5 октября бронепоезд "Святой Георгий Победоносец" был включён в отряд полковника Беляева, состоявший из батальона Апшеронского пехотного полка, сотни терских казаков и конно-горной батареи. Находясь на охране Сулакского моста, бронепоезд был временно отрезан от станции Хасав-Юрт, примерно в 40 верстах к востоку от станции Гудермес. Но после починки пути бронепоезд возвратился на станцию Хасав-Юрт.
6 октября чеченский отряд Узун-Хаджи занял город Хасав-Юрт, и чеченцы напали на станцию. При обороне её бронепоезд "Святой Георгий Победоносец" был разделён на две части, которые действовали с обеих сторон станции. Железнодорожные пути, как в сторону станции Гудермес, так и в сторону станции Петровск, были разобраны. С 8 по 10 октября происходили стычки с чеченцами, которые старались задержать бронепоезд во время починки этих путей.
8 октября бронепоезд "Терец" поддерживал артиллерийским огнём наступление Грозненского отряда генерала Пашковского на аул Исти-Су и продвигался в сторону станции Кади-Юрт. 9 октября аул Исти-Су был взят и сожжён нашими войсками. Бронепоезд "Терец" продолжал движение к станции Кади-Юрт, но должен был остановиться, так как путь был загромождён сожжёнными вагонами. Телеграфная линия была снята на протяжении 12 вёрст, и столбы увезены в горы. Когда бронепоезд вошёл, наконец, на станцию Кади-Юрт, то оказалось, что весь занимавший её гарнизон из состава 2-го Кавказского стрелкового полка был истреблён. Вокруг станции лежали раздетые тела убитых, здание станции было сожжено, и в его остатках также обнаружены шесть обгорелых тел.
11 октября бронепоезд "Терец" участвовал вместе с отрядом генерала Пашковского во взятии аула Энгелъ-Юрт, который был сожжён. Бронепоезд огнем преследовал противника, отступавшего в сторону станции Хасав-Юрт, но должен был остановиться, не доходя 1 версты до Агташского моста, потому что путь был разобран и на нём был свален паровоз. Со стороны Агташского моста были слышны орудийные выстрелы. В этом направлении была послана с бронепоезда "Терец" разведка, которая дошла до бронепоезда "Святой Георгий Победоносец", действовавшего с востока, со стороны станции Хасав-Юрт".
Впрочем, не стоит преувеличивать роль всех этих восстаний, как это любят делать кичливые представители "маленьких, но гордых народов":
"Недавно я прочитал мемуары Деникина. Генерал пишет: "Почему я не взял Москву? Я никогда не думал, что разбойные народы - чеченцы и ингуши - станут на стороне большевиков, которых мне приходилось выбивать прямой наводкой. И против этих головорезов лягут мои офицерские части".
В этом им вторит Безугольный:
"По признанию Деникина, в самый ответственный момент наступления на Москву летом и осенью 1919 г. до трети частей Добрармии были отвлечены на Северном Кавказе"".
Вот ведь что интересно. Работа Безугольного изобилует сносками (что, безусловно, является её достоинством), их в книге 1342 штуки на 500 страниц. Однако именно на это "признание Деникина" Алексей Юрьевич никакой сноски не даёт. Оно и неудивительно. Налицо очередная чечено-ингушская сказка. Вот что сказано в мемуарах Деникина на самом деле:
"И хотя восстания эти неизменно подавлялись русской властью, хотя они никогда не разгорались до степени, угрожающей жизненно нашему тылу; но всё же создавали вечно нервирующую политическую обстановку, отвлекая внимание, силы и средства от главного направления всех наших стремлений и помыслов".
"Чаша народного терпения переполнена… В то время как казачья и добровольческая русская кровь льётся за освобождение Родины, мобилизованные, снабжённые русским оружием чеченцы и ингуши массами дезертируют и, пользуясь отсутствием на местах мужского населения, занимаются грабежами, разбоями, убийствами и поднимают открытые восстания".
