Ариадна на мгновение прикрыла глаза. Что за бред?! А когда открыла их, то увидела, как из кольца бьют ослепительные фонтаны света.
Включилась диспетчерская, и женский голос произнес:
– Огневики отпочковались, Минотавр.
– Вижу, – процедил Телониус. – Скажите мне то, что я не вижу.
– Пытаемся пробросить резервный канал, но пока ничего не получается…
– Слышу, – еще злее процедил Телониус. – Давай, девочка, давай. Что-нибудь, что я не вижу и не слышу!
Девочка замолчала, как показалось Ариадне – в растерянности. Но вот динамики в кабине "Циклопа" вновь ожили:
– Орбитальные лазеры приведены в полную готовность, Минотавр. Ждем приказа, – на этот раз голос был мрачен и принадлежал мужчине.
– Добро. Ждите. Иду на посадку. Как только вытащу всех, не медлите. Сделайте там еще один филиал ада.
– Ад в аду? Сделаем, Минотавр. Удачи и спасения.
"Циклоп" резко пошел вниз, будто кто-то обрезал нить, которая удерживала этот летучий утюг.
5. Фабрика
Ариадна спотыкается и летит на землю. И только тогда понимает, что камень преткновения спас ее. Иначе – удушье. Она словно вырвалась из петли. Словно кто-то все же повернул вентиль баллона. Воздуха в нем мало, очень мало. Но это лучше, чем ничего. Гораздо лучше.
Встать. И идти. И смотреть. Ко всему привыкаешь.
Что дальше? Нужна цель.
Где она?
Ариадна замирает и видит, как она продолжает идти. Несколько Ариадн отслаиваются от нее, будто мыльные пузыри надуваются, дрожат, но продолжают шагать, в свою очередь почкуясь на все новые и новые Ариадны, которые расходятся в стороны, перебирая варианты движения. Некоторые ответвления быстро гаснут, лопаются, исчезают, другие длятся гораздо дольше, исчезая в запутанных лабиринтах нагромождения слоистых камней.
Неуверенный шаг, но ничего страшного не происходит – она сливается с впереди стоящей фигурой самой себя. Словно лопнул мыльный пузырь. Даже брызг нет. Сзади? Сзади как и раньше – прошлое отвердевает. Оказывается прочнее грядущего.
Путеводная нить ее мыльных пузырей – вот тот путь, по которому она пойдет. Или пошла? Детерминированность или свобода? Хочется вкусить свободы, поэтому Ариадна пытается сделать шаг в сторону, свернуть в боковой проход, но не получается. Курс задан.
Она, будущая, выбрала из множества попыток, блужданий именно его. И не ей, настоящей, оспаривать выбор ее будущей.
Она взбирается на гребень, изредка оборачиваясь, чтобы еще раз увидеть все тот же океан до самого горизонта, багровый океан, из которого вышла.
Над океаном действо.
Только теперь стало видно, насколько Фабрика огромна. Сотни их распределены по Венере, и еще тысячи продолжали закладываться, возводиться, вступать в строй, запускать производство наноботов. Работающую в нормальном режиме и на проектной мощности Фабрику легко отличить – из дырчатых кубов непрерывно бьют струи темного дыма, выбрасывая триллионы и триллионы крошечных, невидимых глазу механизмов в миллионах различных модификаций. Они рассеивались в облачном слое, внедрялись в почву, чтобы приступить к пока еще не фиксируемой самыми чуткими приборами работе по выстраиванию и запуску сложнейших физико-химических процессов, конечным результатом которых и станет преображенная Венера. Венера без кислотных облаков и суперротации, Венера без раскаленных пустынь и сильнейших атмосферных бурь, Венера без парникового эффекта, Венера, пригодная для того, чтобы стать домом миллиардам воскрешаемых людей, "возвращенцам".
Однако и то, что выглядело с высоты тонким, едва различимым красным кольцом, охватывающим Фабрику, вблизи предстало весьма грозным явлением. Словно где-то разверзлось жерло вулкана и изливало густую, багровую, раскаленную лаву, и эта лава текла непрерывной могучей рекой по замкнутому кругу, без единого прохода на превращенную в остров территорию Фабрики.
Ариадна пыталась вспомнить, что ей известно про Красное кольцо, но сведения Информатория оказались еще скуднее, чем ее собственная память.
Перед полетом на Венеру она, как обычно, провела несколько десятков бесед со специалистами, которые плотно занимались и планетой, и проектом, говорила с первоосвоителями, теми, кому довелось в авангарде высаживаться на поверхность негостеприимной планеты, читала архивные материалы, и, несомненно, упоминания о Красном кольце ей попадались на глаза.
Природа феномена не установлена. Ученые лишь соглашались, что это весьма своеобразная форма кристаллических пород Венеры, но назвать ее жизнью ни у кого не поворачивался язык. Красные кольца возникали по непонятным причинам из многочисленных трещин в раскаленной поверхности планеты, выдавливаясь оттуда густой и поначалу хаотичной массой, которая затем формировала вот такие почти идеальные окружности. Через несколько суток кольца распадались, втягивались обратно в трещины.
Но Ариадна была убеждена твердо – в этой скудной информации никогда не упоминалось о том, что Красные кольца порождают Огневиков.
Похожие на сгустки пламени Огневики атаковали Фабрику. Там, где они соприкасались с защитным силовым полем, возникало радужное свечение, сплетенное из правильных геометрических фигур – шестиугольников, квадратов, кругов, и Ариадна не сразу догадалась, что видит отпечатки структуры Огневиков, упрятанной в пылающую оболочку.
Ариадна хотела спросить Минотавра, что он собирается делать дальше, но не успела. Могучий удар в днище подкинул "Циклопа", завертел вокруг оси, резко вздернул за один край, другой, намереваясь перевернуть машину. Ремни впились в тело, и Ариадне показалось, что еще немного, и они расчленят ее, а если не расчленят, то сломают кости и размозжат внутренности, но дикая скачка столь же внезапно прекратилась, свет в кабине погас, и Ариадна поняла, что машина перешла в свободное падение.
Включилось аварийное освещение – тусклое и прерывистое, как стробоскоп. С трудом повернув голову, Ариадна встретилась взглядом с Нитью и с запоздалым раскаянием подумала: все же стоило вернуть ее обратно на Лапуту. Но Нить, судя по всему, ничуть не испугалась происходящего. Она вроде даже подмигнула Ариадне, словно ничего экстраординарного не случилось. Или так и было? Все шло в рутинном режиме, и эти толчки, удары, аварийное освещение – лишь особенность выхода из зоны суперротации в спокойные слои венерианской атмосферы?
Нет, не может быть! Что-то происходило отнюдь не в штатном режиме! Ариадна это чуяла благодаря богатому опыту работы в космосе. Нить что-то говорила, но Ариадна не слышала, так как "Циклопа" положили на гигантскую наковальню и принялись молотить по танку огромным молотом, пытаясь то ли расплющить его, то ли расколоть, как орех. Но как и всякий опытный космист, Ариадна умела читать по губам – обязательный навык в космосе, где звуковые каналы связи в чрезвычайных ситуациях прерывались с большей легкостью, нежели визуальные.
И опять она обманулась в предположениях, которые вихрем промчались в голове, подыскивая слова, что укладывались в шевеление бледных губ девчонки. Молитва? Жалоба? Просьба о помощи? Слова успокоения ей, Ариадне?
Нет, нет и нет!
"Это лучший из миров".
Вот что повторяла Нить. Ту знаменитую фразу, внезапно обретшую вторую жизнь спустя почти шестьсот лет с тех пор, как французский мыслитель и писатель вложил ее в уста одного из героев. С тех пор афоризм растерял ироническую коннотацию, взамен обретя серьезность идейной максимы, почти императива.
Это лучший из миров!
6. Огневик
От черного сгустка спускается, извивается тончайшая нить, поначалу еле заметная, но затем все четче прорисовываясь, набираясь словно бы грубой материальности, сворачиваясь в спутанные клубки, но затем вновь распрямляясь, делая очередной рывок к поверхности океана. Между ними будто невидимая преграда, нечто препятствует черному сгустку забрасывать нить все глубже и глубже, сопротивляется, отталкивает, но затем уступает, и нить ниспадает ниже, ниже. Ариадна различает, что это скорее тугой вихрь, причудливо изгибающийся смерч, жадно тянущийся к океану. И вода ощущает его приближение, в ее глубине возникает тусклое багровое свечение, мельтешение огоньков, похожих на крошечные коконы, эти коконы поднимаются навстречу смерчу, танцуют, толкают друг друга, точно борются за право оказаться первыми на поверхности. А затем смерч касается океана, один из коконов проникает внутрь черноты, становится еле видимым, продвигаясь все выше и выше, к черному сгустку. Но в вихре образуются спазмы, он дергается из стороны в сторону, извивается, будто проглоченный кокон ядовит и его надо немедленно исторгнуть обратно, выблевать. И, в конце концов, это удается – с громким хлюпаньем светящийся кокон падает на берег, неподалеку от Ариадны.
Она не движется, ждет, но от нее отделяются полупрозрачные фигуры, которые расходятся в стороны, затем по искривленным траекториям, будто их притягивает, соединяются у бледного кокона, уплотняются, и Ариадна внезапно обнаруживает себя там, рядом с ним, протяни руку и дотронешься до рыхлой поверхности. И рука послушно дотрагивается, сгребает бледную субстанцию, которая громко чавкает, и Ариадна с брезгливостью отбрасывает ее в сторону.
Внутри что-то есть.
Более твердое, темное.
Ариадна рвет оболочку, разбрасывает в стороны сочащиеся противной жижей куски и видит то, что уже знает – должна увидеть.
Темная полоса висела в тускло-багровом небе – след прорыва "Циклопа" к Фабрике. Машина накренилась на одну гусеницу, в оспинах и подпалинах, и не верилось, что сверхзащищенный и сверхвооруженный атомный танк нечто может подпалить и изъязвить.
– Зачем Телониус хочет уничтожить Фабрику? – спросила Ариадна Пана, которого Минотавр оставил с ней – присматривать. – Ведь Красное кольцо именно это и делает.
– Нет, – сказал Пан. – Красное кольцо не уничтожает Фабрику, оно ее перестраивает с помощью Огневиков. Перестраивает все процессы.
– Для чего?
– Нет информации, – помедлив, ответил Пан, и у Ариадны возникло подозрение, будто робот солгал, хотя позитронный мозг подобных роботов не мог лгать.
Ариадна ощущала себя как после чудовищно тяжелого разгона в поле Юпитера, когда корабль глубоко ныряет в гравитационный колодец гиганта, чтобы набрать вторую космическую скорость и устремиться по нужной орбите, сберегая драгоценную воду для эмиттеров Кузнецова. Хотелось сесть, а еще лучше – лечь. Она подошла к выступу вентиляционного колодца, почти опустилась на него, но внезапно обнаружила себя вновь стоящей. Мышцы напряглись, покалывание включенного в боевой режим экзоскелета окатило с ног до головы, изгоняя усталость и апатию.
Нить!
Нить, про которую она и думать забыла, ибо та не попадалась ей на глаза с момента посадки! Теперь девчонка веселым, прогулочным шагом, широко размахивая руками, подпрыгивая, направлялась к Красному кольцу, как раз туда, куда втянулся вспоротый лазером "Циклопа" Огневик. Огневик восстанавливал старую форму, студенисто подрагивая, вытягивал ложноножки и приобретал неприятное сходство с человеческой ладонью, которая готовилась вновь прихлопнуть "Циклопа" и людей.
Глядя на бедовую девчонку, Ариадна ясно представила: та не только марширует, но и напевает во все горло. Ее старинный скафандр не имел стандартных каналов связи, а потому от Нити ничего не доносилось, и нельзя было вызвать ее и строго приказать возвращаться под защиту "Циклопа". Ариадна со злостью подумала о Минотавре, который не обращал на воспитанницу никакого внимания и даже слова не сказал, чтобы Ариадна за ней присмотрела.
Словно посторонняя сила подхватила Ариадну и понесла вслед за Нитью на пределе возможностей экзоскелета, отчего она даже не бежала, а совершала огромные прыжки, взмывая, отталкиваясь и вновь взмывая, с отчаянием понимая, что даже в таком режиме она вряд ли успеет. Девчонка двигалась чертовски резво, а чудовищная пятерня Огневика словно почувствовала приближение человека и стала наклоняться, то ли собираясь прихлопнуть Нить, то ли стиснуть в пламенеющем кулаке и вознести на такую высоту, откуда Ариадна даже в экзоскелете не сможет ее достать.
Назойливый писк предупреждал о чудовищном расходе энергии. Ариадна с ужасом и ненавистью ждала – вот-вот включится режим принудительного энергосбережения, ибо в противном случае сдохнут системы жизнеобеспечения – фильтрация кислорода и терморегуляция. Но не сбавляла ход, точно безмозглый ночной мотылек, устремленный к пламени свечи.
– Стой! Нельзя! Опасность! – в наушниках раздавался механический глас Пана. Он наверняка бежал за ней, но громоздкому роботу не угнаться за человеком в экзоскелете!
Огненная рука неотвратимо опускалась на Нить, которая внезапно остановилась, обернулась, и Ариадна ясно увидела ее смеющееся лицо. Ей вдруг пришла жуткая мысль, которую она не успела додумать до конца, но что-то связанное с ловушкой, с рефлексом спасать из беды другого человека, а еще о странном равнодушии Минотавра к присутствию на борту "Циклопа" воспитанницы.
Но тут все резко прекратилось.
Огневик перехватил ее в прыжке, стиснул, опалил нестерпимым жаром и потащил к бурлящей лаве Красного кольца.
Далеко внизу смеялась Нить Дружинина, откинув колпак скафандра, привычным движением наматывая прядку волос на пальчик. Ей были нипочем ни чудовищная температура, ни отсутствие кислорода, ни соседство Красного кольца.
7. Океан Манеева
– Ты не устаешь это делать снова и снова? – Ариадна понимает голову и видит говорящего с ней. И почему-то совсем не удивляется. Словно бы знала об этом с их самой первой встречи, когда странная девчонка лежала на шкафу и читала легенду о Минотавре.
Нить стоит в полосе прибоя, как есть, без эфемерной оболочки древнего скафандра, и багровые волны тяжело накатывают на голые ноги девочки. Она смотрит на Ариадну со странным выражением, столь несоответствующим ее видимости костлявого подростка. Интерес, жалость, злость, удивление волнами прокатываются по лицу Нити. А еще усталость и тоска. Будто Ариадна действительно снова и снова является на этот берег, к величайшему удивлению и раздражению девочки.
– Что это за место? – Невежливо отвечать вопросом на вопрос, но Ариадна понимает – Нить и не ждет объяснений, ей даже кажется, как ни странно, что девочка спросила кого-то другого, кто незримо здесь присутствует.
– Океан Манеева, – говорит Нить так, будто сказанное объясняет все, дает ответы на множество иных вопросов, которые могут возникнуть у Ариадны.
– Не понимаю, – признается Ариадна. Неожиданный укол вины, тень сомнения в собственном непонимании, будто она все же получила исчерпывающее объяснение, но потеряла, а хуже – позабыла к нему ключ.
– Ты неблагодарна, – выносит вердикт Нить и делает шаг назад, отчего волны захлестывают ее теперь по пояс, и кажется, что девочка это сделала лишь для того, чтобы хоть так прикрыть часть наготы. – Он спустился за тобой в Океан, нашел среди миллиардов душ и вернул в ваш мир, но ты предала его… предала… – последние слова она шепчет.
– Я не предавала Минотавра! – Ариадна повышает голос, слова Нити уязвляют.
– Тезея. Ты предала Тезея, – Нить отводит руку, и будто по мановению поверхность океана вздыбливается. Колоссальная волна набирает силу и вот-вот обрушится на берег стеной цвета крови, но по ней словно проходят невидимые руки скульптора, формируя грубую заготовку, а затем преображая ее в огромный бюст. Голова человека. Гладкий череп, закрытые глаза, стянутые в нить губы, могучий упрямый подбородок. Интеллект, упрямство и гордыня – вот что мог прочитать по лицу даже самый неискушенный физиогномист.
– Он любил тебя. Тосковал по тебе. Искал тебя во всех посмертных лабиринтах. Пока не пришел на этот берег, к Океану Манеева. Он нарушил все законы мироздания. Вывел из покоя и равновесия. Взбудоражил. Вызвал волны и ветры. Искал тебя среди миллиардов душ, пока не нашел и не вывел обратно в свой мир… А ты… ты… – Нить вскинула руку, уставила указательный палец на Ариадну. – Ты не захотела вспомнить, что любила его… ты забыла! Забыла! Забыла!
– Ты не права, Нить, – раздался голос, и Ариадна не сразу поняла, кто говорит. Словно шум бури, рев ветра и грохот волн по странной причуде сложились в подобие человеческой речи. И лишь подняв глаза выше, она убедилась в своей догадке. Говорило чудовищное лицо, что багровой горой воздымалось из Океана Манеева. – Я тебе говорил…
– Я права, права! – Нить капризно ударила кулаком по поверхности багровеющей субстанции, и та плеснула тяжелыми брызгами. – Не защищай ее! Ты не видел… ты не видел, как она смотрела на Минотавра! Он дрался с роботом, а она смотрела! Так смотрела… – Девочка запнулась, закрыла глаза ладонями, сгорбилась.
– Она не виновата, Нить. – Лицо разомкнуло уста. – Таков закон ноосферы. Только воскресив всех, можно воскресить каждого в его полноте и целостности… Воскрешая избранных, приходится мириться с их ущербностью… кто-то лишается таланта… кто-то лишается любви…
– Поэтому ты вернешь и Минотавра? – Нить вновь выпрямилась, полуобернулась к багровеющему лику. – Ведь без него у тебя ничего не получится… и ее… ты опять вернешь ее, чтобы она мешала Минотавру, вредила ему, отвлекала! Оставь ее здесь! Оставь! Не нужно никакого воскрешения! Оставь Венеру в покое!
Ариадна смотрела и слушала, и почти ничего не понимала. Словно оказалась на заключительном акте драмы, и теперь по репликам со сцены пытается восстановить то, что происходило в предыдущих действиях.
– Я не могу, – произносит лик. – Ариадна нужна ему. Это не любовь. Это ненависть. Она тоже вернется… но не сможет помешать Минотавру, клайменоли помогут. Венера должна стать пригодной для всех воскрешенных, должна стать для нас раем… обновленной Землей…
– Они считают ее адом, – зло сказала Нить. – И рвутся на Землю… их ты тоже одаришь клайменолями?
– Не ведают они, что уготовано им…
– Я все равно опять ее убью, – говорит Нить, в голосе нет ненависти, злости, лишь обреченность. – И ты не сможешь помешать. Не сможешь мне помешать отдавать ее Огневикам… толкать с края Лапуты… заставлять клайменоли не напоминать ей дышать… Ты ведь знаешь, как она задыхается? Ведь первый… самый первый раз она погибла от удушья? Отдала весь кислород тебе, чтобы ты жил… а она умерла! Это был ее выбор, и тебе следовало с ним смириться! А не приходить на берег Океана Манеева…
8. Клайменоли
Свернувшийся в позе эмбриона темный человек.
Ариадна осторожно касается его лысой головы, гладит неожиданно нежным движением, будто одновременно хочет разбудить, но чтобы его пробуждение наступило как можно мягче, постепенно уступая уют сна напору бодрствования. Могучее, мускулистое, словно вырезаное из эбенового дерева самим Микеланджело тело вздрагивает, по нему будто пробегает электричество, по каждому мускулу, сочленению, глаза открываются, встречаются взглядом с Ариадной.
– Ари… Ариадна? – с усилием произносит человек, и вместе с этими звуками из него исторгаются потоки темно-багровой жидкости, той самой, из которой и состоит океан.
Пробуждающий клайменоль легко стукнул по виску, и в голове возникло жужжание, как от вибробудильника. Клайменоль зрения ударил по векам, и Ариадна открыла глаза. Телониус сидел там же и в той же позе, что и накануне вечером.