Еще со времен Аристотеля политологи описали множество различных вариантов политических режимов. Нет нужды подробно их обсуждать на страницах нашей книги – воспользуемся самым простым (если не сказать – примитивным) разделением режимов на демократические и недемократические (или авторитарные). Демократический режим (или демократия) – это, говоря словами Йозефа Шумпетера, – такой набор институтов, который предполагает осуществление власти как следствие конкурентной борьбы элит за голоса избирателей в рамках свободных и справедливых выборов . Данное определение демократии (такой ее вариант еще порой называют электоральной демократией), безусловно, представляет собой упрощение – ее реальная практика куда сложнее и включает в себя помимо конкурентных выборов и ряд других элементов. Но, даже если вывести за скобки дискуссию о том, являются ли конкурентные выборы достаточным условием для демократии, это условие однозначно является, по крайней мере, минималистски необходимым: демократии без равноправной конкуренции элит на выборах не бывает – здесь проходит та черта, которая отделяет демократии от недемократических режимов. Из этого условия следует, что демократия – это такой режим, где политики и партии могут терять власть в результате поражения на выборах . "Могут терять власть" не всегда означает, что власть теряется на самом деле, – в некоторых западноевропейских демократиях одни и те же партии так или иначе находились у власти на протяжении ряда десятилетий, входя в состав менявшихся правительственных коалиций в различных комбинациях (подчас удерживая министерские посты даже после неудачных для себя результатов выборов). Именно политическая конкуренция, составляющая основу электоральной демократии, и создает условия для реализации тех политических свобод, которые присущи многим современным демократиям, – таких, как свобода слова, свобода ассоциаций (создания политических и неполитических организаций), а также вынуждает правящие группы быть подотчетными своим согражданам .
Большинство тех современных политических режимов, которые невозможно отнести по рассмотренному критерию к электоральным демократиям, мы будем далее характеризовать как недемократические, или авторитарные. Иногда в качестве синонима слова "авторитаризм" специалисты используют также понятие "диктатура", но поскольку в русском языке слово "диктатура" обычно связывается с репрессиями и насилием, то мы в дальнейшем сведем его употребление к минимуму. На деле далеко не все авторитарные режимы опираются на "кнут" в качестве основного орудия своего господства – многие из них (и российский режим в том числе), скорее, предпочитают "пряники" в качестве средства поддержания лояльности сограждан.
Авторитарные режимы (как и демократические) довольно сильно отличаются друг от друга своими "правилами игры": среди них можно встретить и традиционные монархии (как в Саудовской Аравии), и военные диктатуры (как в ряде стран Латинской Америки в 1960–80-е годы), и однопартийные режимы, в том числе и коммунистические (как в Советском Союзе и странах Восточной Европы той поры). Различаются и механизмы, используемые этими режимами для поддержания своей легитимности. Одни авторитарные режимы либо не проводят выборов вообще, либо эти выборы носят фиктивный характер голосования за безальтернативных кандидатов (как в Советском Союзе). В других же авторитарных режимах, напротив, институт выборов имеет вполне реальное значение, и в них порой допускается участие различных партий и кандидатов. Но формальные и неформальные правила таких выборов предполагают высокие входные барьеры для участия в них, заведомо неравный доступ участников кампаний к ресурсам (от финансовых до медийных), систематическое использование государственного аппарата для увеличения количества голосов, поданных за правящие партии и кандидатов, и злоупотребления в пользу последних на всех стадиях выборов, в том числе при подсчете голосов. В этой связи часто принято выделять "классические" авторитарные режимы, где преобладают "выборы без выбора" (таким примером на постсоветском пространстве служит, например, Туркменистан) и соревновательный, или электоральный, авторитаризм. Именно заведомо неравные "правила игры", которые призваны обеспечить победу носителей действующей власти и/или их преемников и ставленников (их принято называть словом инкумбенты) независимо от предпочтений избирателей , и отличают электоральный авторитаризм от электоральных демократий. Электоральный авторитаризм - явление не новое, но особенное распространение он получил в последние два десятка лет, в том числе и в постсоветских государствах, не исключая и Россию . Классический авторитаризм уступает место электоральному, прежде всего, из-за того, что правящие группы этих режимов нуждаются в проведении выборов как средстве легитимации и внутри страны, и за ее пределами – в противном случае само функционирование этих режимов может оказаться под угрозой.
Если в основе демократии лежит политическая конкуренция, то авторитарные режимы предполагают либо монополию правящих групп на осуществление власти, либо, скорее, внутрифирменную конкуренцию между различными сегментами правящей группы, не предполагающую их открытую борьбу за голоса избирателей. Хотя лидеры, стоящие во главе авторитарных режимов, стремятся монополизировать собственное политическое господство (поэтому их иногда называют доминирующими акторами), в реальном мире они крайне редко осуществляют власть единолично. Наоборот – для удержания собственной власти им приходится опираться на поддержку части правящих групп (подчиненных акторов), создавая как формальные, так и неформальные выигрышные коалиции с их участием и применяя по отношению к ним как "кнут", так и "пряник", с тем, чтобы поддерживать среди элит консенсус (иногда добровольный, но чаще всего "навязанный") и таким образом минимизировать риски потери власти. Эти риски исходят не только от масс, восстание которых грозит положить конец и доминирующим акторам, и режимам в целом, но и от части элит, которые подчас могут прибегнуть к военным путчам или дворцовым переворотам как способам смены власти. Неудивительно, что в условиях авторитаризма само по себе понятие "режим" зачастую ни фактически, ни аналитически невозможно отделить от "правящих групп" или даже лидеров этих режимов, поэтому по тексту эти понятия порой будут использоваться как взаимозаменяемые.
Политические режимы сменяют друг друга в результате или изменения набора акторов, или изменения институтов, или (чаще) и того, и другого одновременно. Пожалуй, одной из основных тенденций мирового политического развития последних десятилетий стал переход от авторитарных режимов к демократическим (его принято обозначать словом демократизация), который, в свою очередь, выступает как важнейший элемент процесса модернизации - перехода различных стран к современным моделям устройства общества, предполагающим заимствование или создание базовых институтов по западному образцу . Политическая модернизация, которая и обуславливает становление демократического режима, является важнейшей (хотя и далеко не единственной) частью этого процесса. Однако было бы неверным рассматривать эти тенденции как всеобщие и универсальные. Зачастую под лозунгами демократизации в различных странах и регионах мира (Россия здесь отнюдь не исключение), скорее, отмечалась смена одних авторитарных режимов другими – то есть речь шла не о переходе к подлинной демократии, а о становлении электорального авторитаризма в тех или иных формах и проявлениях.
Но прежде, чем мы обсудим вопрос, почему и как постсоветская политика в России продемонстрировала траекторию смены одного авторитаризма другим по схеме "из огня да в полымя", стоит остановиться на другой, не менее серьезной, проблеме. Насколько важен политический режим для развития обществ в целом и российского общества в частности? И так ли нужны нашей стране (и другим странам) демократия и демократизация и связанные с ними политические свободы? Или, возможно, России пока стоит обойтись без них, отложив обретение нашими согражданами политических свобод до лучших времен?
О пользе и вреде демократии и демократизации
Дискуссия о пользе и вреде демократии для общества ведется со времен античности, но, похоже, едва ли исчерпает себя в обозримом будущем. Грубо говоря, в ее основе лежит противоречие между демократией как инструментом (механизмом отбора правителей) и достойным правлением (good governance), то есть успешными результатами деятельности правителей. Критики демократии справедливо указывали на то, что этот механизм не дает возможности выбрать наиболее достойных и эффективных руководителей – граждане в лучшем случае склонны выбирать себе подобных, а в худшем и вовсе готовы доверить государственное управление некомпетентным демагогам. Согласно этой точке зрения, мудрый и справедливый авторитарный лидер (будь то монарх или руководитель партии) способен обеспечить своим согражданам процветание на долгие годы вперед с большей вероятностью, нежели демократически избранные политики, заботящиеся, прежде всего, о сохранении власти по итогам ближайших выборов. Защитники демократии ничуть не менее справедливо отмечали, что оптимальное политическое устройство общества должно не столько обеспечить приход к власти лучших из сограждан, сколько предотвратить ее монополизацию худшими из них .
Результаты многочисленных исследований не позволяют отдать предпочтение ни одной из двух конкурирующих точек зрения. С одной стороны, если оценивать достойное правление в категориях темпов экономического роста (как делают многие специалисты), то их средние показатели по странам мира за последние полвека не слишком различаются среди демократических и недемократических режимов. Но, с другой стороны, разброс этих показателей среди демократий куда меньше, нежели среди авторитарных режимов . То есть, в социально-экономическом плане демократии, как правило, развиваются пусть и не слишком быстро, но относительно устойчиво, в то время как среди авторитарных режимов яркие истории бурного успеха перемежаются не менее яркими историями феерических неудач. Впрочем, общие закономерности мало что нам говорят об опыте отдельных стран, и потому любой желающий может почерпнуть из него аргументы и в пользу мнения о неэффективности демократий (достаточно посмотреть на мучения сегодняшней Греции), и о неэффективности авторитарных режимов (как в той же Греции во времена диктатуры "черных полковников" в 1967–1974 годах), и о том, что иные страны управляются неэффективно и при демократических, и при авторитарных режимах (подобно Аргентине, упадок которой в течение ряда десятилетий сопровождали неоднократные смены демократий диктатурами). И все же риски провала авторитарных режимов слишком высоки – на одного успешного диктатора-реформатора типа Ли Кван Ю в Сингапуре приходятся десятки коррумпированных и неэффективных авторитарных лидеров типа Мобуту в Заире или Мугабе в Зимбабве, правление которых приводит их страны к полному и подчас непреодолимому упадку. Да и среди посткоммунистических стран более успешная демократизация, как правило, способствовала и более успешному экономическому развитию.
