Не открывая тебе всей этой правды, я давал тебе возможность свалить всю вину на меня, называя меня мужчиной, в принципе не способным на глубокие чувства, не желающим открыться женщине и отдать всего себя, как ты всё это удобно именовала. Я не хотел говорить, что я действительно такой лишь по отношению к тебе и тебе подобным. Я не хотел, чтобы ты почувствовала себя ущербной (слонёнком, как я про себя называл тебя из-за твоей неуклюжести). Ведь тебе было гораздо легче обвинить меня в тотальной холодности и неспособности к любви, чем просто посмотреть на себя в зеркало. Кроме того, ты должна ценить, что моё нежелание говорить правду повредило больше мне, чем тебе, – ты получила "дни сказочного блаженства" (это твои слова), а я терял время из-за своей неспособности выносить беспиздье, я, согласившийся на оскорбительный компромисс, унижал свою душу и надругивался над своим телом. Да, я хочу того же, что и ты, но только не с тобой.
Желаю тебе множество оргазмов в обществе мужчин, а не только вибратора, и быть здоровой, несмотря на это.
"Слонёнок" направил на меня свой хоботок и окатил меня струёй слёз. Так что мне пришлось спасаться бегством.
Однако справедливости ради следует сказать, что и малопривлекательные любовницы имеют свои преимущества. Имея любовницей женщину, недостаточно привлекательную для того, чтобы появляться с ней в обществе, я её всё-таки очень ценю. Она – самая удобная любовница, она всегда готова явиться на зов, ибо у неё нет других альтернатив, ибо она всегда голодна, поскольку я её не балую вниманием, а она влюблена в меня. Когда она делает попытки пригласить меня куда-нибудь в общественное место и вообще заняться чем-либо, кроме совокуплений, я не говорю ей правды, ибо она болезненна. Я говорю, что у меня занято время то тем, то другим, что я вообще с женщинами не провожу время вне постели, что свободное время я предпочитаю делить с самим собой. Даже если она догадывается об истинной причине, то будет хвататься за мои объяснения и убеждать себя в их правдивости и тем самым ещё больше увлекаться мной как существом незаурядным, странным и т. д. А в действительности есть ли кто проще, чем я, со своими вразумлёнными страстями?
Мечтаю о чуде красоты, о том, о сём. Но любое чудо при приближении к нему превращается в одиночество. Одиночество делает жизнь осмысленной. А любовь делает жизнь прочувствованной.
Вот так расписался я сегодня. Это вместо того, чтобы роман писать, я тебе заяриваю куски раздумий.
Твой Бор.
СЕРГЕЙ – БОРИСУ
Как твоя Зоя? И также все безымянные?
Я по-прежнему занимаюсь акварелью. До масла пока руки не доходят. Понемногу растёт и круг почитателей. Много новых знакомых.
А с женщинами у меня примерно то же, что и у тебя. Тут дело не в стране, а в нашем возрасте, я думаю. Всё не то. Сейчас общаюсь с одной – имеет хорошую квартиру, музыковед. У неё два недостатка – моя ровесница и слишком много от меня хочет. А в остальном всё прекрасно. Взять бы да и жениться. Но нет – даже вообразить страшно, что расстанусь с волей и одиночеством.
Весной всегда много чего хочется, и кажется, что всё успеешь, что ещё много жизни впереди. Одолела меня идея насадить вокруг своей деревни дубы и клёны, которых там нет. Обязательно это сделаю. Во мне погибают десятки разных специалистов, и среди них – лесовод. Мечтаю также устроить там столярную мастерскую и кузницу. Но это, видимо, останется в мечтах.
Я по-прежнему пребываю в беззаботной нищете. И не собираюсь менять образ жизни, чтобы добывать мизерные материальные блага. Не хочу тратить на это считанные годы.
У тебя, конечно, не так, а у меня годы стали страшно похожи один на другой. Это бы само по себе и ничего, но из-за этого они ужасно быстро проходят. Единственное, что спасает, это мои работы, которые странным образом вываливаются из исчезающего времени и остаются. Перебирая их, скажешь себе: "А вот этого год назад не было", – и делается легче. А когда порой долго не работается, совершенно пропадает ощущение, что живёшь.
Одно из утешений от старости то, что всем выдано только по одной жизни. Будь ты хоть кто – а всё равно тебе в течение лишь одного года будет и двадцать, и двадцать один и т. д. И это – величайшая справедливость.
Растущих сроков нашей разлуки, я думаю, уже можно не опасаться. Было время, почти сразу после твоего отъезда, когда я думал, что лучше не переписываться, не травить душу. Но я не мог не отвечать на твои регулярные письма. И постепенно эта переписка стала необходимой частью моей жизни. С тех пор как я это понял, я всё время мысленно благодарю тебя, что ты тогда не дал этой ниточке порваться. Теперь же, мне кажется, даже если бы я перестал получать твои письма (не дай бог), я продолжал бы тебе писать. Разве что не так регулярно, как ты. Я привык ждать твоих писем и, если их долго нет, беспокоюсь.
Бывает, мне снятся сны с твоим участием. То я приезжаю к тебе, то ты – сюда. Сны всегда страшно тоскливые. Если я в Америке, то чувствую себя никому не нужным и всё потерявшим, а если ты здесь, то ты всегда на меня за что-то обижен и совершенно чужой. Утешаю себя тем, что так же всегда тоскливы у меня сны обо всём самом лучшем. Когда снится Белое море или Вуокса, то там обязательно серые городские дома и серые толпы людей. Очевидно, снится то, чего боишься, может быть, даже втайне от себя.
Сергей
БОРИС – СЕРГЕЮ
Ты спрашиваешь, что у меня с Зойкой. А ни хуя. А точнее – ни пизды.
Идиотка, прислала письмо с полуотклеившейся маркой – даже слюны не хватило приклеить как следует.
Я уже ей не звоню и не пишу. Осточертела. Если бы объявилась и молча развела ноги или раскрыла рот, то можно бы и кончить в неё. А остальное с ней – уже чрезмерно тошно. Чистой воды дерьмо.
Иногда у меня возникает ненависть и презрение к попавшейся в руки, и всё за то, что она совершенно не та, что надо, и за то, что ведёт себя так нагло, будто она именно та, что надо.
Последний раз позвонила она мне с неделю назад. У неё начались трёхмесячные каникулы:
– Я хочу посвятить всё время только себе, отвлечься от всего, чтобы ни о чём не думать, – закрутила она опять свою шарманку.
– Прекрасно, так и должно быть.
– А ты собираешься в отпуск?
Я знаю, что она не прочь поехать со мной куда-нибудь, а прилетать опять ко мне ей не хочется, потому что это снова ткнёт её носом в то, что она приехала только на еблю.
– Нет у меня отпуска, – говорю я ей.
А как живо я бы его организовал, если бы его провести с желанной.
– Работаю, как вол. Нет, как бык, вол – это ведь кастрированный бык.
– Точно, ведь тебя ещё не кастрировали. А как твоя личная жизнь? Шлют тебе бабы длинные любовные письма? Не понимаю, зачем тебе они, что, тебе в своём городе баб не хватает? Зачем тебе всё это?
– Ты мне столько вопросов назадавала, просто жуть. Отвечаю по порядку: личная жизнь без существенных изменений. Бабы, утолительницы голода, имеются. Длинные письма бабы засылают. В моём городе баб хватает, но они не хватают. И нужно мне всё это – затем. А как твои поиски счастья?
– Я в тебе не сомневалась. А я познакомилась с одним профессором. Умница, замечательный человек.
– Сколько ему годков-то?
– Он на двадцать лет старше.
– Ого-го! Ну, как он отбросит хвостовик, будешь весёлой вдовой.
