Авторами документа были некоторые представители поморской старообрядческой общины, которая уже более 80-ти лет не просто сосуществует на территории монастыря с общиной старообрядцев-федосеевцев и приходом РПЦ, а объединена с ними в организацию, называющуюся – Совет православных церковных приходов Преображенского монастыря. Кстати, единственную в мире, официально зарегистрированную религиозную организацию, объединяющую религиозные общины, находящиеся, по сути, в религиозном антагонизме.
Увы, инициатива осталась без должного внимания со стороны РПЦ. Да и в среде старообрядцев не нашла понимания и поддержки.
Контакты с РПЦ имели и представители Русской Православной Старообрядческой Церкви (РПСЦ), имеющей, в отличие от старообрядцев-беспоповцев, свою церковную иерархию. Их глава – митрополит Корнелий встречался с патриархом РПЦ Алексием II. В итоге, на Соборе РПСЦ в октябре 2007 года митрополит был атакован консервативной частью старообрядческих деятелей.
Обвинения в сотрудничестве с никонианами (так старообрядцы называют представителей РПЦ) должны были, вероятно, довести до низложения митрополита. При этом никаких канонических и догматических вопросов в ходе его встречи с патриархом РПЦ, как известно, не обсуждалось.
И хотя консерваторы на Соборе были посрамлены, сам факт их атаки говорит о том, что в старообрядческой среде хватает тех, для кого даже простое человеческое общение представителей православных религиозных конфессий становится поводом для истерики.
Корнелий, видимо, сумел разумно мотивировать встречу, поэтому легко отбил выпад консерваторов. А вот Иоанн Миролюбов – глава крупнейшей поморской старообрядческой общины – Гребенщиковской, что в Риге, и председатель Центрального Совета Древлеправославной Поморской Церкви (ДПЦ) Латвии за встречу в 1999 году с митрополитом Кириллом и подписание меморандума об установлении сношений с РПЦ был снят со всех должностей и фактически изгнан из общины. Российский Совет ДПЦ, в свою очередь, поддержал латвийских друзей, заявив, что "выступает категорически против соглашательских намерений и действий, ведущих к нарушению догматических, канонических и церковных устоев Староверия".
Одним словом, внутреннее состояние православных церквей и общин пока, похоже, не созрело для того, чтобы приподняться над суетностью бытия. А потому и о ближайших перспективах укрепления российского православия и, тем более, о его влиянии на народ, на общественную жизнь страны можно говорить, только будучи большим православным оптимистом.
И все же, появление в православных общинах людей, способных взглянуть на проблему "русского раскола" с общенациональной точки зрения, видимо, позволяет надеяться, что подобный оптимизм со временем обретет не только воображаемые основания.
Старообрядцы, как духовный и культурный феномен
Жесточайшие преследования со стороны официальной церкви и государства не могли позволить приверженцам старого обряда создать единый центр и сформировать единые взгляды на решение проблем религиозного служения.
Официальная Церковь и государство на протяжении веков истребляли лучших представителей старообрядчества, лишали старообрядческие общины возможностей иметь своих священников, обучать их, развивать базу религиозного образования. В итоге, замкнутость, скрытность и недоверчивость стали характерными чертами старообрядческой психологии.
Уклад жизни и религиозные службы старообрядцев формировались зачастую не на основе богословских знаний, а на традиции, передававшейся из поколения в поколение.
Кто-то упорно добивался и добился восстановления священства, а кто-то пошел по пути беспоповства. Десятки разновидностей старообрядческих общин, десятки подходов к толкованию канонов стали результатом этой разобщенности. Мало того, в старообрядческой среде не было даже межобщинных контактов. Друг о друге они знали по случайным вестям, приносимым случайным образом.
Сегодня, в эпоху информационных технологий, многое, конечно, изменилось. Но сложившаяся веками разобщенность продолжает оставаться чертой старообрядческого существования.
По сей день нет возможности оценить степень влияния старообрядцев в обществе. Их духовные наставники хранят в глубокой тайне не только исповеди прихожан, но зачастую и их имена.
