"Адмиралпросил разрешения Петербурга списать больных офицеров: своего штаба капитана 2–го ранга Деливронаи старшего флаг–офицера лейтенанта Денаи с "Авроры" тяжело раненного мичмана Яковлева, легко раненных лейтенанта Лосеваи Путятинаи мичмана Б.(не раненного). Из Петербурга пришел ответ: "Разрешается всем, кроме Лосева и Путятина". После получения этого ответа милейший Дмитрий Валентинович Ден пришел к нам в кают–компанию и сказал: "Это потому, что к моей жене хорошо относится Императрица, а у мичмана Б. большие связи, а эти два просто офицеры. Я никогда раньше не пользовался своими возможностями. Я послал телеграмму жене: "Проси разрешения вернуться всем, если это не будет, то я не вернусь". Разрешено было вернуться всем".
Первые офицеры, "служащие на коммерческих судах", появились в 1856 г. с созданием Российского общества пароходства и торговли - РОПиТ. Это была полугосударственная судоходная компания, целью которой было усиление торговых связей с иностранными государствами, а также получение судов, которые в случае войны могли бы вступить в строй Черноморского флота. Отметим, что отличившиеся в годы Русско–турецкой войны 1877–1878 гг. пароходы активной обороны "Россия", "Великий князь Константин" и "Веста" были как раз пароходами РОПиТ.
Уже в 1858 г. общество располагало 17 пароходами водоизмещением 8500 т; еще десять судов водоизмещением 10 824 т были в постройке. Через 12 лет, в 1870 г., в строю РОПиТ было уже 63 парохода, работавших на 20 линиях.
К началу Первой мировой войны в составе пароходства было уже свыше 70 судов (общая вместимость - 143 430 т), в большинстве своем мобилизованных в качестве транспортов, тральщиков и посыльных судов. Участвовали они в эвакуации из Крыма войск генерала Петра Николаевича Врангеля в конце 1920 г.
С конца 1870–х гг. выражение "на коммерческих судах" чаще всего означало уже службу на судах Добровольного флота - государственного пароходства, созданного в 1878 г. на добровольные пожертвования. Указ о создании "Комитета по устройству Добровольного флота на жертвуемые для сей цели суммы с временным действием" был подписан императором Александром Вторым 11 апреля 1878 г.
Всего на нужды Добровольного флота было собрано четыре миллиона рублей. Основное назначение судов новой компании состояло в создании резерва вспомогательных крейсеров и военных транспортов - как торговые пароходы ее суда были заведомо убыточными (все они, например, имели оборудованные погреба для боеприпасов и специальные подкрепления под орудия).
В мирное время суда Добровольного флота ходили по гражданским линиям, а служили на них часто офицеры запаса флота (для некоторых даже сохранялись чины, и шел ценз). Первым делом, порученным Добровольному флоту, была перевозка русских войск из турецких портов после Русско–турецкой войны 1877–1878 гг.
В дальнейшем суда пароходства ходили из Одессы на российский Дальний Восток. Одной из задач была перевозка каторжников из Европейской России на остров Сахалин. К 1893 г. Добровольный флот располагал восемью пароходами водоизмещением пять–восемь тыс. так 1914 г. их количество выросло до почти 50 судов общим тоннажем 83 111 т.
После Крымской войны 1853–1856 гг. численность корабельного состава Российского Императорского флота значительно уменьшилась - Черноморский флот, по сути, перестал существовать, а балтийские корабли были в большинстве своем парусными и не могли эффективно противостоять неприятелю. Кроме того, в стране угрожающе рос дефицит государственного бюджета, что заставило Генерал–адмирала Великого князя Константина Николаевича пойти на значительное сокращение издержек на содержание Морского ведомства.
Естественно, начались и сокращения офицерского состава. Для начала уволили в отставку с пенсией и с производством в следующий чин всех, кто достиг предельных возрастов пребывания в чине - это касалось всех офицеров и генералов, исключая тех, чье дальнейшее пребывание в строю было признано Генерал–адмиралом либо лично императором. Приветствовался и переход на коммерческие суда.
Значительную часть командного состава перевели в резерв - речь шла о 21 генерале и адмирале, а также 640 офицерах. Всем им сохранили жалование по последнему чину и право ношения полного мундира (т. е. с эполетами). В итоге численность личного состава, как офицеров, так и нижних чинов, в 1855–1865 гг. уменьшилась со 125 тыс. до 40 тыс. человек.
В случае войны на вакантные должности строевых офицеров и механиков призывались и моряки торгового флота. Они получали чины прапорщиков по морской, механической, а позже - и по авиационной части. После прихода к власти в 1917 г. Временного правительства часть из них была переименована в мичманов военного времени либо в мичманов берегового состава.
Отношение кадровых офицеров флота начала XX в. к офицерам из запасных можно выяснить из следующих строк воспоминаний князя Язона Константиновича Туманова:
"Институт прапорщиков в русском флоте существовал лишь во время войны. Это были, главным образом, офицеры и механики коммерческого флота, призываемые лишь по мобилизации, причем первые носили звание прапорщиков по морской части, вторые - по механической. Несмотря на свой малый чин, в большинстве случаев это были люди далеко не юные, прекрасные моряки, прошедшие суровую школу жизни. Их жизненный путь ничего общего не имел с жизнью коренных морских офицеров, питомцев одной и той же школы и вышедших из одной и той же среды. Самого разнообразного социального положения, зачастую просто малоинтеллигентные, всем складом своей идеологии и привычек они резко отличались от общей массы морских офицеров, проникнутой, как нигде, корпоративным духом и традициями, унаследованными веками из поколения в поколение".
Вот еще один отзыв - на сей раз старшего артиллерийского офицера броненосца береговой обороны "Адмирал Ушаков" лейтенанта Николая Николаевича Дмитриева:
"Немало было и таких прапорщиков, особенно по машинной части, которые, нося офицерскую форму, будучи членами кают–компании и титулуемые "благородием", зачастую не только по воспитанию, но и по специальным знаниям бывали вынуждены стушеваться перед кондукторами и даже унтер–офицерами.
Совершенно непонятное явление представлял собой на одном из транспортов второй эскадры прапорщик, еле умевший нацарапать свою фамилию и в тоже время нанятый Главным штабом за огромное жалованье, в три с половиной тысячи в год, жалованье, на которое с радостью пошел бы человек с высшим образованием".
Не слишком отличаются от предыдущих мемуаристов и воспоминания Гарольда Карловича Графа. Речь идет об офицерах военного транспорта "Иртыш" в 1904 г.:
"Появились также, совершенно неожиданно, две прекомичные личности - прапорщики по механической части Н. и П., солидного возраста, лет под пятьдесят. Совершенно неинтеллигентные, с типичным одесским говором и примитивными взглядами. До призыва они служили в одном пароходном обществе и даже плавали на одних и тех же пароходах. Это их сближало, но они - на беду - завидовали друг другу и оспаривали старшинство. На этой почве их поссорить ничего не стоило, и молодежь этим часто пользовалась, на потеху всей кают–компании. Н. в приказе о производстве в прапорщики попал выше П., и мы его уверяли, что он, таким образом, начальство для П. и тот должен перед ним вставать. При первом же удобном случае он не замедлил попробовать использовать свое мнимое право и потребовал, чтобы П. встал. Разыгралась такая сцена, что чуть дело не дошло до драки.
Как ни странно, Н. был неграмотен и даже вместо подписи ставил крест, а П. умел прилично писать, и вот тут–то старался ставить Н. в глупые положения перед нами. Когда в Одессе Н. и П. узнали о своем производстве в прапорщики, они немедленно купили форму и отправились к фотографу. Первый снялся в мундире, треуголке и с обнаженной саблей в руках, а второй, как более скромный, сабли не обнажил, а мечтательно облокотился на какую–то тумбу. Фотографии заказали самого большого размера и страшно ими гордились, но как–то имели неосторожность показать их нам. После этого, конечно, мы их так "разыграли", что они, бедные, не знали куда деваться и закаялись когда–либо вытаскивать эти злополучные фотографии…
…Получение офицерского звания ничем не изменило противность натур Н. и П., и оба они понятия не имели, как должно офицеру себя держать. На "Иртыше" к командиру и старшему офицеру он обращались не иначе, как "ваше высокоблагородие", и с трудом могли понять, что этого не следует делать. К нам, строевым офицерам, чувствовали они бесконечное почтение и считали за величайшее счастье, если мы дозволяли им вместе съезжать на берег, что, впрочем, нами допускалось в исключительных случаях. Прилично есть за столом Н. и П. совершенно не умели, и им пришлось пройти суровую школу под градом наших насмешек, и только через несколько месяцев наши механики приблизительно приняли "христианский вид"".
Теперь поговорим об увольнении в отставку.
Причин для отставки у морского офицера было несколько. Например - по болезни или, как говорили в те времена, "за ранами". Отставка могла быть и "по домашним обстоятельствам", причем под эту категорию подходили даже нелады с начальством.
В отставку могли уволить и по предельному возрасту.
В 1885 г. Положением о Морском цензе для каждого строевого чина Морского ведомства установили "особый возрастной срок, по достижении которого нельзя более оставаться на действительной службе". Иначе говоря, если офицер в течение определенного времени не производился в следующий чин, его положено было отправить в отставку - например, в чине мичмана нельзя было пребывать более десяти лет. Для лейтенанта предельный возраст равнялся 47 годам от роду, капитана 2–го ранга - 51 году, капитана 1–го ранга - 55 годам, контр–адмирала - 60 годам, вице–адмирала - 65 годам.
Если офицер полностью выплавывал необходимый ценз, однако не был произведен в следующий чин из–за отсутствия вакансий, то он зачислялся, как тогда говорили, "по флоту". По сути, речь шла о пребывании в некоем роде "кадрового резерва". Адмиралы зачислялись по флоту бессрочно (т. е. чаще всего до смерти), а остальные офицеры - "впредь до достижения предельного возраста следующего высшего чина".
Штаб–офицеры и обер–офицеры, не выполнившие положений Морского ценза, достигнув предельного возраста, увольнялись в отставку "силою самого закона, без всяких прошений и представлений".
Первоначально правила предельного возраста в рамках Морского ценза были установлены лишь для строевых офицеров флота. Но несколько позже их распространили на офицеров Корпуса морской артиллерии, Корпуса флотских штурманов, Корпуса инженер–механиков флота, Корпуса корабельных инженеров, Корпуса инженеров морской строительной части, а также офицеров, состоявших по Адмиралтейству, по Военно–морскому судебному ведомству, а также морских медиков.
Вот несколько примеров увольнения в отставку по предельному возрасту. Как мы увидим, речь во всех случаях шла о береговых должностях.
Полковник по Адмиралтейству Николай Николаевич Дирин был уволен в отставку в 1896 г. с поста помощника управляющего Санкт–Петербургской речной полицией с производством в следующий чин. В том же чине был делопроизводитель пятого класса Главного морского штаба Алексей Николаевич Долгов, отставленный генерал–майором по Адмиралтейству в 1900 г.
А вот капитан 1–го ранга Андрей Карлович Деливрон при увольнении в отставку в следующий чин произведен не был. Возможно, он чем–то "проштрафился" в своей последней должности - командиром Лондонского плавучего маяка и лоц–командира общества Кронштадтских лоцманов.
Для офицеров подводного плавания предельные возраста были сходными. Что же касается сроков командования кораблями и соединениями, то они были другие и сильно разнились в зависимости от типов подводных лодок.
С адмиральскими чинами все было куда более "индивидуально".
Теоретически предельный возраст для контр–адмирала составлял 56 лет, для вице–адмирала - 60 лет, а адмирала - 65 лет. В контр–адмиралы производили после командования кораблем 1–го ранга (линкор или крейсер) в течение не менее чем трех лет, из которых год надо было провести в плавании. Но на практике в два последних чина производили исключительно по личному усмотрению императора.
Чаще всего при увольнении присваивалось следующее воинское звание. Могли, впрочем, произвести не в контр–адмиралы, а, например, по Адмиралтейству - это считалось признаком "неблаговоления" начальства. Правда, известны случаи, когда уже находившемуся в отставке человеку позже все–таки присваивали флотский чин.
Если же производства в следующий чин не происходило, что это означало крайнее недовольство руководства Морским ведомством. Например, не был произведен "по совокупности" проступков в чин капитана 2–го ранга лейтенант Петр Петрович Шмидт. Что, впрочем, не помешало ему в ходе мятежа на бронепалубном крейсере 1–го ранга "Очаков" носить погоны капитана 2–го ранга.
Свитское звание при отставке не сохранялось, однако в большинстве случаев в отставке разрешалось носить мундир. Исключения составляли мичманы, не имевшие ордена Святой Анны четвертой степени либо Золотого оружия. Мундир отставника отличался несколько видоизмененными погонами - наличием так называемого "басона" - перпендикулярной нашивки на более коротком погоне.
Случалось, что офицера в отставке лишали права ношения мундира. Так, командир бронепалубного крейсера 1–го ранга "Олег" периода Русско–японской войны отставной контр–адмирал Леонид Федорович Добротворский в апреле 1914 г. высочайшим указом был лишен права на ношение мундира "за подвержение в публичных собраниях и в отдельных брошюрах в высшей степени неприличной критике флота и Морского ведомства". Впрочем, сведений о лишении его пенсии нет.
В Морском уставе Петра Великого есть отдельная статья, посвященная изувеченным в бою и "состарившимся в службе":
"Ежели кто изувечен будет в бою, или иным случаем, во время службы своей, что он в корабельной службе негоден будет, того к магазеинам, в гарнизоны или штатскую службу употребить, повысив чином; а ежели так изувечен, что ни куды ни годен, то такого в гошпитали кормить до его смерти; а ежели в гошпитали быть не похочет, то награжден будет годовым жалованьем, и дать пашпорт.
Тож разумеется о старых".
С конца XVIII в. в Санкт–Петербурге на Каменном острове существовал созданный Екатериной Второй по предложению будущего наследника престола, Павла Первого Инвалидный дом для увечных чинов флота. Он был рассчитан на 50 человек, причем принимал не только офицеров, но и нижних чинов.
Первое здание для Инвалидного дома было возведено в 1776–1778 гг., а в 1806 г. его перестроили по проекту зодчего Адмиралтейства в Санкт–Петербурге Адриана Дмитриевича Захарова. В 1978 г. здание снесли, чтобы построить к Олимпиаде 1980 г. Школу высшего спортивного мастерства.
Пенсии для моряков и чинов Морского ведомства складывались из нескольких составляющих.
Прежде всего, существовали "пенсионы" по чинам. Полному адмиралу (генералу) в начале XX в. в год полагалось 1430 рублей, вице–адмиралу (генерал–лейтенанту) - 1145 рублей, контр–адмиралу (генерал–майору, а также инспектору кораблестроения, инспектору по механической части и инспектору морской строительной части) - по 860 рублей.
Штаб–офицерам причиталось существенно меньше - капитану 1–го ранга (полковнику) при условии получения столовых денег в год платили 575 рублей, а при отсутствии столовых денег - 515 рублей. Особняком стояли офицеры по Адмиралтейству - полковнику, не получавшему столовых денег, причиталось 460 рублей в год. Капитан 2–го ранга (подполковник) довольствовался 430 рублями.
Обер–офицерам оставалось только завидовать. Капитан–лейтенант (капитан) мог рассчитывать на 345 рублей, лейтенант (штабс–капитан корпусов и капитан по Адмиралтейству) - на 315 рублей, мичман (поручик корпусов либо штабс–капитан по Адмиралтейству) - на 290 рублей, а подпоручик и поручик по Адмиралтейству - на 245 рублей.
Добавим, впрочем, что 2 % от этих сумм удерживалось в пользу общего пенсионного капитала.
Любопытно сравнить пенсии начала XX в. с пенсиями, утвержденными Генерал–адмиралом Великим князем Константином Николаевичем в конце 1859 г. (речь идет о выплатах серебром из расчета пенсиона за год).
С учетом вычета одной копейки с рубля на госпитали и полутора копеек на медикаменты адмиралу причиталось 1430 рублей, вице–адмиралу - 1145 рублей, контр–адмиралу - 860 рублей, капитану 1–го ранга - 571 рубль 80 копеек, капитану 2–го ранга - 430 рублей, капитан–лейтенанту - 345 рублей, лейтенанту - 315 рублей, мичману - 245 рублей.
Впрочем, реально "на руки" получали меньше, поскольку еще 6 % уходило в Эмеритальную кассу Морского ведомства. В результате годовой пенсион адмирала составлял 1325 рублей, вице–адмирала - 1116 рублей 30 копеек, контр–адмирала - 838 рублей 50 копеек, капитана 1–го ранга - 502 рубля, капитана 2–го ранга - 419 рублей 25 копеек, капитан–лейтенанта - 336 рублей 30 копеек, лейтенанта - 307 рублей 5 копеек, мичмана - 238 рублей 80 копеек.
Что же такое "Эмеритальная касса"?
Эмеритальная касса Морского ведомства была учреждена в 1859 г. для обеспечения отставных офицеров, вдов и сирот моряков. Неприкосновенный капитал кассы составили 1,4 млн рублей, отпущенных из Государственного казначейства. Когда офицер выходил в отставку, ему устанавливалась пожизненная пенсия; семьям полагались либо пенсии, либо единовременные пособия (например, на погребение).
На пенсию из Эмеритальной кассы мог рассчитывать человек, прослуживший не менее 25 лет, при условии участия в кассе не менее трех лет. Оклады пенсий были пропорциональны числу "платных лет" (количеству лет участия в капитале) и высчитывались в процентах от полного оклада пенсии из Государственного казначейства.