Из работы "Из дневника публициста" (сентябрь 1917 г.)
Если мы возьмем писателя Суханова из "Новой Жизни", то, наверное, все согласятся, что это не худший, а один из лучших представителей мелкобуржуазной демократии. У него есть искреннее тяготение к интернационализму, доказанное им в самые трудные времена, в разгар царистской реакции и шовинизма. У него есть знания и желание разбираться в серьезных вопросах самостоятельно… Тем характернее, что даже такие люди могут, в ответственнейшие моменты революции, по коренным вопросам ее, угощать читателя столь легкомысленными суждениями, как нижеследующее: "…Как ни много революционных завоеваний мы утратили в последние недели, все же одно из них, и быть может важнейшее, остается в силе: правительство и его политика могут держаться лишь волею советского большинства. Все влияние революционной демократии уступлено ею по собственному желанию; вернуть его демократические органы могли бы еще вполне легко; и при надлежащем понимании требований момента могли бы без труда ввести политику Временного правительства в надлежащее русло" ("Новая Жизнь" № 106 от 20 августа).
В этих словах содержится самая легкомысленная, самая чудовищная неправда по самому важному вопросу революции, и притом именно такая неправда, которая чаще всего распространялась в самых различных странах в среде мелкобуржуазной демократии и которая больше всего революций загубила. У [мелкобуржуазных демократов] действительно одна общая идейная основа: бессмысленная, без критики перенятая из обывательской среды, мещанская доверчивость к добрым пожеланиям. Ибо именно такой доверчивостью проникнуто все рассуждение Суханова. В этой мелкобуржуазной доверчивости – корень зла нашей революции.
Наверное, Суханов подписался бы обеими руками под требованием, которое предъявляет марксизм всякой серьезной политике, именно: чтобы в основе ее лежали, в основу ее брались факты, допускающие точную объективную проверку. Попробуем с точки зрения этого требования подойти к утверждению Суханова в приведенной цитате. Какие факты лежат в основе этого утверждения? Чем мог бы Суханов доказать, что правительство "может держаться лишь волею" Советов, что им "вполне легко" "вернуть все свое влияние", что они без "труда" могли бы изменить политику Временного правительства.
Суханов мог бы сослаться, во-первых, на свое общее впечатление, на "очевидность" силы Советов, на явку Керенского в Совет, на любезные слова того или иного министра и т. п. Это было бы, конечно, совсем уже плохим доказательством, вернее признанием полного отсутствия доказательств, полного отсутствия объективных фактов.
Суханов мог бы сослаться, во-вторых, на тот объективный факт, что гигантское большинство резолюций рабочих, солдат и крестьян высказывается решительно за Советы и за поддержку их. Эти резолюции, дескать, доказывают волю большинства народа. Такое рассуждение столь же обычно в обывательской среде, как и первое. Но оно совершенно несостоятельно. Во всех революциях воля большинства рабочих и крестьян, т. е., несомненно, воля большинства населения, была за демократию. И тем не менее громадное большинство революций кончилось поражением демократии. Учитывая этот опыт большинства революций и в особенности революции 1848 года (наиболее похожей на нашу теперешнюю), Маркс беспощадно высмеивал мелкобуржуазных демократов, которые хотели побеждать резолюциями и ссылкой на волю большинства народа.
Ссылка на большинство народа ничего еще в конкретных вопросах революции не решает. Одна эта ссылка, как доказательство, есть именно образец мелкобуржуазной иллюзии, нежелание признать, что в революции надо победить враждебные классы, надо свергнуть защищающую их государственную власть, а для этого недостаточно "воли большинства народа", а необходима сила революционных классов, желающих и способных сражаться, притом сила, которая бы в решающий момент и в решающем месте раздавила враждебную силу. Сколько раз бывало в революциях, что маленькая, но хорошо организованная, вооруженная и централизованная сила командующих классов, помещиков и буржуазии, подавляла по частям силу "большинства народа", плохо организованного, плохо вооруженного, раздробленного. Подменятъ конкретные вопросы классовой борьбы в момент особого обострения ее революцией "общими" ссылками на "волю народа" было бы достойно только самого тупого мелкого буржуа.