Редко-редко можно услышать о том, что в ту молельную, к тому-то наставнику ходит бывший высокопоставленный работник ЦК КПСС, и ходил он туда даже в самые партийные времена. А туда-то ходит сегодняшний известный бизнесмен или глава какой-то администрации… "А вчера, – шепчутся бабушки у Храма, – от нашего наставника вышел человек со звездой Героя на груди". Наставник только кивает: "Наш прихожанин. Мы друг друга уж полвека знаем". Это происходит в столице.
А в тех местах, которые называют "русским севером", и сегодня есть целые районы, где большинство населения – старообрядцы.
В 2004-м году, на собрании представителей одной из старообрядческих церквей в Санкт-Петербурге, где присутствовали посланцы общин со всей страны, довелось услышать любопытный отчет представителя общины такого района: "У нас проблем с представителями власти нет, почти все они – наши".
Подозреваю, что в советские времена руководители этих районов имели партийные билеты членов компартии, а сегодня могут иметь любые другие. Иначе как бы они выжили? Но их вера на протяжении веков была и остается той, что и у их предков. Распространяться на этот счет они и не думают. Воистину: глубокая вера, являющаяся сутью духовного состояния, суеты не терпит, в рекламе не нуждается. Она защищается терпимостью и отсутствием формальностей в отношении светских правил: "Хотите, с красным билетом будем ходить, хотите с зеленым. Хотите о скорой победе коммунизма скажем, хотите – капитализма. Только поступать будем, как наша вера велит". Это, видимо, и отличает настоящую веру от того, что называют "политическими взглядами". Для обозначения последних слова, зачастую, имеют большее значение, чем поступки.
Известно также, что старообрядцы во все времена были верны своему Отечеству, служили ему, и никогда не путали отношение к его врагам с отношением к государственной власти и официальной церкви, как бы последние их ни обижали. В истории нет ни одного значительного примера.
А вот то, что, находясь фактически в духовной оппозиции власти, испытывая на себе жесточайшие преследования и притеснения, многие старообрядцы умудрились, не отказываясь от своей веры, не только адаптироваться к существующим условиям, но оказаться в первых рядах тех, кто вел Россию по пути процветания и прогресса, это факт поистине феноменальный.
Демидовы, Третьяковы, Морозовы, Мамонтовы, Прохоровы, Путиловы… – лишь некоторые старообрядческие фамилии, с которых начиналась российская промышленность, наука, торговля и культура.
Старообрядцам, например, мы обязаны зарождением того, что называется меценатством. Проще говоря: целой культуры бескорыстной частной поддержки не только слабых, но и талантливых, не только помощи сирым, но и продвижению нового и передового в науке, технике, культуре, в социальной сфере. Культуры, развитой сегодня во многих странах мира, но практически утраченной в России.
Историк, профессор Александр Черёмин собрал материалы о более чем ста известных старообрядцах. А выбирал он лишь тех, чьи портреты и фотографии сохранились в архивах и музеях…
Кстати, по его мнению, сегодня нет возможности оценить положение и влияние старообрядцев не только в стране, но в мире. А такое влияние, безусловно, существует. Тысячи их семей живут на всех континентах. Сотни общин по всему миру сохраняют свою культуру, обряды, уклад жизни. Где-то в Италии, например, затерялись следы потомков русских промышленников Демидовых, уехавших из России еще в XIX-м веке. Говорят, правда, что они приняли католичество, отчаявшись дождаться преодоления раскола в православии.
В любом случае, с уверенностью можно сказать, что духовные, идейные и культурные основы сегодняшнего Российского государства были бы куда крепче, а общественные и политические силы в стране обладали более фундаментальными моральными, нравственными принципами и деловыми качествами, если бы мы лучше знали историю самой старой оппозиционной силы России – старообрядчества, понимали истоки, питавшие невиданной мощью умы и чувства лучших его представителей, и были способны испить из этих истоков.
С такой же уверенностью можно сказать, что если бы удалось сохранить и развить уникальные духовные основы наиболее известных старообрядческих общин, давших стране целую плеяду исторических личностей, внесших свой вклад в развитие России, русские люди сегодня были бы куда активнее и успешнее в современной политической и экономической жизни страны. Они не уступили бы практически все места во власти и экономике представителям других народов и религий. Ведь преимущество этих народов состоит именно в том, что они являются более сплоченными, испытывают большее уважение и доверие к соплеменникам и единоверцам, уважают свое старшее поколение. А, главное, они и не имеют столь глубоких ментальных пороков, которые способны превратить их разногласия в повод для самоуничтожения. Эти народы моральнее и честнее в отношении самих себя, несмотря на все страшилки и ругалки, которые мы, русские, про них придумываем.
