Утверждение "советского" гимна мотивировалось именно необходимостью преодолеть раскол в обществе, но усилия власти, направленные, так сказать, на объединение вокруг нее всех течений существующей культуры представляются более или даже гораздо более важным актом.
В прошедшем году я присутствовал на церемонии присуждения Солженицынской премии В. Распутину и, признаться, был даже удивлен, что в зале были собраны деятели культуры едва ли не всех – в том числе прямо противоположных – направлений. И в произносимых там речах так или иначе выразилось стремление преодолевать "раскол".
Что касается власти, для нее наиболее важно, конечно, привлечь к разработке экономико-политической программы развития страны ученых и идеологов разных направлений, но и ее внимание к культуре не может оставаться явно "выборочным", как это имеет место сейчас. Телевидение считается всецело "независимым", но нет сомнения, что власть располагает средствами для установления на экране "равноправия" различных научно-идеологических и культурно-художественных сил. Нетрудно доказать, что нынешний телеэкран весьма "одноцветный".
Корр.: То есть пришла пора вновь объединяться с теми, кто осенью 93-го требовал "раздавить гадину" патриотизма? Раз они патриотам все простили и у них в очередной, двадцать пятый раз "открылись глаза"? На каком основании, по-вашему, Вадим Валерианович, вообще может происходить подобное объединение?
В. К.: Я никогда не подам руки ни одному из подписантов памятного "расстрельного" письма Ельцину от "представителей творческой интеллигенции" – письма, которое спровоцировало убийства и кровь. Разумеется, с этими людьми ни на какой основе я лично объединяться не могу. Но мне очень хочется надеяться на то, что новый президент в конце концов разберется в происходящем и выберет новый курс, не похожий на тот, которым страна шла последние десять-пятнадцать лет.
Что же касается оснований для объединения, то здесь можно сказать следующее. Вот стоит дилемма: социализм или капитализм. К великому сожалению, мало кто знает о том, что наиболее глубокие и серьезные умы XX века считали социализм неизбежностью. Причем именно в силу совершенно непомерного развития всякого рода конкуренции и анархии. Еще в марте 1993 года в газете "Экономика: сегодня и завтра" было напечатано мое послание тогдашнему премьер-министру Черномырдину. Мне известно, что этот разворот был положен ему на стол, но никакой реакции, конечно, не последовало, видимо, в силу тех причин, о которых я уже упоминал выше. Между тем в этом своем послании я приводил высказывания западных авторитетов: и тех, кто считает капитализм светлым будущим человечества, и тех, кто говорит о неизбежности социализма. При этом апологетами капитализма, как правило, выступали мыслители "второго ряда" – такие, как Фридман или фон Хайек. А вот что говорили наиболее глубокие умы XX века. Вот, скажем, немец Мартин Хайдеггер в 1969 году совершенно определенно заявил: "Что касается будущего, то я больше уверен в социализме, чем в американизме". Причем, заметьте, это говорит человек, который был религиозным мыслителем и причин защищать социализм у него не было. Точно так же в 1976 году другой крупнейший западный мыслитель, англичанин Арнольд Тойнби, сказал: "Я полагаю, что во всех странах, где максимальная частная прибыль выступает как мотив производства, частнопредпринимательская система перестанет функционировать. Когда это случится, социализм в конечном итоге будет навязан диктаторским режимом". Из последней фразы, кстати, ясно видно, что Тойнби был вовсе не в восторге от социализма – он просто говорил о нем, как о неизбежности. И, наконец, приведу слова человека, который провел часть своей жизни в ГУЛАГе, тоже одного из крупнейших наших мыслителей, Алексея Федоровича Лосева. Уже в 1985 году он заявил и, кстати, не в печати, а в очень узком кругу: "Куда двигается человечество? Дальше идет то, что противоположно индивидуализму. А именно: общественность и коллективизм, то есть социализм". И когда их размышлениям противопоставляют высказывания идеологов гораздо более низкого уровня и к тому же, не исключено, попросту ангажированных – это не может убеждать.
Корр.: Но, Вадим Валерианович, сколько бы ни спорили философы о должном, они отталкиваются от сущего и сверяются с ним. Приведенные вами мнения действительно глубочайших мыслителей современности могут быть оспорены и оспариваются, исходя из новых реалий. В частности, развал СССР никак не может быть отнесен к достижениям социалистической модели развития. А капитализм, по мнению многих авторов, сегодня получил иное измерение: глобального постиндустриального, информационного общества, основанного на новых экономических моделях, которых не знали еще полтора десятка лет назад и к которым неприменимы прошлые знания. Как бы вы прокомментировали подобные утверждения?
