Один их героев пьесы – великий визирь Акомат раскрывает своему наперснику, а заодно и зрителям, тайны борьбы за престол:
Суровы, знаешь сам, обычаи в серале.
Припомни, сколько раз тут братьев убивали:
Брат может посягнуть на трон, и оттого
Он кровью платится за кровное родство.
Лишь хилый Ибрахим здесь может быть спокоен.
Хотя ни умереть, ни жить он не достоин,
Но жизнь ничтожную бессмысленно влачит:
Убожество ума – ему надежный щит.
А Баязид умен, отважен и прекрасен,
И в силу этого особенно опасен".
Не обошел эту волнующую тему и Осман-Бей: "В серале ведутся такие интриги, каких нельзя встретить ни в одной части света. Каждая женщина там интригует или в свою пользу, или в пользу своих принцев и принцесс, если они у нее есть. Если у нее принц (Шах-Заде), то она постоянно предвидит в будущем возможность видеть своего ребенка на троне и самой сделаться Валиде-Султан. Если у нее дочь, ее постоянно мучит и заставляет интриговать забота о приискании выгодной партии для своей султанши.
Здесь мы коснулись чрезвычайно чувствительной и нежной струны, которая связана с самым жгучим вопросом, можно сказать, душой внутренней турецкой политики, – вопросом о престолонаследии. Действительно, каждая кадина, имеющая сына, есть претендентка, так как каждый Шах-Заде может сделаться султаном; поэтому все окружающие его, в особенности же матери, делают себе из его вступления на престол idee fixe, осуществление которой составляет предмет и задачу всей их жизни.
Поэтому каждая кадина и ее двор составляют партию, денно и нощно интригующую и работающую в пользу своего принца. Этот принц является для них идолом, которого они ласкают и берегут с чрезвычайной нежностью и уважением. Арслан, лев – вот имя, с которым эти люди обращаются к своему принцу; так как султан-отец считается львом львов, то само собою разумеется, что его сыновья по праву могут называться львенками. Поэтому кадина никогда не назовет своего сына иначе, как арсланум – мой лев: назвать его иначе было бы нарушением придворного этикета.
Так как эти стремления питают все партии, то ясно, что в серале столько партий, сколько претендентов. Каждая из этих партий представляет очаг интриг, нити которых тянутся во все стороны внутри сераля та кже, как и вне его, потому что, если жены и принцы стараются привлечь себе союзников, то те, которые стремятся к власти, тоже имеют интерес в том, чтобы прибрести себе поддержку возле падишаха или по крайней мере знать все, что делается вокруг него.
Сказанного мною, кажется, достаточно для того, чтобы объяснить то политическое брожение, которое оттуда распространяется в административные, а подчас даже и дипломатические сферы.
Эти интриги с их разнообразными комбинациями задают, как легко можно понять, много работы женскому населению сераля".
Школа принцев
Кому-то из принцев суждено было стать султаном, а потому ему следовало кое-что знать и получить достаточное образование.
Обучались мальчики в "Школе принцев", существовавшей во дворце. Обычная программа включала письмо, чтение, толкование Корана, жизнеописание Пророка, законоведение, историю, стихосложение, риторику, философию, математику и некоторые другие предметы.
По случаю первого чтения ребенком Корана устраивали большие праздники, приглашая множество гостей.
Особое внимание уделялось дворцовому этикету и военным наукам. Обычным делом были парады принцев, одетых в военную форму, увешанных всевозможными наградами, в сопровождении свит из мальчиков, также облаченных в военную форму и при оружии.
Об отцовском воспитании, в привычном смысле, говорить не приходилось. Султана многочисленные сыновья видели только по большим праздникам. Но были и исключения из правил. В историях Шехерезады находим: "А после того Нур-ад-дин занялся воспитанием своего сына; и когда тот окреп и ему исполнилось семь лет, он призвал к нему учителя, и поручил ему научить его читать и дать ему образование и хорошо воспитать его. И учитель научил его читать и заставил усвоить полезное в знании, и Хасан повторял Коран в течение многих лет и становился все красивей и стройней".
"Сыновья же пашей, – писала Мелек-Ханум. – Обыкновенно получают весьма плохое воспитание и образование. Они рано предаются всякого рода излишествам, и тем самым преждевременно расстраивают свое физическое и умственное здоровье. По смерти отцов они скоро проматывают свое состояние и по большей части умирают в крайней бедности".
Дочери султана получали самое поверхностное образование в стенах гарема. Их обучали читать, писать и вышивать а главное внимание уделялось науке быть красавицей, женой и матерью, и прочим гаремным премудростям. По сути же девицы, окруженные роскошью и скукой, пребывали в некой сладостной летаргии в ожидании радостей любви.
Д. Дорис приводит рассказ одной иностранки, которой посчастливилось попасть в покои принцесс: "Я имела возможность достаточно подробно осмотреть их обстановку во время моего посещения. Это было летом: белое полотно полностью закрывало начищенный дубовый паркет. Тут и там стояли софы, накрытые красным и желтым сатином, отороченным золотой бахромой; кресла и диванчики окружали полированный стол, инкрустированный слоновой костью. Восточная мебель соседствовала с тумбой эпохи Людовика XV. Стены были увешаны картинами (в основном пейзажами), обрамленными турецкими надписями, сделанными золотыми буквами по черному бархату. Расписной потолок изображал виды Босфора. Вход был замаскирован роскошной портьерой, на розовом фоне которой выделялась султанская тугра (монограмма Султана). И больше ничего, ни малейшего декора, если не считать таковыми несколько громоздких атрибутов восточной роскоши, повсеместно встречающихся в Турции".
Повзрослевших принцесс выдавали замуж, и таких браков добивались для своих сыновей самые влиятельные вельможи и иностранные властители.
Ограничение рождаемости
У султанов, как правило, было много детей. И хотя рождение каждого ребенка становилось праздником, безмерное увеличение потомства не приветствовалось.
"Казалось бы, Абдул-Хамид, обладатель столь огромного сераля, должен быть отцом многочисленного семейства, – писал Д. Дорис. – Однако это отнюдь не так, и число его детей сравнительно невелико – их всего тринадцать. Женщины из его гарема редко становятся матерями, и это результат строгих мер, принятых с целью не допустить чрезмерного увеличения числа потомков Султана. Произвольный выкидыш – частое явление в гареме: старые рабыни-кальфа в совершенстве владеют этим мерзким искусством. Надзор, который осуществляют за женщиной, удостоившейся чести разделить ложе Падишаха, очень строг и позволяет распознать самые первые симптомы беременности, которую они тут же прерывают.
Впрочем, случается, что бедная одалиска, иногда из гордости, а иногда из-за материнского инстинкта, весьма развитого у турчанок, с помощью различных уловок обманывает бдительность надзирательниц. Она скрывает беременность до самого конца и, делая Султана отцом вопреки его желанию, из простой икбал становится кадиной".
Тайны сераля
Влияние жен на государственные дела
Чем меньше правители занимались государственными делами, тем большее влияние обретали их жены и фаворитки. И если правителей еще сдерживали принятые правила или дворцовый этикет, то у дам не было и таких ограничений. Гаремная жизнь воспитывала в них постоянную готовность к интригам и соперничеству, и дипломатические таланты раскрывались будто сами собой.
Если влиятельные дамы были иностранками, то это, как правило, сказывалось на отношениях властителей к исторической родине их жен.
В Библии излагается удивительная история еврейской красавицы Эсфирь. Когда персидский царь Артаксеркс изгнал свою неверную жену, были собраны лучшие девушки со всего царства, чтобы царь мог избрать себе супругу. Выбор пал на Эсфирь. Сделавшись царицей, она сумела спасти свой народ от разорения и уничтожения, которым его намерился подвергнуть алчный царский вельможа. Первым он собирался повесить отца Эсфири Мардохея, не оказывавшего ему почтения и покорности. Однако в виселице оказался сам вельможа, а народ Эсфири в честь своего чудесного избавления установил праздник Пурим.
Знаменитая Юдифь также готова была пожертвовать собой, чтобы спасти родной город. Когда к нему подступили войска Навуходоносора под командованием Олоферна, красавица Юдифь явилась в стан врага, якобы за тем, чтобы помочь ему захватить город. Когда же ослепленный красавицей Олоферн пригласил ее разделить с ним ложе, Юдифь отрубила ему голову и унесла ее в корзине. Деморализованные войска Навуходоносора потерпели поражение. Этот сюжет весьма популярен в литературе и живописи.
Масштаб деятельности султанши Роксоланы сильно пошатнул прежние представления о месте женщины в государстве и политике. Бывали периоды, когда империей правили уже не султаны, а их жены. Порожденную Роксоланой новую эпоху позже назвали "Женским султанатом" (1541–1687). – "Три тысячи лиц, составляющих императорский гарем и двор, образуют зерно партии, называемой партией сераля, – писал Осман-Бей. – Влияние всего этого народа, окружающего султана, без сомнения, чрезвычайно велико; но если захотеть приблизительно высчитать численную силу этой партии, силу, фигурирующую между политическими факторами, нужно сюда прибавить еще около 10 000 человек, связанных с сералем тысячами самых жгучих интересов.
Точно так же население Бедиктага и др., равняющееся населению большого города, целиком составлено из лиц, служащих при дворце и по необходимости обязанных следовать его политике.
