"Зеленая" комната
Ольга Трофимовна Подуран почти пятьдесят лет проработала на базе киевского "Динамо". Не могу вспомнить ее официальную должность, но комфорт и уют для динамовцев в Конча-Заспе всегда создавала "мама Оля", как звали ее игроки. Она знала, кто что любит, всегда на сей счет интересовалась у официанток и старалась сделать так, чтобы каждому было хорошо, чтобы каждый чувствовал себя на базе как дома.
Иногда в "зеленой" комнате – на кухне, там, где режут овощи, – по распоряжению Ольги Тро фимовны ставили ящик пива (а то и не один), и футболисты перед ужином пропускали по стаканчику-другому для аппетита, пропадавшего после изнурительной работы.
Подозвал как-то Ольгу Трофимовну Валерий Васильевич Лобановский и спросил: "Трофимовна, куда это они бегают один за другим?" – "А ругать не будете?" – "Нет, конечно". И Трофимовна призналась. "Ладно, – сказал Лобановский, – продолжайте. Но только, чтобы я не знал".
Сыновья лейтенанта
Осенний вечер. Известный наш клуб играет в Лондоне матч в рамках Лиги чемпионов. За сутки до игры в пятизвездном отеле президент клуба Т. в спокойной обстановке бара наслаждается комфортом, атмосферой, общением с друзьями. Перед ним бокал с замысловатым коктейлем, в руке – сигара.
В отсек, в котором отдыхает Т., заглядывает известный футбольный агент Л. и говорит, что именно он сумел недавно продать защитника клуба в другую команду, а потому просит у Т. 10 процентов комиссионных. Фокус, однако, заключался в том, что в истории с защитником был тот самый редкий случай, когда президент клуба сам продал игрока, договорившись с президентом клуба-покупателя напрямую. И, разумеется, гордился и удачной сделкой, и тем, что удалось совершить ее самому, без привлечения посредников. Именно поэтому агент Л. был немедленно послан по известному адресу.
И ничего любопытного в этой ситуации, весьма для взаимоотношений между агентами и клубными руководителями заурядной, нет, о ней можно было бы немедленно забыть, если бы…
Минут через пятнадцать после ухода Л. к президенту клуба заглянул еще один агент, с порога объявивший, что защитника продал именно он и ему за это причитаются 10 процентов комиссионных. "Сыновья лейтенанта Шмидта! – воскликнул Т. – И где? В Лондоне!" Новый претендент на 10 процентов был послан по тому же адресу. "Слышишь, ты, – сказал ему Т., – там в коридоре братишка твой бродит. Вы бы с ним договорились, что ли?"
Т напрасно успокоился. Минут через десять заходят оба и говорят: "Мы договорились. Каждому по 5 процентов".
Опыт малыша
В 2008 году Геннадий Орлов вел репортаж для питерского ТВ о матче "Терек" – "Зенит". В комментаторскую кабинку он пригласил Анатолия Тимощука, отбывавшего дисквалификацию за перебор желтых карточек. Орлов обращался к Тимощуку с вопросами по тому или иному поводу. Футболист высказывал свое мнение.
В один из моментов Геннадий обратил внимание на активность румынского полузащитника "Терека" Флорентина Петре. "Интересный футболист, – сказал Орлов. – Очень опытный. Ему тридцать два года. Он 166 раз выступал в составе сборной Румынии. Надо же, такой титулованный игрок – вдумайтесь только: 166 раз! – и приехал играть к нам. Ну, ладно…" В это время Тимощук, ознакомившись со списком игроков грозненского клуба, робко заметил: "Знаете, Геннадий Сергеевич, а 166 – это его рост".
"Паф-паф-паф"
Василий Арсеньевич Жильцов до приезда в Москву, где он руководил отделом спорта в журнале "Смена", а потом возглавлял издательство "Физкультура и спорт", работал в тбилисской русскоязычной молодежной газете и курировал раздел спорта.