Лучшие представители этих народов, восприняв русскую культуру, уже давно и успешно представляют ее не только в России, но и во всем мире. Это только подчеркивает их преимущества и их силу в сравнении с русским народом, когда-то легко впитывавшим в себя другие культуры, а теперь, подчас, с трудом воспринимающим свою.
Расколотое православие и современное российское общество. Тождество форм и не только
Очередное реформирование всего уклада жизни Российского государства и сопровождающие его катаклизмы, не могут ни влиять на духовное состояние людей. Рост числа психических заболеваний, иные расстройства нервной системы людей, которые отмечают врачи, напрямую связаны с разрушением жизненных ориентиров и духовных принципов у еще одного поколения граждан России. Алкоголизм, наркомания, различные формы агрессивного поведения – напрямую связаны с процессами, происходящими в политике, экономике, культуре страны. Извечная проблема отцов и детей в такие периоды становится почти неразрешимой. И это только видимые явления. А что творится в глубине человеческих душ и пока активно не проявляется, можно только догадываться.
Кто в этих условиях позаботится об охране и укреплении человеческой души? Кто поможет людям преодолеть тернистый путь перемен, найти в себе силы не отчаяться, не впасть в безумие?
Власть для такой заботы слишком слаба. В смысле идейных и духовных основ. Об этом мы говорили выше. Поэтому справиться с общественными пороками самостоятельно не может. А ее репрессивной силы едва хватает на удержание от открытого проявления пороков. И то не всегда.
Поэтому, не имея морали и идеологии, которую можно предложить обществу, власть, очевидно, готова уступить часть авторитета и влияния религиозным институтам, а точнее – укрепить свой авторитет за счет религиозных идей, морали, традиций, символов и прочего, что так и не смогла присвоить за века. Так, по крайней мере, кажется, когда видишь транслируемое по телевидению участие руководителей государства в церковных богослужениях. Или читаешь газетные отчеты об их встречах с религиозными деятелями.
Если учесть, что по результатам последней переписи населения России больше 80-ти процентов людей отнесли себя к русским. А среди тех, кто себя к таковым относит, как известно, абсолютное большинство – православные (если не в религиозном, то в культурном смысле – точно), то первой религией в стране может стать православная.
А, учитывая, что православие слабо, оно, по идее, должно быть готово к широкому союзу с властью. Интересы на этом историческом этапе должны, вроде бы, совпадать. Но это имеет значение только в том случае, если укрепление духа нации является истинной и осознанной целью обоих. Совпадение интересов в каких-то иных целях, никого, кроме, наверное, прокуратуры, интересовать не может.
Но, чтобы быть полноправными партнерами власти в деле укрепления духа нации, православным общинам и церквям в целом, и РПЦ, как наиболее массовой и публичной из православных религиозных организаций, в частности, стоит подумать о своем внутреннем укреплении. О принятии мер, которые будут способствовать преодолению внутренних исторических противоречий и последствий конфликтов, сохранению и развитию всего лучшего из набора духовных понятий и нравственных традиций, что есть в каждой по настоящему религиозной православной общине.
Между тем, не исключено, что РПЦ это, по большому счету, не очень-то нужно. Ведь во власти нет или очень мало людей разбирающихся или пытающихся разобраться в тонкостях истории православия и особенностях формирования духовной силы религии, ее влияния на народ. Нет и серьезных научных изысканий, способных пролить свет на проблему "русского раскола" ни в его социальном, ни в каком другом смысле. (Настоящие заметки на строгую научность не претендуют. Это всего лишь наблюдения человека, некоторое время соприкасавшегося с темой, находясь, в том числе, внутри религиозной организации). Поэтому РПЦ проще убедить власть в своей исключительности, чем пытаться собрать разрозненные силы российского православия для решения общенациональных задач. Дайте, мол, нам денег, земли, постройте храмы, по телевизору покажите. И мы возродимся, укрепимся, вернем пастве веру и разум.
