Крупный русский писатель А. Шмаков в книге "Международное тайное правительство", написанной в канун революции, раскрывает грязные, подковёрные методы сионистов от культуры: "в позорную кабалу евреям попадает одно русское интеллигентское сословие за другим.
Заметьте: оказывается в кабале не одно лишь тёмное и беспомощное простонародье, опутываемое еврейскими ростовщиками и фальсификаторами.
В иудейское рабство идут сословия наиболее свободные, сильные, сравнительно достаточные, образованные, ближайшие наследники разлагающихся старых сословий - дворянства, духовенства и чиновничества.
Мне уже приходилось писать о постыднейшем рабстве, в котором пребывают у евреев очень многие русские писатели и публицисты, иногда даже талантливые, даже со старыми, заслуженными именами.
У меня хранится трагическое письмо когда-то очень известного и остроумного критика, который много лет украшал собой радикальные журналы, но в чём-то согрешил перед евреями.
В результате на него был наложен херем, лишение хлеба и воды, т.е. абсолютный редакционный бойкот, и бедный старик с толстыми томами своих сочинений принуждён теперь ютиться чуть ли не в каморке, сдаваемой от дворника.
Писатель этот и сам либерал, стало быть, писать в "реакционной" печати ему трудно, а вся левая печать, т.е. подавляющее большинство, увы, в руках евреев.
У меня хранится и другое письмо, одной очень известной когда-то беллетристки, тоже погрешившей чем-то перед жидами и выброшенной из литературы, буквально так, как жиды-адвокаты выбрасывают строптивых русских из адвокатуры.
На моих же глазах прошла многолетняя пытка, которой был замучен евреями очень талантливый писатель B.Л. Дедлов (Кигн).
Он огорчил чем-то евреев ещё в покойной "Неделе", и уже тогда еврейская критика смешивала его с грязью или бессовестно замалчивала, а с гибелью "Недели" Дедлов оказался вне возможности где-нибудь печататься. Консервативные "толстые" журналы, в свою очередь, загублены евреями.
Мне доводилось не раз слышать, сколько унижений приходится испытывать не одним начинающим русским писателям в еврейских редакциях.
Какой-нибудь Мордка Срулевич Гевалтмахер, засев в пышный "редакторский кабинет", устраивает приёмы просителей, точно премьер-министр печати.
Один за другим российские писатели, иногда с древними дворянскими фамилиями, подходят на цыпочках к кабинету, робко приотворяют дверь, говорят подобострастным тоном, бледнеют молча и выслушивая наглые замечания, часто дерзости.
Ведь нет на свете ничего беспощаднее одолевшего, торжествующего жида!
Спросите с глазу на глаз русского деятеля любой иной профессии, например, русского актёра, певца: везде стоит тот же стон задавленных русских сил, с каждым днём уступающих еврейству свои позиции.
С евреями невозможно бороться не потому, что они умнее, талантливее, энергичнее русских, а потому, что они пронырливее и бессовестнее нашего брата и, сверх того, пользуются огромной поддержкой всего еврейского кагала!
На что, казалось бы, свободная вещь - театральная сцена, - здесь талант налицо перед большой публикой, и соревнование могло бы быть вполне честное?..
Кому больше хлопает публика, тот, казалось бы, и премьер сцены. В действительности же, происходит следующее.
Если в талантливую русскую труппу втёрся посредственный еврейчик, то все русские таланты начинают бледнеть и тушеваться, а еврейская посредственность начинает расти и пухнуть в талант.
Евреям более всех известны таинства клаки, возможность кучке молодых негодяев в райке сорвать успех одного актёра и создать триумф другому.
В самый патетический момент, когда зал замирает в ожидании последнего жеста, последнего слова русского артиста, вдруг, кто-нибудь делает "а-пчхи!" или пищит ребенком...
Вот вам великое мгновение шлепнулось в смешное. Публика вышла из транса, артист растерялся, то художественное "чуть-чуть", в чём секрет искусства, спугнуто, и талантливейший исполнитель иногда убит наповал.
Пусть все порядочные люди поймут, что это было злодейство со стороны презренной жидовской клаки, артист Иванов оскандален. Артисту же Ицкензону, чуть он покажется, раздаётся гром рукоплесканий, ему бесчисленные вызовы, дешёвые цветы...
Что вы поделаете с таким насилием, не предусмотренными никакими законами?
Это злодейство из театра переносится в местную печать, почти сплошь еврейскую. И тут талантливый Иванов или осмеивается, или замалчивается, а посредственному Ицкензону продолжаются дутые овации.
Изо дня в день такая гнусная подтасовка мнений начинает иметь успех, ведь не все же ходят в театр, а из тех, кто ходит, далеко не все имеют мужество держаться своего вкуса.
