К 1 сентября в городских больницах оставалось чуть более 300 холерных больных; за первый день осени вновь заболевших поступило 40 человек, а умерли четверо. И снова крестный ход: 14 сентября его совершили из Матвеевской церкви, на Петербургской стороне – "об избавлении от холерной эпидемии Петербургской стороны".
Избавление постепенно приближалось: той же осенью эпидемия пошла на спад, к зиме и вовсе прекратившись. А поэт Максимилиан Александрович Волошин писал в те месяцы из Парижа в Петербург Алексею Михайловичу Ремизову: "Холера издали очень пугает. Боюсь, что все в Петербурге вдруг умрут. Лучше там самому быть. Пожалуйста, кипятите все как следует. Вот Мечников в Matin пишет, что холера самая незаразительная из всех болезней и что насморк гораздо опаснее. Только все кипятить и ошпаривать нужно".
Учил ученого: Ремизов, как мы уже знаем, и сам применял все необходимые меры. И не заболел.
Ни в 1908 году, ни в 1909-м, ни в 1910-м, когда холера вернулась снова. То была последняя в царской столице заметная холерная эпидемия: по статистике, за 1910 год холерой заболело свыше 2600 человек, умерло около тысячи.
О приходе этой холеры горожан оповестил петербургский градоначальник Даниил Васильевич Драчевский, вот его объявление от 1 июля 1910 года: "После семимесячного благополучного по холере промежутка времени в столице появились снова холерные заболевания. Для развития холерной эпидемии в настоящее время имеются благоприятные условия, как в виду теплой летней погоды, вызывающей потребность утоления жажды, так и в виду значительного скопления в городе пришлого рабочего люда…
Распоряжением моим и Городского Общественного Управления беднейшему населению столицы предоставлена возможность получения кипятка и прокипяченной воды из передвижных и постоянных кипятильников, расположенных в разных частях города…".
Семь спокойных месяцев – и снова возвращение на круги своя. Несмотря на то, что интенсивность этой вспышки оказалась меньше прежних, пресса подстегивала интерес к происходящему. 5 июля, например, сообщила, что "сегодня в Петербурге наблюдались два случая молниеносной холеры", а 10 августа поведала про "прекращение ввоза кафешантанных див из-за холеры".
Подытожить события того года может заметка в "Петербургской газете" от 29 декабря 1910 года: "В убежище для сирот, родители которых умерли от холеры, помещающемся на Крестовском острове, устроена была елка. Бедные сироты, лишенные родительской ласки, были обрадованы красиво украшенным деревом, подарками и сластями.
Дети вокруг дерева составили хоровод, исполнили несколько песен под руководством надзирательницы убежища, декламировали стихи и передавали басни. Особенное внимание обратил на себя малыш в возрасте трех лет, бойко сказавший две небольшие басни Крылова".
Пасторальная сценка, но и горькая одновременно.
Про диалог Даниила Васильевича Драчевского с председателем Совета министров и министром внутренних дел России Петром Аркадьевичем Столыпиным читатель помнит; со стороны премьера то был далеко не единственный знак внимания к проблемам столичного благоустройства. Убедившись, что городская власть зачастую медлительна и не обладает всеми необходимыми полномочиями, он на исходе того же 1910 года предложил государственной Думе передать все необходимые полномочия правительству. Думцы, впрочем, опасались чрезмерного усиления исполнительной власти – и не спешили идти Столыпину навстречу.
Выступая перед депутатами в январе 1911 года, Петр Аркадьевич говорил эмоционально: "Кому, господа, более всего нужна в Петербурге чистая вода и канализация? Ведь не домовладельцам, которые живут в более или менее сносных условиях, не министрам, не нам с вами, а столичной бедноте. Я видел, как эта беднота безропотно умирает в городских больницах, отравленная тем, что каждому должно быть доступно в чистом виде, – водой. Я знаю и помню цифру 100 тысяч смертей от холеры в настоящем году; я чувствую боль и стыд, когда указывают на мою родину, как на очаг распространения всевозможных инфекций и болезней. Я не хочу, не желаю оставаться далее безвольным и бессильным свидетелем вымирания низов петербургского населения".
