- Но как вы это могли "видеть", если на лодке нет ни иллюминаторов, ни телекамер?
- Ну, во-первых, при помощи сонаров - они дают достаточно ясную картину того, что происходит вокруг, - а у нас установлена аппаратура абсолютно нового поколения, способная четко отделять все помехи даже в таких неблагоприятных условиях, как я описал. А во-вторых, мы перехватили радиосообщение (мы ведь тоже находились на перископной глубине), которое натовский командир на радостях отправил в Норфолк, и наш дешифровалыцик сумел его тут же прочитать. Текст говорит сам за себя: "Оскар сдох! Я его сделал!.."
- Кто-кто? - не понял я.
- "Оскар-II". Такое наименование имеет, по натовской классификации, наша К-141.
- А-а, да-да... Но почему же вы не уложили эту лодку-убийцу прямо там же, рядом с "Курском"?!
- Да потому, что между ней и нами как раз и находился сам "Курск"! Это я тебе тут рассказываю все по порядочку, чтобы ты успел нарисовать себе мысленную картину, а на деле все происходило далеко не так однозначно. На хвосте у "Курска", как ты сам говорил, висели в тот день не одна и даже не две, а сразу целых три натовские субмарины - "Мемфис" и "Толедо" ВМС США и британская АПЛ "Сплендид". Все они находились на перископной глубине и на очень маленьком расстоянии друг от друга, "Мемфис" и "Сплендид" - не более мили от "Курска", а "Толедо" прямо под носом - чуть ли не в трехстах метрах! Натовские подлодки вообще любят находиться в приповерхностной зоне, где слои воды интенсивно перемешиваются, и это значительно ухудшает гидроакустический контакт. При этом американцы с их более совершенной аппаратурой наши подводные лодки все же фиксируют, а мы их, как правило, нет. "Курск" был атакован двумя торпедами, причем обе были нацелены в область торпедного аппарата.
- И они попали?
- С трехсот-то метров отчего ж не попасть? От этого попадания и сдетонировала "толстая" торпеда в аппарате, выбросившая шлейф огня внутрь первого отсека. Одновременно с этим в правый борт подлодки (в районе двадцать четыре шпангоута на стыке первого и второго отсеков) угодила вторая торпеда, вследствие чего могли взорваться носовые цистерны главного балласта и произойти мгновенное стравливание воздуха, а это - огромные массы под давлением четыреста килограмм на квадратный сантиметр! При этом неизбежно произошло разрушение прочного корпуса, вода хлынула внутрь первого отсека, который размером с хороший спортивный зал...
- Так вот что имел в виду один из разработчиков оружия, когда говорил в интервью нашей газете, что "Курск" имеет пробоину "с загнутыми вовнутрь оплавленными краями", а это, мол, свидетельствует о том, что он "мог быть потоплен только специальным боеприпасом"! - вскричал я, перебивая рассказ капитана. - Подлодку просто-напросто расстреляли. Да еще и практически в упор, с трехсот метров! Но кто это сделал? "Мемфис"?
- Нет... Это была "Толедо".
- "Толедо"! А вы? Неужели ничего нельзя было предпринять?
- Я же говорю, что между "Толедо" и нами оказался подбитый "Курск". Видимо, еще не поняв, что произошло, Лячин успел отдать приказание аварийно продуть балласт и увеличить обороты, но поскольку в носу уже была гигантская пробоина (два на три метра!), в которую врывалась вода, то вместо экстренного всплытия на поверхность лодка резко дернулась вперед и, протеревшись правым боком о корпус своего убийцы, изменила дифферент на нос и, вследствие почти мгновенного поступления воды в первые отсеки, стремительно пошла вниз. Винты еще продолжали крутиться, гоня ее ко дну, "Толедо" продолжала катиться вдоль ее корпуса, сминая рубку, крыши ракетных шахт, комингс-площадку кормового аварийно-спасательного люка... Остававшиеся до дна семьдесят-восемьдесят метров "Курск" прошел за какие-то десять-двадцать секунд, а там, на дне - крепчайшие базальтовые породы, только сверху чуть "присыпанные" илом. Удар форштевнем об эту плиту был страшнее любого возможного столкновения, от него, как я понимаю, сорвалось с мест все тяжелое оборудование, повылетали сальниковые уплотнения на валах, сдетонировали и начали рваться стеллажные торпеды...