Газеты твердят, что Иванов - бездарен, простодушный зритель боится признаться, что Иванов ему нравится. Все страшатся показаться профанами, поэтому нагло провозглашённая театральными жидками-репортёрами репутация и в самом деле становится общепринятой.
В конце концов, на Иванова публика вовсе не идёт, зал пустеет, а на Ицкепзона публика ломится. Что делать, скажите, антрепренёру, если даже он и русский человек и если отлично понимает всю механику еврейской интриги?
Приходится отпустить Иванова и на его место взять какого-нибудь Шулермейстера: по крайней мере, еврейская печать будет задобрена.
А как только из одного еврея на сцене сделается два, то процесс выталкивания русских актёров начинает идти галопом.
Кроме подлой еврейской клаки и еврейского репортажа, сами актёры-еврейчики начинают подкладывать русским товарищам всяческую свинью. Чаще всего кончается тем, что не только русские актёры, а и русская антреприза сживается со свету.
До чего дошло: даже императорская наша сцена, т.е. национально-русская, облеплена евреями - всевозможными Мейерхольдами, Флексерами и т.п., тщательно выдвигающими своё племя и свои взгляды на искусство.
Императорская же консерватория состоит сплошь из евреев в такой степени, что скоро уже совсем не будет в России русских музыкантов и певцов. Прочтите список учащихся, и вы подумаете, что это вовсе не консерватория, а - хедер!"
Огульное и совершенно беспочвенное поношение национальных культур - характерная жидовская черта. Не разрушив коренную культуру, не замутив ее истоков, не разрубив корней, связующих прошлое с настоящим - никакую страну не свалить.
Придя к полному и хамскому торжеству в России в 1917 году, иудеи взялись поносить духовное наследие оккупированной державы, пачкать и уничтожать русское искусство и её носителей.
Лейба Бронштейн (Троцкий), не найдя каких-либо осмысленных характеристик, называл лучших поэтов (Есенина, Клюева и др.) "мужиковствующими", а их национализм "примитивным и отдающим тараканами" - просто ничего глупее и тупее выдумать не мог.
В жёлтой прессе развернулась настоящая война против великой русской литературы, не было ни одного видного писателя или поэта, имя которого не подвергалось бы глумлению и хулению.
А гениального Пушкина бесталанные потомки диких евреев нагло призывали "сбросить с парохода современности".
Абсолютное большинство самых лучших и любимых в народе поэтов и писателей было уничтожено крысолюдьми: Есенин, Клюев, Маяковский, Горький, Васильев, Корнилов и многие другие.
Вместе с тем, раздувались и преувеличивались несуществующие таланты иудейцев пейсателя Шолом-Алейхема (Рабинович), поэтов Михаила Светлова (Шейнкман) и Павла Когана, газетного писаки Михаила Кольцова (Фридлянд), актёра Качалова, режиссёров Эйзенштейна, Трауберга, Мейерхольда, Вахтангова и прочих.
Один из самых потрясающих документов той поры цитирует князь Н. Жевахов в своей книге "Еврейский террор в России":
"В газете "Новое Время" от 10 июля 1927 г., приведено замечательное письмо русских писателей из России, полученное "Союзом русских писателей и журналистов" в Белграде.
Этот документ должен быть увековечен, как подлинный голос русских великомученников, томящихся в жидовской кабале:
Писателям Мира К Вам, писатели мира, обращены наши слова
Чем объяснить, что Вы, прозорливцы, проникающие в глубины души человеческой, в душу эпох и народов, проходите мимо нас, русских, обречённых грызть цепи страшной тюрьмы, воздвигнутой слову?
Почему Вы, воспитанные на творениях также и наших гениев слова, молчите, когда в великой стране идёт удушение великой литературы в ея зрелых плодах и ея зародышах?
Или Вы не знаете о нашей тюрьме для слова - о коммунистической цензуре во вторую четверть ХХ века, о цензуре "социалистического государства"? Боимся, что это так.
Но почему же писатели, посетившие Россию - господа Дюгамель, Дюртен и другие - почему они, вернувшись домой, ничего не сообщили о ней?
Или их не интересовало положение печати в России?
Или они смотрели и не видели, видели и не поняли?
Нам больно от мысли, что звон казённых бокалов с казённым шампанским, которым угощали в России иностранных писателей, заглушил лязг цепей, надетых на нашу литературу и весь русский народ.
Послушайте, узнайте!
Идеализм, огромное течение русской художественной литературы, считается государственным преступлением. Наши классики этого направления изымаются из всех общедоступных библиотек. Их участь разделяют работы историков и философов, отвергавших материалистические взгляды.
Набегами особых инструкторов из общих библиотек и книжных магазинов конфискуется вся дореволюционная детская литература и все произведения народного эпоса.
Современные писатели, заподозренные в идеализме, лишены не только возможности, но и всякой надежды на возможность издать свои произведения. Сами они, как враги и разрушители современного общественного строя, изгоняются со всех служб и лишаются всякого заработка.
Это первая стена тюрьмы, за которую посажено свободное слово. За ней идёт вторая.
Всякая рукопись, идущая в типографию, должна быть предварительно представлена в двух экземплярах в цензуру. Окончательно отпечатанная, она идёт туда снова - для второго чтения и проверки.
Бывали случаи, когда отдельные фразы, одно слово и даже одна буква в слове (заглавная буква в слове "Бог"), пропущенные цензором, автором, издателем и корректором, вели, при второй цензуре, к безжалостной конфискации всего издания.
Апробации цензора подлежат все произведения - даже работы по химии, астрономии, математике. Последующая авторская корректура в них может производиться лишь по особому, каждый раз, согласию цензора. Без него типография не смеет внести в набор ни одной поправки.
Без предварительного разрешения цензора, без специального прошения с гербовыми марками, без долгого ожидания, пока заваленный работой цензор дойдёт до клочка бумаги с вашим именем и фамилией, при коммунистической власти нельзя отпечатать даже визитной карточки.
Господа Дюгамель, Дюртен могли легко заметить, что даже театральные плакаты с надписью "не курить", "запасный выход" помечены внизу все той же сакраментальной визой цензуры, разрешающей плакаты к печати.
Есть ещё и третья стена, третья линия проволочных заграждений и волчьих ям.
Для появления частного или общественного издательства требуется специальное разрешение власти... Печатается лишь то, что не расходится с обязательным для всех коммунистическим мировоззрением.
Всё остальное, даже крупное и талантливое, не только не может быть издано, но должно прятаться в тайниках; найденное при обыске, оно грозит арестом, ссылкой и даже расстрелом.
Один из лучших государствоведов России - проф. Лазаревский был расстрелян единственно за свой проект российской конституции, найденный у него при обыске...
...единственное наше оружие - перо - выбито из наших рук, воздух, которым мы дышим - литература - отнят от нас, мы сами - в тюрьме.
Ваш голос нужен не только нам и России. Подумайте и о самих себе: с дьявольской энергией, во всей своей величине, видимой только нами, Ваши народы толкаются на тот же путь ужасов и крови, на который, в роковую минуту своей истории 10 лет тому назад, был столкнут наш народ...
Мы познали этот путь на Голгофу народов и предупреждаем Вас о нём...
Группа русских писателей, Май 1927 г. Россия"
Однако такой же разор в душах и национальных культурах иудеи творили в то время по всей Европе.
Взять ту же Германию. Историк В. Марр с горечью воскликнул:
"Я громко возвещаю, без всякой иронии, всемирное торжество жидовства... В Германии не жидовство растворилось в народе, а наоборот - германская культура растворилась в жидовстве... Над папой мы можем надругаться и острить вволю, равно, как и над протестантизмом, но одного слова "чеснок" довольно, чтобы вас обвинили в религиозной ненависти и угнетении евреев".
Генрих Штихель вторит ему:
"...буйным цветом цвела грязная литература и молодёжь становилась жертвой этого способа насильственной деградации. Газеты, журналы, развратные фильмы, непристойные книжки распостранялись по всей Германии. Насаждалось смешение рас. Школы были наводнены гнусными преподавателями. К 1933 году Германия погрузилась в полное ничтожество".
Гитлер, разрушивший иудейский аппарат духовного изнасилования, выступил истинным спасителем немецкой культуры.
Разлад в душах начинается с разлада в окружающем мире. Иудеи всегда об этом помнят.
Апостол Сиона в архитектуре Ле Корбюзье, выступая 10 ноября 1924 года в международной масонской ложе "Звезда Востока" (Л. Корбюзье, "Архитектура ХХ века", Москва, 1970, стр. 79), заявил:
"Мы за новые пути в создании городов. Что же касается Парижа, Лондона, Берлина, Москвы или Рима, то эти столицы должны быть полностью преобразованы собственными средствами, каких бы усилий это ни стоило и сколь велики не были бы связанные с этим разрушения".
Вот она, отгадка - самое любимое жидовское словечко: разрушения! А что взамен?
И для Парижа, и для Москвы, равно, как и для других столиц, жидомасоны приготовили было генеральные планы, по которым в исторических центрах прежде всего необходимо провести "расчистку территории".
То есть, одним махом уничтожить всё культурное наследие предыдущих поколений!
В живом теле мегаполисов иудеи предлагали прорубить гигантские улицы-коридоры.