Таким образом эти двенадцать-тринадцать тысяч человек составляют партию, настолько сильную и влиятельную, что сам падишах принужден сообразоваться с ее видами и покровительствовать ее интересам".
Так как руководила этой гаремной партией мать-султанша, то естественно, что ее покровительства искали не только обитательницы гарема, но и самые важные сановники, дипломаты, купцы. Лишь она одна имела серьезное влияние на султана, почти небожителя, и охраняла доступ к вниманию падишаха, как архангел Гавриил – врата рая. Случались, конечно и исключения, когда одна из жен безраздельно завладевала султаном, но это только подтверждало правило.
Покои Валиде-Султан были столь же труднодоступны, как и покои самого султана. Все обращения к Валиде-Султан или визиты к ней осуществлялись по строгому этикету и с соответствующими почестями, которые подчеркивали ее власть и значимость.
О результатах таких посещений писал Д. Дорис: "Разумеется, эти визиты иногда приносят мужьям стремительное повышение, которое не всегда означает признание их личных заслуг или результат вмешательства Валидэ-Султан. Так, в гаремах Константинополя ходит много слухов о влиянии, которым пользуется одна милая дама из гарема Хасана-паши – министра морского ведомства, прозванного "бессменным" за свое умение выходить из всех министерских и прочих бурь, и за особое расположение к нему Султана".
Когда влияние жен или фавориток становилось чрезмерным, правительство глухо роптало, но указывать султану или влиятельному паше на неподобающее поведение гарема никто не решался. Эта тема была под особым запретом и могла стоить правдоискателю головы.
"Заговорить с турком о его женах значит допустить вопиющую бестактность, – писал Т. Готье. – Этой деликатной темы нельзя касаться даже иносказательно, даже малейшим намеком. Поэтому привычные для нас фразы вроде "Как здоровье вашей супруги?" из разговора исключены. Самый суровый и бородатый османлы покраснеет как девица, услыхав подобную непристойность. Жена французского посла, желая преподнести Решид-паше несколько отрезов лионского шелка для его гарема, вручила их ему со словами: "Вы сумеете лучше, чем кто-либо другой, найти применение этим тканям". Выразить назначение подарка более ясно означало бы совершить неловкость даже в глазах Решида, приученного к французским нравам, и редкостный такт маркизы подсказал ей эту изысканно-расплывчатую форму, чтобы не ранить восточную щепетильность".
Кутузов в Стамбуле
Чрезвычайный и полномочный посол России в Османской империи генерал-поручик М. Кутузов прибыл в Стамбул в сентябре 1793 г. Помимо дипломатических талантов, он проявил немалую закулисную ловкость, осыпав султаншу и жен Селима III дорогими подарками. "Подарки к султан-валиде отправлены в харем с советником и двумя кавалерами посольства, – сообщал Кутузов в письме императрице Екатерине II, – Где приняты кизляр-агою с великою почтительностию, и уже известно здесь, что султан внимание сие к его матери принял с чувствительностью. При сем препровождаю всеподданнейше ведомость подаркам, розданным с 21 октября, и счет чрезвычайным издержкам с 13-го того же месяца…".
Польщенная дама не замедлила проявить свою признательность, повлияв на султана в нужном Кутузову направлении.
В письмах к своей жене М. Кутузов описывал любопытные подробности своей кипучей деятельности: "Ничего примечательного после последней почты не случилось, кроме вещи здесь небывалой, а именно: султан-валиде, то есть мать султанская, прислала в церемонии чиновника своего валиде-кегая-колфосы, провождаемого переводчиком Порты, спросить об моем здоровье, объявить внимание ее ко мне и вручить от лица ее подарки, состоящие из шалей, трех платков, которые вечно сохраню, и многих парчей турецких, ост-индских и ормусских, и чашечку для кофея с дорогими каменьями; всего пиястров на 10 000. Да, чтобы тебе дать об великолепии азияцком понятие, надобно сказать об обеде капитан-паши; он молодой человек, фаворит султанской, женат на его сестре, великолепен, мот, три миллиона [пиастров] должен; учтив и любезен. Мебель и платье на людях, все новое было; слуг до тысячи в парче; ковры малиновые, бархатные, золотом шитые; софы с жемчугом; на ближних слугах очень много бриллиянтов. Между многих забав, был жирит, то есть скачка на лошадях. Все лошади его конюшни, которая, конечно, первая в свете. Он так великолепен, что лишь только увидел, что мне две лошади понравились, тотчас их на другой день и послал мне, и я уже с сей конюшни имею пять лошадей".