Другой аргумент, который приводят защитники демократии, связан с тем, что многим авторитарным режимам по определению присуща нестабильность, если и когда в них происходят смены лидеров. В демократиях смена правительств по итогам выборов редко ведет к кардинальным изменениям режимов, но лишь немногие авторитарные режимы смогли выработать механизмы преемственности власти и управления, которые были бы независимы от персоналий . Эта проблема порой стоит даже в наследственных монархиях, а уж о персоналистских авторитарных режимах и говорить не приходится – эти режимы крайне редко переживают их создателей. Но, в свою очередь, критики демократии в ответ резонно проводят различие между устойчивыми демократиями (то есть странами, где демократические режимы существуют на протяжении относительно длительного времени – по крайней мере, свыше двадцати лет) и так называемыми "новыми" демократиями, где демократические режимы еще не успели стать устойчивыми (консолидированными). Первые, действительно, переживают крах крайне редко (немногие исключения, подобные Чили в 1973 году, подтверждают это правило), зато среди вторых крушения демократий случались в прошлом (да и сегодня случаются) сплошь и рядом.
Нестабильность "новых" демократий неудивительна: согласно китайской поговорке, жить в эпоху перемен – это наказание. Усвоение новыми акторами новых "правил игры" редко проходит безболезненно, и потому демократизация в ряде стран сопровождается острыми конфликтами, особенно если и когда она (как во многих посткоммунистических странах) также сопровождается экономическими преобразованиями и реформой государственного устройства. Отсюда следует рецепт критиков демократии – не отказываясь от демократии как нормативного идеала, необходимо максимально отсрочить и растянуть по времени процесс демократизации. Согласно такой точке зрения, поскольку общество не готово к быстрой демократизации, то сперва следует достичь высокого уровня экономического развития и создать успешно работающие эффективные "правила игры", и лишь затем шаг за шагом расширять пространство политической конкуренции. Хотя теоретически этот аргумент выглядит вполне осмысленным, но на практике лишь немногие авторитарные режимы смогли создать действительно устойчивые эффективные институты, которые в результате переживали их создателей. Поэтому при всех опасностях и рисках ускоренной демократизации нет оснований считать ее большим злом для самых разных обществ, нежели подавляющее большинство авторитарных режимов.
Суммируя, можно утверждать, что демократия не гарантирует гражданам, что они станут жить лучше, но позволяет снизить риски того, что в условиях авторитарных режимов они будут страдать от произвола коррумпированных правителей, нарушающих их права, не имея при этом возможностей для мирной смены власти. Но смена режима, предполагающая отказ от авторитаризма, – сложный и болезненный процесс. Проблемы и риски, связанные со сменой политических режимов, достаточно серьезны, и они связаны не столько с демократизацией как таковой, сколько с тем, что построение демократии – это лишь один из возможных исходов этого процесса, но исход далеко не обязательный. На протяжении довольно долгого времени многие специалисты (в том числе и анализировавшие смену режимов в посткоммунистических странах) были склонны уделять гораздо больше внимания "историям успеха" демократизации , но не слишком интересовались причинами ее провала и/или достижения частичных и неустойчивых результатов. Более того, анализ этого процесса часто выглядел как аналог голливудского фильма, в котором "хорошие парни" (сторонники демократии) противостояли "плохим парням" (врагам демократии) и, в конце концов, итогом почти что неизбежно должен был стать демократический happy end. Но логика противостояния сил добра и зла при анализе смены режимов оказалась исчерпанной по мере того, как демократизация в ряде стран (в том числе и постсоветских) обернулась провалом, и голливудский happy end вскоре сменился подходом, скорее, напоминавшим film noir , по-русски звучно называемый чернухой. Согласно этой точке зрения, в постсоветской политике играют лишь "плохие парни", которые не приемлют демократию в силу своего коммунистического прошлого и/или связи со спецслужбами, либо иных причин. Неудивительно поэтому, что авторитарные режимы устанавливаются в этих странах в результате воздействия сил зла.