"Что касается партии противоположной, партии воинствующей культуры, то она еврейская – этим все сказано, Вы, конечно, знаете, что в наше время уже почти нет Берлина, а есть новый Иерусалим, говорящий по-немецки. Когда речь идет об иудаизме, который владычествует в обеих камерах, который Бисмарку приходится терпеть, хотя с виду он как будто и пользуется им, который направляет преподавание в университетах и гимназиях, заменяет у женщин руководителей совести XVII и XVIII веков, царствует на бирже, подкупает и вдохновляет большую часть журналов – само собой разумеется, дело здесь не в Ветхом завете и не в национальности, возведенной на степень избранного племени, Это нечто неосязаемое и неуловимое в целом, это экстракт из всех элементов, в основе своей враждебных нравственному и социальному порядку, сложившемуся на христианских началах. Элементы эти встречаются всюду, но для того чтобы отгадать их присутствие, извлечь их из грязи и выучить их не краснеть от стыда, чтобы сгруппировать их в доктрину и сложить в политическую партию, необходимо было чутье, безошибочность инстинкта и абсолютная безоглядность в логике отрицания, которыми обладали только евреи. Для этого требовалось весьма древнее (uralte) предание, просвещение вполне внехристианское и внехристианская же история целого племени. В политике это – обожание успеха и поклонение золотому тельцу; в философии – материя, развивающаяся до полного самосознания по законам физической, механической, химической и физиологической необходимости; в области социальной – переделка всех исторически сложившихся учреждений с признанием только одного регулятора – манчестерства, т. е. увеличения производительности, как высшей цели самой по себе; в области семейной – личное хотение, как единственная основа всех отношений; наконец, в деле воспитания – развитие и направление инстинктов (опознание, развитие влечений (Triebe) и обуздание вредных другими влечениями и возбуждениями). Вот до чего здесь дошло, разве я уже совершенно ошибаюсь. В Германии я вижу самую большую опасность, угрожающую будущности моего отечества, тем не менее я не могу без глубокой скорби смотреть, на это органическое разложение, совершающееся под внешним видом политического могущества, достигшего своего апогея". Если от этого общего воззрения на иудаизм, как на мировое явление, перейти, в частности, к положению еврейского вопроса в России, то необходимо признать, что он самой историей поставлен пока у нас гораздо грубее и проще, чем в остальной Европе. Поэтому и не усматривается никакого основания ни усложнять его, ни облегчать и ускорять развитие в России иудаизма до степени той опасности, которая уже грозит Германии. Разумеется, евреи, обитающие в России, должны пользоваться покровительством русских законов, ограждающих права личности и имущества, наравне со всеми подданными: русской империи; это вне всякого сомнения. Но затем, если спросить по совести самого отъявленного у нас "иудофила", ратующего в настоящее время за евреев: желал ли бы он прироста еврейского населения в России или в той местности, где он сам живет? Ощущает ли врет около себя от отсутствия или малочисленности еврейского элемента и воздыхает ли по евреям? – то ответ будет, конечно, совершенно отрицательный, хотя бы и с оговоркой, что "так как в России евреи уже имеются, и в немалом количестве, то было бы несправедливо и негуманно лишать их равноправности" и т. д. Едва ли у него повернется язык сказать, что евреи – элемент не то что "необходимый" (этого не вымолвит никто), но даже "полезный". Спор таким образом может идти лишь о большей или меньшей степени производимого евреями вреда. Все рассуждения наших якобы либеральны газет сводятся лишь к одной цели: доказать, что вред, чинимый евреями, происходит от их скученности и неравноправности и что о значительно умалится, будучи распределен по всему пространств русского государства. Оставляя предлагаемую форму разрешено вопроса пока в стороне, мы вполне готовы согласиться с общей его постановкой и формулируем ее так: "Лучше было бы для нашего отечества, если б евреев в нем вовсе не было, – но раз они тут, и уже один век, унаследованные нами от Польши, то задача состоит в том как бы устроить такой порядок вещей, такого рода с ними modus vivendi, при котором коренному русскому населению, т. е. самому хозяину края, было бы наименее стеснения и вреда от сих непрошеных гостей, да и относительно самих евреев были бы соблюдены требования человеколюбия". Требования же эти, конечно, не в том заключаются, чтобы приносить русское население в жертву еврейской эксплуатации, в угоду отвлеченно-либеральной доктрине. Для правильного решения этого вопроса необходимы были бы, разумеете тщательные местные статистические и экономические исследования и также мнения местных земств. Тем не менее мы считаем не ли ним высказать и некоторые свои соображения, отлагая их до одно из следующих NN.