Старообрядцам всех мастей тоже теперь комфортно. По крайней мере, лидерам. Их не преследуют. Собственность не отнимают. Даже возвращают. И хотя людей масштаба Путиловых, Мамонтовых, Третьяковых среди них теперь нет, жить, в принципе, можно. Единственная беда – внутренние распри, в основе которых банальная борьба за власть и имущество.
Какие, при таком раскладе, могут быть идеи решения общенациональных задач?
Проще говоря, раскольничья психология пока еще достаточно крепко сидит во всех ветвях православия, в самом православном сознании. В равной степени крепко сидит она и в общественном сознании, являющимся, по сути, слепком с сознания православного. Даже в политической, казалось бы, далекой от религии системе страны можно найти все черты этого раскольного сознания.
"Единая Россия" – это что-то вроде РПЦ, "Справедливая Россия" и ЛДПР – единоверцы, КПРФ – белокриничники (РПСЦ), филипповцы, федосеевцы, поморы, вместе взятые. Внепарламентские партии и организации тоже имеют все признаки тождественности различным ветвям православия. От полностью или частично лояльных единоверцев (АПР, "Гражданская сила" и пр.), до радикальных – нетовцев, странников, дырников (СПС, НБП, "Другая Россия" и пр.). /Подробности о разновидностях и особенностях старообрядческих общин можно найти в Интернете, хотя некоторые названия говорят сами за себя/.
Всякое сравнение, конечно, хромает. Но проводить такие параллели допустимо уже потому, что у большинства современных российских политических партий и у старообрядческих общин есть, как минимум, две общие черты.
Во-первых, они (по крайней мере, на словах) не признают ценности и принципы правящей (или самой многочисленной) партии (или церкви), но никогда не объединяться и даже не будут сотрудничать в общих интересах, обзывая друг друга отступниками от истинной веры (или идеи).
А во-вторых, среди членов этих партий всегда найдутся персоналии, которые в любой подходящий момент готовы найти причину повести дело к расколу своих организаций на еще более мелкие и непримиримые части. Это не трудно было заметить, наблюдая как в период недавней предвыборной компании некоторые политики бегали из одной партии в другую, понося вчерашних однопартийцев.
Отсюда не сложно сделать вывод: нынешнее существование партий в российской государственной системе, лишь дань общемировой моде. А истинную силу России, равно как и слабость, на протяжении четырех веков составляла и по сей день составляет только личность лидера, вождя (царя, генсека, президента) и, иногда, личности в его самом близком окружении.
Кстати, в те времена, когда в России еще не было понятия "партия", в его современном понимании, наиболее активные члены общества, в наиболее острые периоды истории, объединялись в некие группы, которые тоже назывались "партиями". Например, в романе "Война и мир", описывая ситуацию при ставке императора в дни наступления на Москву армии Наполеона, Лев Толстой говорит о существовании девяти партий. Писатель подробно описывает воззрения и предложения восьми из них. А о девятой партии (восьмой по порядку повествования), численность которой, по его словам, соотносилась со всеми остальными как 99 к 1-му, говорит, что она состояла из людей, "желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий". "Все люди этой партии, – уточняет писатель, – ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости…".
Про поведение представителей православной церкви Толстой, как известно, в своем всемирно известном романе ничего не написал. Наверное, потому что пришлось бы повториться.
Все это, вероятно, еще один результат, основу которому заложил "русский раскол", создавший условия, при которых лукавство и личная корысть стали нравственным правилом поведения большинства русских людей. А главный принцип власти, также рожденный в процессе церковных реформ второй половины XVII-го века, сформировал крайне благоприятную среду для существования вышеназванных правил. Ведь этот принцип прост: никаких внутригосударственных и внутриобщественных ограничений, то есть – никаких ограничивающих власть институтов, никакой ограничивающей власть морали.
Это вполне соответствует принципам и интересам лукавых корыстолюбцев и прочих персонажей подобного рода, которые и сегодня составляют костяк тех, кто формирует и поддерживает такое явление, как коррупция. Кстати, не новое для России.