Да, восстания горцев "создают нервирующую обстановку". Но жизненной угрозы деникинскому тылу они не несут. Да, отвлекают силы и средства от главного направления. Но нигде у Деникина не сказано, что это отвлечение сыграло существенную роль в поражении его армии.
Между тем пока чеченцы в горах бунтовали, их соплеменники, служившие в рядах белой армии, сами усмиряли бунтовщиков. С 28 сентября по 20 декабря 1919 года чеченская дивизия участвует в боях с повстанцами Нестора Махно в составе группы войск особого назначения.
Появление чеченской дивизии на Украине сразу же было замечено красной разведкой. Уже 27 сентября 1919 года командированный в Лохвицкий уезд Полтавской губернии Осипов докладывал в ЦК украинской компартии: "Крестьян грабят дочиста. Со стороны чеченцев бывали попытки насиловать женщин".
Но может, зловредный большевистский агент возводит напраслину на отважных джигитов? Что ж, послушаем свидетельства со стороны белых. Вот что пишет поручик В. Рыхлинский, чьи воспоминания я уже цитировал:
"Немало вредили репутации Добровольческой армии и такие части, как моя, временно 3-я конная дивизия, на две трети состоявшая из всадников полудиких племён Кавказа. Но внешности это было сборище людей, не имевших определённой формы одежды, носивших зачастую нижние английские рубашки как бешметы. Едва половина из них сидела на конях, другая ожидала лошадей. Большинство не имело сёдел, а только притороченные подушки, взятые у населения. Грабёж и война были для наших всадников синонимами. А грабить наши туземцы умели: едва бывал взят нами какой-нибудь населённый пункт, как они рассеивались по хатам, откуда тащили всё, не брезгуя даже женской одеждой. Нужно ли говорить о том, что эта туземная дивизия, мало пригодная для линейного боя (или совсем непригодная), отступая с Украины в Крым, была, как я узнал потом, пугалом для жителей Юга России. Екатеринослав, в частности, очень запомнил прохождение наших частей, чеченцев и других представителей кавказских племён".
А вот что вспоминает непосредственный очевидец чеченских "художеств" штабс-ротмистр Де Витт:
"Не прошло и нескольких дней, как у меня в эскадроне произошёл новый случай, столь характерный для чеченцев. Проходя через базарную площадь, я услышал в стороне сильный крик, и одновременно с тем ко мне подошёл какой-то человек, говоря: "Что-то неладное происходит с вашим чеченцем". Я вошёл в толпу и увидел своего всадника 2-го взвода, отбивавшегося от какой-то храброй бабы, уцепившейся ему в фалды черкески. "Я тебя, косой дьявол, до начальника доставлю, если не вернёшь сапоги!" - визжала баба. Я здесь же на месте разобрал их спор. Мне было вполне очевидно, что чеченец украл сапоги, лежавшие на подводе; чеченец же уверял, что купил их. Я приказал вернуть их бабе, а самому отправиться в эскадрон и доложить о происшедшем вахмистру. Вечером, придя в эскадрон после переклички, я вызвал провинившегося всадника из строя.
Я его едва узнал: все лицо, опухшее и синее от кровоподтёков, говорило, что, пройдя через руки вахмистра, он едва ли миновал и своего взводного, и что в данном случае выражение "господин вахмистр с ним чувствительно изволили поговорить "имело буквальный, а не переносный смысл. Вахмистр мой, сам дагестанец, относился к чеченцам с нескрываемым презрением и высоко держал свой авторитет, не стесняясь пускать в ход свой увесистый кулак, отчего всадники его боялись и тянулись в его присутствии. В прежние времена, служа в регулярном полку, я был против рукоприкладства, считая, что в распоряжении офицера есть и другие меры воздействия на подчинённого, но, попав в среду туземцев, я убедился, что физические наказания являются единственной радикальной мерой. Чеченцы, как полудикие люди, признают исключительно силу и только ей и подчиняются; всякая же гуманность и полумеры принимаются ими как проявление слабости".
"Я начинал уже сам себя убеждать и как будто верить, что, держа чеченцев строго в руках и не допуская грабежей, из них можно сделать неплохих солдат; к сожалению, жизнь не замедлила опровергнуть все мои мечтания.
Борьба с грабежами становилась почти непосильной. Грабёж был как бы узаконен всем укладом походной жизни, а также и вороватой природой самого горца. Мы стояли среди богатых, зажиточных крестьян, в большинстве случаев немцев-колонистов, не испытывая никакого недостатка в питании: молока, масла, меду, хлеба - всего было вдоволь, и тем не менее жалобы на кражу домашней птицы не прекращались. В один миг чеченец ловил курицу или гуся, скручивал им голову и прятал свою добычу под бурку. Бывали жалобы и посерьёзнее: на подмен лошадей или грабежи, сопровождаемые насилиями или угрозами. Командир полка жестоко карал виновных, но что мог он сделать, когда некоторые из его же ближайших помощников готовы были смотреть на все эти беззакония как на захват военной добычи, столь необходимой для поощрения чеченцев"".
Помимо грабежей чеченские воины отличались милой привычкой спать на посту. Разумеется, считая это не разгильдяйством, а свидетельством доблести. Подобное явление наблюдалось ещё в "дикой дивизии" на фронте 1-й мировой:
"В первое время в сторожевом охранении были нередки случаи, когда всадник расстилал бурку и спокойно укладывался спать, а на требование офицера - бодрствовать - отвечал с глубоким убеждением в своей правоте: - "Тебе боится - не спи. Моя - мужчина. Моя - не боится. Спать будет"".
Сохранилась эта "традиция" и в Чеченской конной дивизии:
"Объезжая ночью охранение, я набрёл на спящих в полевом карауле часового и подчаска. Я огрел обоих нагайкой, они вскочили, протирая глаза, и на мой разнос один из них меланхолически ответил: "Господин ротмистр, прости меня, но моя не боится большевиков, и потому я решился немножко спать". Это было характерно для чеченцев: ночью они всегда засыпали и могли легко подвести. Но Бог нас хранил, если чеченцы в охранении и спали".
Полгода спустя поручик Рыхлинский также с этим столкнулся:
"Вот ещё несколько оставшихся у меня в памяти эпизодов, связанных со службой в конной дивизии. Ночь, тёмная, тёплая. Приданные сотне чеченцев, мы стоим на бугре или на древней могиле. Сторожевые посты выдвинуты вперёд, сзади мои пулемёты. Печальный опыт наших калмыков не позволяет сомкнуть глаз, и я прохаживаюсь от поста до поста. Всадники спят крепким сном. Когда я делаю замечание одному из них, говоря, что не полагается спать в охранении, то получаю ответ: "Твоя боится - не спишь, моя не боится - спишь. Аллах смотрит!"".
Впрочем, божье терпение оказалось отнюдь не безграничным. В результате нерадивым чеченским воякам пришлось дважды поплатиться за своё разгильдяйство. Произошло это после того, как 1 января 1920 года потрёпанная дивизия была переведена в Крым. Руководивший обороной Крыма генерал-майор Я. А. Слащов вспоминал:
"Тюп-Джанкой, как голый полуостров, выдвинутый вперёд, обходимый по льду с Арабатской стрелки и не дававший в морозы возможности жить крупным частям, как моим, так и противника, меня мало беспокоил. Поэтому там стояли 4 крепостных орудия старого образца с пороховыми снарядами, стрелявшими на три версты (то же, что и на Перекопе).
Из войсковых частей я туда направил чеченцев, потому что, стоя, как конница, в тылу, они так грабили, что не было никакого сладу. Я их и законопатил на Тюп-Джанкой. Там жило только несколько татар, тоже мусульман и страшно бедных, так что некого было грабить. Для успокоения нервов генерала Ревишина, командовавшего горцами, я придал туда, правда, скрепя сердце, потому что артиллерии было мало, ещё 2 лёгких орудия.
