Хан обругал Семена Бельского и своих советников, кричал, что его обманули, заверив в беспомощности Руси. Ночью по огням, по шуму в русском лагере поняли, что подходят все новые отряды, и Сахиб-Гирей испугался битвы. Под покровом темноты снялся с места и стал уходить. За ним кинулись в преследование, гнали и трепали до Дона. Победа была полной. Служились благодарственные молебны. Русь снова показала себя великой державой, а Иван Бельский, ее избавитель, находился на вершине славы. Но… мечты об идеальной и дружной аристократической державе обернулись бедой для него.
Рать Ивана Шуйского оставалась во Владимире. Предполагалось, что она выступит на Казань. Но свергнутый временщик поил и угощал подчиненных, соблазнял радужными обещаниями. Жаловался, как несправедливо обошлись с ним враги. Дворяне и "дети боярские" восхищались щедрым начальником, давали ему тайную присягу. К заговору примкнули родственники из клана Шуйских, Кубенские, Палецкий, казначей Третьяков. Поддержала верхушка Новгорода, давно связанная с Шуйскими. Она под разными предлогами посылала в Москву своих людей, в столице тайно накапливались отряды.
Среди ночи 3 января 1542 г. из Владимира примчались всадники во главе с Петром Шуйским, сыном Ивана. Был подан сигнал. Заговорщики, отряды их слуг и новгородцев ринулись по заранее намеченным адресам. Ивана Бельского и его приближенных сразу схватили. Ворвались в покои великого князя, разбудив и перепугав мальчика. Но сам он никого не интересовал, связали и уволокли находившегося при нем князя Щенятева. Вломились и в резиденцию митрополита, перебив окна. Иоасаф бежал сперва на подворье Троицкого монастыря, потом к великому князю. Куда там! Заговорщики второй раз вломились в спальню государя, митрополита едва не убили.
На рассвете прибыл Иван Шуйский. Он "пришел с ратью", вступил в город как победитель. Арестованных противников заточил по разным городам. Ивана Бельского отправил в Белоозеро. Но Шуйский учел прежний опыт, что заключенного могут освободить, и послал убийц. Недавнего победителя татар без всякого суда прикончили в тюрьме. Митрополит Иоасаф был лишен сана и сослан в Кирилло-Белозерский монастырь. Кем его заменить, узурпатор определился далеко не сразу. Те иерархи, которых предлагало духовенство, Шуйского не устраивали – дважды обжегшись с митрополитами, он не хотел получить третьего оппозиционера.
Наконец, остановился на кандидатуре архиепископа Новгородского Макария. Он тоже не слишком нравился временщику. Хоть и из Новгорода, но не примкнул к мятежникам. Но Макарий славился как ученый книжник. Сформировал вокруг себя настоящую "академию" из лучших умов той эпохи. Вел грандиозную работу по созданию "Великих Четий-Миней" – книг, которые должны были обобщить весь круг православного чтения. Эта работа шла 12 лет и завершилась созданием Софийского свода "Великих Миней" из 12 томов (28 тыс. страниц). А по натуре святитель Макарий был человеком мягким, и Шуйский счел его менее опасным, чем другие кандидаты. Рассудил, что он и в Москве займется своими изысканиями, в политику не полезет.
Действительно, на посту митрополита перед Макарием открылось поле деятельности гораздо шире, чем в Новгороде. Он принялся собирать памятники православной литературы по разным городам, монастырям, и за 10 лет был создан еще более полный, Успенский свод "Великих Миней", настоящая энциклопедия, где были "все святые книги собраны и написаны, которые в Русской земле обретаются". Однако насчет лояльности святителя Шуйский ошибся. Макарий был учеником и последователем св. Иосифа Волоцкого. Полностью разделял его учение о православной монархии, о сильной государевой власти.
Но он не стал связываться ни с какими заговорами и оппозициями. Нет, святитель Макарий избрал другой путь, чем Даниил и Иоасаф. Он начал готовить православного царя! Юный Иван по-прежнему находился в полном пренебрежении у властителей, рос с братом как придется. Ни одна придворная роспись не упоминает, что у них вообще были воспитатели и учителя! Именно этим митрополит и занялся. Вместе со специалистами своей "академии" взял на себя воспитание великого князя. Впоследствии все исследователи признавали Ивана Грозного одним из самых образованных людей своей эпохи – это заслуга святителя Макария.
Что ж, таким занятиям Шуйские не мешали. Проводит государь все дни за "поповскими" книгами – ну и ладно. А делами будут заправлять другие. Правда, Ивану Васильевичу Шуйскому довелось наслаждаться властью недолго. Он расхворался, перестал появляться в Думе, а потом умер. На главные роли выдвинулись Андрей Михайлович Шуйский (грабитель Пскова), его брат Иван Михайлович и Федор Скопин-Шуйский. Они стали такими же всесильными временщиками, как покойный родственник. Иностранцы почтительно именовали их "принцами крови" (это звание означало не только высокое положение, но и права на престол).
Ну а политика государства вернулась на круги своя – если раздрай и развал можно было назвать политикой. Поход на Казань отменили. Правители снова соглашались мириться с ней на любых условиях. Сафа-Гирей, видя такое дело, даже в переговоры вступать не стал. Возобновил набеги. В России опять пошло повальное хищничество. Раньше наместнику выдавали особую грамоту, в ней оговаривались права и обязанности, "доходные списки" – на какие сборы и пошлины он имеет право. Теперь эти грамоты перестали выписывать. Приближенные Шуйских получали "кормления" без всяких ограничений. Выжимай, сколько сможешь. Расхватывали и земли. Например, в Тверском уезде за пару лет правления Шуйских было роздано в поместья больше земли, чем за предыдущие 40 лет! Временщики такими способами расплачивались с участниками переворота, покупали сторонников на будущее.
Разумеется, не забывали и себя. Вынуждали других хозяев продавать владения по дешевке или просто отнимали. Насильно перегоняли в свои имения крестьян из чужих поместий. Округляли вотчины за счет казенных земель. Крестьяне "черносошных", т. е. свободных, деревень оказывались вдруг во власти боярина и его присных. Выписывалось множество тарханных грамот, освобождавших вотчины от налогов. Подобные беззакония вызвали волнения в народе. Крестьяне бежали, вспыхивали бунты в обираемых городах, росло количество "разбоев".
Подрастающего государя властители удерживали под неусыпным контролем. Например, в его окружении появился Федор Воронцов, понравился мальчику. Временщики сразу насторожились, хотели прервать их контакты. Но Воронцов не внял предупреждениям, а Иван Васильевич его "любил и жаловал", приказал свободно допускать к себе. Тогда Шуйские продемонстрировали силу. 9 сентября 1543 г. на заседании Думы они со своими сторонниками Кубенскими, Палецким, Курлятевым, Пронским, Басмановым набросились на Воронцова. Ничуть не стесняясь присутствия государя и митрополита, вытащили "провинившегося" в соседнюю комнату, избивали и хотели прикончить.
Иван Васильевич в ужасе плакал, просил Макария защитить любимца. Митрополит и бояре Морозовы пошли к разбуянившимся "принцам крови", именем государя стали заступаться за Воронцова. Шуйские смилостивились, пообещали, что не убьют, и поволокли его в тюрьму. Великий князь вторично послал митрополита и бояр. Молил – если уж нельзя оставить Воронцова в Москве, пусть его вышлют в Коломну. Бояр, явившихся с ходатайством, Шуйские и их клевреты "толкали в хребет", выгоняя вон. Грубо обругали самого митрополита, казначей Фома Головин изорвал его мантию и топтал ее. А Воронцова с сыном Иваном решили сослать в Кострому, причем заставили государя утвердить приговор.
Но, кроме Воронцова, рядом с Иваном Васильевичем возник Алексей Адашев. Мы уже упоминали о нем, он принадлежал к лагерю Шуйских, был награжден за позорное посольство к турецкому султану. С государем Алексей подружился, завоевал его доверие, и против их знакомства временщики не высказывали никаких возражений. Отсюда можно сделать однозначный вывод – Адашев был фигурой совсем не случайной, ему предназначалось присматривать за великим князем.
Однако присмотреть получалось не всегда. Государю исполнилось 13 лет. Он сам кое-что начал понимать, задумываться о выходе из положения. Миновала неделя после скандала с Воронцовым, и юный Иван отправился на обычное ежегодное богомолье в Троице-Сергиев монастырь. Но объявил, что он уже подрос. Хочет ездить осенью на охоты, как покойный отец. Из монастыря отправился в Волоколамск. Его сопровождала свита бояр. Но Шуйские остались в Москве, у них имелись более важные дела – без лишних свидетелей было куда удобнее проворачивать свои махинации. Они жестоко просчитались. Для великого князя тоже было удобнее без столичного окружения.
В путешествии и на охоте проще было избежать чужого внимания. Бояре, недовольные Шуйскими, смогли переговорить с ним. Нашли общий язык, выработали план действий. В Москву вернулись в ноябре. А после Рождества на заседании Думы Иван Васильевич впервые проявил себя Грозным. Он неожиданно приказал арестовать предводителя Шуйских, Андрея Михайловича. Отметим, что государь не мог опереться ни на придворных, ни на военных! Это было ненадежно и слишком опасно. Для переворота сформировали команду из холопов-псарей. Видимо, там же, где охотились. Псарям передали Андрея Шуйского, и они князя до тюрьмы не довели, убили по дороге. А уж потом, задним числом, были оглашены его вины – ограбление дворян, насилия над крестьянами и горожанами, бесчинства его слуг.
Был ли Шуйский убит по приказу государя? Или бояр? Или сами псари отыгрались на ненавистном временщике? Неизвестно. Но в любом случае сценарий представляется многозначительным. Великий князь и поддержавшие его бояре считали себя не в силах легитимными средствами избавиться от узурпатора! И только после того, как клан "принцев крови" обезглавили, стало возможным наказать остальных преступников. Посадили в тюрьму Ивана Кубенского, сослали в разные города Федора Скопина-Шуйского, князя Юрия Темкина, Фому Головина и других клевретов вчерашних правителей. Афанасию Бутурлину за поносные слова на государя урезали язык. А летописец расправу над Андреем Шуйским и его присными прокомментировал с откровенным одобрением: "От тех мест начали боляре боятися, от государя страх имети и послушание".
Узел четвертый
Избранная Рада
После того как 13-летний Иван IV избавился от Шуйских, его опорой стали бояре, помогавшие в перевороте, – Захарьины-Юрьевы, Морозовы. Он возвысил братьев матери, Михаила и Юрия Глинских. Пожаловал в бояре своего любимца Воронцова. Но рядом с ним оставался и другой любимец, Адашев, подсунутый ему Шуйскими. Впоследствии изменник Курбский пустил слух, будто бояре нарочно развращали молодого государя, приучали к разгулу, и он проводил время в праздных потехах. Либеральные историки распространяли именно эту версию, но факты показывают, что она абсолютно недостоверна. Оставим клевету на совести авторов, если совесть у них существовала.
Адашева тот же Курбский нарисовал чуть ли не ангелом во плоти: крайне религиозный, высоконравственный, он очень строго постился, отдавал все свободное время и деньги благотворительности, организовал в своем доме приют для нищих… А ведь он постоянно находился рядом с государем! Если хотел сохранить его близость, должен был подражать ему. Можно смело утверждать, что Адашев как раз и подстраивался к натуре Ивана Васильевича. Великий князь очень дружил со св. Василием Блаженным, приглашал к себе во дворец. Известно, что св. Василий открыто обличал его грехи. Но какие? Указывал, что во время церковной службы Иван Васильевич мысленно отлучился из храма, думал о строительстве загородного дворца в Воробьеве. Если бы за ним числились более серьезные пороки, неужели юродивый не обличил бы их? Но этого не было.
Государь по-прежнему был близок со святителем Макарием, под его руководством продолжал образование. Со стороны митрополита никаких нареканий тоже не было. Что же касается "потех" государя, то последующие историки допустили подтасовку. Если мы внимательно почитаем летописи, то увидим, что под "потехами" понимались всего лишь охоты. Это было единственное развлечение, которое оставил себе Иван Васильевич. Государевы охоты были и отдыхом, и спортивными занятиями для поддержания здоровья, и воинскими тренировками для его дружины.
Но указание летописи, что бояре после разгрома партии Шуйских начали "страх имети и послушание", осталось лишь благим пожеланием. Знать своевольничала, распоряжения выполняла кое-как. В декабре 1544 г. крымский царевич Иминь напал на Белевский и Одоевский уезды. А воеводы Петр Щенятев, Константин Курлятев и Михаил Воротынский поссорились по поводу своего старшинства, не желали подчиняться друг другу. Войско простояло на месте, а татары ушли, угнав множество пленных. В 1545 г. замыслили поход на Казань. Князь Микулинский, назначенный командовать, не желал идти на войну и фактически сорвал операцию.
Новое правительство, сформировавшееся вокруг государя, оказалось слишком слабым. Глинские никогда не занимали важных постов, в государственных делах были совершенно неопытными. А Воронцов, очутившись в фаворе, зазнался, стал претендовать на роль нового временщика. Вокруг великого князя шли склоки и интриги за влияние на него. А положение в стране ничуть не улучшилось. Раньше к выгодным кормушкам дорывались приближенные Шуйских. Теперь – приятели тех, кто возвысился после их падения. Но и прежние преступники никуда не делись. Боярские роды были переплетены между собой, и за наказанных находились заступники. В прошлой главе мы отмечали, что один из главных соучастников воровства Шуйских, князь Иван Кубенский, попал в тюрьму. Но отсидел лишь пять месяцев. За него подавали многочисленные ходатайства, и его простили.
А народ стонал, сыпались жалобы. Некоторые из них доходили до государя. Когда стали разбираться и искать виновных, в опалу угодил тот же Кубенский. Вместе с ним Петр Шуйский, Горбатый, Палецкий. Но и Воронцов попал вдруг в компанию своих прежних противников. Выяснялось, что доверие государя он использовал далеко не в лучших целях. В том числе покрывая и выгораживая провинившихся за хорошую мзду. Впрочем, и эти наказания были недолгими. Родственники ринулись к митрополиту, молили заступиться. В результате все опальные получили прощение.
Прорвалось в Новгороде. В 1545 г. собирали войска против казанцев и крымцев, и из Москвы туда спустили разнарядку, 2 тыс. пищальников. Цифра была явно непосильной – все население Новгорода составляло 26 тыс. Очевидно, в правительстве рассчитали, что богатый город наймет воинов. Однако состоятельная верхушка не пожелала раскошеливаться. Бросали жребий, и те же толстосумы откупались взятками. Перекидывали воинскую службу на бедноту. Это вызвало возмущение, беспорядки.
А в 1546 г. ожидали нападения крымцев, и в Новгород пришел указ снова прислать пищальников. Местная элита опять переложила повинность на простонародье, и выплеснулся открытый бунт. Его усмирили. 25 человек, признанных виновными, посадили в тюрьму. В это время армия разворачивалась на рубеже Оки. Приехал 15-летний государь, расположив ставку у Голутвина монастыря. Татары не появились, но и без сражений летние выходы войск на Оку играли важную роль. Проводились смотры, учения. Великий князь и его чиновники проверяли укомплектование полков, боеготовность, вооружение.
В промежутках между делами Иван Васильевич поехал на охоту, но ему преградили путь 50 новгородских пищальников. На лесной дороге неожиданно появился целый отряд, с оружием! Государь, конечно, встревожился, "велел их отослати". Новгородцы не послушались. Дворяне из свиты попытались отогнать их силой, но пищальники вступили в бой. Загремели выстрелы, стали рубиться саблями. С обеих сторон было убито около десяти человек, многие ранены. Бунт в армии, человеческие жертвы – это было серьезно. Началось расследование. Его возглавил дьяк Василий Захаров Гнильевский, активное участие принял Алексей Адашев.
Оказалось, что пищальники хотели жаловаться на свои обиды. Государь потребовал выяснить, "по чьему науку быть сему супротивству" – ведь откуда-то знали, где перехватить его, приказа разойтись не послушались. Следствие обвинило Ивана Кубенского, Федора и Василия Воронцовых и Ивана Федорова-Челяднина. Судили их бояре. Федоров покаялся, его оправдания сочли удовлетворительными, и он был прощен. А троих осудили на смерть, великий князь утвердил приговор, и их обезглавили. В чем конкретно был виноват каждый из казненных, остается неизвестным. Кто-то из них подучил ратников пробиваться к государю (с заряженными пищалями!). Возможно, кого-то осудили за безобразия, допущенные по отношению к новгородцам.
Стоит обратить внимание, что самих пищальников Иван Васильевич простил. В перестрелке он подвергался нешуточной опасности, но оставил их безо всякого наказания. Он искренне, всей душой стремился улучшить жизнь своих подданных. Однако навести порядок в стране можно было лишь тогда, когда он сам возьмет на себя государственные дела. Митрополит Макарий готовил к этому Ивана Васильевича. Когда ему исполнилось 16 лет, святитель счел, что пора пришла. Начало самостоятельного правления должно было стать глубоко символическим. По наставлениям Макария, великий князь принял два решения – жениться и венчаться на царство. По русским традициям, "взрослым" считался только женатый человек, глава семьи. А венчание на царство задумывалось впервые.
Сам титул царя иногда употреблял еще Андрей Боголюбский – он встречается в церковных службах. Впоследствии он мелькал в переписке с иноземцами. Но официально на Руси величали царями императоров Византии и ханов Золотой Орды. Заявка была более чем серьезной. Приняв этот титул, Иван Васильевич объявлял себя духовным преемником греческих императоров, главой православного мира. А с другой стороны, он претендовал быть преемником ордынских царей, наследником их бывших владений. св. Макарий сам разработал чин венчания на царство. Взял за основу византийские образцы, но переработал их применительно к русским условиям.
Митрополит верил, что великое дело должно объединить и примирить всех, поможет преодолеть вражду и разногласия. На торжества он собрал всех бояр, как верных государю, так и вчерашних крамольников, находившихся в опале. 16 января 1547 г. в Москве зазвонили колокола "сорока сороков" церквей. В Успенском соборе Кремля на Ивана Васильевича возложили знаки власти: Честной Животворящий крест, бармы, шапку Мономаха. св. Макарий благословлял его укреплять "суд и правду" в родной земле, оборонять ее от врагов, быть милостивым к подданным и строго карать зло, а церковь объявлялась для царя "матерью".
Поддержать юного Ивана в его нелегком деле призывалась не только земная, но и Небесная церковь, святые заступники. Для этого в феврале митрополит созвал Освященный собор. В ходе своих трудов по составлению "Четий – Миней" он собрал сведения о жизни и подвигах многих подвижников, и теперь было официально канонизировано 23 русских святых – один из предков царя Александр Невский, крестители Муромской земли князь Константин с сыновьями Михаилом и Федором, митрополит Московский Иона, известные подвижники Пафнутий Боровский, Макарий Калязинский, Александр Свирский, Савватий и Зосима Соловецкие, Михаил Клопский, ученик Сергия Радонежского Никон и др.