Описал Кутузов жене и прием у падишаха: "Дворец его, двор его, наряд придворных, строение и убранство покоев мудрено, странно, церемонии иногда смешны, но все велико, огромно, пышно и почтенно. Это трагедия Шекспирова, поэма Мильтонова, или Одиссея Гомерова. А вот какое впечатление сделало мне, как я вступил в аудиенц-залу: комната немножко темная, трон, при первом взгляде, оценишь в миллиона в три; на троне сидит прекрасной человек, лучше всего его двора, одет в сукне, просто, но на чалме огромной солитер (большой бриллиант в оправе. – Авт.) с пером и на шубе петлицы бриллиантовые. Обратился несколько ко мне, сделал поклон глазами, глазами и показал кажется все, что он мне приказывал комплиментов прежде; или я худой физиономист, или он добрый и умный человек. Во время речи моей слушал он со вниманием, часто наклонял голову и, где в конце речи адресуется ему комплимент от меня собственно, наклонился с таким видом, что кажется сказал: "мне очень это приятно, я тебя очень полюбил; мне очень жаль, что не могу с тобою говорить". Вот в каком виде мне представился султан".
Одаренный дипломат пробыл в Турции всего один год, но успел сделать очень много: упрочил влияние России в Турции и склонил ее к заключению союза с Россией и другими европейскими державами против революционной Франции. Влияние Франции было серьезно ослаблено, а французские подданные получили приказание покинуть пределы Турции.
О том, как устраивались всевозможные дела через посредничество жен "неподкупных" чиновников, вспоминала и Мелек-Ханум. В бытность ее супруга губернатором Иерусалима, она не теряла времени даром: "То один, то другой пришлет мне когда великолепные часы, когда бриллиантовую булавку или жемчужное ожерелье; они, казалось, соперничали между собою, кто из них сделает мне лучший подарок".
Если кто-то не догадывался заслужить признательность "первой леди", ее дворецкий находил всевозможные способы "призвать их к порядку". "Все это совершалось без ведома губернатора, – писала Мелек-Ханум. – И вскоре я увидала себя обладательницей четырехсот тысяч франков, заключавшихся частью в денежных суммах, частью в драгоценных каменьях и различных золотых украшениях".
Протекции были обычной практикой и при дворце. Сама Мелек-Ханум выхлопотала у султана прощение и видную должность для своего супруга Кипризли-Паши, находившегося в опале.
Та же Мелек-Ханум проявила чудеса смекалки, когда, уже изгнанная мужем, направлялась в Стамбул. По пути через провинции, в которых назрел мятеж против самоуправства ее бывшего мужа, она рисковала жизнью. Но представившись женой нового губернатора, была принята с большим почетом, осыпана подарками и отправилась дальше, пообещав наивным бедуинам надежную протекцию.
Как правило, султан редко снисходил до того, чтобы самолично рассматривать кандидатуры на второстепенные посты. Этим занимались его вельможи, вернее – их жены, которых, в свою очередь, просили матери, жены или сестры кандидатов на "теплые" места. И тут, разумеется, не обходилось без соответствующих подарков, приношений и других знаков признательности.
Шпионаж, или Особые подарки его величества
Д. Дорис приоткрыл некоторые тайны султанского гарема: "Кадина не может никогда, ни под каким предлогом, покидать султанский сераль – в отличие от одалиски, простой икбал, у которой нет детей. Последняя может быть подарена Султаном фавориту или какому-нибудь крупному вельможе: в этом случае она, естественно, занимает первое место в гареме своего нового господина.
Часто Падишах делает такого рода подарок для того лишь, чтобы избавиться от женщины, к которой его каприз уже прошел или присутствие которой во Дворце покажется ему бесполезным. Иногда за этим щедрым жестом кроется тайный расчет, и на подаренную таким образом женщину возлагается миссия, роковая для того, чьей женой она становится. Так, алим Сайфеддин-эфенди, более других внушавший опасения Султану, получил от него в подарок изумительной красоты рабыню, которая оказалась слишком прекрасна: он так любил ее и так был любим ею, что от этой любви умер…
Еще чаще этим женщинам, рассылаемым в гаремы к подозреваемым лицам, приходится заниматься таким низким делом, как шпионаж. Турецкие мужья гораздо откровеннее со своими женами, чем это обычно представляют. Они часто посвящают жен в свои планы, делятся своими проблемами, иногда даже советуются с ними, и это доверие отчасти служит для них вознаграждением за то жалкое положение, которое они обречены занимать в обществе: этим легко пользуется Абдул-Хамид. Если случается, что женщина привязывается к своему новому господину и не выполняет свою предательскую миссию, она теряет право когда-нибудь вернуться в султанский гарем. Чтобы иметь возможность вернуться в этот "Сад Наслаждений", она должна прежде всего оказывать некоторые услуги. На жаргоне сераля это называется "получить паспорт". Во время армянских событий женщины-шпионки сыграли важную роль. Именно благодаря им власти выяснили, кто из турок выказывал симпатии к армянам, злоумышляя против Султана.