Эти прожекты горбоносых архитекторов для разных городов объединяла одна похожесть: при виде сверху все просеки должны были образовывать... шестиконечную израильскую звезду! Каинову печать жаждали наложить на наши стольные грады мерзкие крысочеловеки.
Париж французам, в конце концов, удалось отстоять, но вот Москве повезло меньше.
Под предлогом "зачистки", были снесены десятки уникальных храмов, включая Собор Христа-Спасителя- его взорвал, не отказав себе в таком громадном удовольствии сам глава всероссийского жидовского кагала - нарком Каганович.
Затем богомерзкие твари в человечьем облике покушались взорвать даже жемчужину русской и мировой архитектуры, которая ни в какие сравнения не идет с их сараеобразным храмом на горе Сион - изумительнейший Храм Василия Блаженного.
Только вмешательство в самый последний момент И. Сталина предотвратило варварство.
Однако, в прекрасном и старинном районе Москвы, в самом её центре в 1960-е годы всё же был беспощадно вырублен уродливый коридор - тысячи уникальных зданий полегли под железными "бабами" и ножами бульдозеров.
В образовавшуюся продувную трубу иудоразрушители сунули "вставную челюсть Калининского проспекта" - набор безликих коробок, снизу доверху напичканных масонской символикой.
Много прозорливых наблюдений за евреями, беззастенчиво пачкающими чужую культуру, принадлежит А. Гитлеру.
"Что касается нравственной чистоты, да и чистоты вообще, то в применении к евреям об этом можно говорить лишь с большим трудом. Что люди эти не особенно любят мыться, это можно было видеть уже по их внешности и ощущать, к сожалению, часто даже с закрытыми глазами.
Меня, по крайней мере, часто начинало тошнить от одного запаха этих господ в длинных кафтанах. Прибавьте к этому неопрятность костюма и малогероическую внешность...
Но окончательно оттолкнуло меня от евреев, когда я познакомился не только с физической неопрятностью, но и с моральной грязью этого избранного народа.
Разве есть на свете хоть одно нечистое дело, хоть одно бесстыдство какого бы то ни было сорта и, прежде всего, в области культурной жизни народов, в которой не был бы замешан, по крайней мере, один еврей?
Как в любом гнойнике найдёшь червя или личинку его, так в любой грязной истории непременно натолкнёшься на еврейчика.
Когда я познакомился с деятельностью еврейства в прессе, в искусстве, в литературе, в театре, это неизбежно должно было усилить моё отрицательное отношение к евреям. Никакие добродетельные заверения тут не могли помочь.
Достаточно было подойти к любому киоску, познакомиться с именами духовных отцов всех этих отвратительных пьес для кино и театра, чтобы ожесточиться против этих господ.
Это - чума, чума настоящая, духовная чума, хуже той чёрной смерти, которой когда-то пугали народ. А в каких несметных количествах производился и распостранялся этот яд! Конечно, чем ниже умственный и моральный уровень такого фабриканта низостей, тем безграничнее его плодовитость.
Этакий субьект плодит такие гадости без конца и забрасывает ими весь город. Подумайте при этом ещё о том, как велико количество таких субьектов. Не забудьте, что на одного Гёте приходится 10 тысяч таких пачкунов, а каждый из этих пачкунов разносит худшего вида бациллы на весь мир".
("Моя борьба", глава 2).
И еще несколько выдержек из одиннадцатой главы. А. Гитлер продолжает.
Иудей "...никакой истинной культуры не имеет, а в особенности, не имеет никакой своей собственной культуры. Внешняя культура современного еврея на деле есть только извращённая культура других народов.
...Подвиги евреев в области искусства сводятся только либо к сомнительным "усовершенствованиям" чужих произведений, либо к прямым плагиатам".
За примерами далеко ходить не надо.
С насаждением жидовского права в России в 1917-м, страну наводнили полчища кг'асных агитаторов, всячески оправдывавших зверства иудейской власти, но, в то же время, поливавших грязью белое сопротивление, извращавших его жертвенные и благородные цели: освобождение родины от иудиных потомков.
Героических лидеров сопротивления в своих полублатных виршах захватчики именовали не иначе, как "псы-атаманы". Очень многие песни советской эпохи - чистой воды воровство.
Национальные патриотические песни, подвергшись иудейским искажениям, стали призывать русских смело отдавать свои жизни... за еврейское дело.
Так, мотив славной песни белого казачества "Слышали деды, война началася..." картавые товаг'ищи перелицевали, словно свой собственный хасидский лапсердак на "Слушай, товарищ, война началася...".
Припев тоже подвергся только косметической переделке и вместо "Мы смело в бой пойдем за Русь Святую и как один, прольём кровь молодую" на жидовский лад вышло "Мы смело в бой пойдём за власть советов (то бишь, за власть крысолюдей) и как один умрём в борьбе за это".