В-третьих, Суханов в приведенном рассуждении приводит один "аргумент", тоже довольно обычный в обывательской среде. Он ссылается на то, что "всевлияние революционной демократии уступлено ею по собственному желанию". Отсюда как бы выводится, что уступленное "по собственному желанию" легко и вернуть назад…
Рассуждение никуда не годное. Прежде всего, возврат добровольно уступленного предполагает "добровольное согласие" того, кто уступку получил. Отсюда следует, чте такое добровольное согласие имеется налицо. Кто получил "уступку"? Кто воспользовался "влиянием", уступленным "революционной демократией"? Крайне характерно, что этот основной для всякого, не лишенного головы, политика вопрос совсем обойден Сухановым…
Ведь в этом же гвоздь, в этом суть дела: в чьих руках на деле то, что "добровольно уступила" "революционная" (простите за выражение) "демократия". Именно эту суть дела Суханов и обходит. Далее. Может быть, в детской "добровольная уступка" указывает легкость возврата: если Катя добровольно уступила Маше мячик, то возможно, что "вернуть" его "вполне легко". Но на политику, на классовую борьбу переносить эти понятия кроме российского интеллигента не многие решатся. В политике добровольная уступка "влияния" доказывает такое бессилие уступающего, такую дряблость, такую бесхарактерность, такую тряпичность, что "выводить" отсюда, вообще говоря, можно лишь одно: кто добровольно уступит влияние, тот "достоин", чтобы у него отняли не только влияние, но и право на существование. Или, другими словами, факт добровольной уступки влияния, сам по себе, "доказывает" лишь неизбежность того, что получивший это добровольно уступленное влияние отнимет у уступившего даже его права.
Если "революционная демократия" добровольно уступила влияние, значит, это была не революционння, а мещанско-подлая, трусливая, не избавившаяся от холопства демократия, которую (именно после этой уступки) смогут разгонять ее враги или просто свести ее на нет, предоставить ей умереть так же "по собственному желанию", как "по собственному желанию" она уступила влияние. Рассматривать действия политических партий, как каприз, значит, отказаться от всякого изучения политики. А такое действие, как "добровольная уступка влияния" двумя громадными партиями, имеющими, по всем сведениям, сообщениям и объективным данным выборов, большинство в народе, такое действие надо объяснитъ. Оно не может быть случайно. Оно не может не стоять в связи с определенным экономическим положением какого-либо большого класса народа. Оно не может не стоять в связи с историей развития этих партий. Рассуждение Суханова потому и является замечательно типичным для тысяч и тысяч однородных обывательских рассуждений, что оно базируется, в сущности, на понятии доброй воли ("собственное желание"), игнорируя историю рассматриваемых партий…
Разве царь после декабря 1905 года не имел власти? И разве обстоятельства не заставили его так осторожно пользоваться властью, что он созвал две Думы, прежде чем взять всю властъ, т. е. прежде чем совершить государственный переворот? О власти надо судить по делам, а не по словам. Корень зла именно в том, что мелкобуржуазная масса самым своим экономическим положением подготовлена к удивительной доверчивости и бессознательности, что она все еще полуспит и во сне мычит: "вполне легко" вернуть назад добровольно уступленное! Корень зла в том, что "демократическая" публицистика поддерживает эту сонную, мещанскую, тупоумную, холопскую иллюзию, вместо того, чтобы бороться с ней. Если взглянуть на вещи так, как должен смотреть историк политики вообще, а марксист в особенности, т. е. рассматривая события в их связи, то совершенно ясным становится, что решительный поворот теперь не только не "легок", а, напротив, абсолютно невозможен без новой революции. Я вовсе не касаюсь здесь вопроса о том, желательна ли такая революция, я не рассматриваю вовсе, сможет ли она произойти мирно и легально (в истории, вообще говоря, бывали примеры мирных и легальных революций). Я констатирую только историческую невозможность решительного поворота без новой революции. Ибо власть уже в других руках, уже не у "революционной демократии", власть уже захвачена и укреплена.