Однако эмоции результата не дали, депутаты стояли на своем. Как и Столыпин: в июне 1911 года он провел очередное совещание по вопросу об оздоровлении Петербурга, и снова убедился, что "несмотря на возможность новой холерной вспышки, никаких мер в этом направлении городом не принято". И кто знает, какие бы результаты дала столыпинская настойчивость, если бы уже в сентябре 1911 года он не был убит…
Впрочем, кое-что городской властью сделано все-таки было: в том самом 1911 году на Петербургской стороне построили станцию фильтрации с озонированием воды. А на Главной водопроводной станции внедрили обеззараживание питьевой воды хлором: следствие кронштадтских опытов доктора Дзержговского. Достаточно важные шаги к тому, чтобы ограничить распространение в столичных водах холерного вибриона.
И достаточно результативные – вкупе со всеми другими мерами. Во всяком случае, когда в октябре 1913 года городская санитарная комиссия, напуганная новым ростом холеры в России, распорядилась (цитата из "Газеты-Копейки") "об открытии закрытых на днях 8 пунктов по оказанию врачебной помощи при заболеваниях холерою" – дальнейшего всплеска болезни не последовало.
За все оставшиеся дореволюционные годы серьезная вспышка холеры случилась в столице одна, осенью 1915 года, когда заболело свыше 2000 человек и умерло 665.
1918, 1919 годы. "Холера, как сыщик, хватает людей где попало"
И вот мы уже в революционном Петрограде, перешедшем в руки представителей большевистской партии. Другое время, другая власть – ни Городской думы, ни градоначальников – Советы рабочих и крестьянских депутатов, Союз коммун Северной области.
И во главе местной вертикали власти – Григорий Евсеевич Зиновьев.
Петроград 1918 года – это город неблагоустроенный, фактически прифронтовой, с продовольственными проблемами, вопиющей антисанитарией. А поскольку холера уже шла по другим губерниям – и надо было ждать ее прихода в город трех революций.
Ее и ждали. В середине мая 1918 – уже после того, как правительство страны перебралось из Петрограда в Москву, – созвали даже особое совещание представителей науки под руководством Даниила Кирилловича За-болотного, где обсуждали вопросы борьбы с эпидемиями. Выработали некоторые рекомендации. Отчасти подготовились – но холера все равно пришла нежданно.
Есть мнение, что заметную роль в той вспышке холеры сыграло отключение озонирования на городской водопроводной станции: время, мол, было голодное и бедное, средств на реагенты не хватало, а в результате – вот вам, холера. Однако это не так, озонирование было. Уже после эпидемии в "Известиях комиссариата здравоохранения Союза коммун Северной области" указывалось на "слабое развитие эпидемии в первых трех Петроградских подрайонах, единственным объяснением чего является снабжение указанных подрайонов озонированной водой". И там же сообщалось: "Достойно внимание еще, что Выборгские подрайоны, снабжающиеся также озонированной водой, тем не менее представляют по степени заболеваемости полную противоположность Петроградским. По-видимому, корень зла лежит в бытовых условиях населения и в более плохом санитарном состоянии этой части города".
Так что не в озонировании было дело.
"Первый случай подозрительного по холере заболевания" в Петрограде отметили 30 июня 1918 года, первое точно диагностированное заболевание было зарегистрировано – по свидетельству газеты "Северная коммуна" – 4 июля. Сообщив об этом, газета призвала сообщать обо всех замеченных случаях "дежурному эпидемической службы" по телефону. Пару дней еще холера слегка раскачивалась, но затем рванула с места в карьер:
5 июля – 44 заболевших и 10 умерших;
6 июля – 53 заболевших и 12 умерших;
7 июля – 302 заболевших и 31 умерший;
8 июля – 595 заболевших и 88 умерших;
9 июля – 825 заболевших и 166 умерших;
10 июля – 714 заболевших и 221 умерший.
Зинаида Николаевна Гиппиус, новую власть ненавидевшая страстно, всеми фибрами своей души, желчно записала 5 июля в дневнике (с привычными преувеличениями): "На райскую нашу Совдепию апокалиптический ангел вылил еще одну чашу: у нас вспыхнула неистовая холера. В Петербурге уже было до 1000 заболеваний в день. Можно себе представить ярость большевиков! Явно, что холера контрреволюционна, а расстрелять ее нельзя".
Совсем о другом, личном, вспоминала позже Эльза Триоле, чей отъезд из советской России на пароходе "Онгерманланд" пришелся как раз на 10 июля 1918 года: "Жара, голодно, по Петрограду гниют горы фруктов, есть их нельзя оттого, что холера, как сыщик, хватает людей где попало, на улице, в трамвае, по домам. С немыслимой тоской смотрю с палубы на Лиличку, которая тянется к нам, хочет передать нам сверток с котлетами, драгоценным мясом. Вижу ее удивительно маленькие ноги в тоненьких туфлях рядом с вонючей, может быть, холерной, лужей, ее тонкую фигурку, глаза…
Круглые
да карие,
Горячие
до гари.
Пароход отчалил. В Стокгольме нас сразу посадили в карантин: на пароходе повар заболел холерой, а за ним несколько пассажиров…".
Лиличка – это сестра Эльзы Триоле, Лиля Брик. Владимир Маяковский на те проводы не пришел, о чем Эльза Триоле сожалела; в то лето он жил в Левашово, подальше от холерного города, о чем чуть позже и писал сестре Ольге: "От нас в город никто не ездит, не езжу и я, потому что в Питере холера страшная".
То был пик эпидемии, и обескураженные власти, столь быстрого всплеска не ожидавшие, сбросили оцепенение и всерьез занялись вопросами борьбы с болезнью. Заседание пленума Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, прошедшее 10 июля, приняло два главных решения: ассигновать на борьбу 12 миллионов рублей и создать центральную комиссию по борьбе с холерой со главе со старым большевиком Сергеем Ивановичем Гусевым, уполномоченную решать все текущие вопросы.
Определили и местонахождение комиссии: Смольный, комната 66.
В тот же день свое постановление принял Совет народного хозяйства Северного района, председателем которого был еще один старый большевик Вячеслав Михайлович Молотов: этот документ вменил "в обязанность всем владельцам, рабочим комитетам и выборным старостам заведений: квасных, фруктовых и всякого рода искусственных минеральных вод гор. Петрограда и его окрестностей вырабатывать всевозможные напитки, изготовляемые в вышеуказанных заведениях, исключительно на кипяченой воде".
За неисполнение этого постановления грозил штраф в размере до 10 000 рублей виновнику, "предприятия же будут немедленно закрываться".
Аналогичный приказ по воинским частям издал Комиссариат по военным делам Петроградской трудовой коммуны: "Ввиду распространения желудочных заболеваний безусловно запрещается употребление для питья непрокипяченой воды".
Меры с виду и скромные, сугубо локальные, но на самом деле эффективные; очевидно, консультации Даниила Кирилловича Заболотного без внимания новой властью оставлены не были.
12 июля 1918 года официальная газета "Северная коммуна" опубликовала обращение главы Петрограда Григория Зиновьева:
"Товарищи! На наш бедный, но прекрасный и еще более дорогой нам Петроград надвинулась новая беда: холера.
Холера, по своему обыкновению, "любит" бедняков. Они косит главным образом в рабочих кварталах.
Местами начинается паника, растерянность. Люди мечутся, испуганные, не зная, что предпринять".
Зиновьев не только взывал, но и информировал: сообщил о решениях, принятых Петросоветом. Сказал также несколько слов о медицинских работниках:
– "Никто не имеет право отказываться от исполнения своих обязанностей. Во время холеры врач – то же, что солдат на войне. За саботаж в этой области, за малейшую недобросовестность, за малейшее уклонение от исполнения обязанностей виновные будут караться беспощадно, вплоть до расстрела" <…>
"Главное, что хочется сказать вам, товарищи, в этот тяжелый момент, это следующее: надейтесь только на себя; только сами рабочие и работницы могут сделать что-либо серьезное в борьбе с холерой" <…>
"На профессора и врача надейся, а сам не плошай".
Эти слова Григория Евсеевича восприняты в городе неоднозначно, отчего несколькими днями позже на заседании Петросовета он говорил: "В одной из буржуазных газет было напечатано, будто бы я говорил о том, что не следует доверяться профессорам и врачам, чуть ли не натравливал на врачей. Это ложь. Я говорил и писал: "На профессора и врача надейся, но и сам не плошай". Я убежден, что с этим взглядом моим согласятся лучшие представители научного мира".
Возможно, у буржуазной лжи была вполне конкретная причина, причем банальная: в обращение Зиновьева в "Северной коммуне" вкралась досадная опечатка, о чем эта газета сообщила сама несколькими днями позже: "В № 34 нашей газеты, в письме тов. Зиновьева к петроградским рабочим, под названием "Новая беда", вкралась досадная ошибка.
В конце письма сказано: "Врачи готовы даже холеру использовать и т. д.".
Следует же читать: "Враги готовы даже холеру использовать против Советской власти".
Редакция".
Как бы то ни было, антихолерная активность с каждым днем набирала обороты. 13 июля опубликовано объявление об обязательной регистрации фармацевтов, затем начались бесплатные противохолерные прививки – "в первую голову… всем лицам, непосредственно соприкасающимся с холерными больными, то есть младшему больничному персоналу – санитарам и могильщикам". Прививки делались в девяти пунктах, и не только в центре города, но и в селе Смоленском, Новой Деревне, Удельной, на Крестовском острове и Выборгской стороне. Оно и понятно: наиболее пострадавшими районами тогда по традиции являлись Василеостровский, Александро-Невский, Выборгский и Рождественский, причем "больные в значительной мере принадлежали к классу основного пролетариата, а именно: к рабочим, чернорабочим и ремесленникам".
Академик Даниил Кириллович Заболотный вспоминал потом: "Особенно трудно было применение массовых предохранительных прививок. Главной помехой был недостаток лабораторной посуды и питательных сред для приготовления вакцин. Приходилось разыскивать и реквизировать агар в кондитерских, пользоваться в качестве посуды одеколонными флаконами, придумывать приспособления для обогревания термостатов, вместо ампул и пробирок применять бутылки, но все-таки готовить необходимое количество вакцины и пускать ее в дело".
Пригодился и опыт 1908–1910 годов: было решено создать во всех районах Петрограда "особые холерные пункты", выставить на улицах "кубы с кипяченой водой" (которым на смену потом пришли "обозы с кипятильниками"), проводить общедоступные лекции о борьбе с холерой. Целый цикл таких лекций прочел, например, в театре "Аквариум" сам Заболотный. Лекции были необходимы и с политической точки зрения: слишком многие граждане придерживались еще точки зрения, что холера – изобретение врачей, ими же на простой народ и напущенное. Не случайно Иван Петрович Павлов весной 1918 года в лекции "О русском уме" рассказывал: "Как-то, несколько недель тому назад, в самый разгар большевистской власти мою прислугу посетил ее брат, матрос, конечно, социалист до мозга костей. Все зло, как и полагается, он видел в буржуях, причем под буржуями разумелись все, кроме матросов, солдат. Когда ему заметили, что едва ли вы сможете обойтись без буржуев, например, появится холера, что вы станете делать без докторов? И он торжественно ответил, что все это пустяки. "Ведь это уже давно известно, что холеру напускают сами доктора"…".