Великолепные грабители в тылу, эти горцы налёт красных в начале февраля на Тюп-Джанкой великолепно проспали, а потом столь же великолепно разбежались, бросив все шесть орудий. Красных было так мало, что двинутая мною контратака их даже не застала, а нашла только провалившиеся во льду орудия. Мне особенно было жалко двух лёгких: замки и панорамы были унесены красными и остались трупы орудий.
После этого и предыдущих грабежей мы с Ревишиным стали врагами. До боя он на все мои заявления о грабежах возражал, что грабежи не доказаны и что в бою горцы спасут всё, причем ссылался на авторитеты, до Лермонтова включительно. Я же сам был на Кавказе и знаю, что они способны лихо грабить, а чуть что - бежать. Не имея никакой веры в горцев, я при своём приезде в Крым приказал их расформировать и отправить на Кавказ на пополнение своих частей, за что мне был нагоняй от Деникина (видно, по протекции Ревишина) с приказом держать их отдельной частью".
Действительно, в докладе генерал-майора Ревишина командиру 3-го армейского корпуса Слащову от 11 марта 1920 года говорилось:
"Не отрицаю, что чеченцы грабят, но грабят они никоим образом не больше, чем другие войска, что доказано неоднократными обысками, производимыми начальниками, не имеющими никакого отношения к Чеченской дивизии".
Четыре дня спустя чеченская дивизия наконец-то была расформирована и создана отдельная Крымская конная бригада. Однако вскоре она опять была развёрнута в дивизию во главе с тем же Ревишиным. Как свидетельствует очевидец событий А. А. Ланге (Валентинов): "Чеченцы с места в карьер принялись за старое - за грабежи".
9 июня 1920 года, узнав из показаний пленных, что в селе Ново-Михайловка сосредотачиваются какие-то конные части белых, командование 3-й кавбригады 2-й кавалерийской имени Блинова дивизии решило уничтожить противника ночным налётом. Благодаря традиционно безалаберному отношению чеченских джигитов к воинской дисциплине это блестяще удалось. На рассвете 10 июня в скоротечном бою штаб чеченской дивизии был разгромлен, а её командир генерал Ревишин взят в плен. Красные захватили многочисленные трофеи: орудия, пулемёты, автомашины. На улицах села осталось несколько сотен трупов зарубленных и застреленных чеченцев. Потери красных составили всего лишь несколько раненых.
Разгром штаба чеченской дивизии стал своеобразным венцом её бесславного боевого пути. Вскоре пленный генерал уже давал показания члену РВС Юго-Западного фронта И. В. Сталину:
"Взятый нами в плен десятого июня на Крымском фронте боевой генерал Ревишин в моём присутствии заявил: а) обмундирование, орудия, винтовки, танки, шашки врангелевские войска получают главным образом от англичан, а потом от французов; б) с моря обслуживают Врангеля английские крупные суда и французские мелкие; в) топливо (жидкое) Врангель получает из Батума (значит, Баку не должен отпускать топливо Тифлису, который может продать его Батуму); г) генерал Эрдели, интернированный Грузией и подлежащий выдаче нам, в мае был уже в Крыму (значит, Грузия хитрит и обманывает нас).
Показание генерала Ревишина о помощи Англии и Франции Врангелю стенографируется и будет послано вам за его подписью, как материал для Чичерина.
Сталин
25 июня 1920 г."
Глава 8
ВОЗВРАЩЕНИЕ БОЛЬШЕВИКОВ
Теперь трудящийся народ Чечни не только понимает строительство Советской власти, но и коммунистические принципы. Этот народ уже знает, что Советская власть - это власть трудящихся, к которым он сам и принадлежит, следовательно, он всегда готов поддержать Советскую власть.
Из резолюции съезда представителей Шатоевского
и Веденского районов Чечни, 3 февраля 1921 года
В январе 1920 года началось решительное наступление войск Кавказского фронта. К началу апреля Терская область и Дагестан были заняты Красной Армией. Настало время обустроить Северный Кавказ на коммунистический лад.