Желательно ли расселение евреев по всей России?
Москва, 20 июня 1881 г.
Считаем нелишним возвратиться и еще раз к вопросу о евреях в России, так как он силой самих событий поставлен на очереди, и если успел уже "наскучить" нашей столичной публике, привыкшей к беспрерывной постановке и смене "вопросов" в ежедневной печати (так что голова русского газетного читателя начиняется исключительно "вопросами", даже без всякого на них ответа), – то для десятков миллионов русского населения он пребывает истинной злобой дня, способной измучить, но не наскучить, и настойчиво требует практического разрешения. Защитники еврейских интересов совершенно переменили свою тактику и признали более "целесообразным" не отрицать факта еврейской эксплуатации, ибо такое отрицание, по своей очевидной лживости, оказывается позицией слишком невыгодной. Теперь, наоборот, самая эта эксплуатация и весь вред, чинимый евреями, служат евреям же и их защитникам поводом к громкому требованию расширения прав. Прежде всего причиной зла выставляется скученность евреев в границах их оседлости, определенных законом, и доказывается необходимость уничтожить эти границы, дозволив расселение евреев по всей России. Какая же скученность? Может быть, и в самом деле евреям отведено житья пространство непомерно тесное? Посмотрим. Всех евреев, включая и губернии Привислинского края или царства Польского, официально числится 2791510. Черта оседлости, им дозволенной, включает двадцать шесть губерний, именно, кроме десяти губерний Царства польского, губернии: Бессарабскую, Виленскую, Витебскую, Волынскую, Гродненскую, Екатеринославскую, Киевую, Ковенскую, Курляндскую, Минскую, Могилевскую, Подольскую, Полтавскую, Таврическую, Херсонскую, Черниговскую. Эти губерний представляют пространство 849862 квадратные версты, и 17529 квадратных миль, и числят в себе жителей около 29 миллионов: пространство, превосходящее не только Францию (9608 квадратн. миль), но и всю Германию (9818 кв. миль), и всю Австро-Венгрию (самое обширное из западноевропейских государств: 11306 кв. м). Одним словом, пространство, как видят читатели, немалое, а потому и жалобы на тесноту площади, отведенной для жительства, лишены не только основания, но и смысла. Необходимо также вспомнить, что значительная часть евреев в звании купцов ремесленников, техников, обучающихся в государственных учебных заведениях или уже обучившихся и потому пользующихся всеми правами, приобретаемыми дипломом, рассеяна по всей России вне узаконенной черты оседлости. Если не ошибаемся, то в одной Москве их уже насчитывается до 20 тыс. Конечно, евреи скученны, но не относительно пространства, отведенного им для жительства, и не по вине русского законодательства, а по собственной вине и произволению сами они теснятся ютятся именно там, где население представляет наилучший матери ал для эксплуатации и по бытовым условиям, и по нравственны своим качествам. Если бы даже и дозволено было беспрепятственное расселение евреев по всей Русской империи, то Малороссии Белоруссии было бы от того не легче. Они добровольно не уйдут о туда. Малороссии и Белоруссии ни на волос не было бы легче – в придаток к этим двум областям, было бы тяжко и великорусского населению – с той только вероятной разницей, что последнее мен долготерпеливо и потому с "правовым порядком" во образе европейского гнета скорее и чаще бы стало чинить самовольную расправ такая перспектива едва ли желательна. И теперь достойно замечания, что собственно в Белоруссии, да и вообще в северо-западе крае, восстаний против евреев не было вовсе, – но уже, конечно, потому, что народ там был бы менее евреями угнетен или под в действием польской цивилизации был бы строже воспитан "в чувстве легальности" (!), а потому, что благодаря именно вековым притеснениям польского панства и его прислужников евреев народ – по природе смирный и кроткий, слишком забит, слишком подавлен духом. Если он еще не совсем обратился в быдло, как разумеет и чествует его шляхетское польское племя, так потому отчасти, что несколько ожил в ненавистную нашим лжелибералам эпоху Муравьева и Кауфмана и, несмотря на последовавшие за ней пятнадцать с лишком лет неприязненного русской национальности управления этим исконно русским краем, еще не совсем потерял надела лучшее будущее.
Русское племя, населяющее Малороссию и Белоруссию, – вообще земледельческое, а не промышленное и торговое. Еще в древние времена "новгородцы, плотници суще", спускались к полянам "рубить им городы"; еще и в наше время – великоросы толпами отправляются в Малороссию и на юг для промыслов и торговли. Нашествие разных кочующих азиатских орд, начиная с половцев, черных клобуков и т. д., погром татарский, а потом после разных превратностей распространение польского владычества на всю так называемую Белоруссию и Украину обеих сторон Днепра, сотворили для края ту бедственную судьбу, от которой он не может оправиться и поныне. Может быть, со временем и образовалось бы в нем городское население, при участии великорусского племени, возникла бы промышленность, расцвела бы торговля, но польские короли еще, несколько веков тому назад призвали евреев, и с тех пор место городского класса – среднего между земледельцем и шляхтичем, как известно, торговлей не занимавшегося, – занято было евреями. В Малороссии в то же время сложилось казачество, и затем, вплоть до, присоединения к России, вся ее история заключается в отчаянной борьбе казаков, чтобы отстоять независимость своего края и свою народность и веру от азиатского, от польского и католического порабощения. Все песни казацкой эпохи, до сих пор живущие в народе, воспевают по преимуществу подвиги казацкой расправы с жидами и ляхами, которые отдавали жидам на откуп православные церкви. Эти предания воспитали в малоросском народе иной дух, чем в Белоруссии, где казачества не было, и этим объясняется, почему во время последнего восстания поляков в юго-западном крае русское население в три дня покончило с мятежом само, без содействия власти, даже к некоторому ее сюрпризу, перевязав польских панов и представив их к начальству. Этим же следует объяснить, почему наконец оно, помянув дни древние, когда запорожцы выговаривали себе от поляков условие, что "они в жидах вольны", попыталось недавно стряхнуть с себя ненавистное "жидовское" иго. Шинкарь, корчмарь, арендатор, подрядчик – везде, всюду крестьянин встречает еврея: ни купить, ни продать, ни нанять, ни наняться, ни достать денег, ничего не может он сделать без посредства жидов – жилой, знающих свою власть и силу, поддерживаемых целым кагалом (ибо все евреи тесно стоят друг за друга и подчиняются между собой строгой дисциплине), и потому дерзких и нахальных. "Это наша кровь!" – с горечью восклицали крестьяне, совершая недавно разгром попадавшегося им еврейского имущества (большая, ценная часть которого была евреями припрятана). – "Это кровь наша" – и сколько правды, святой, исторической правды, в этом клике: века мучений слышатся в нем, и надо быть дивно устроенному головой и сердцем, чтобы не содрогнуться душой от этого вопля скорби и боли!.. А в Белоруссии даже и вопля не раздается. Слышится лишь – ни польским панам, ни начальству – невнятный, глухой стон почти совсем задавленного народа.
Еврейство в пределах Русской империи – это наследие наше от Польши, это польский "правовой порядок", однозначащий с бесправностью крестьянского населения – презренного хлопа. С присоединением Новороссийского края граница еврейской оседлости расширялась, но еврейское население ни в Малороссии, ни в возвращенной нами от Польши Заднепровской Украине и в Белоруссии ни на один процент не убавилось. Трудно понять, в силу какие филантропических, политических, административных или экономических соображений можно предъявлять требование об уничтожении черты еврейской оседлости. Нельзя же, повинуясь требованиям отвлеченной, якобы либеральной доктрины, совершать на, своим родным народом эксперименты не только не либерального, но положительно опасного для его свободы свойства. Либерализм относительно евреев – кабала для русского населения; образ действий, согласный будто бы с указаниями "современного прогресса" другими словами – снятие плотины, задерживающей напор на остальную Россию еврейского потока, в сущности послужил бы только к регрессу русского народа, ибо остановил бы его самобытное экономическое развитие. Система протекционизма, прилагаемая торговой и промышленной политике государств, должна быть соблюдена и по отношению к евреям. Наши новейшие либералы под влиянием социалистического учения сами с презрением относятся к прежней либеральной теории о свободной конкуренции и к либеральному лозунгу: laissez faire, laissez aller. Они проповедуют теперь не только право, но и обязанность государства регулировать, даже до мелочей, отправления общественной жизни и весь бытовой экономический строй в духе покровительства рабочим народным мг сам и т. д. Если так, то почему же, как скоро дело касается евреев, в "либеральная" программа ограничивается словами: нужно противопоставить еврейской эксплуатации "подъем народного благосостояния", "подъем народного просвещения", "доставление народу дешевого мелкого кредита, воспитание народа в духе законности, установление правового порядка", – и все это одновременно с предоставлением евреям полной равноправности и повсеместного расселения?! Вместе с тем указывается на примере Франции и Англии, где евреи не пересилили местного населения, а сами-де более или менее ему подчиняются.