Поворот здесь требуется и во всем положении власти, и во всем составе ее, и во всех условиях деятельности крупнейших партий, и в "устремлении" того класса, который их питает. Такие повороты исторически немыслимы без новой революции. Нечего и говорить, что надвигающийся голод, разруха, военные поражения способны необычайно ускорить этот поворот в сторону перехода власти к пролетариату, поддержанному беднейшим крестьянством.
Из работы "Удержат ли большевики государственную власть?" (сентябрь 1917 г.)
В чем согласны все направлепия, от "Речи" до "Новой Жизни" включительно, от кадетов-корниловцев до полубольшевиков, все за исключением большевиков? В том, что большевики одни либо никогда не решатся взять всю государственную власть в свои руки, либо, если решатся и возьмут, не смогут удержать ее даже в течение самого короткого времени. Если кто-либо заметит, что вопрос о взятии всей государственной власти одними большевиками – совершенно нереальный политический вопрос, что считать его реальным может лишь самое дурное самомнение какого-нибудь "фанатика", то мы опровергнем это замечание, приведя точные заявления самых ответственных и самых влиятельных политических партий и направлений различного "цвета". Но сначала два слова по первому из намеченных вопросов, именно: решатся ли большевики взять одни в свои руки всю государственную власть? Я уже имел случай на Всероссийском съезде Советов ответить категорическим утверждением на этот вопрос в одном замечании, которое мне довелось крикнуть с места во время одной из министерских речей Церетели. И я не встречал ни в печати, ни устно заявлений со стороны большевиков, что нам не следовало бы брать одним власть. Я продолжаю стоять на той точке зрения, что политическая партия вообще – а партия передового класса в особенности – не имела бы права на существование, была бы недостойна считаться партией, была бы жалким нолем во всех смыслах, если бы она отказалась от власти, раз имеется возможность получить власть. Мы не должны давать запугать себя криками запуганных буржуа. Мы должны твердо помнить, что "неразрешимых" общественных задач мы себе никогда не ставили, а вполне разрешимые задачи немедленных шагов к социализму, как единственного выхода из очень трудного положения, разрешит только диктатура пролетариата и беднейшего крестьянства. Победа и прочная победа более чем когда-либо, более чем где-либо обеспечена теперь пролетариату в России, если он возьмет власть.
Будем обсуждать чисто деловым образом конкретные обстоятельства, делающие неблагоприятными тот или иной отдельный момент, но не дадим ни на минуту запугать себя дикими воплями буржуазии и не забудем, что вопрос о взятии всей власти большевиками становится поистине злободневным. Теперь неизмеримо большая опасность грозит нашей партии в том случае, если мы забудем это, чем в том случае, если мы признаем взятие власти "преждевременным". "Преждевременного" в этом отношении быть теперь не может: за это говорят из миллиона шансов все, кроме разве одного-двух.
Что буржуазия нас так дико ненавидит, это одно из нагляднейших пояснений той истины, что мы правильно указываем народу пути и средства для свержения господства буржуазии… Вполне допускаю, что, пугая нас, эсеры сами искреннейшим образом напуганы, до смерти напуганы призраком напуганного либерала. Ваши деловые доводы, господа? Не надейтесь, что мы дадим себя напугать вашей запуганностью! Деловые доводы на этот раз мы находим только в "Новой Жизни". Она выдвинула шесть доводов: 1) пролетариат "изолирован от остальных классов страны"; 2) он "изолирован от действительных живых сил демократии"; 3) он "не сможет технически овладеть государственным аппаратом"; 4) он "не сможет привести в движение" этот аппарат; 5) "обстановка исключительно сложна"; 6) он "не способен будет противостоять всему тому напору враждебных сил, который сметет не только диктатуру пролетариата, но и в придачу всю революцию".
Довод первый изложен "Новой Жизнью" неуклюже до смешного, ибо классов в капиталистическом и полукапиталистическом обществе мы знаем только три: буржуазию, мелкую буржуазию (крестьянство, как ее главный представитель) и пролетариат. Какой же смысл говорить об изолированности пролетариата от остальных классов, когда речь идет о борьбе пролетариата против буржуазии? о революции против буржуазии? Должно быть, "Новая Жизнь" хотела сказать, что пролетариат изолирован от крестьянства, ибо не о помещиках же, в самом деле, могла здесь идти речь. Но точно, ясно сказать, что пролетариат изолирован теперь от крестьянства, нельзя было, ибо вопиющая неправильность такого утверждения бьет в глаза. Трудно представить себе, чтобы в капиталистической стране пролетариат был так мало изолирован от мелкой буржуазии – и заметьте: в революции против буржуазии – как теперь пролетариат в России. По вопросу о коалиции с буржуазией и по вопросу о передаче немедленно помещичьей земли крестьянским комитетам большевики имеют уже сейчас большинство в Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, большинство народа, большинство мелкой буржуазии.
[Кроме того] широкая масса населения угнетенных наций, т. е. масса мелкой буржуазии среди них, доверяет пролетариату России больше, чем буржуазии, ибо на очереди дня история поставила здесь борьбу угнетенных наций против угнетающих за освобождение. Буржуазия подло предала дело свободы угнетенных наций, пролетариат верен делу свободы.
Национальный и аграрный вопросы, это – коренные вопросы дня мелкобуржуазных масс населения России в настоящее время. Это неоспоримо. И по обоим вопросам пролетариат "не изолирован" на редкость. Он имеет за собой большинство народа. Он один способен вести такую решительную, действительно "революционно-демократическую" политику по обоим вопросам, которая сразу обеспечила бы пролетарской государственной власти не только поддержку большинства населения, но и настоящий взрыв революционного энтузиазма в массах, ибо впервые массы встретили бы со стороны правительства не беспощадное угнетение крестьян помещиками, украинцев великороссами, как при царизме, не прикрытое пышными фразами стремление продолжать подобную же политику при республике, не придирки, обиды, кляузы, оттяжки, подножки, увертки (все, чем награждает крестьян и угнетенные нации Керенский), а горячее сочувствие, доказываемое на деле, немедленные и революционные меры против помещиков, немедленное восстановление полной свободы для Финляндии, Украины, Белоруссии, для мусульман и т. д.
А вопрос о мире, этот кардинальный вопрос всей современной жизни. Пролетариат "изолирован от остальных классов"… Пролетариат выступает здесь поистине как представитель всей нации, всего живого и честного во всех классах, гигантского большинства мелкой буржуазии, ибо только пролетариат, достигши власти, сразу предложит справедливый мир всем воюющим народам, только пролетариат пойдет на действительно революционные меры (опубликование тайных договоров и т. п.), чтобы достигнуть как можно скорее, как можно более справедливого мира.
Господа из "Новой Жизни", кричащие об изолированности пролетариата, выражают этим только свою субъективную запуганность буржуазией, объективное положение дел в России, несомненно, таково, что пролетариат как раз теперъ не "изолирован" от большинства мелкой буржуазии. Как раз теперь пролетариат имеет на своей стороне сочувствие большинства народа. Это условие для удержания власти большевиками есть налицо.
Довод второй состоит в том, будто пролетариат "изолирован от действительных живых сил демократии". Что это значит, понять невозможно. Это, должно быть, "по-гречески", как говорят в таких случаях французы. Писатели "Новой Жизни" – народ министериабельный. Они вполне пригодны были бы в министры при кадетах. Ибо от таких министров требуется именпо уменье говорить благовидные и благоприлизанные фразы, в которых нет ровно никакого смысла, которыми можно прикрыть всякую гадость. Хлопки кадетов, Брешковской, Плеханова и К" обеспечены новожизненцам за утверждение, что пролетариат изолирован от действительных живых сил демократии, ибо в косвенной форме здесь сказано – или утверждение это будет так понято, как если бы им было сказано, – что кадеты, Брешковская, Плеханов, Керенский и К" суть "живые силы демократии". Это неверно. Это мертвые силы. Запуганные буржуазией и буржуазно-интеллигентской обстановкой, новожизненцы "живым" признают правое крыло эсеров и меньшевиков, ничем существенным не отличающееся от кадетов, вроде "Воли Народа", "Единства" и т. п. Мы же считаем живым только то, что связано с массами, а не с кулаками. "Деятельные живые силы" мелкобуржуазной демократии представлены левым крылом эсеров и меньшевиков. Усиление этого левого крыла есть один из вернейших объективных признаков того, что пролетариат не изолирован.