История массовых увольнений профессиональных защитников Родины еще не написана и поныне ждет своего исследователя. Ведь в ту пору имели место десятки тысяч случаев проявления жестокости и вопиющей несправедливости. Достаточно сказать, что нередко офицеров просто выкидывали на улицу, отправляли в запас, не дав дослужить до честно заработанной пенсии буквально несколько дней.
Вдобавок все это сопровождалось откровенно издевательской пропагандистской кампанией, развязанной по указке сверху. Так, в советской прессе постоянно мелькали заметки, суть которых сводилась примерно к следующему: "…До недавнего времени подполковник Н. был командиром танкового батальона и занимался откровенной ерундой, даром проедая народные деньги. А теперь он при деле – работает скотником колхоза "Светлый путь". Именно в те времена появилась поговорка: "Лучше нету свинопаса подполковника запаса". В итоге был серьезно подорван престиж офицерской профессии.
Последующие годы так называемого застоя на самом деле оказались воистину золотым веком для военной организации нашей страны. На достижениях 70-80-х и созданном в тот период запасе прочности и сегодня держатся Вооруженные Силы Российской Федерации. Главное – в тот период удалось преодолеть печальные последствия диких хрущевских "инициатив". Офицерство стало по-настоящему средним классом и занимало достойное своему статусу место в советском обществе.
Начало второй волне гонений на офицерские кадры, очередным гибельным изменениям в отношении к ним было положено в 1987 году, когда в СССР с ведома и по указке генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева развернулась самая настоящая антиармейская кампания, градус истерии в которой порой просто зашкаливал. Ситуация подчас складывалась таким образом, что офицеры не рисковали появляться в общественных местах в военной форме (а в Прибалтике и Закавказье это даже грозило смертельной опасностью).
Что любопытно: данная кампания закончилась отнюдь не по приказу из Кремля. Она принялась затухать сама по себе и лишь только потому, что вслед за ней на офицерский состав Вооруженных Сил тут же обрушилась новая волна гонений – третья по счету. В результате гайдаровских реформ офицеры были поставлены на грань выживания и нищеты. Вот почему прекратилось прежнее дикое шельмование офицерского сословия. Ибо убогих и сирых на Руси скорее жалеют, нежели измываются над ними.
Ныне (текст писался при Анатолии Сердюкове) в армии и на флоте России опять проходит страда масштабных сокращений. Спору нет: стране и в ближайшей, и в среднесрочной, и в отдаленной перспективе нужны совсем не те Вооруженные Силы, которые имелись у нее еще вчера. Разумеется, они должны были в кратчайший срок обрести совершенно иной облик. Несомненно, признанные мировые пропорции между старшими и младшими офицерами в них оказались нарушены самым грубым образом. На одного офицера там приходились всего один-два солдата. И вообще, без приведения военной организации страны в нормальное состояние никак нельзя обойтись. Времени на это отпущено в обрез, точнее – его совсем нет. Все так.
Между тем на повестку дня выходят чрезвычайно важные вопросы, связанные напрямую с обеспечением национальной безопасности России. Выдержит ли наше офицерство четвертый удар? Не начнутся ли в его самосознании и психологии разрушительные процессы, которые не удастся потом восстановить даже резким повышением денежного содержания?
Увы, обоснованные, развернутые и обнадеживающие ответы на них пока не прозвучали…
Оправдание для дураков
"Тяжело в учении – легко в бою". Вот, пожалуй, наиболее популярный ходовой завет, которым руководствовались и продолжают руководствоваться наши Вооруженные Силы. Эти слова приписывают Александру Васильевичу Суворову. Однако при тщательном изучении теоретического наследия великого полководца выясняется, что ничего подобного он не говорил. На самом деле генералиссимус утверждал, что "легко в учении – тяжело в походе, тяжело в учении – легко в походе". Причем не совсем понятно, что князь Италийский подразумевал под термином "поход" – марш, выдвижение в район боевых действий, бой, сражение, кампанию. Гениальный военный мыслитель в своих сочинениях, к сожалению, нигде этого так и не раскрыл. Более того, приведенная выше фраза ("легко в учении – тяжело в походе, тяжело в учении – легко в походе") впервые прозвучала не в наставлениях, приказах, инструкциях и рапортах военачальника, а в одном из его частных писем. Что характерно: в важнейшие сочинения Александра Васильевича – "Полковое учреждение" и "Науку побеждать" она им не была включена.