Появилась в Петрограде и еще одна комиссия по борьбе с холерой: ее создали при Наркомате здравоохранения, возглавил ее старый большевик доктор медицины Евгений Порфирьевич Первухин, а в состав комиссии вошли профессора Александр Александрович Владимиров и Даниил Кириллович Заболотный.
Из "Северной коммуны", 13 июля: "В беседе с сотрудником агентства печати Северной Областной Коммуны, профессор Заболотный высказал свое мнение о мерах борьбы с холерной эпидемией, принимающей столь ужасающие размеры.
– Бурная вспышка холеры в Петрограде, – говорит заслуженный профессор, – давшая сразу несколько десятков заболеваний и развивающаяся с усиленной быстротой, заставляет всех быть начеку. Много усилий потрачено на выяснение причин заразных заболеваний и выработку методов борьбы с ними, и в настоящее время наука имеет возможность с исчерпывающей ясностью указать на способы предохранения и защиты от заболеваний. Блестящее открытие – возбудителя холеры – вибриона, или коховской запятой, целый ряд самоотверженных опытов многочисленных последователей, испытывавших на себе действие вибриона, гениальные труды Пастера по предохранительным прививкам – создали революцию в науке и наметили новые пути в борьбе с микробами.
Что же нужно делать, когда этот враг у ворот?
Прежде всего, не допустить его проникнуть внутрь организма через рот. Холерная зараза, находясь в извержениях больных, попадает в воду, почему употребление последней в сыром виде крайне опасно и грозит заражением. Неопрятное содержание пищевых продуктов на рынках, в лавках и на дому, обилие мух, недостаточно чистое содержание рук также в значительной мере содействуют распространению заразы, попадающей внутрь человека и через 2–3 дня вызывающей заболевание. Скверно оборудованные уборные и отхожие места представляют собою особенную опасность в этом отношении, являясь настоящими рассадниками заразы. Невольными разносчиками микробов являются также лица, больные легкой формой холеры – поносом.
Для того, чтобы уберечь себя от возможности заражения, необходимо каждому строго усвоить и неукоснительно проводить в жизнь следующее основные условия:
1) В жаркое время преимущественно пить чай или кипяченую воду, избегая употребление всяческих недоброкачественных напитков; 2) пищу принимать горячую, хлеб обезвреживать в горячей духовке, сырые овощи обдавать кипятком; 3) посуду прогревать или обдавать кипятком; 4) мыть руки перед едой; 5) закрывать пищу от мух; 6) содержать уборные и отхожие места в образцовой чистоте; 7) при всяком заболевании расстройством желудка или кишок (понос, рвота) обращаться к врачу; 8) грязное белье и извержения больного ошпаривать кипятком; 9) согреть больного (теплое питье, грелки, ванна) и для успешности лечения поскорее поместить в больницу; 10) сделать себе предохранительную прививку.
Из общественных мер, по мнению профессора, являются улучшение водоснабжения, надзор за пищевыми продуктами, устройство столовых, чайных и прачечных, своевременное помещение больных в больницы, улучшение ассенизации и массовые предохранительные прививки".
Читатель может сам оценить, насколько радикально рекомендации Даниила Заболотного отличались от рекомендаций середины XIX столетия. Ничего лишнего, все то, что и сегодняшние врачи могли бы рекомендовать.
В тот же день 13 июля "Северная коммуна" с удовлетворением констатировала: "Кривая холерных заболеваний пошла на убыль. За 11 июля зарегистрировано до 12 час. ночи 395 больных. Уничтожение уличной торговли, а также возобновление хлорирования воды, по-видимому, оказали свое благое действие. Тем не менее, население само должно принимать меры к ограждению себя от возможности заражения".