- И это - при том, что, как стало сегодня известно, переборки между отсеками "Курска" были в три раза тоньше, чем это предусматривалось первоначальными расчетами. Если прочный корпус лодки просчитывали на давление в шестьдесят атмосфер, то внутренние переборки - уже только на двадцать, - припомнил я попавшуюся мне где-то ранее на глаза информацию. - А кроме того, в целях экономии материалов на лодке вырезали целые километры трубопроводов, уменьшили размеры аварийных аккумуляторных ям и чуть ли не вполовину сократили объем охлаждающего контура реакторов.
- Безумие! - поморщился командир. - Это же не лодка, а просто плавучий гроб. Я слышал, что она сделана с отклонениями от проекта, но чтобы до такой степени...
- Но разве ваша - не является ее полной копией?
- Во всем, кроме технологических отступлений. Я сам курировал ее строительство и следил за выполнением проектных требований. Последние четыре года я прожил практически не дома, а на заводе...
- Ну, так и что произошло дальше? - вернул я его к прерванной мною самим же первоначальной теме разговора.
- Дальше... Дальше произошло невероятное. По какому-то дикому, иначе и не назовешь, стечению обстоятельств, почти одновременно с падением на дно погибающего "Курска", с нашего крейсера "Петр Великий" была выпущена разрабатываемая в химкинском ЦКБ "Алмаз" экспериментальная ракета-торпеда "Гранит", курс которой пересекался с курсом К-141... Представь себе пять сошедшихся на сравнительно небольшом пятачке моря подводных лодок - три натовских, "Курск" да еще мы неподалеку... Итого - общая масса металла около ста тысяч тонн!
- Прямо "Курская" аномалия...
- В том-то и дело! И могла ли пролетающая над ней самонаводящаяся ракета не среагировать на такое громадное магнитное поле? Нет, конечно. И она изменила траекторию своего полета и, нырнув в воду, клюнула носом-болванкой (жаль, что без боевого заряда!) в корпус оказавшейся ближе всех к ее курсу "Мемфис".
- Так, значит, "Мемфис" все-таки не просто так заходила в Хоконсверн, а, и правда, подлатывала там свои повреждения!
- Ну да. После того как "Курск" рухнул на дно, они тут же кинулись врассыпную. "Сплендид" мы потеряли из виду почти сразу, а обе американки пошли прямиком в Норвегию зализывать раны - у "Мемфис" оказался поврежденным легкий корпус в районе рубки, а "Толедо" во время столкновения с подстреленным "Курском" и трения о его борт потеряла часть своего рубочного ограждения. Так что сейчас они обе находятся в поле нашего зрения, и мы ждем, когда они покинут норвежские причалы. Особенно "Толедо".
Мы оба немного помолчали - я, переваривая услышанное, а он, видимо, размышляя над тем, правильно ли сделал, что посвятил меня в свои тайны.
- Ну вот, - резюмировал он. - Теперь ты знаешь, куда и зачем мы движемся. И вообще... Все остальное.
- Простите, - приподнялся я, поудобнее усаживаясь на кровати. - Но почему вы не перестанете называть себя фамилиями погибших? Это ведь так нелегко - нести на себе тень чужой жизни. Я вот даже в мыслях и то до сих пор спотыкаюсь, когда называю вас Лячиным... Да и какой теперь в этом смысл?
- Я думал об этом, - кивнул он в знак того, что понимает меня. - И я бы уже давно отменил употребление имен наших погибших двойников, но хочу завершить начатое нами дело ОТ ИХ ИМЕНИ.
- То есть... торпедировать "Толедо"?