Но последнее указание ничего не объясняет и не доказывает. Здесь прежде всего возражение самое простое, но тем не менее неотразимое: в России евреям приходится иметь дело с малоросами и белорусами, а не с англичанами и французами – следовательно, и считаться следует с действительными, реальными, а не воображаемыми данными. Решать вопрос таким образом, чтобы малороса и белоруса в Киевской и Виленской губерниях представить себе в роли англичанина в Англии или француза во Франции, т. е. людей иного племени, иного исторического воспитания, было бы по меньшей мере бессмысленно. Кому же неведомо значение городского населения, городских, общин в истории европейского Запада – значение, которым до сих пор обусловливается политическое бытие современных европейских государств, но которого и следов нет в истории России и вообще славянских политических организмов. Евреи – класс по преимуществу городской, т. е. промышленный и торговый, а не земледельческий, стало быть, не сельский – встретились на Западе именно с твердой городской организацией, которая, словно крепость, была защищена цеховыми и иными корпоративными учреждениями. К той поре, когда для евреев на Западе пали те узы и стеснения, которым евреи были там подвергнуты в такой мере, в какой никогда не были подвергнуты на русской окраине, западноевропейскому населению можно было уже и не опасаться экономического гнета евреев. (Не надо забывать, однако, что Германия начинает уже снова ощущать этот гнет и что в ней созревают элементы для борьбы с еврейством в какой-то новой, еще не определившейся форме). В Малороссии же и Белоруссии вместо крепких городских общин еврей нашел только беспутное польское панство, жившее за счет угнетенного, закрепощенного им сельского населения, и казачество, которому некогда было что-либо созидать, а впору было только отстаивать независимость своего края непрерывной войной с его врагами. Приходится только дивиться живучести русского народа, сумевшего перемочь все претерпленные им невзгоды. "Подъем благосостояния"! Конечно, этот рекомендуемый антипод против еврейского яда весьма полезен, но ведь он может быть продуктом только долголетних благоприятных условий, из которых первое заключается в устранении помехи, представляемой народному экономическому и нравственному развитию именно евреями. Именно для того, чтобы поднять сельский люд на ноги и воспитать в нем дух самодеятельности, правительство обязано, как искусный педагог, отдалить от него те орудия посредничества, которые в течение целого ряда веков отучили его от умения пользоваться собственными силами, ходить, так сказать, своими, а не чужими ногами. Нет сомнения, что если бы каким-нибудь чудом евреи исчезли из нашего юга и запада, край пришел бы временно в немалое экономическое затруднение, но потом вскоре бы оправился и проявил бы задатки новой, здоровой экономической жизни. Толкуют о доставлении населению дешевого кредита и приглашают к этому делу земства в тех губерниях за чертою еврейской оседлости, где земские учреждения существуют. Но никакой кредит, созидаемый земскими коллегиями, не в состоянии соперничать с еврейской кредитной эксплуатацией, отыскивающей нуждающегося всюду, у него на дому, освобождающей его от всяких формальностей, – эксплуатацией рискованной, донимающей ссуду не в установленный срок, а впору и вовремя, принимающей в уплату не деньги, а то, что крестьянину сподручно: скот, птицу, всякую, по-видимому, дрянь, приносящую, однако, еврею десятки лишних про центов. Теперь во многих городах нашего юга и юго-запада учреждены общественные банки, доставляющие торговому классу относительно дешевый кредит, из которого евреи создали себе новый источник промышленности или эксплуатации. Еврей-купец выдает бедняку-еврею безденежный вексель, который бедняк-еврей и учитывает в банке; банк, имея в виду подпись известной еврейской фирмы, выдает деньги за дешевые проценты, а еврей эти же деньг раздает в ссуду мужикам за проценты двойные или тройные, без всяких векселей и расписок, но с какой-нибудь такой уловкой, которая его вполне обеспечивает. Нам сообщали недавно и имя одного еврея, кажется, в Елисаветграде, который в несколько лет из бедного сделался капиталистом, добывая себе таким образом деньги из банка, по безденежным векселям еврея-купца (конечно, имеющего и свою долю в барышах), за дешевые проценты. Тут все формальности соблюдены, противодействовать трудно, а на деле выходит, что учреждение банка послужило только к вящей эксплуатации народонаселения и к созиданию новых еврейских капиталов, т. е. пущей еврейской силы!