– Если бы я на это рассчитывала, я бы какого-нибудь американца богатенького обвела. А мне этого не надо. Наш брат, сраный эмигрант, уж очень подозрительный. Всё думает, что его обмануть хотят. А мне нужны честные отношения.
– А ты с ним хоть виделась?
– Да, он приезжал ко мне на четыре дня.
– Ну, и как он в постели? Расскажи без утайки.
– Ты всё про одно и то же. У тебя есть что-нибудь святое?
– Нет. Так как он?
– Никак. Я с ним не спала.
– Четыре дня с ним жила и не спала? Не верю. Под одной крышей в твоём домике?
– Мы жили у Жоры и Сони в доме, они уехали в отпуск.
– Ну, хоть приставал он к тебе?
– Конечно.
– И как же ты удержалась?
– Очень просто.
– Значит, плохо приставал.
Тут уже она рассмеялась. Но сразу посерьёзнела, и её опять понесло:
– Да, лучше тебя нет, ты умница, порядочный и любовник прекрасный, но ты – эгоист. Тебе нужна только пизда. Больше тебе ничего не нужно. А я должна мужчине отдать всю себя, иначе мне отношения не нужны. А с тобой я не могу открыться. Я бы могла мужика найти запросто. Но мне нужны человеческие отношения. Что ты знаешь в жизни? Ты ничего не знаешь. Ничего не испытал. А я прошла через то, что тебе и не снилось. И я хочу настоящей семьи, хочу уважения, а не чтоб меня только использовали.
– Это нечестно. Ты меня использовала в той же мере, как и я тебя. Так что не делай вид, что ты, бедняжка, страдала, пока я наслаждался.
– Нет, я об этом не говорю, но я не хочу, чтобы со мной обращались, как с блядью.
– А я тебе не платил, так что не волнуйся, ты не блядь, а порядочная женщина.
– То есть ты бесплатную хочешь?
– Так точно. Ну, а когда ты со своим профессором свидишься?
– Я завтра улетаю к нему на месяц.
– Ну, замечательно! Поздравляю! Видишь, исполнилась твоя мечта. Нашла мужика, какого хотела.
– Послушай, я ненавижу эти романтичные слова – мечта и всякое там. Я считаю, что вся романтика – это подлость, это ложь. Мне нужна правда. Мне нужны человеческие отношения.
– Чего ж тут плохого? Вот исполнилась мечта – нашла мужчину, который тебя уважает, любит, как ты говоришь. А я знаю, почему ты против романтики, – ты оттого её не любишь, что в ней ебли нет. Правда?
– Ты патологический маньяк.
– Благодарю за комплимент. А что, если он ничего не сможет с тобой сотворить дельного в постели? Ты тогда прилетай ко мне на обратном пути.
– Я к тебе не прилечу. Только если вообще мужиков не будет и я буду такая голодная, что на стенки буду лезть.
– Я об этом и говорю. Ты же часто такая голодная.
– Хорошо, если такое случится, я позвоню тебе и скажу, чтоб высылал билет на самолёт.
– Э, так дело не пойдёт. Ты же сказала, что ты не блядь. Я унижать тебя и платить тебе не буду.
– А что, если на то пошло, то с тобой я буду вести себя, как блядь. Ты того заслуживаешь.
– А я думаю, что мне надо будет брать деньги с тебя. Уж слишком много ты получаешь удовольствия со мной.
– А почему бы тебе не устроиться в эскорт-сервис? Есть старые богатые бабы, которые хотят хорошего любовника. Вот и будешь деньгу зашибать и писать свои произведения.
– Я не хочу старых.
– Ничего, у тебя на деньги встанет.
– У меня и без денег встанет, но мне хочется молоденьких. Хотя бы как ты.
– Мы с тобой теперь только друзья.
– Мы и раньше были друзьями. Ты перестань думать обо мне как о потенциальном муже, и тогда тебе полегчает.
– А мне не нужен ёбарь.
– Именно он тебе и нужен. Кроме мужа, разумеется. Твой профессор с его к тебе уважением надоест тебе через две недели. Так что ты выходи замуж, а мы останемся милыми друзьями. Да, чуть не забыл – когда ты в первый раз ляжешь с профессором, обязательно вспомни обо мне.
– И не подумаю.
– Нет, ты всё-таки вспомни. Счастливого тебе пути и счастья без меня. Если это возможно.
– Наглец ты.
– Я тебя люблю.
– Ты не знаешь, что значит любить.
– Будь здорова.
– Ну, ладно, мне пора. Желаю тебе счастья в твоих творческих делах.
Я торопливо повесил трубку, потому что рядом терпеливо ждала окончания моего разговора распростёртая американка, которая ради меня решила начать изучать русский язык. Себе на голову.
Вот так-то.
Ну, а в остальном у нас тут в магазинах по-прежнему свирепствует изобилие. Изобилие, кстати, в Америке создано для того, чтобы предоставить каждому возможность сделать неправильный выбор. Но изобилие не всеобще и не повсеместно. Например, на Аляске так много мужчин и так мало женщин, что если женщина в общественном месте зевнёт, не прикрыв рукою рот, то сразу окажется с хуем во рту.
Что до духовной жизни, то население Америки помешалось на двух вещах: на святости флага и греховности аборта. У меня и по этому поводу есть свои соображения, которыми я считаю своим долгом с тобой поделиться.
В первый раз я увидел сжигание американского флага по советскому телевидению лет 25 назад, когда повествовали о жизни, слава Богу, покойного, гнусного певца Дина Рида, совершившего этот акт протеста. Помню, я поёжился от неприятного чувства, видя, как огонь хищно поедает беспомощные звёзды и полосы, которые символизируют такую великую страну. Злорадные комментарии диктора и самодовольное лицо мелкого хулигана Рида вселяли в меня ещё большее отвращение к его поступку. Ты ведь никогда телевизора не держал и газет советских не читал, так что это великое событие прошло, наверно, мимо твоего внимания.
Теперь, будучи гражданином США, я не раз видел уже по американскому телевидению сжигание флага как в самой Америке, так и за её пределами. И теперь пламя, пожирающее флаг, зажигает во мне пламя негодования.
Но вот наш президент предложил ввести поправку к конституции, которая позволит наказывать людей лишением свободы за сжигание или осквернение флага, и я стал задумываться, не противоречит ли попытка защитить флаг таким способом его свободолюбивой сути?
Если у человека есть право демонстрировать любовь к флагу, вывешивая его у своего дома, то человеку должно быть дано также и право демонстрировать свою ненависть к флагу, сжигая его, как бы омерзительно это ни выглядело для большинства. Нельзя заставлять любить что-либо насильно. И уж коль существует ненависть или неприятие, то нельзя запрещать её проявление до тех пор, пока оно не становится опасным для человеческой жизни, а обращено лишь на символ – предмет значительный, но всё же неодушевлённый.
Современный западный гуманизм основан на том, что нет ничего ценнее жизни и свободы человека. История многократно продемонстрировала, что происходит с обществом, когда в основу его морали закладывается принцип: "Цель оправдывает средства". Теперь стало известно о человеческих жертвах, принесённых во имя великих целей, мировой революции, коллективизации, построения социализма, которые тоже символизировались флагом, но красным.
И вот теперь, к счастью, в значительно меньшем масштабе, но такая же по сути тенденция возникает в Америке. Смысл её в том, что из прекрасного символа свободы решили сделать идол, которому требуется поклоняться и которому будут приноситься человеческие жертвы в форме лишения свободы, выбираемые из тех людей, которые не желают благоговеть перед этим идолом и открыто это демонстрируют.
Как так получилось, что Америка просуществовала более двухсот лет, с каждым годом становясь сильнее и свободнее, и вдруг оказывается необходимым защитить флаг, сделав его неприкосновенным, будто он живое существо? Как же до сих пор Америка сумела воспитать народ в духе патриотизма без конституционного пресечения проявлений антипатриотизма?
Почему защита флага становится настолько важной, что требуется вводить поправку к конституции, тогда как защита американских граждан от терроризма является не иначе как третьестепенной задачей, судя по неспособности американского правительства освободить американских многолетних заложников? Ответ прост: с взятием заложников мирятся значительно легче, чем с надругательством над флагом, потому что государству проще наказать того, кто осмеливается на уничтожение флага, чем того, кто осмеливается на уничтожение людей. Истинные злодеи не будут тратить время на дешёвые демонстрации по сжиганию флага, они занимаются конкретным злом – уничтожением человеческих жизней.
Флаги сжигают истеричные говоруны, никак иначе не способные привлечь внимание к своим немощным идеям. Потому-то свою беспомощность в борьбе со злодеями государству легче выместить на безопасных демонстрантах, вместо того чтобы наказать убийц, которых правительство само побаивается.
Почему бы не предложить поправку к конституции, которая бы приравнивала взятие заложниками американских граждан к объявлению Америке войны? Тогда Америка получала бы возможность предпринимать любые военные акции для освобождения своих граждан и тем самым не заниматься юридическим крючкотворством, а уничтожать террористов в бою на территории любой страны.
Не является ли желание сделать из флага идол попыткой правительства заставить себя уважать, вместо того, чтобы уважение заслужить? Ведь американцы, сжигающие флаг, заявляют, что любят Америку и её народ, а ненавидят лишь американское правительство и социальную систему.
Все эти вопросики разбудоражили меня и навели на размышление о значении флага как символа и об опасности перерождения его здоровой клетки в нарост злокачественного идола.
Президент Вудро Вильсон в свое время сказал: "Флаг – это воплощение истории, а не чувства".
Но без игры на чувствах, как известно, политики не могут управлять народом. Борьба за святость американского флага превращается в попытку установления идолопоклонства куску материи. Причем материи синтетической, поскольку для долговечности флага используются в основном синтетические ткани. И не то что поклонение хлопчатобумажному флагу было бы приемлемым, но просто искусственность ткани лишь ещё больше подчёркивает искусственность идолопоклонства ему.
С давних времён показное человеколюбие людей мгновенно исчезает, как только речь заходит об идолах, которым приносят в жертву людей. Можно подумать, что человеколюбие возможно лишь между людьми, ибо стоит возникнуть конфликту между человеком и идолом, как люди всегда встают на сторону идола. Причём если религиозные идолы наделяются божественным происхождением, то флаг-то уж, разумеется, изделие рук человеческих.
Человеческая жажда любви и её манифестации, которая всегда сдерживается обществом, так велика, что человек радостно готов приравнивать символ любви к самой любви, и, вместо того чтобы её оберегать, он бросается сооружать законодательную стену вокруг её символа.
Приведу ненаглядный примерец. Если многие родители готовы отдать за своего ребёнка жизнь, то вряд ли они будут жертвовать своей жизнью ради фотографии этого ребёнка. Родители, конечно, будут огорчены, если она будет кем-либо уничтожена на их глазах, но близость ребёнка, прижимающегося к ним, с лихвой заменит уничтоженную кем-то фотографию.
Реакция будет иной, если родители находятся в разлуке с ребёнком и единственное, что у них осталось от него, – это его фотография. В таком случае посягательство на его фотографию будет для них значительно болезненнее. Но вряд ли они будут жертвовать своей жизнью или посягать на чужую во имя сохранения этой фотографии, тем более если они знают, что скоро соединятся со своим ребёнком и будут продолжать жить вместе.
Продолжу этот пример до своей крайней точки. А что случится, если ребёнок умер и его фотография – это всё, что у родителей от него осталось? Как тогда они будут реагировать на чью-то попытку уничтожить фотографию? Тут уже вступает в силу отчаянье. Когда нет будущего, то хватаешься за остатки прошлого с таким ожесточением, которое может привести и к трагическому исходу.