- Да, - жестко кивнул каперанг.
- Но разве... разве для русских людей характерна... характерно такое чувство, как мстительность? Ведь Господь как раз и призывал нас прощать обидчиков и молиться за врагов наших, а вовсе не мстить им?..
- А это, парень, никакая и не месть, - спокойно ответил он, пожав плечами, и поднялся с табурета. - При чем тут месть? Просто - мир должен знать, что, какими бы слабыми и беспомощными мы ни казались, никто не смеет унижать нас безнаказанно. И если бы даже мы и хотели закрыть глаза на произошедшее с "Курском", то не имеем права нарушить закон неотвратимости кары, так как это может привести к очередному дисбалансу добра и зла на планете.
Пожелав мне быстрой поправки, он покинул "лазарет", и я снова остался в одиночестве. Какое-то время я просто лежал, продолжая глядеть в закрывшуюся дверь и переваривая свою беседу с командиром, а потом вспомнил про принесенную мне ранее акустиком статью Николая Черкашина ("На, изучай историю подводного флота, раз уж ты стал его частью", - еще пошутил он тогда, отдавая мне ее в руки), которая так до сих пор и лежала под подушкой, куда я ее в тот раз сунул, и, вытащив ее, раскрыл на первой странице:
"После того как в 1914 году германская подводная лодка "U-9" потопила сразу три английских крейсера, морские бои из линейных стали превращаться в вертикальные: смертоносные снаряды понеслись из глубины на поверхность и с поверхности в глубину", - увлекая меня в историю появления подводных флотилий, писал во вступлении автор.
"Подобно самолету - с появлением бомбардировщиков граница между фронтом и тылом несколько стерлась, - подводные лодки свели на нет это различие на море.
... Невыносимая тоска и ужас охватывали капитана, увидевшего вдруг, как из воды появляется и вырастает черная глазастая округлая рубка, похожая на тело спрута без щупальцев.
Правда, в те времена - в начале века - субмарины относились к своим жертвам с некоторым рыцарством: перед торпедным залпом давался сигнал: "Спустить шлюпки. Команде и пассажирам покинуть судно". Капитана вместе с судовыми документами забирали на подводную лодку.
По мере же ожесточения войны на море, подводники стали топить корабли, не всплывая, - из-под перископа. И тогда сотни тревожных глаз высматривали с высоты марсовых площадок и из корзин воздушных шаров: не вынырнет ли где из-под волны длинношеяя головка с огромным циклопическим глазом. За ней, словно капюшон кобры, вздувался белый бурун. Лучше было повстречаться в пустыне с коброй, чем в открытом море с перископом... "
"...С первого взгляда подводная лодка кажется чем-то враждебным и фантастическим, - цитировал далее автор дневник Хасхагена, командира одной из первых германских подводных лодок начала века. - Устройство самолета понятно. У него крылья, как у птицы. Ну а подводная лодка? Она плывет на поверхности совершенно так же, как и другое судно. И, однако, она менее чем в минуту исчезает бесследно под водой... Еще ни один затонувший корабль не всплыл самостоятельно. Субмарина уходит в пучину так же, как и гибнущее судно. Однако она сама возвращается с "того света", побывав по ту сторону видимого нам мира, как это делают призраки и оборотни. Она всплывает сама, и в этом есть что-то мистическое..."
Казалось, что за те четыре месяца, в течение которых через меня шла информация об аварии на К-141, я прочитал о подводных лодках уже столько, что меня теперь невозможно даже заставить слушать об этом, однако лежащая передо мной статья неожиданно захватила меня, и я сам не заметил, как перевернул следующую страницу:
"Никто не знает, где и когда появилась первая подводная лодка. Если верить Аристотелю (а не доверять ему нет причин), то еще Александр Македонский спускался под воду в стеклянной (предположительно) бочке с вполне конкретной боевой целью - на разведку боновых заграждений перед входом в порт Тира.