В других своих высказываниях Суворов как будто бы себе же противоречит, заявляя, что "солдаты учение любят, лишь бы кратко и с толком". Это, согласитесь, особой тяжести в организации боевой подготовки не подразумевает. Но здраво поразмыслив, приходишь к следующему выводу: занятия с бойцами должны быть тщательно продуманы, организованы, проводиться в течение установленного времени и с надлежащей результативностью. Вот что имел в виду легендарный победитель поляков, турок и французов. Если же слово "поход" у генералиссимуса все-таки означает маршевую подготовку войск, то и тут со словами "тяжело в учении" как-то не очень складывается. Обратимся к "Науке побеждать" (раздел "Три воинских искусства"), где столь много внимания уделяется передислокации войск в намеченный пункт. В частности, давая указания по замыслу марша, полководец заключает: "По сей быстроте и люди не устали". То есть не собирался Александр Васильевич на столь знаменитых суворовских переходах личный состав доводить до полного физического изнеможения.
Однако нельзя не отметить следующее. Будни Советской и современной Российской армии свидетельствуют: первая половина якобы произнесенной Суворовым фразы (насчет того, чтоб на учении было тяжело) – своего рода особо важное указание, которое исполняется постоянно и неукоснительно. А вот насчет второй половины – легкости в бою, особенно в начальный период любого вооруженного конфликта – с этим почему-то не очень получается. Обычно не готовы ни к чему, хотя "тяжести" при организации оперативной и боевой подготовки уделяли в мирное время первостепенное внимание. Что даже подтверждается образчиками солдатского фольклора. Бестолковщина в ходе занятий там обычно присутствует в изобилии, а вот легкость в бою не встречается.
Не совсем понятно, почему в учении в принципе должно быть всенепременно тяжело. По каким таким причинам? И что, собственно, хотят обозначить этим словом? Вполне объяснимую усталость после выполнения всех намеченных задач в установленные сроки или измотанность людей вследствие безграмотности командиров, гонявших их без пользы и толка? Одним словом, завет "тяжело в учении – легко в бою" надо применять с очень и очень большой осторожностью. Чувство меры необходимо тут, как, наверное, нигде.
Более того, этот завет зачастую охотно используется генералами и старшими офицерами, чьи организаторские способности не соответствуют занимаемой должности. Поскольку на то, что учение обязательно должно быть "тяжелым", подобные "отцы-командиры" стремятся списать все безобразия, которые обычно имеют место в ходе маневров различного масштаба. Не накормил личный состав горячей пищей после многочасового марша – "тяжело в учении", заморозил бойцов в поле вместо организации обогрева – опять "тяжело в учении", не давал никому спать в течение трех суток вместо разумной организации посменной боевой деятельности – и вновь "тяжело в учении".
Хорошо известно, что подразделения и части будут действовать на войне точно так же, как они до этого осваивали боевую подготовку (и вся военная история подтверждает, что никаких иных вариантов тут нет и быть не может). Если ратная учеба в ротах, батальонах и полках превращалась исключительно в испытание на выносливость и выживание, то никаких умений и навыков они на поле сражения не продемонстрируют. Короче говоря, коли все военные премудрости в мирное время заколачивались в солдат и сержантов исключительно "через задницу" да еще и с большим трудом, то соответствующее "мастерство" они явят и в ходе вооруженной борьбы. Поэтому высокая организация боевой подготовки все же гораздо предпочтительнее, чем пресловутое "тяжело в учении".
Время политруков прошло
Ни для кого не секрет, что казарменное насилие в армии и на флоте никуда не делось. При этом дедовщина во многом связана с этническими и религиозными факторами. По сути в частях и подразделениях Российской армии идет настоящее противоборство между военнослужащими, призванными из республик Северного Кавказа, и уроженцами прочих регионов РФ.
Какие же меры предлагаются для решения этой проблемы? Одна из них уже озвучена – возможное комплектование соединений по национальному или конфессиональному признаку. Но большинство специалистов, знакомых с современными отечественными реалиями, считают данный путь абсолютно неприемлемым.
Другой способ прекращения побоищ и избиений, по мнению ряда экспертов, – возрождение на новой основе института замполитов. Более того, считается, что опыт покойного Главпура якобы известен и опробован на практике во многих цивилизованных странах. Надо сказать, что подобная ересь генерируется, как правило, либо самими бывшими политработниками, либо некоторыми публицистами. При этом наследники и почитатели "комиссаров в кожаных тужурках" в подтверждение своих тезисов риторически возглашают: "Кто будет сегодня конкретно работать с солдатами? Кто займется укреплением их морально-психологических качеств? Таких офицеров, к сожалению, фактически нет сейчас в армии, что очень тревожит экспертное сообщество".
Что понимается под экспертным сообществом в данном случае – не совсем ясно. Теперь непосредственно о политработниках/воспитателях. За всю без малого двенадцативековую историю Российского государства в дружинах, ратях и войсках, защищавших его от внешних угроз, отстаивавших интересы державы на поле брани, никогда не было никаких воспитательных структур (за исключением краткого 73-летнего периода советской власти).
Например, перед Бородинским сражением в 1812 году никто не выпускал боевых листков и стенгазет, не произносил зажигательных речей, не строчил при свете костра на лежащем на барабане листке бумаги: коли завтра сложу голову, желаю, мол, числиться в рядах самых верных царских слуг. Помолились накануне иконе Смоленской Божией Матери – и в битву. И как дрались! Французы взяли в плен менее одной тысячи русских воинов (существенно менее одного процента от первоначальной численности русской армии), да и то в основном израненных. То есть добровольно подчиненные фельдмаршала Голенищева-Кутузова в плен не сдавались.
И совершенно иная картина наблюдалась в СССР в период Великой Отечественной войны – недостатка в политруках и комиссарах в Красной армии вроде бы не ощущалось, а миллион советских граждан оказались на службе в вермахте. В то же время за шесть лет Второй мировой в той же Великобритании никто не писал заявлений типа "В бой хочу идти лейбористом" или "Если погибну, прошу считать меня консерватором", а классических предателей у англичан – раз-два и обчелся.
В этой связи надо отметить, что Верховный главнокомандующий маршал Сталин к эффективности политработы после первого года войны относился весьма и весьма скептически. Комиссаров отменил и больше полагался на приказы № 270 и № 227. Кстати, в ту пору имели место ситуации, которые позже при советской власти представить себе было абсолютно невозможно. В частности, член военного совета 1-го Белорусского фронта по воинскому званию – генерал-лейтенант, а командующие, например, артиллерией и инженерными войсками – генерал-полковники. То есть товарищ Сталин знал, что потерянная в спешке походная ленкомната никак не скажется на успехе сражения. А вот если план инженерного обеспечения фронтовой наступательной операции разработан неграмотно или с большими огрехами – жди беды. Следовательно, людей ценили по вкладу в победу, а не по длине языка. При политработниках же Хрущеве и Брежневе ситуация резко изменилась. И теперь в самом страшном сне начальник артиллерии, к примеру, округа не мог себе представить, что его звание выше звания члена военного совета.
Бывшие политруки никак не могут понять, что их основное предназначение в Вооруженных Силах заключалось отнюдь не в воспитании солдат, матросов, сержантов и старшин, в оформлении наглядной агитации, а в осуществлении надзора за командным составом армии и флота. Никак до них даже сегодня не доходит, что главная задача "бойцов партии" в прежние времена (и до сих пор не оглашенная) – предотвратить цементирование и кристаллизацию офицерского сообщества, препятствовать его превращению в разновидность служилого сословия, сформированного на основе кодекса чести.
А воспитывать 18-20-летнего человека в войсках уже поздно. Его могут воспитать семья, до определенной степени – детский сад и школа, но самое главное – сам уклад, если угодно, образ жизни. А в армии у командира должен быть только кнут для нерадивых и пряник для усердных. Сейчас же пока – ни кнута, ни пряника.
Что же касается этнических конфликтов в казармах – то и тут способ только один. На данном этапе попросту не призывать представителей республик Северного Кавказа в Вооруженные Силы России. И такие прецеденты в истории нашей страны уже были.
После умопомрачительной ереси
Вскоре после развала Советского Союза в декабре 1991 года произошла департизация Вооруженных Сил и рухнула казавшаяся незыблемой система мероприятий по идейно-политическому воспитанию личного состава армии и флота, укреплению и совершенствованию которой приснопамятный ГлавПУР, политработники всех уровней и званий отдавали так много времени и усилий.
Штудированию положений марксистско-ленинских наук в военных вузах отводились, как правило, лучшие учебные часы. Например, семинар по истории КПСС (насквозь фальсифицированной, как известно) никак не мог начаться в девять часов утра в понедельник. Наутро самого тяжелого дня недели, насколько помнится автору, как правило, выпадали только лабораторные работы по теории автоматического управления и регулирования, лекции по теоретическим основам радиолокации, групповые упражнения по теории электромагнитного поля или непосредственное изучение вооружения и военной техники.
Страшно представить, что на освоение "политической экономии социализма" и тому подобной ереси в течение пятилетнего срока подготовки будущих военных инженеров отводилось не менее восьмисот драгоценнейших учебных часов. Теперь остается только гадать, насколько бы возрос профессионализм юных лейтенантов, если бы это время было использовано исключительно по назначению – для обретения навыков ведения современного боя.
Между тем конспектирование трудов "вождей мирового пролетариата", статей и докладов "верных продолжателей дела" Ильича в СССР, зазубривание цитат из этих сочинений являлось отнюдь не безвредным занятием. Забивание голов не подлежащими ни малейшему сомнению догматами не проходит бесследно.
По большому счету человеческие умы в результате таких упражнений в конечном итоге становятся неконкурентоспособными. Люди просто разучиваются думать, сопоставлять, анализировать. И в самом деле – зачем? Если в единственно верном и всепобеждающем учении описаны пять черт какого-либо общественно-политического явления, то их уже никак не могло быть шесть или четыре.
А вот два весьма примечательных свидетельства, подтверждающих вышесказанное.
Заглянем в доклад по итогам первых четырех месяцев боевых действий в 1980 году в Афганистане. Прелюбопытнейшие пассажи прозвучали в этом документе: "Необходимо ясно представлять, что развитие обстановки в ДРА (Демократическая Республика Афганистан. – М. Х.) происходит не изолированно, а является составной частью общей борьбы социализма, прогресса и демократии с империалистической реакцией, в которой все мы активно участвуем"; "Афганская революция происходит в стране чрезвычайно отсталой, где практически отсутствует организованный рабочий класс, который мог бы сплотить вокруг себя все прогрессивные силы, где во многих областях развития общества господствуют феодальные отношения, реакционная исламская религия, которая держит народ в невежестве и нищете".
Налицо результат того самого штудирования, о котором говорилось ранее. Прочно осели в мозгах наших военачальников положения научного коммунизма. Хотя после данных посылов любой мыслящий человек неизбежно сделает вывод: советским войскам придется сражаться ради светлого будущего южного соседа СССР лет эдак 100 как минимум. Причем без малейшей надежды на успех.
Другой пример. В августе 1991 года теоретически в стране могла воцариться военная диктатура. Руководству Вооруженных Сил потребовалось бы предпринять несколько энергичных мер – и безвластная страна оказалась бы в их полном распоряжении. Этого не произошло всего лишь по одной причине. Среди высшего командования армии и флота оказалось ничтожно мало инициативных, смелых, решительных, агрессивных людей. Подавляющее большинство советских военачальников пассивно и безучастно наблюдали, как на их глазах происходит крушение великой державы и вершится крупнейшая геополитическая катастрофа XX века.
Однако предположим, что маршалы и генералы, получившие все свои знания об окружающем мире и его экономическом устройстве с помощью единственно верного и всепобеждающего учения, все-таки осуществили военный переворот. Могла ли у них быть хотя бы какая-нибудь разумная программа возрождения огромной страны, подъема ее народного хозяйства? Вряд ли. Стагнация на одной шестой части суши наверняка бы продолжилась, а затем грянул бы настоящий катаклизм, превзошедший по масштабам трагедию 1991 года.
Впрочем, старание, с каким марксистско-ленинский бред вбивался в головы граждан, окончилось откровенным пшиком. Представители новой исторической общности (советский народ согласно определению теоретиков КПСС, позвольте напомнить) 24 года назад с воодушевлением разбежались по национальным квартирам и принялись резать друг друга. Никто не вышел защищать свое общее социалистическое Отечество – Советский Союз. И уж тем более не нашлось подвижников с горящими глазами, взошедших на костер с партбилетом в руках.
Однако вакуум, образовавшийся вследствие исчезновения коммунистической идеологии, в настоящее время не заполнен ничем. Прежние идеи и лозунги низвергнуты. А взамен так ничего и не появилось. И это не может не внушать опасений.
Кровь, мед, песок, пчелы
Мешанина с понятиями и военными терминами, похоже, началась с МЧС. Именно в этом ведомстве начали "формировать группировки" из двух пожарных машин, трех собак, трех лодок, двух вертолетов. Более того, "передислоцировать" их.
Слава Богу, в МЧС пока не знают слов "оперативное построение" и "эшелонирование". А то, можно не сомневаться, и в эти веками устоявшиеся понятия спасатели вложили бы совершенно иной смысл. Впрочем, об этом я уже писал. Правда, какого бы то ни было особого воздействия на некрепкие и перевозбужденные отечественные умы этот материал так и не произвел. Вот он, этот текст.
Правильно назвать – правильно понять
Сегодня красота военного языка поблекла, а смысл терминов стратегии и оперативного искусства или утрачен, или искажен.