Он рассказывал мне, как однажды в редакцию пришла девушка и принесла письмо, в котором она и ее подруги по ткацкой фабрике обратились с просьбой к газете рассказать о молодом тогда виде спорта – биатлоне. "Меня, – вспоминал Василий Арсеньевич, – просьба эта, признаться, удивила, но я заверил девушку, что мы обязательно расскажем подробно читателям о биатлоне".
Девушка, поблагодарив, ушла, а минут через пять в кабинете Жильцова появился один из внештатных авторов газеты Генрих Хачкованян. Позже он, как и Василий Арсеньевич, тоже переберется в Москву и будет работать в спортивной редакции ТАСС. А пока он, молодой журналист, пришел к Жильцову с новыми идеями для материалов. Предложил одну тему, затем другую. А потом говорит: "Слушай, Вася, тебе не нужна статья про биатлон? Я вот сегодня ее написал". И достает из портфеля несколько листочков.
Василий Арсеньевич сначала обомлел, потом все понял и листочки взял. Материал начинался так ("Я запомнил это на всю жизнь", – сказал мне Жильцов): ""Паф-паф-паф", – раздались в лесу выстрелы. "Что это такое?" – подумает удивленный читатель."
Амбарный замок
В 1997 году в рамках празднования 100-летия российского футбола в Лужниках устроили матч сборной России со сборной ФИФА. Команду звезд тренировали Бобби Робсон и Бора Милутинович. Жили гости в "Президент-отеле". За день до игры они отправились разминаться на резервное поле лужниковского стадиона. В назначенный час автобус заехал за сборной ФИФА в гостиничный двор через боковые ворота, а выезжать должен был – места для разворота не было – через главные. На них висел огромный амбарный замок. Кто-то из персонала побежал искать охранника. Нашли. Охранник никак не мог открыть замок – впору ломом поддевать. Прибежал еще один охранник. Еле-еле минут через десять замок им открыть все же удалось. Пока они обливались потом у ворот, Робсон, как потом рассказал переводчик Савелию Мышалову, которому отвели роль врача команды звезд, спросил, повернувшись к Милутиновичу:
– И как это они умудрились запустить в космос Гагарина?
Премии на всякий случай
В 1992 году ЦСКА стал первым российским клубом, попавшим в групповой турнир Лиги чемпионов. Выставил он на предварительном этапе не кого-нибудь, а "Барселону".
В подобное развитие событий никто, понятно, не верил. Особенно после того, как в первом матче в Москве команды сыграли 1:1. Перед московской встречей Йохан Кройф говорил, что у ЦСКА "лишь одно преимущество – холод". Российское телевидение проигнорировало трансляцию ответного матча в Барселоне: какой смысл тратить деньги на показ игры, исход которой, по мнению всех без исключения специалистов, был предрешен. Даже тогдашний президент ЦСКА Виктор Мурашко, понимая, что все ясно, купеческим жестом объявил команде премиальные: по 20 тысяч долларов за выход из группы каждому – огромные по тем временам для России деньги.
Мурашко рассказывал мне, что когда "Барса" повела на "Камп Ноу" в счете – 2:0, он подумал, что психологически поступил совершенно правильно, назвав заоблачную сумму премии. Все-таки футболисты должны были знать, что клуб в состоянии решать мотивационные моменты. Когда же ЦСКА сравнял результат, а потом забил третий, победный гол, Мурашко схватился за голову и стал судорожно соображать, где взять деньги – слово ведь надо держать? Нашел. И пусть не сразу, постепенно, но – выплатил.
Похожая история произошла с "Локомотивом", отправившимся на еврокубковый матч в Мюнхен в гости к "Баварии". Президент "Локомотива" Валерий Филатов пошел по пути Мурашко: назвал по приезде в Баварию какую-то заоблачную сумму за победу, а после того, как Евгений Харлачев в контратаке забил немцам единственный в матче гол, принялся обзванивать потенциальных спонсоров.
Дырка в сетке
Хрестоматийной стала история с отменой гола в матче чилийского чемпионата мира 1962 года СССР – Уругвай, решавшем, какая из команд продолжит борьбу в турнире. При счете 1:1 (первый гол, кстати, советские футболисты забили в контратаке, начатой Нетто, продолженной Игорем Численко и завершенной Алексеем Мамыкиным) Численко мощно пробил справа низом. Мяч оказался в воротах. Но попал он в них сбоку через дырку в сетке, образовавшуюся из-за плохо прикрепленных колышков. Судья показал на центр, уругвайцы принялись бурно протестовать. Один из габаритных защитников сборной Уругвая (Игорь Леонидович Численко, рассказывая во второй половине 80-х годов мне и моему коллеге Юрию Лукашину об этом эпизоде, не мог вспомнить его фамилию; скорее всего, это был Мендес) приподнял щуплого (рост 171, вес 68) Численко и понес к судье. Нес недолго, потому что к паре подбежал Нетто и спросил: "Игорь, был гол?" "Нет", – ни секунды не раздумывая, ответил Численко, которого Мендес поставил на землю. Нетто, иностранными языками не владевший, жестами объяснил итальянскому арбитру ситуацию, и засчитанный уже гол был отменен. За минуту до конца встречи Валентин Иванов забил победный мяч.
Сегодняшним футболистам поступок Нетто и его партнеров не понять. Они готовы повторять иные "подвиги", в частности, Марадоны и Тьерри Анри, и радоваться собственной нечестности.
Пайчадзе и Ленин
В советские времена руководителей футбольных Федераций в союзных республиках старались назначать. Формально, конечно, – выбирать, потому что, согласно правилам ФИФА, Федерации футбола – организации общественные и в их дела не имеет право вмешиваться государство. Но в СССР президентов Федераций повсеместно назначали, и ФИФА делала вид, будто не замечала этого.
Назначили обычно людей, за футбольными кулисами считавшихся "свадебными генералами", – они ничего, по сути, не решали, поскольку по-настоящему спортивными процессами руководили главы соответствующих отделов и управлений Спорткомитетов – союзного и республиканского.
Но, случалось, Федерации возглавляли, правда, недолго, и сильные личности. Такой был, например, генерал Джинчерадзе, "поставленный" на Федерацию футбола Грузии. Партийные и государственные начальники авторитетами для него не были. Он разговаривал с ними, как, впрочем, и со всеми, с кем сводила его жизнь, жестко. Бесцеремонность Джинчерадзе, однако, какое-то время терпели, потому что в футбольных кругах Грузии к нему относились с нескрываемым уважением.
Однажды, когда тбилисское "Динамо" крайне неудачно выступало в чемпионате Советского Союза, Джинчерадзе был вызван "на ковер" в ЦК Компартии Грузии, и какой-то отвечавший за развитие спорта в республике завотделом, даже не предложив генералу сесть, стал шуметь: "У нас в Грузии столько детско-юношеских футбольных школ, а вы до сих пор ни одного Пайчадзе в них не воспитали!" Ответил Джинчерадзе моментально: "А у вас на каждом углу партийные школы, а вы ни одного Ленина не подготовили!"
Ночной звонок
Ночью Борису Борисовичу Котельникову, главному редактору газеты "Советский спорт", позвонили в редакцию. Женский голос сообщил: "Борис Борисович, сейчас с вами будет говорить Аполлонов". Генерал-полковник Аполлонов был назначен на пост главы Комитета по делам физической культуры и спорта при Совете министров СССР по рекомендации Лаврентия Берии – с должности заместителя министра внутренних дел. Вообще, биография Аполлонова – особая песня, в ней много чего интересного, но здесь – не об этом.
– В газете пишете сегодня об игре "Динамо" – "Торпедо"? – поинтересовался Аполлонов у Котельникова.
– Конечно, Аркадий Николаевич!
– Ничего не давайте.
– ???
– Вы меня поняли? – сталь в голосе.
– Нет, не понял. Это невозможно. О других играх сообщаем, а о сегодняшней…
– Вот о других и сообщайте, а об этой промолчите. Это мой приказ.
– Прошу его отменить. И сейчас же.
– А что будет, если не отменю?
– Заметку об игре я напечатаю, но завтра буду вынужден сообщить о вашем самоуправстве в ЦК.
Информацию о матче, в котором победили торпедовцы, "Советский спорт" напечатал. Она шла первой в футбольной подборке. Но ночной звонок покоя не давал. Котельников вызвал автора заметки Бориса Косвинцева.
– Скажите, Боря, ЧП на матче не было?
– Нет.
– Драк? Сомнительных голов?
– Да нет, игра прошла абсолютно нормально.
– А кто сидел в центральной ложе?
– Один Берия.
Все встало на свои места. Как выяснилось позже, после окончания матча Берия подозвал свою свиту и в сердцах бросил: "Мне стыдно будет завтра читать в газетах об этой позорной игре". До сведения Аполлонова эта реплика была доведена мгновенно. И уж в "своей"-то газете он решил "этого позора" не допустить.
"Запах дыни"
И что за тридцать с лишним лет изменилось?
В феврале 1983 года коллегия Спорткомитета СССР во главе с Маратом Владимировичем Грамовым обсуждала публикацию в газете "Советский спорт" заметок знаменитой советской гимнастки Нелли Ким. Заметки, напечатанные в нескольких номерах, назывались "Запах дыни".
Члены коллегии признали публикацию "порочной", "идейно у щербной", установив при проверке, что сама Ким ничего не писала, а всего лишь наговаривала текст на диктофон, предназначенной для печати версии будто бы не видела, но настаивала в разговоре с журналистом, чтобы тот непременно убрал из материала ее личные суждения.
Что же стало причиной для заседания коллегии?
Ким поведала о том, что ей длительное время не давали в родном Чимкенте давно причитавшуюся выдающейся спортсменке трехкомнатную квартиру, но как только прослышали о предстоявшем приезде в город съемочной группы американского телевидения, задумавшей сделать фильм о Нелли Ким, хорошо в Америке, без ума сходившей от гимнастики вообще и от гимнастических звезд в частности, известной, квартира для чемпионки моментально нашлась. Даже дефицитную мебель власти помогли раздобыть. А заодно за короткий срок отремонтировали спортивную школу, в которой Ким тренировала юных спортсменок, – чтобы не выглядел зал на телекартинке убогим.
""Запах дыни" – так называлась книга, которую в 1982 году мы написали вместе с нашей знаменитой гимнасткой Нелли Ким, – вспоминает разгоревшийся скандал один из лучших журналистов "Советского спорта" той поры Владимир Голубев. – Я сделал литературную запись. Копия рукописи, которая лежала в издательстве "Молодая гвардия", попала к тогдашнему главному редактору "Советского спорта" Борису Мокроусову, присланному из "Комсомольской правды" для усиления в газеты. Он принял решение опубликовать некоторые главы. Но все закончилось после второй публикации, в которой был описан эпизод приезда в Чимкент, родной город Ким, американской съемочной группы, решившей снять документальный фильм о знаменитой гимнастке. "После того как об этом узнали власти Узбекистана, мне тут же была выделена благоустроенная двухкомнатная квартира, – написала в книге Ким, а газета перепечатала. – Срочно отремонтировали спортивную школу, в которой я начинала спортивный путь. Была бы необходимость, и травку подкрасили бы зеленой краской…" Бомба взорвалась на следующий день после публикации. Разборки начались на уровне ЦК КПСС. Фраза о траве была признана идеологически вредной. Мокроусов стал первым главным редактором "Советского спорта", которому влепили строгий выговор по партийной линии. Я получил аналогичный выговор, из старшего корреспондента меня перевели в корреспонденты, а самое главное, лишили гонорара за эти публикации".
Кузнечики из Цюриха
Поздней осенью 1977 года, работая тогда в спортивной редакции ТАСС, я отправился в командировку в Тбилиси для того, чтобы написать отчеты о двух футбольных матчах. В одном из них, в воскресенье, за так называемый "Кубок сезона" (мертворожденное дитя "Комсомольской правды") встречались чемпион страны киевское "Динамо" и обладатель Кубка СССР "Динамо" московское. В другом, в среду, тбилисское "Динамо" принимало в розыгрыше европейского Кубка швейцарский клуб "Грассхопперс". Собственно, второй матч и был главной целью моей командировки: зарубежные клиенты ТАСС (от некоторых из них поступили специальные заказы) ждали подробностей.
Как только "Комсомольская правда" ни подогревала интерес публики к своему детищу, на трибунах тбилисского стадиона собралось всего 16 тысяч зрителей. И это – в Тбилиси, при великолепной погоде, в городе, где футбол любят неимоверно, где, согласно шутке, если в январе повесить на стадионе сушить футболки игроков местного "Динамо", стадион будет заполнен по меньшей мере наполовину. Да и сам матч уставших после напряженного сезона динамовских команд Киева и Москвы проходил вяло, неинтересно, обе, такое складывалось ощущение, отбывали номер.
Обо всем я и написал в своем небольшом репортаже: и о том, что зрителей было мало, и о том, что соперники играли слабо. По понедельникам в Советском Союзе выходила только одна газета – "Правда". Именно она и опубликовала мой отчет, без подписи, разумеется, в выходных данных стояли четыре буквы – ТАСС.
Вечером в понедельник я обсуждал в гостинице с коллегами из грузинского агентства ГРУЗИНФОРМ, как нам выстроить работу по освещению матча "Динамо" – "Грассхопперс": нужно было встретить швейцарскую команду в аэропорту, взять интервью у ее тренеров, побывать на тренировке тбилисского клуба… Словом, все, как обычно.
В моем номере раздался телефонный звонок. Мой непосредственный начальник, заведующий спортивной редакцией Александр Николаевич Ермаков, сказал, что мне необходимо срочно вернуться в Москву. "Завтра же, – сказал он, – не дожидаясь игры". Разумеется, первым делом я предположил, что что-то случилось дома. "Нет, – обрадовал звонивший, – дома все в порядке. Есть указание руководства ТАСС о твоем отзыве из командировки".
Отзыв с коллегами отметили прекрасной чачей с соответствующими закусками.
Ничего не понимая, я, тем не менее, не мог ослушаться: ТАСС платил мне зарплату, и я был вынужден подчиниться его требованиям. На следующий день я вылетел из Тбилиси в Москву. Вечером, когда меня вызвал к себе заместитель генерального директора ТАСС Виталий Игнатенко, все прояснилось. "Мне, – гневно сказал Игнатенко в присутствии Ермакова, – звонил Евгений Михайлович Тяжельников и выразил свое неудовольствие вашим отчетом".
Необходимо пояснить, кто такой Тяжельников. В свое время он работал в челябинском обкоме КПСС, в 1968 году его назначили первым секретарем ЦК ВЛКСМ, а в 1977 году – заведующим отделом пропаганды ЦК КПСС. После того как в ноябре 1982 года умер Леонид Брежнев и к власти пришел Юрий Андропов, Тяжельникова моментально отправили послом в Румынию. В качестве руководителя советского комсомола Тяжельников прославился тем, что на одном из съездов КПСС он, под аплодисменты собравшихся, перешедшие в бурные продолжительные аплодисменты, зачитал какую-то заметку из старой многотиражной заводской газеты, подписанную "Л. Брежнев", и вручил ее, заботливо уложенную в рамочку, расчувствовавшемуся автору.
В те годы, когда Тяжельников руководил советским комсомолом, молодой талантливый журналист Виталий Игнатенко стал заместителем главного редактора газеты "Комсомольская правда", а затем – заместителем генерального директора ТАСС. Затем они вместе с Леонидом Замятиным возглавляли отдел международной информации ЦК КПСС и стали в 1978 году лауреатами самой престижной в Советском Союзе премии – Ленинской – за сценарий фильма "Повесть о коммунисте" – фильма о светлой и яркой жизни и неугомонной деятельности во благо советских людей Леонида Ильича Брежнева.
"Это аполитично, – сказал мне тогда Игнатенко. – О таком важном мероприятии вы рассказали сквозь зубы. Отдел пропаганды и товарищ Тяжельников предложили отозвать вас из командировки. И мы это сделали, чтобы вы подумали над своим поведением".