Северный Великий Новгород, богатый, хорошо вооруженный, оказался мудрее южной Украины. Почему? Это мы увидим позже. Здесь же стоит еще раз отметить причину новгородского тупика – непомерную жадность новгородского олигархата. Как это назидательно для наших дней!!
Глава 2. Взлет и падение Литовской Руси. Лукавость Запада
Литовцы
К IX веку литовцы, впервые упомянутые в летописях в 1009 году, состояли из нескольких племен – литвинов, жмудинов, ятвягов. Пруссы жили над Вислою и Неманом, жмудины – в устье Немана, собственно литовцы – в бассейне Вили, жемгола – на левом берегу Двины, куроны – на полуострове между Балтийским морем и Рижским заливом, летгола – латыши – на южном побережье Двины, ятвяги – между Западным Бугом и верховьями Немана. У литовцев почти не было городов. Все литовские племена жили в условиях родового быта, имея многочисленных родовых старейшин. Наша летопись и древнейшие немецкие хроники называют этих старейшин "князьями", насчитывают многие десятки их. Эти князья пользовались почетом и уважением литовцев, остальное население находилось у них в подчинении. Ни торговлей, ни ремеслами литовцы не занимались и даже не имели поселений городского типа. Они жили в лесах, в бедных хижинах, занимались земледелием или бортничеством. Культурное их развитие стояло очень невысоко. Сведения о религии литовцев сохранились у позднейших писателей. Эти сведения придают литовской религии характер стройно выработанных религиозных представлений. Но в этих сведениях имеется немало домыслов позднейшего характера. литовская религия отличалась такой же примитивностью, как и весь быт Литвы. Они верили в Перкуна, бога грома и молнии. Вообще, они поклонялись силам природы. Они почитали ужей и насекомых, любили гадания, поклонялись духам природы. Литовцы имели жрецов. Также отмечалось следующее.
Литовское племя занимает довольно удобную для жизни, большей частью плодородную страну – принеманскую. Народ этот разделяется на два племени: собственно литвинов и жмудинов. В старину литовский народ занимал большее пространство, чем теперь. В нынешней Пруссии жила особая ветвь литовского народа – пруссы, которых давили немцы. В западной России целая ветвь этого народа, так называемые ятвяги, жили в западной части Белоруссии губернии. Российское племя в XIII столетии и польское в то же время и в XIV столетии теснили литовский народ с этой стороны и совершенно поглотили ятвягское племя. Литвины остались только в Принеманской стране до Балтийского моря. Но и здесь они не имели покоя. Их жестоко давили рыцарские ордена: Прусский и Ливонский. Таким образом, с разных сторон сжимали литовский народ. Эти обстоятельства выработали в литвинах ту особенность, что они обыкновенно упираются против всего, часто даже не сознавая, почему они это делают. Стоит утвердить их в какой-либо мысли, и они защищают ее упорно, не давая себе отчета, почему упираются, чего добиваются. Древние летописцы и ученые до начала нынешнего столетия, интересуясь происхождением литовцев, сближали их с самыми различными народами: с герулами, с аланами, с немцами, с римлянами, с гелонами и будинами, со славянами. В настоящее время ученые пришли к тому заключению, что литовцы образуют особую ветвь арийского племени, как славяне, германцы и романские народы. Вместе с другими арийцами литовцы оставили Азию и поселились в восточной Европе, в бассейне реки Немана. Название "Литва" происходит от корня lit (lytus – дождь, lietas – проливной) и означает болотистую, сырую страну. Но ближе всех к ним славяне. Литовские племена жили главным образом земледелием, охотой и рыболовством, занимались пчеловодством. Коневодство составляло видную отрасль домашнего хозяйства; кумыс, как и мед, был любимым напитком литовцев. Ремесла находились в первобытном состоянии; как льняные одежды литовцев, так и их хижины были бедны и просты. Городов не было. В обмен на произведения своей страны литовцы получали от соседей медные и железные изделия: косы, серпы и особенно оружие. Приморские племена имели свои лодки, и племя Корс отличалось не только торговлей, но и морскими разбоями.
По свидетельству средневековых писателей, литовцы представляются людьми крепкого сложения, с белой кожей, румяным овальным лицом и голубыми глазами. Были очень воинственны. В домашнем быту отличались гостеприимством: бедный свободно заходил в каждый дом и ел, сколько хотел. Жен себе покупали и обращались с ними, как со служанками. Родовая месть была в полном ходу: если случалось убийство, то не могло быть никакой сделки, пока родственники убитого не убьют убийцу или его родственников. Верили в загробную жизнь, которую считали продолжением земной; мертвых сжигали с имуществом.
Население Литвы делилось на свободных и рабов. В рабы поступали военнопленные, должники и добровольно продавшие себя из-за голода. Из свободного населения выделялись некоторые роды, владевшие большим количеством земель и рабов. Из таких богатых родов выходили местные князья или кунигасы. Наравне со знатными родами пользовались большим вниманием жрецы. В политическом отношении литовские племена делились на мелкие волости, во главе которых стояли князья или старейшины. Единство литовского племени выражалось в религии и языке.
Религия литовцев во многом похожа на религию славян. Высочайшим божеством всего литовского племени был Перкунас (Перун), проявление которого – гром. Эпитеты его – "дедушка", "старец". Память о нем сохранилась в литовских песнях, пословицах и заговорах (в одной песне говорится, что у батюшки Перкуна девять сыновей: трое ударяют, трое гремят и трое бросают молнию). И в Жмуди, и в Литве, и в Пруссии поддерживались неугасимые огни (зничь) в честь Перкуна.