Можно считать первыми подводниками тех сорок запорожских казаков, что подкрались к турецкому судну в подводном челне, обшитом воловьими шкурами, и взяли его на абордаж.
Можно считать, что глубоководное плавание началось с погружения подводной галеры голландца Корнелиуса ван Дреббеля в 1620 году, а первым командиром подлодки - английского короля Якова I, сына Марии Стюарт.
Можно считать, что боевые корабли глубин пошли от "потаенного судна" Ефима Никонова, чей проект одобрил Петр Первый. Причем не просто одобрил, а сам испытал в одном из парковых озер Сестрорецка. Ныне на месте тех испытаний установлены бюст царя-подводника, часовня и памятный камень.
Бесспорно одно: подводная лодка родилась как оружие мести - тайной и беспощадной. Всякий раз, когда к берегам страны, обладавшей слабым флотом, подступали чужие эскадры, патриоты-энтузиасты убеждали своих адмиралов разгромить неприятеля из-под воды: проекты подводных тарано-, мино- и даже ракетоносцев выдвигались один за другим.
Так было в 1776 году, когда североамериканцы вели неравную войну с "владычицей морей" - Британией за свою независимость. Строительство одноместной подводной лодки "Черепаха" финансировал сам Джордж: Вашингтон. Сколько надежд было связано с этим неуклюжим яйцеобразным агрегатом из бочарных досок и листовой меди...
Так было и четверть века спустя, когда только что пришедший к власти Наполеон Бонапарт не прочь был нанести удар по могущественному британскому флоту из-под воды. Будущий император отпустил нужные суммы американскому изобретателю Роберту Фултону, и в Париже застучали клепальные молотки. Но... Единственное, что блестяще удалось тогда Фултону, так это придумать имя - почти родовое, переходящее из века в век, из поколения в поколение подводных кораблей - "Наутилус".
Так было накануне Крымской войны, когда владелец лучшей в Петербурге фотографии Иван Федорович Александровский, будучи в Англии по делам своего ателье, увидел на рейде грозный флот, готовившийся к нападению на Россию. "Воодушевленный патриотическим движением помочь русскому флоту, - свидетельствует историк, - Александровский начал конструировать подводную лодку". В 1866 года она была построена и спущена на воду. Впервые ход подводному кораблю давала не мускульная сила экипажа (как у Шильдера), а механический двигатель, работавший на сжатом воздухе. Увы, запаса его хватало всего лишь на три мили (это около 6 километров), да и скорость оставляла желать лучшего - всего полтора узла. И все-таки это уже был точный прообраз субмарины с единым двигателем. Иван Александровский опередил свое время на добрую половину века..."
- ... Ну что, папарацци, все выучил? - заглянул как-то ко мне в каюту Колесников.
-Да почти, - похвастался я. - Можешь проэкзаменовать, если есть желание.
- А про летающие лодки и ныряющие катера выучил?
- Не-е, - протянул я, протягивая ему статью. - Тут про это ничего не написано.
- То-то! Не все еще зафиксировано на бумаге, есть тайны...
- Расскажи, - попросил я, откладывая в сторону страницы. Ладно, слушай... Это - было в 1958 году, когда Никита Сергеевич Хрущев приезжал в Крым инспектировать Черноморский флот. Привезли его, значит, на военно-морскую базу в Балаклаве, посмотрел он налево - там стоят подводные лодки, посмотрел направо - стоят ракетные катера... И тут главу державы осенило: а слабо, мол, для обеспечения скрытности действий флота погрузить его весь под воду? Ну - сделать для начала катер, который бы мог поджидать врага под водой, а потом вдруг всплывал, давал залп и на полной скорости уносился восвояси... Озадачил всех таким образом и уехал. И что ты думаешь? Лучшие конструкторские умы и огромные государственные средства и вправду были брошены на разработку гибридной модели судна под названием "Малый погружающийся ракетный корабль проекта 1231". Ученые, правда, сразу отнесли задумку Хрущева к разряду суперглупостей, так как слишком уж велики были противоречия между надводным и подводным судостроением. В результате трехлетней работы они слепили-таки некоторого уродца - невиданную ранее в морской практике модель катера-подлодки, вооруженного четырьмя крылатыми ракетами П-25. Был даже построен уменьшенный макет ныряющего катера, однако на этом работы и остановились, а тут еще вскорости Хрущева скинули с должности, и проект был окончательно похоронен... А вот идея летающей подлодки пришла в голову курсанту - кажется, Ушакову. Да, точно - Борису Ушакову, который еще в апреле 1936 года создал схематический проект, который и представил на рассмотрение Научно-исследовательского военного комитета. Идея была одобрена и началась работа над проектом. Внешне эта лодка больше напоминала самолет - имела фюзеляж, большие крылья, хвостовое оперение... В воздух ее должны были поднимать три тысячесильных авиамотора. Под водой она должна была двигаться при помощи гребного электромотора, скорость имела - примерно три узла. Экипаж такой летающей подлодки (ЛПЛ) - три человека, потолок полета - две тысячи пятьсот метров, глубина погружения - сорок пять метров, вооружение - две восемнадцатидюймовые торпеды и два спаренных пулемета. Обнаружив противника с воздуха, это летающее чудо должно было садиться на воду за горизонтом видимости и погружаться на линии движения корабля. При его приближении лодка давала торпедный залп. В случае промаха или отклонения от цели она снова всплывала, взлетала и готовилась к новой атаке. Проект был почти доведен до завершения, но накануне Второй мировой войны стало не до его разработки, и работы свернули... А то представляешь, какие бы сейчас вокруг нас водились лодкозавры?..
... Прошло несколько дней, и я начал понемногу выходить на прогулки. Сначала на мои перемещения по лодке смотрели с подозрением, но очень быстро привыкли к ним и разрешили заглядывать даже в выгородки специалистов. Особенно после того, как я принял участие в составлении радиогазеты, посвященной встрече Нового года, о скором наступлении которого я, честно говоря, уже успел окончательно забыть.
- Э, Бабицкий! Или как там тебя? - окликнул как-то меня один из офицеров, на которого, как я понял, была возложена на лодке функция существовавшей ранее должности замполита. - Ты поздравления писать умеешь?
- Да как вам сказать? - замялся я, чувствуя, что сейчас на меня навалят какую-то работу.
- Да так и скажи, мать твоя женщина!..
- У меня другой профиль.
- Ничего, всему можно научиться. Я вот тоже не Евтушенко, - но куда деваться? Командир сказал: надо, чтоб к Новому году была выпущена радиогазета. Так что садись, будем вместе работать. Бери бумагу, ручку и сочиняй.
- В стихах или в прозе?
- Да пофиг! Сочиняй в стихах.
Я взял чистую страницу и, отойдя в угол, минут десять подбирал рифмы. Получается, что я не зря когда-то сочинял поздравления шоферам и дояркам в "Старицком вестнике". Пригодился вот опыт...
Закончив работу, я подошел к офицеру и подал ему написанное:
Ну, вот и к нам сквозь толщу вод
спустился в гости Новый год.
Жаль, не хватает на подлодке -
немного снега, баб и водки!..
- О! Вот это класс! - пошевелив губами, восторженно прочитал он написанный мною текст. - "Жаль, не хватает на подлодке - немного снега, баб и водки!.." А? Молодец. А говорил, не умеешь.
- Пойдет?
- Ну, что ты! Нет, конечно.
- Почему?
- Как почему? Ты же журналист, должен понимать, что пресса - даже такая локальная, как лодочный радиоузел - это участок идеологической работы. Газета должна воспитывать своего адресата, а не будоражить его низменные инстинкты ненужными соблазнами. Так что давай, сочиняй заново.
- Ну... Ладно, давайте страницу, я поправлю, - протянул я руку за своим листком.
- Возьми другую, эта уже, считай, сдана в архив... Пожав плечами, я взял новую страничку и, посидев еще минут десять, выдал очередной вариант: