Не встречала, чтобы девчонки у нас носили боевые награды, даже если они у них есть. Одна надела медаль "За боевые заслуги", все смеялись: "За половые заслуги"… Потому что все знают: медаль можно получить за ночь с комбатом… Почему женщины здесь? Что, без них нельзя было обойтись? Так некоторые господа офицеры с ума сойдут. Почему женщины сюда рвутся? Деньги… Купишь магнитофон, вещи. Вернёшься домой - продашь. В Союзе столько не заработаешь, как тут, в Афгане. У нас же честный разговор… Наши женщины продаются дуканщикам прямо в дуканах, в подсобках, а они такие маленькие… Зайдёшь в дукан, бочата кричат: "Ханум, джик-джик…" - И показывают на подсобку. Свои офицеры расплачиваются чеками, так и говорят: "Пойду к "чекистке"… Все это - тоже правда. Как и этот анекдот. В Кабуле на пересыльном пункте встретились: Змей Горыныч, Кощей Бессмертный и Баба Яга. Все едут защищать революцию. Через два года увидели друг друга по дороге домой: у Змея Горыныча только одна голова уцелела, остальные снесли; Кощей Бессмертный чуть живым остался, потому что бессмертный, а Баба Яга - вся в "Монтане": варенка на ней. Весёлая, довольная:
- А я на третий год оформляюсь.
- Ты с ума сошла, Баба Яга!
- Это я в Союзе Баба Яга, а тут - Василиса Прекрасная.
Да, поломанные люди отсюда выходят, особенно солдаты, мальчики восемнадцати - девятнадцати лет. Они увидели тут, как все продаётся… Многое… Как женщина продаёт ночь за ящик, да где там ящик, за две банки тушёнки. Потом этими глазами он будет смотреть на жену. Их тут сломали. Не надо удивляться, что они себя потом как-то не так ведут в Союзе. У них другой опыт. Они привыкли все решать автоматом, силой… Дуканщик продавал арбузы, один арбуз - сто афгашек. Наши солдаты хотели дешевле. Он отказывался. Ах так! - один взял и расстрелял из автомата все арбузы, целую гору арбузов. Попробуй такому в троллейбусе наступить на ногу или не пропустить в очереди…
Мечтала: вернусь домой, вынесу раскладушку в сад и засну под яблоней… Под яблоками. А теперь боюсь. От многих можно услышать, особенно сейчас, перед выводом наших войск: "Я боюсь возвращаться в Союз". Почему? Очень просто. Мы приедем, там все изменилось: другая мода за эти два года, другая музыка, другие улицы… Другое отношение к этой войне… Мы будем как белые вороны…"
Служащая
"Я настолько верил, что сейчас не могу с этим расстаться. Что бы мне ни говорили, что бы я ни читал, каждый раз оставляю себе маленькую лазейку. Срабатывает инстинкт самосохранения. Перед армией окончил институт физкультуры. Последнюю, дипломную, практику проходил в Артеке, работал вожатым. Там столько раз произносил высокие слова: пионерское слово, пионерское дело… Сам в военкомате попросился: "Отправьте меня в Афганистан…" Замполит нам читал лекции о международном положении, это он сказал, что мы всего лишь на один час опередили американские "зеленые береты", они уже находились в воздухе. Обидно за свою доверчивость. Нам вдалбливали, вдалбливали и наконец вдолбили, что это - "интернациональный долг". До конца дойти никогда не смогу…"Сними, - говорю себе, - розовые очки". Уезжал я не в восьмидесятом и не в восемьдесят первом году, а в восемьдесят шестом. Но ещё все молчали. В восемьдесят седьмом я уже был в Хосте. Мы взяли одну горку… Семь наших ребят положили… Приехали московские журналисты… Им привезли "зелёных" (Афганская народная армия), якобы это они отбили горку… Афганцы позировали, а наши солдаты в морге лежали…
В Афганистан в "учебке" отбирали самых лучших. Страшно было попасть в Тулу, в Псков или в Кировабад - грязно и душно. А в Афганистан просились, добивались. Майор Здобин начал нас с Сашей Кривцовым, моим другом, уговаривать, чтобы мы забрали свои рапорты:
- Пусть лучше Синицын погибнет, чем кто-нибудь из вас. На вас государство столько затратило.
Синицын - простой крестьянский парень, тракторист. Я уже с дипломом. Саша учился на факультете германо-романской филологии Кемеровского университета. Он исключительно пел. Играл на фортепиано, скрипке, флейте, гитаре. Музыку сочинял. Рисовал хорошо. Мы жили с ним как братья. На политчасах нам о подвигах рассказывали, о геройстве. Афганистан, утверждали, та же Испания. И вдруг: "Лучше пусть Синицын погибнет, чем кто-нибудь из вас".
Увидеть войну было интересно с психологической точки зрения. Прежде всего изучить себя. Меня это привлекало. Спрашивал у знакомых ребят, кто там был. Один, как я теперь понимаю, лапшу нам на уши вешал. У него на груди виднелось крупное пятно, как бы от ожога, буквой "р", он специально носил открытые рубашки, показывал. Сочинял, как они ночью с "вертушек" на горы садились, ещё я запомнил, что десантник три секунды - ангел, до раскрытия парашюта, три минуты - орёл, пока летит, остальное время - ломовая лошадь. Мы принимали все за чистую монету. Повстречался бы мне сейчас этот Гомер! Таких потом раскусывал с ходу: "Если бы были мозги, то была бы контузия". Другой парень, наоборот, отговаривал:
- Не нужно тебе туда ехать. Это грязь, а не романтика.
Мне не нравилось:
- Ты пробовал? Я тоже хочу попробовать.
Он учил, как остаться живым. Десять заповедей:
- Выстрелил - откатись на два метра от места, с которого стрелял. Прячь за дувал или за скалу ствол автомата, чтобы не увидели пламя, не засекли. Когда идёшь, не пей, не дойдёшь. В карауле - не засни, царапай себе лицо, кусай за руку. Десантник бежит сначала сколько может, а потом сколько надо.
Отец у меня учёный, мама - инженер. Они с детства воспитывали во мне личность. Я хотел быть личностью, меня исключили из октябрят, долго не принимали в пионеры. Дрался за честь. Повязали галстук, я его не снимал, спал с ним. На уроках литературы учительница обрывала:
- Не говори сам, а говори как в книге.
- Я неправильно рассказываю?
- Не как в книге…
Как в сказке, где царь не любил все краски, кроме серых. И все в этом царстве-государстве было мышиного цвета.
Сейчас я призываю своих учеников:
- Учитесь думать, чтобы из вас не сделали очередных дураков. Оловянных солдатиков.
До армии меня учили жить Достоевский и Толстой, в армии - сержанты. Власть сержантов - неограниченная, три сержанта на взвод.
- Слушай мою команду! Что должен иметь десантник? Повторить!
- Десантник должен иметь наглую морду, железный кулак и ни грамма совести.
- Совесть - это роскошь для десантника. Повторить!
- Совесть - это роскошь для десантника.
- Вы - медсанбат. Медсанбат - белая кость ВДВ (воздушно-десантных войск). Повторить!
Из солдатского письма: "Мама, купи щенка и назови Сержантом, приеду домой - убью".
Сам режим забивает сознание, нет сил сопротивляться, с тобой можно сделать все.
В шесть часов утра - подъем. Три раза: подъем - отбой. Встать - лечь.
Три секунды, чтобы построиться на "взлетке", - белый линолеум, белый, чтобы чаще мыть, драить. Сто шестьдесят человек должны соскочить с кроватей и за три секунды построиться. За сорок пять секунд одеться по форме номер три - полная форма, но без ремня и шапки. Как-то один не успел накрутить портянки.
- Разойтись и повторить!
Опять не успел.
- Разойтись и повторить!
Физзарядка. Рукопашный бой: сочетание каратэ, бокса, самбо и боевых приёмов против ножа, палки, сапёрной лопатки, пистолета, автомата.
Он - с автоматом, ты - с голыми руками. Ты - с сапёрной лопаткой, он - с голыми руками.
Сто метров "зайчиком". Десять кирпичей сломать кулаком. Заводили на стройку: "Не уйдёте, пока не научитесь". Самое трудное - преодолеть себя, не бояться бить.
- Медсанбат - белая кость ВДВ. Повторить!
Пять минут на умывание. Двенадцать краников на сто шестьдесят человек.
- Построились! Разбежались! Построились. Разбежались. Построились…
Утренний осмотр: проверка блях - они должны блестеть, как у кота одно место, - белых воротничков, наличия в шапке двух иголок с ниткой.
- Вперёд шагом марш. На исходную позицию. Вперёд шагом марш…
За весь день - полчаса свободного времени. После обеда. Для написания письма.
- Рядовой Кривцов, почему сидите и не пишите?
- Я думаю, товарищ сержант.
- Почему тихо отвечаете?
- Я думаю, товарищ сержант.
- Почему не орёте, как вас учили орать? Придётся потренироваться "на очке".
Тренироваться "на очке" - орать в унитаз, отрабатывать командный голос. Сзади сержант, следит, чтобы было гулкое эхо.
Из солдатского словаря:
Отбой - я люблю тебя, жизнь. Утренний осмотр - верьте мне, люди. Вечерняя поверка - их знали в лицо. На "губе" - вдали от Родины. Демобилизация - свет далёкой звезды. Поле для тактических занятий - поле дураков. Посудомойка - дискотека (тарелки кружатся, как диски). Замполит - Золушка (на флоте - Пассажир)…
- Медсанбат - белая кость ВДВ. Повторить!
Вечное чувство голода. Заветное место - военторг, там можно купить кекс, конфеты, шоколад. Отстреляешься на "пятёрку" - получаешь разрешение сходить в магазин. Не хватает денег - продаём несколько кирпичей. Берём один кирпич, подходим - два здоровых типа - к новенькому, у которого ещё есть деньги:
- Купи кирпич.
- А зачем он мне?
Берём в кольцо:
- Купи кирпич…
- Сколько?
- Три рубля.
Даёт нам три рубля, заходит за угол и выбрасывает кирпич. А мы за три рубля наедаемся. Один кирпич равен десяти кексам.
- Совесть - это роскошь для десантника. Медсанбат - белая кость ВДВ.
Я, наверное, неплохой актёр, потому что быстро научился играть отведённую мне роль. Хуже всего прослыть "чадос", от слова "чадо", что-то слабое, не мужского рода. Через три месяца попал в увольнение. Как все забылось! Ещё недавно целовался с девушкой, сидел в кафе, танцевал. Как будто не три месяца прошло, а три года и ты вернулся в цивилизацию. Вечером:
- Обезьяны, построиться! Что главное для десантника? Главное для десантника - не пролететь мимо земли.
Перед самым отъездом праздновали Новый год. Я был Дедом Морозом, Сашка - Снегурочкой. Это напомнило школу.
…Шли двенадцать суток… Хуже гор могут быть только горы… Уходили от банды… Держались на допинге…
- Санинструктор, давай свой "озверин".
А это сиднокарб. Переели все таблетки.
Нет сил попробовать улыбнуться.
- "На что жалуетесь?" - спрашивает врач у кота Леопольда, - начинает кто-то первый.
- На мышей.
- Мышите - не мышите… Все ясно. Вы очень добрый. Вам нужно разозлиться. Вот таблетки "озверин". Принимать по одной таблетке три раза в день после еды.
- Ну и что?
- Озвереете.
На пятые сутки взял и застрелился солдат, пропустил всех вперёд и приставил автомат к горлу. Нам пришлось тащить его труп, его рюкзак, его бронежилет, его каску. Жалости не было. Он знал, что у нас не бросают трупы - уносят.
Пожалели мы его первый раз, когда уже уезжали домой, демобилизовались.
- Принимать по одной таблетке три раза в день…
- Ну и что?
- Озвереете.
Подрывные ранения - самые страшные… Оторвана нога до колена… кость торчит… От второй ноги оторвана пятка… Срезан член… Выбит глаз… Оторвано ухо… Первый раз внутри был колотун, в горле щекотало… Сам себе приговаривал: "Не сделаешь сейчас, никогда не станешь санинструктором". Отрыв двух ног… Перетянул жгутом, остановил кровь, обезболил, усыпил… Разрывная пуля в живот… Кишки вывалились… Перевязал, остановил кровь, обезболил, усыпил… Четыре часа держал… Умер…
Не хватало медикаментов. Зелёнки обыкновенной не было. То не успевали подвезти, то лимиты кончились - наша плановая экономика. Добывали трофейное, импортное. У меня всегда в сумке лежало двадцать японских разовых шприцев. Они в мягкой полиэтиленовой упаковке, снимешь чехол - делаешь укол. У наших "Рекордов" протирались бумажные прокладки, становились нестерильными. Половина не всасывалась, не качала - брак. Наши кровезаменители в бутылках по пол-литра. Для оказания помощи одному тяжелораненому нужно два литра - четыре бутылки. Как на поле боя ухитриться держать около часа на вытянутой руке резиновый воздуховод? Практически невозможно. А сколько бутылок ты на себе унесёшь? Что предлагают итальянцы? Полиэтиленовый пакет на один литр, ты прыгаешь на него сапогами - не лопается. Дальше: бинт обыкновенный, советский бинт стерильный. Упаковка дубовая, занимает больше веса, чем сам бинт. Импортные… Таиландские, австралийские… Тоньше, белее почему-то… Эластичного бинта вообще не было. Тоже брал трофейный… Французский, немецкий… А наши отечественные шины?! Это же лыжи, а не медицинское приспособление. Сколько их с собой возьмёшь? У меня были английские: отдельные - на предплечье, голень, бедро. На молнии, надувные. Всунул руку, застегнул. Кость сломанная не двигается, защищена от ударов при транспортировке.
За девять лет ничего нового не поставили у нас на производство. Бинт тот же, шина - та же. Советский солдат - самый дешёвый солдат. Самый терпеливый. Так было в сорок первом году… И через пятьдесят лет так… Почему?..
Страшно, когда в тебя лупят, а не самому стрелять. Можно выжить, если постоянно думать об этом. Я никогда не садился в первую и последнюю машину. Никогда не спускал ноги в люк, пусть лучше с брони свисают, чтобы не отрезало при подрыве. Держал в запасе немецкие таблетки для подавления чувства страха. Но никто их не пил. С боевых приходили мало похожие на советских солдат. Сами себя обували, одевали, кормили. Наш бронежилет не поднять, американский - ни одной железной части, из какого-то пуленепробиваемого материала. Пистолет Макарова в упор его не берет, а с автомата только со ста метров пуля достаёт. Американские спальные мешки образца сорок девятого года. Лебяжий пух, лёгкие. Наш ватник килограммов семь весит, не меньше. У убитых наёмников забирали куртки, шапки с длинными козырьками, китайские брюки, в которых паховина не натирается. Все брали. Трусы брали, так как с трусами был дефицит. С носками, с кроссовками. Приобрёл я маленький фонарик, ножик-кинжальчик. Стреляли диких баранов. Диким считался баран, отставший на пять метров от стада. Или меняли. Два килограмма чая за одного барана. Чай трофейный. Деньги с боевых приносили, афгани. У нас их кто повыше отнимали. Тут же на наших глазах между собой делили, не скрываясь, не прячась. В патрон забьёшь, сверху порохом присыплешь пару бумажек - спасёшь.
Одни хотели напиться, другие выжить, третьи мечтали о наградах. Я тоже хотел награду. В Союзе встретят:
- Ну, что у тебя? Что, старшина, каптёркой заведовал?
Обидно за свою доверчивость. Замполиты нас убеждали в том, во что сами не верили. С чем сами уже давно разобрались. Лозунг: "Афганистан нас сделал братьями" - враньё! В армии существуют три солдатских сословия: молодые, ветераны, дембеля. Я приехал - форму отгладил, ушил. Все наточено, блестит. Стрелка на спине - борзянка. А молодым нельзя форму ушивать, стрелка запрещена. Подходит дембель:
- Ты откуда?
- Из Союза.
- Ты что, молодой? Не понял, чего ты так оборзел.
- Давай не обострять отношения.
- Слушай, молодой, ты меня не зли, - он привык, чтобы его боялись. - Я тебя предупредил.
Вечером казарму моют молодые. Дембеля курят.
- Убери кровать.
- Чья кровать?
- Ты не понял?
Ночью подняли. Восемь человек. Прошлись хорошенько по мне сапогами. Отбили почки. Два дня кровью писал. Днём не трогали, только ночью. Пробовал не сопротивляться, все равно бьют. Переключился: меня будят, наношу первый удар, ещё не открывая глаз. Били аккуратно, без синяков. Полотенце на руку и по животу. Отбили живот. Дней семь били.
После боевых ни разу не трогали. Других молодых били, меня уже нет. Команда ночью:
- Санинструктора не трогать.
Через полгода перевод молодых в ветераны. Шикарный стол за деньги молодых. Плов. Шашлыки. Дембеля наелись, начинается обряд: ремень ребром и бляхой со всей силы по заднице - двенадцать раз за перевод, шесть за то, что в ВДВ, ещё три - за разведроту, добавить за наглость, за борзость, за дерзость. У меня набралось двадцать девять ударов. Пискнуть не смей, иначе все сначала. Выдержал? За один стол! Жмут руки.
Проводы дембеля - это роман. Нужно скинуться и купить ему в дорогу "дипломат", полотенце, платок матери, подарок любимой девушке. Сделать ему "парадку": достать белый ремень - это что за десантник без белого ремня; сплести аксельбанты - у лётчиков достать парашютные стропы для этой цели; надраить бляху: дембельская бляха - произведение искусства, её трут шкуркой единичкой, затем двойкой, потом иголкой, войлоком… Старую форму неделю держат в машинном масле, возвращается её темно-зелёный цвет. Следующая операция - отстирать в бензине. После она висит месяц, проветривается. Готово! Дембеля уезжают, ветераны становятся дембелями.
Напутствие замполита перед возвращением домой: о чем можно говорить, о чем нет. О погибших нельзя, потому что мы большая и сильная армия. О неуставных отношениях не распространяться, потому что мы большая, сильная и морально здоровая армия. Фотографии порвать. Плёнки уничтожить. Мы здесь не стреляли, не бомбили, не отравляли, не взрывали. Мы - большая, сильная и морально здоровая армия.
…Таможня забирала подарки, которые мы везли: парфюмерию, платки, часы с калькулятором.
- Не положено, ребята.
Никакой описи не составлялось. Просто это был их бизнес. Но так пахло зелёными весенними листьями. Шли девушки в лёгких платьях… Мелькнула в памяти и исчезла Светка Афошка (фамилии не помню - Афошка и Афошка). В первый день своего приезда в Кабул она переспала с солдатом за сто афошек, пока не разобралась. Через пару недель брала по три тысячи. Солдату не по карману. А Пашка Корчагин где? Настоящее его имя Андрей, но звали Пашкой из-за фамилии.
- Пашка, посмотри, какие девушки!!
У Пашки-Андрея была девушка, она прислала фотографию со своей свадьбы. Мы дежурили возле него ночами - боялись. Однажды утром он повесил на скале фотографию - и расстрелял из пулемёта. Но ещё долго, слышали ночами, плакал.
- Пашка, посмотри, какие девушки!
В поезде приснилось: готовимся на боевые. Сашка Кривцов спрашивает:
- Почему у тебя триста пятьдесят патронов, а не четыреста.
- Потому что у меня медикаменты.
Он помолчал и ещё раз спросил:
- А ты бы мог расстрелять ту афганку?
- Какую?
- Ту, что навела нас на засаду. Помнишь, четверо погибло?
- Не знаю. Наверное, нет. В детском садике и в школе меня дразнили "бабником", все время девчонок защищал. А ты бы смог?
- Мне стыдно…
Он не успевает договорить, за что ему стыдно, я просыпаюсь.
Дома меня ждёт телеграмма от Сашиной мамы: "Приезжай, Саша погиб".
- Сашка, - прихожу я на кладбище, - мне стыдно за то, что на выпускном экзамене по научному коммунизму я получил "пятёрку" за критику буржуазного плюрализма… Мне стыдно, что после того, как Съезд народных депутатов сказал, что эта война - наш позор, нам вручили значки "Воинов-интернационалистов" и Грамоты Верховного Совета СССР.
Сашка, ты там, а я здесь…"
Старшина, санинструктор разведроты
"Он у меня маленького роста был. Родился маленький, как девочка, два килограмма, рос маленький. Обниму: