Прервавшаяся было на неделю торговля разноцветными таблетками, расписными промокашками и сверкающими порошками быстро восстановила прежний оборот. Миша честно выплачивал Дэну положенный процент, но Дэн все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Ему не давала покоя незавидная участь своего предшественника. Впрочем, деньги убивают всякий страх в душе игрока, а Дэн был игрок.
Удивительно, но братья прекрасно дополняли друг друга в торговле: люди, нырявшие направо, в арку, уносили с собой купленные у Антона спиртные напитки, а люди, уходившие налево, активно приобретали запретный товар у Даниила. Обратного не случалось никогда: очевидно патриотам было прикольно затариваться бухлом у юноши с внешностью "антифа", а клубберам - синтетическими наркотиками у персонажа с обликом ушедшего на покой скинхеда.
В тот вечер Миша вручил Дэну конверт, в котором лежала пара десятков маленьких порций расфасованного по пакетикам оранжевого порошка. (Конверт этот - обычный белый замызганный конверт - почему-то всегда уже лежал перед Мишей на столе, когда Дэн входил в помещение. Миша всегда просил передавать ему деньги за товар в том же конверте, который Дэн клал перед ним на стол. Дэн ни разу не рискнул поинтересоваться причиной этой маленькой странности.)
- С какой телегой толкать? - поинтересовался Дэн, взяв со стола конверт.
- Текст такой, - деловито разъяснил Миша. - "Вроде обычной кислой, только прет пару суток, причем по-черному. И приход тормозной - часов через шесть накроет, не раньше. Экспериментальная партия - хохлы делают на основе генетически модифицированных апельсинов". Если скажут что-нибудь вроде "Так ведь крышу снесет!", отвечай что-нибудь вроде "Так ты ж этого и хочешь!".
- Но ведь и вправду, блин, снесет! - ужаснулся Дэн.
- Ну и пусть сносит, - хмыкнул Миша. - Тебе что, этих уродов жаль? Они же все пидоры, даже те, что с бабами спят.
Пидоров и наркоманов Дэн не любил и жалеть их не собирался. С конвертом в кармане он вернулся на рабочее место.
Открыв дверь, он поморщился, словно от неприятного запаха. В уши ему ударил блеющий голос Бориса Гребенщикова.
- Антон, б**дь, выключи немедленно этого пидора! - рявкнул он.
Брат неохотно потянулся к магнитоле и нажал на выключатель.
- Углук, сколько раз я просил называть меня Антинеором? - обреченно сказал он.
- Я не Углук, а Дэн - понял, урод! - отозвался старший.
С этой перепалки уже лет как восемь начиналась каждая встреча братьев.
- И вообще - что хочу, то и слушаю, - заявил Антон.
- Ты на работе! - повысил голос Дэн. - Помни, блин! Слушаешь тут говнорок всякий, еще клиентов отпугнешь.
- Я бы на твоем месте помолчал насчет клиентов, - огрызнулся Антон. - Ты, что ли, кассу делаешь?
На этот риторический вопрос у Дэна не нашлось достойного ответа: разумеется, он никогда не засвечивал ни перед братом, ни тем более перед владельцем ларька своего параллельного бизнеса. Товар он вкладывал внутрь пустых сигаретных пачек, деньги клиенты подавали ему свернутыми в тугую трубочку, так что со стороны все выглядело вполне невинно. Проблема состояла лишь в том, что сигареты - не водка, много на них не наваришь, так что приходилось молча сносить упреки брата, который скрывал от хозяина полную профнепригодность своего родственника.
- Да и по сути ты не прав, - продолжал Антон. - Фашистам твоим, между прочим, БГ очень даже нравится. Они одну песню даже поют, только слова переделали:
Есть город золотой
Под небом голубым,
Там нет жидов и ниггеров,
Там русские живут…
- Совсем мозги спалил, наркоман проклятый! - поморщился Дэн. - Несешь черт знает что! У всех братья как люди, один ты - урод. А все из-за наркоты!
Антон сталкивался с наркотиками единственный раз в жизни, во время слета лесных эльфов, на котором он съел за компанию со всеми десяток чахлых подмосковных представителей рода psilocybe. То ли у Антона был специальный организм, то ли псилоцибин в грибах оказался паленый, азербайджанский, но всю ночь, пока его друзья беседовали с деревьями и возвращались к корням, он проблевал за ближайшим кустом.
Впрочем, он знал, что возражать брату в такие минуты бесполезно. О вреде наркотиков Дэн мог говорить долго и вдохновенно - особенно в те дни, когда он получал от Миши новую порцию товара.
- Ты пойми, брат, - вещал Дэн, - я эти, б**дь, наркотики ненавижу. И знаешь почему? Думаешь, вред здоровью и все такое? Да срал я на здоровье этих уродов, которые ими травятся! Не в том дело: от водки тоже здоровья не прибавляется. Дело в том, что наркоман - это не человек. И понятия у него все нечеловеческие. Вот выпьет нормальный мужик водки и ведет себя по-людски: к бабам клеится, морду бьет, до**ывается до каждого встречного - в общем, отдыхает. А наркоман в уголок сядет и что-то там себе думает. Или трясется под свой тыц-тыц, пока кони не двинет. Ведет себя не как часть общества, одним словом…
- Брат, ты прав, - поспешно согласился Антон. - Только слушай, я жрать очень хочу. Давай я в пельмешку сбегаю, а ты постоишь? А потом про наркотики дальше рассказывать будешь…
Дэн недовольно поморщился. Он очень не любил, когда ему мешали убаюкивать нечистую совесть. С другой стороны, требовалось срочно расфасовать товар по сигаретным пачкам.
- Ладно, вали, урод! - буркнул он. - Аллах Акбарович не появлялся? (На самом деле Ахундова звали Алхан Анварович, но об этом помнил только он сам и его старенькая мама в Гяндже.)
- Звонил на трубу, - сообщил Антон. - Говорил, что выручку сегодня ближе к полночи снимать будет.
- Ясно, - промычал Дэн. - Давай вали, да покороче!
Недовольно пробормотав вслед удалявшейся братской спине: "Пробило с наркоты-то на хавку козла", Дэн приготовился распихивать оранжевый порошок по пустым пачкам из-под "Пэл Мэл".
На душе было неуютно. Дэн никак не мог отделаться от ощущения, что Миша как-то странно на него посмотрел. С одной стороны, с такой крышей, как Миша, сам черт был не страшен, но с другой - Дэн предпочел бы иметь проблемы именно с чертом, а не с Мишей. "Пэл Мэл" явно больше не канал - если кто заложит, то именно в него и сунут нос в первую очередь. И тут Дэна осенило: схватив бутылку "Миллера", он открутил крышечку и всыпал внутрь оранжевый порошок, который моментально растворился: не пришлось даже взбалтывать. Затем Дэн с усилием нахлобучил крышечку на горлышко. "Эврика!" - воскликнул он про себя, хотя использовал для выражения этой мысли совсем другое русское слово. Вскоре все имевшиеся в наличии в ларьке бутылки "Миллера" в количестве одного ящика претерпели подобную же процедуру. С облегчением вытерев ладони о брюки, Дэн начал искать место, куда бы спрятать хитрое пиво.
Таковое обнаружилось за стулом, на котором обычно восседал брат. Задвинув стул назад, Дэн просиял. До открытия "Конвульсии" еще оставался целый час. До приезда хозяина и того больше. Недолго думая, Дэн запустил руку в денежный ящик: наощупь должно было с лихвой хватить на час игры по крупной в ближайшем игровом зале. Засунув деньги в конверт, Дэн испытал облегчение. Даже если он проиграет все до последней копейки, выручки от реализации товара с лихвой хватит, чтобы покрыть недостачу.
Стоя в пробке у выезда на Митино, Миша в последний раз взвешивал в голове все детали продуманной им операции. Ключевую роль в ней предстояло сыграть обыкновенному замызганному белому конверту. Несмотря на свой затрепанный вид, конверт имел на себе отпечатки только двух человек - Даниила Углакова и Викентия Зямзикова. При наличии внутри конверта крупной дозы синтетического наркотика совокупность данных навела бы даже самого туповатого следователя на совершенно однозначную схему реализации запрещенных препаратов в окрестностях клуба "Конвульсия". А то, что подобные препараты реализовывались, стало бы очевидным после событий, которые сегодня ночью должны были разыграться в клубе. С Зямзиковым пора было кончать. Даже у неразборчивого по долгу службы Миши нелепая фигура вождя "Золотой орды" - нечесаные лохмы и борода, сомнительные татуировки на бицепсах, дурацкий архиерейский крест на шее - вызывали непроизвольное отторжение. С таким вождем о публичности не приходилось и мечтать. Зямзиков принадлежал прошлому. Современному национал-патриотизму полагалось иметь другое лицо. Например, такое, как у этого верткого малого Хрякина, всегда хорошо причесанного и гладко выбритого, владеющего приятным парикмахерским обращением. "Однозначно", - решил Миша и, газанув, ловко вписался в щель между "газелью" и замешкавшимся "гольфом".
Как только Антон вернулся из пельменной, Дэн перепоручил торговую точку брату и направился легким шагом туда, где неутомимо крутятся колеса фортуны.
Дождавшись, когда брат удалится на безопасное расстояние, Антон включил Гребенщикова и полез в тайник за стулом. К его изумлению он обнаружил в углублении впиханный туда ящик "Миллера". Вернув пиво на стеллаж, Антон поспешно кинулся проверять тайник - не порылся ли там брат. Вскоре он успокоено вздохнул: заветная тетрадь лежала на месте, запечатанная для надежности воском.
Взяв гелевую ручку, Антон открыл тетрадь на последней исписанной странице и сделал глубокий вдох. Трепет творчества охватил его тело, волшебный, тайный мир предстал перед его очами. Голова его парила среди облаков, а где-то в бездне, рядом с подошвами его кроссовок, ползали карлики, в которых любой микробиолог распознал бы Дж. Р. Р. Толкиена, Р. Желязны, Н. Перумова и С. Лукьяненко.
Вонзив перо в страницу, Антон продолжил:
"…и вот что еще я скажу тебе, Гурбунд, - тот, кто истинно служит Темной Силе, ближе нам, Светлым, чем тот, кто продает себя за деньги, власть или подчинившись духу века.
- Твои слова звучат для меня странно, премудрый Ахинеон! - изумился Гурбунд, взирая на величественную фигуру мага, сжимавшую в руке светоносный посох. - Разве не учили нас унунуры, что Тьма и Свет никогда не смешиваются?
- Ты хорошо усвоил уроки унунуров, воин! - улыбнулся маг. - Но знай, Свет может впасть в Тьму, и Тьма узреть Свет, но тот, кто предпочитает прозябать в разделяющей их серости, становится добычей скитающихся демонов-самозванцев, искушающих ложью и миражами. Им уготована страшная участь, которая настигает их причудливыми путями.
И с этими словами величественная фигура старца растворилась под сводами пещеры, оставив Гурбунда в глубочайшей задумчивости".
В это мгновение в закрытое окно ларька, на котором висела табличка "Открыто", постучали. Неохотно спрятав тетрадь на место, Антон открыл форточку. Стучался хорошо знакомый Антону патриот: верткий и кудрявый, как пудель. Рядом с ним стояли пара патриотов покрепче, явно привлеченные в качестве тягловой силы.
- Значит так, клоун, - протявкал пудель. - Мы сегодня гуляем. Десять "Богородской" по ноль семь, четыре ящика "Балтики" и два - "Миллера". Это для вождя, он у нас говна не пьет.
- "Миллера" только один остался, - сообщил Антон.
- Ну давай один, - неохотно согласился золотоордынец.
КОНЕЦ
2006
Бог больше не живет в ЖЖ
Однажды Бог подумал: "Почему бы Мне не завести аккаунт в Живом Журнале?"
"В конце-то концов (так думал Бог), это вполне современный способ общения с людьми - ничем не хуже огненного столпа или горящего куста (кстати, отличная идея для Моего юзерпика!)".
Первые же посты нового юзера привлекли внимание ЖЖ-сообщества. "Прикольный виртуал!" - писали друг другу ЖЖ-исты. Очень быстро Бог стал сначала тысячником, а потом и пятитысячником. Он отвечал на вопросы, отзывался на молитвы, вступал в полемику и даже не банил нахалов, писавших под Его откровениями о Страшном Суде и будущем Вселенной "ниасилил", "боян", "афтар, выпей йаду!" и "учи матчасть!" Он, невзирая на Свое всеведение, каждое утро запоем читал френд-ленту, как-то даже позабыл за этим делом вовремя вывести солнце из-за горизонта.
Однажды утром он с большим удивлением обнаружил в своей почте письмо из Abuse Team. "Дорогой друг, - писала Abuse Team, - на Вашей странице систематически публикуются материалы, оскорбительные для морали, нарушающие приватность других пользователей, возбуждающие расовую и религиозную рознь, гомофобию и классовую вражду". Сначала Бог возмутился, затем на мгновение задумался о том, не перенести ли аккаунт к Мише Вербицкому, потом решил не сдаваться. Написал пост, в котором призвал всех людей доброй воли выступить на Его защиту.
Ничего не помогло - через три дня аккаунт Бога был удален с сервера. (Позже выяснилось, что настучала в эбьюз-тим группа атеистов и фундаменталистов, сколоченная каким-то то ли satana, то ли shaitan. Поговаривали, что под этим именем в реале обретался Папа Римский или Патриарх или они оба вместе).
Та ночь на планете Земля была страшной. Несколько ураганов сформировались на севере Карибского моря и, сметая все на своем пути, обрушились на побережье Флориды. Пара крупных метеоритов вонзилась в пегматитовый щит Скандинавии. В Лондоне вспыхнуло Вестминстерское аббатство.
Ближе к утру Бог несколько успокоился. В конце концов, он сам сотворил этих существ из малой капли и знал, чего они стоят. Он посмотрел вниз, на Землю. В свете утренних лучей его творение было прекрасным. Где-то в диких горах мальчик пас коз. Он только что совершил фаджр, как учил отец, а теперь чистил АКМ. Автомат был памятью об отце, который стал ("Инша-Алла", - приговаривал мальчик перед тем, как подумать это) шахидом два года назад. Мальчик ничего не знал про Живой Журнал, и это тоже было прекрасно.
"Джабраил!" - подумал Бог. Архангел возник по Его велению, неизбывно прекрасный. Радуясь умению отчасти угадывать мысли Единого, он спросил:
- Уничтожить Портленд?
- Да нет, - ответил Бог, - это их не спасет. Скажи, как давно в последний раз ты воплощался в пылающий куст?
2006
Чтиво
"И отсекаю все лишнее…"
О. Роден, скульптор
Сидя на канапе, графиня слушала, как в камере-обскуре потрескивает магний, в то время как Жан отчаянно пытался наладить модную игрушку. Графине хотелось понять, откуда капитану известно про то, что Звездочка растянула себе бабки - видно, кто-то из конюхов оказался без меры болтлив. А ведь бедняга заложил дом - да и не только дом - кто бы мог это подумать? - все, все, что оставил ему престарелый Граф. Зачем? Зачем ему этот отчаянный риск?
- Ведомы ли нам все тайны, скрытые в натуре? - рассуждал между тем вслух Жан. - Если мы полагаем, что да, то мы просто пытаемся уподобить себя демиургу, который замочил кусок глины, дабы сотворить из него разумных тварей. Но сталкиваясь со стихийными элементами, мы понимаем, что отважились играть в опасные игры, подобно детям, которые полагают, что небесный отец не станет их журить. Увы! Скорее какая-нибудь оплошность в расчетах…
Графиня не слушала. "Сперва шикарная шестерка вороных, затем Звездочка… Я подставила себя под удар молвы, хотя мне сказали, ей-богу, что за ценную лошадь он готов стать даже под прямую наводку мортиры". Она вспомнила, что де Мирье ее звали завтра в оперу. Когда же эти глупцы оставят ее в покое. И любимая бонбоньерка к тому же раскололась… За дверью послышались шаги, кто-то из слуг посмотрел в щель между портьер, словно в глазок. В вечерней тишине поместья были слышны пасторальные звуки. Козел проблеял где-то вдалеке.
- Куда я денусь от людской молвы? - сказала громко графиня, не заботясь о том, что подумал Жан. Шесть месяцев под грузом терзаний, следствием одной роковой минуты страстей, измотали ее нервы, и в последнее время ей самой хотелось положить этому конец. Раньше, когда дела капитана еще не пришли в упадок, простые, ясные перспективы дамского счастья представлялись ей, но то, что это ожидание будет тянуться так долго… Словно по тонкому льду идешь через Сену, - думала она, - сделаешь неверный шаг и провалишься туда, где поджидает позор на весь Париж, туда, откуда нет возврата.
Хотелось ей вольной жизни - и муж умирает (хотя в преждевременной смерти его отчасти и ее вина - не уберегла от распутных парижских девок, от пагубного азарта, от ветра в голове. Воспоминания нахлынули и тут же дали другой ход мыслям). А может, и не было никакой любви, и все дело в желании стать владельцем шестерки вороных? Из разговоров с Жюли она знала, что от тех, кто еще ни разу не вращался в изменившемся после Реставрации свете, тех, кто провел бурные времена на службе в заморской колонии, не во Франции, нюхнул там пороху, уже обагрил в крови пальцы, трудно ожидать любви без расчета.
Графиня обмахнулась веером, подарком персидского посланника Сефер-бабы.
- Диавол, вот в ком все дело! - продолжал разглагольствовать Жан. - Я только что вспомнил, какие величественные сцены у Мильтона…
Графине было душно, она закатывала глаза, но Жан ничего не замечал…
- Роза, мистическая роза, все чаше и чаще я возвращаюсь мыслями к ней. Не исключено, что мы живем в последние недели перед концом света. Тем, кто упорствует в гордыне, стоит вспомнить, как скрутили архангелы Люцифера железными цепями, как вопила Лилит, что сидеть ему весь век в огненной тюрьме, страдая от невообразимого горя, которого ни одна живая душа не ведала. А ведь все могло быть иначе. Роза, мистическая роза всепрощения, знала все заранее до начала времен. Да что там знала, она помогала ему, пыталась подсказать путь спасения, но…
"Стричь, стричь плотную зеленую бумагу, - как-то невпопад подумала графиня, - и складывать… Я стала похожа на глупую куклу, дикие мысли мне приходят в голову! Это все духота".
Тут она заметила, что в комнату вошла породистая борзая сука, роняя слюну.
"Опять камердинер не покормил", - подумала графиня. "Да она не слушает! - догадался Жан. - Что-то сестра сильно сдала в последнее время. Все эти кавалеры, которые вьются вокруг по мелкому расчету… Порядка в доме никакого, и собака вот гуляет, будто не знает, где у нее подстилка. Думает ли сестра хотя бы иногда о мистической Розе, о том, что скоро всех нас поставят перед лицом Страшного Судии?"
Жан отошел к стенке, не зная, о чем спросить у совсем уже побледневшей сестры. Вдруг упадет в обморок, с нее станется.
"Вот он - конец света! - думал он. - Завтра падать в обморок будет уже некому. И римская курия просчиталась, не спасет ее капитолийская волчица!"
"У них нет доказательств, нет! - думала графиня. - Один слух ничего не докажет…"
Внезапно раздался грубый стук - непонятно откуда, стучали не в дверь. Жан, который было слегка успокоился, машинально взял в руки растрепанную книжонку, какую-то белиберду, из тех, что любят читать в метрополии - про красивую жизнь и сильные страсти в диких странах.
Читать эту чушь ему совсем не хотелось… От нечего делать он стал рассматривать страницы и увидел, что словно кто-то начал замазывать у него на глазах отдельные слова карандашом, словно хотел посмотреть, что из этого получится.
"Завтра снова на допрос", - подумалось Жану.