Презуны отличаются резко от прочих кафиров не одним только языком, почему д-р Робертсон и хочет видеть в них только аборигенов страны. Он присутствовал при их жертвоприношениях и религиозных служениях, и называя пение жрецов музыкальным мяуканьем, говорит, что при всем желании он не был в состоянии повторить ни одного слова, ни одного звука…
Распределяя племена по их языку; д-р Робертсон, во-первых, отмечает сиа-пошей, затем – веев и родственных им, вероятно, ашхунов, и наконец – презунов. Большая часть кафиров принадлежит, в этом отношении, к сиа-пошам, племена которых населяют северные долины Кафиристана, хотя и разделенные между собою долиною Презун.
Среди тех, кого д-р Робертсон называет сиа-пошами, главное племя составляют катиры, населяющие западную долину, граничащую с Афганистаном. К этой долине (по расспросам) имеется от 20 до 30 селений катаров, которые здесь известны более под именем ракгуль-кафиров, или габариков. К востоку от Рамгуля расположена долина Кулам (с четырьмя селениями), главная река которой соединяется с такою же – долины Рамгуль и впадает в р. Кабул, через Лугман. К востоку от долины Кулам живет ветвь племени катаров – кти (два небольших селения). Верхняя часть долины Башголя, вплоть до области кафиров-мадугалей, также населена ветвью племени катаров, которые в общем более многочисленны, чем все жители долины прочих племен. В нижней части долины Башголь живет довольно значительное племя вамов, имеющее непосредственно на севере соседями племя мадугалей, а на западе – маленькое племя каштанов. Ветви катаров, о которых говорит Робертсон, составляют на самом деле совершенно отличные и независимые общины, но внутренняя их организация та же, что и у всех племен и общин. Каждое племя Кафиристана разделяется на семейства, или кланы, и индивидуальное значение каждого кафира зависит от численности того семейства, в которому он принадлежит, и того положения, которое он в клане занимает. Дела племени номинально управляются советами старшин, называемых джастами, но фактически находятся обыкновенно в руках 3–5 из этих джастов, отличающихся от своих товарищей мудростью и, в особенности, богатством; вообще, в Кафиристане богатству придается громадное значение. Робертсон на обстоятельстве этом особенно останавливается; но, кратко резюмируя, можно сказать, что кафир, будь он хоть семи пядей во лбу, высокого значения в народе не добьется, если он не богат, или если он не оратор: красноречие в Кафиристане – тот же капитал.
Чтобы сделаться джастом, кафир должен пройти через длинный ряд обычаями установленных церемоний, продолжающихся у племени камов, например, около трех лет, у других – несколько меньше. Кандидат должен, между прочим, в разных случаях дать одиннадцать банкетов всему племени и, кроме того, десять пиров для джастов, причем пиры и банкеты эти устраиваются при участии женщины, его жены, или посторонней, но играющей в деле этом важную роль. Чаше всего, хозяйкой пиров, или ассосиаторшей кандидата является именно женщина посторонняя, – жена другого будущего кандидата в джасты. Расходы по выборам, т.-е. на пиры, так велики, что редкий кафир может произвести их одновременно и самостоятельно, и вот половину их принимает на себя другой кафир, впоследствии намеревающийся пройти через эти же церемонии, и, помимо следуемой суммы денег, дает в помощь первому свою жену; через 2–3 года, когда настает очередь второго кандидата, первый заплатит ему тем же.
Впрочем, вся честь достается устроителю пира; компаньонка же его пользуется лишь правом присутствовать на некоторых танцах, причем носит особенную, отороченную мехом, почетную обувь…
Остальные церемонии для получения звания джаста чрезвычайно сложны и утомительны для передачи, но среди них есть весьма оригинальные: так например, кандидат, в глухую зиму, в доме своем должен на земляном полу засеять хлебом миниатюрное поле и выходить его; церемония эта тем более оригинальная, что представляет единственный случай, когда сын племени камов занимается земледелием. Сделавшись джастом, кафир, однако, не освобождается от этих сложных и дорогих церемоний: периодически он, или сыновья его, должны вновь проходить через их цикл, дабы поддержать свое влияние в народе.
Вообще законы роскоши в Кафиристане чрезвычайно требовательны: надеть на праздник яркое платье, или блестящий тюрбан, может только джаст, или воин, приглашенный на праздник знати, причем ему даются украшения, уравнивающие его с прочими благородными и знатными джастами. В известных пределах, однако, франтовство разрешается каждому кафиру, но за это он должен платить селению, или племени, налог, а каждое новаторство в костюме обходится очень дорого; так например, при д-ре Робертсоне один кафир, за право ношения красных панталон, уплатил общине шесть коров…
"Мы все равны, – говорят кафиры, – а кто хочет тем или другим выделиться из толпы, видя в этом преимущество, должен платить за это остальным, которые преимуществом этим не пользуются"…
Среди джастов имеется особый небольшой кружок высшей аристократии, члены которого, за особо-многочисленные пиршества народу, получают почти царскую привилегию – вне дома сидеть на четыреногих табуретках. У камов этой привилегией пользуются только пять мужчин и одна женщина.
В общем, правительство в Кафиристане демократическое, и все вопросы политики внешней и внутренней обсуждаются публично депутатами-джастами в местных парламентах каждого племени, хотя в обыкновенных случаях все исходит от нескольких седых бород, составляющих нечто в роде министерства внутренних дел. "Парламент кафиров представляет оригинальный спектакль, – говорит д-р Робертсон; – почти всегда царствует здесь неумолчный шум, сразу говорят нередко до двенадцати человек, имеющих каждый свою группу слушателей, которые обыкновенно со вниманием слушают избранника своего; но если внимание это исчезает, оратор возвращает к нему слушателей громкими криками: "ай! ай!" – а нередко и палкой"…
Если вопрос особенно интересен, сразу говорит весь парламент и никто не слушает, пока не выступит на трибуну популярный оратор… тогда смолкают все, и ассамблея с истинным вниманием выслушивает своего лидера, одобряя его криками и стуком и страстно выражая восторг свой…
Вообще кафиры очень любят диспуты, благодаря которым и приходят к точному выяснению будущего образа действий, но это только в парламенте; когда же они собираются на площадке, где происходят танцы, или где-нибудь у группы деревьев, и начинают страстные споры об общественных делах, никто не возьмется предсказать, к какому решению придут они.
Для управления второстепенными внутренними делами в каждом племени существует совет из тринадцати человек, избираемых ежегодно. Председателем совета этого является ур-джаст, личность всегда весьма значительная; остальные же не более как сателлитами его, избираемыми нередко даже из рабов. К числу обязанностей совета этого относится, между прочим, урегулирование отпуска воды на поля и наблюдение за тем, чтобы до времени не начинался населением сбор винограда и орехов; ур-джаст же обязан, в специальном для этого помещении, устраивать все необходимое для общественных танцев, имеющих религиозно-увеселительный характер и совершающихся по средам вечером, во время полевых работ, которыми заняты бывают только женщины.
Совет тринадцати играет роль и суда, карающего провинившихся в мелких преступлениях имущественными штрафами, поступающими в пользу судей. Ур-джаст при избрании своем, независимо от обычного, должен дать праздник всему селению и отдельно его старшинам, но вместе с тем им налагается и известная контрибуция на население в виде муки и прочего провианта.
В общем, впрочем, должность ур-джаста столько же почетна, сколько прибыльна; но почет в Кафиристане, какого бы рода он ни был, даром не дается никому: так например, одержавший победу в метании железного шара (диска?) – игра, имеющая священное значение, – не приз получает, а праздник селению устраивает. Удивлявшемуся поэтому д-ру Робертсону, в свою очередь, удивленные кафиры отвечали: "За что же давать ему вознаграждение? Бог Имра наградил его силою, которой у других нет, а за это и в честь бога он праздник должен дать нам".
Из виденных д-ром Робертсоном племен кафиров наименее смуглыми он считает веев, наиболее же темнокожими – презунов и катиров. В Пшовере, селении катиров, жители цветом лица напоминают негров, но они этим будто бы обязаны дыму от дров, употребляемых ими в топливо, и врожденному отвращению в омовению. Вообще, по мнению Робертсона. Кафиров белыми назвать нельзя, хотя они не могут быть причислены и в темным расам. Кафиры, во всяком случае, темнее жителей Бадахшана и Читраля, – их цвет лица такой же, как у обитателей Пенджаба.
Как цвет лица темнее, так и черты его значительно грубее у кафиров низших классов, но, в общем, несомненно арийский тип – красив, в особенности правилен нос. Рыжие и альбиносы встречаются у кафиров, но не составляют более 1 %. Типы смешанной расы значительно отличаются от чистой: носы, как нередко встречается это у невольников, сплюснуты, лба нет почти, волосы начинают рости у бровей, и все это производит отталкивающее впечатление, совершенно противоположное тому, которое получается при взгляде на мужчин высших классов Кафиристана, головы которых замечательно правильно сложены, – так и кажется, что эти полудикари могли бы, без особого напряжения стать и учеными, и государственными людьми.
Женщины по большей части некрасивы; девушки же могли бы быть привлекательными и бывают иногда такими, но тяжелые работы на воздухе делают их лица слишком смуглыми и грубыми, грязь же их зачастую отвратительна. Вид этих несчастных, почти без исключений, забитый, – они представляют в Кафиристане единственную рабочую силу, работа же их чрезвычайно тяжела, а потому неудивительна и ранняя старость женщин этой страны.
Сложены кафиры всегда прекрасно, – и видно, что они охотно предаются всевозможным физическим упражнениям; людей толстых здесь нельзя встретить; кафирами даже трудно усвоивается понятие о человеческой полноте…
Когда Робертсон заговорил однажды о полноте человеческой, его не могли понять, и лишь главный жрец заметил, что он понял, о чем путешественник речь ведет, он – жрец, однажды, на Асмарской границе убил такого упитанного мусульманина…
Средний рост кафиров – пять футов и шесть дюймов; кафиры же племени камов достигают нередко 6 футов и одного дюйма; но самые выносливые и сильные, лучшие скороходы по горам и борцы – это люди среднего роста.
Женщины, за некоторыми исключениями, малы ростом, слабы на вид, но на самом деле чрезвычайно выносливы и делают громадные переходы с большими тяжестями на голове и плечах. Обыкновенный костюм cia-пошей состоит из невыделанной козлиной кожи, стянутой у пояса ремнем, на котором держится неизбежный кинжал. Этот костюм наиболее распространен в стране, ибо носится бедняками, составляющими большинство населения; но надо заметить, что женщины его не носят никогда. Любимый костюм достаточного кафира из восточных долин состоит из рубахи и панталон грубой шерсти, коричневого читралийского или черного минджанийского халата, мягких кожаных черных сапог и шерстяных чулок (без носков), но национальный костюм, носимый всеми, без исключения, женщинами и почти всеми мужчинами – это туника, из сукна темно-коричневого цвета, падающая до колен, оставляющая открытою, на спине и груди, часть тела в форме клина (как обыкновенный халат на груди). Туника эта, не имеющая рукавов, стягивается женщинами у пояса широким, красного цвета, шарфом с кистями на концах; красными же шнурами отделаны борты туники. Мужчины носят тунику эту в накидку, как и презуны свои серые обширные покрывала, заменяющие им туники. Яркие цвета в большой чести только у веев.
Женщины cia-пошей, замужния, носят на затылках род четыреугольных беретов; девушки же двойным кольцом стягивают волосы вокруг головы, ничем не покрытой. В торжественных случаях женщины надевают высокий, рогатый, головной убор, среди украшений которого главную роль играют металлические наперстки; на одной из этих драгоценностей д-р Робертсон прочел выбитыми слова: "for а good girl", единственные следы печатного искусства, виденные путешественником в Кафиристане. Впрочем, красные и белые бусы у женщин Кафиристана, как украшения, в большом ходу.
Дети в Кафиристане не появляются на Божий свет под кровлей родительского дома; для этого за оградой каждого селения имеется специальный дом, куда и отправляются заблаговременно роженицы. Оригинален выбор имени для новорожденного: как только ребенок появляется на свет, специально выбранная для этой церемонии старуха древняя скороговоркой начинает перечислять имена всех предков новорожденного, и чтение синодика этого продолжается до тех пор, пока ребенок не потянется в груди матери: имя, произнесенное старухой в тот момент, когда ребенок возьмет грудь, дается ему; благодаря такой случайности, в одной семье нередки дети, носящие одно и то же имя и отличающиеся прилагательным: старший, второй, младший.
Кафиры, мужчины и женщины, носят кроме имен – и отчество; так например, Чанглу-Астан – значит Астан, сын Чанглу; если же и имя, и отчество, слишком популярны, то для отличия прибавляется и имя деда: например, Лёткам-Чанглу-Мерив, значит – Мерив, сын Чанглу, внук Лёткама. Иногда к имени отца прибавляется и имя матери: так, например, Башив-Сумри-Шиак, значит – Шиак, сын Башика и Сумри. Вообще на востоке сыновья никогда не носят имен отцов своих, но в Кафиристане очень часто встречается: Мерик-Мерива, Чанглу-Чанглу и т. д.
"Характернейшие черты кафиров – это их алчность, чрезвычайная друг в другу зависть и постоянство ненависти одного племени в другому", – говорит доктор Робертсон, выводя заключение об алчности и зависти из ссор кафиров по поводу его подарков, но не объясняя, какая цель была и какую цель видели в этих дарах кафиры, у которых, по выражению Робертсона, "исключительные понятия о независимости" (равенстве?) таковы, что дары должны делиться поровну между всеми, что уже если не исключает, то ослабляет понятие об алчности и зависти. "Ненависть племенная у кафиров такова, – продолжает Робертсон, – что, одно из враждующих племен всегда готово призвать на свою территорию соседей мусульман, дабы уничтожить другое ненавистное", но… фактов, подтверждающих это положение, британский агент не приводит, и решив, что "кафиры вообще страдают излишней веротерпимостью", далее говорит, что "вся история кафиров состоит из борьбы с исламом"; что "между племенами кафиров не существует той смертельной вражды, которая наблюдается у соседей их афганцев". Наказание за убийство соотечественника у кафиров чрезвычайно строго. Вследствие живого темперамента, кафиры очень часто ссорятся, причем жены их и дети всегда готовы броситься разнимать дерущихся, считая такое вмешательство добродетелью. Чаще всего удары кинжалов и достаются не противникам, а желающим водворить мир женам и дочерям.
Кафир-убийца изгоняется из родного селения на всю жизнь, дом его сжигается кланом или семьей убитого, а имущество его конфискуется мстителями, перед которыми убийца никогда не смеет показаться. Из таких убийц-изгнанников составляются целые селения в Кафиристане, но кафир может, однако, избежать изгнания, заплатив родным убитого вознаграждение; последнее бывает обыкновенно так велико, что такие случаи весьма редки.
Убийство, совершенное при самообороне, кафирами не оправдывается: "человек должен защищать свою жизнь, не убивая другого", говорят кафиры.
Вступая в страну кафиров, д-р Робертсон думал, что будет иметь дело с "дьяволами", но затем убедился, что если чистосердечие и откровенность не составляют характерных черт кафиров, то во всяком случае они много справедливее и честнее, чем их ненавистные соседи афганцы (упомянуто это д-ром Робертсоном, конечно, не в оффициальном рапорте). Привязанность к семье у кафиров очень развита, как развиты воинская доблесть и самопожертвование; высокие акты преданности родине, патриотизма, не удивляют кафиров.
Д-р Робертсон утверждает, однако, что все кафиры – жестокие хвастуны и любят пустить пыль в глаза иностранцу, но все эти недостатки бледнеют перед их достоинствами, перед храбростью, любовью к семье и независимости, перед доблестями великолепных воинов, девиз которых – "лучше смерть, чем вражеское иго".
Все это не мешает кафирам, по словам д-ра Робертсона, быть "интриганами и заговорщиками замечательно тонкими и хитрыми". В доказательство этого, автор приводит пространную историю, из которой видна лишь смертельная вражда кафиров к магометанам. Хорошо еще, что доктор-дипломат не отрицает смышлености у кафиров, весьма недюжинной, но о примере, им приводимом, он мог бы и умолчать.
Рассчитывая слугу своего, кафира, "особенной смышленостью не выдававшегося", д-р Робертсон уплатил ему по курсу индийскими рупиями, вместо рупий кабульских (более высоких). Произошел спор, – Робертсон доказывал верность своего рассчета вычислением на бумаге, "кафир считал по пальцам и рук и ног", и доказал, что британский дипломат ошибся. Другой пример лучше, – дипломат "долго практиковался" над производством какого-то фокуса, которым хотел подействовать на воображение полудиких кафиров, и когда, набив руку, фокус свой показал, немедленно один из присутствующих жрецов, с "обычными им приемами мистификации", сделал то же самое…
"Кафиры – идолопоклонники, – коротко решает д-р Робертсон, – но вместе с тем они и предков боготворят". Главный бог, создатель мира – Имра; за ним идут до двадцати богов второстепенных, мужского и женского пола, из которых Мони – самый древний, а Гиш, бог войны – самый популярный. Мелкие боги покровительствуют женщинам и детям. Известным богам приносятся в жертву и животные известные: так, для Имры закалывают коров, для Гиша – козлов, для богини Дизани – овец.
Гиша, бога войны, Имра создал чудесным образом. Гиш был великий воин и убил много людей, он убил и Гуссейна и, отрезав ему голову, играл ею в поле… Когда он умер или, точнее, оставил этот мир, последователи его разделились на две части, и если вы англичанин, например, то кафир вам скажет, что лучшая часть последователей Гиша ушла в Англию, а худшая осталась в Кафиристане.
В каждом селении обязательно имеется маленький храм (скорее – мавзолей) в честь Гиша, и по углам храма этого всегда размещены военные трофеи. Идолом Гиша является или простой, бесформенный камень, или условной формы фигура с головой, на которую жрец, во время жертвоприношения, сыплет муку и проливает жертвенную кровь.
Гиш – популярнейший бог кафиров, потому что война составляет жизнь их. Один из характернейших обычаев войны у кафиров состоит в том, что они посылают на неприятельскую территорию предварительно несколько пар молодых воинов, с целью тайного убийства и грабежа. Эти пары ночью, ползком, пробираются в ближайшее селение врагов, убивают сонных и спасаются бегством, часто преследуемые по пятам.