В. К.: Знаете, у меня в жизни сорок лет назад была встреча с Михаилом Михайловичем Бахтиным, которую я склонен рассматривать как дар судьбы. Бахтин был старше на 35 лет, то есть годился мне даже не в отцы, а в деды. Можно сказать, что этот человек, лично знавший Бердяева и Розанова, переживший и 1905-й, и 1914-й, и 1917-й годы, и годы гражданской войны, и коллективизацию, и войну, – он в каком-то смысле передал мне идейную эстафету русской традиции. Во всяком случае, свои размышления о России и мире я с начала 60-х годов, когда произошла наша первая встреча, всегда сверяю с фундаментом этой традиции. И, в частности, благодаря общению с Бахтиным я отделался от одного из самых распространенных, вздорных и вредных мифов – мифа о прогрессе. Все вы его хорошо знаете: будто мир все время совершенствуется и что бы ни происходило – это все равно к лучшему. На самом деле – таков закон и человеческого общества и Вселенной – никакого прогресса нет.
Корр.: Здесь, видимо, наблюдается какая-то взаимосвязь современных, якобы "научных" представлений о мире и обществе – раз во Вселенной царит энтропия, то в обществе для справедливости и равновесия должен царить прогресс.
В. К.: Не исключено. Но истина в том, что любые приобретения в то же время являются и утратами, все уравновешивается. Можно привести такой элементарный пример. Когда мне было 15–16 лет, у нас появился первый антибиотик, пенициллин. Тогда казалось: все, любые болезни будут побеждены. А оказалось, что более-менее регулярное использование пенициллина приводит к ослаблению иммунной системы, и человек, наоборот, оказывается беззащитен перед любой заразой, самой ничтожной. Впрочем, перейдем от суждений к практике. Чтобы не перегружать читателей цифрами, ограничусь самыми неоспоримыми фактами. Лет пятьдесят назад в США государственный бюджет составлял около 10 % валового внутреннего продукта. Сейчас он составляет около 40 %, причем США считаются оплотом и образцом экономического либерализма. Что касается Швеции, то там через госбюджет перераспределяется более 60 % ВВП. Как считают квалифицированные эксперты, подобное общество уже нельзя считать капиталистическим. Самое интересное, что в Швеции достаточно много людей, в частности такой известный идеолог Литторин, которые категорически возражают против подобного усиления роли государства в экономике, считают, что Швеция идет к гибели. Но одно дело – идеологи, а другое дело – реальный ход истории, который именно таков. Причем если сравнить показатели США и Швеции с нынешним российским бюджетом, который составляет 20 миллиардов долларов, то можно сказать, что у нас государства просто нет как экономического субъекта. Если бы эти 20 миллиардов составляли 40 % или тем более 60 % от ВВП, как в самых передовых, по нынешним представлениям, странах мира, мы бы все уже давным-давно вымерли. Следовательно, существует определенный вакуум государственной власти, занятый, кстати, теми же "олигархами". Поэтому позиция Путина по отношению к ним и не может быть иной – только медленное возвращение государства к исполнению утраченных функций.
Корр.: Да, по ряду источников, за рубеж утекают ежегодно суммы, в полтора-два раза превышающие официальный госбюджет. И не исключено, что люди, контролирующие эти потоки, реально значат в нашем обществе гораздо больше, чем президент и правительство вместе взятые.
Что же касается ВВП, то существуют индексы ООН, согласно которым минимальный ежегодный доход на душу населения не должен быть ниже тысячи долларов США. В наших климатических условиях этот индекс смело можно умножать в полтора-два раза.
В. К.: Наверное. Но если даже принять цифру в тысячу долларов, то ВВП России остается на уровне 145–150 миллиардов, а это значит, что государство перераспределяет несоразмерно малую часть общественного продукта. Мы все время говорим, что новая Россия идет по пути цивилизованных стран. Но на деле получается, что мы идем в сторону прямо противоположную тому, куда движутся те же Соединенные Штаты, или Швеция, или любая другая западная страна. И второй факт. У нас почему-то считают, что в тех же "цивилизованных" странах существует полная свобода рынка. Но вот в 1991 году у нас была издана книга, в сущности, даже не исследование, а справочник по рынку самых развитых западных стран, где были собраны данные примерно по двум десяткам стран. И выяснилось, что везде существует строжайший контроль за розничными ценами на товары, входящие в потребительскую корзину. И за нарушение предписанного потолка цен предусмотрены самые жестокие наказания, вплоть до изъятия лицензии на торговлю. Разумеется, это не касается предметов роскоши – там никаких ценовых ограничений нет. Из этих фактов следует, что до 1985-го, 1991-го, даже 1993-го годов наша страна была значительно более цивилизованной, чем сейчас.
И теперь я вернусь к словам Хайдеггера, Тойнби, Лосева и других людей, высказывавших аналогичные взгляды, поверьте, их достаточно много. Дело в том, что нынешняя глобализация мировой экономики, когда свобода передвижения капиталов привела к тому, что гигантские суммы денег буквально за несколько часов могут быть закачаны на территорию какой-то страны и выкачаны из нее, создает крайнюю нестабильность мировой экономики. Иногда считают, что так поступают Соединенные Штаты Америки. Это неверно, через США действует транснациональный капитал.
Корр.: Вы абсолютно правы, Вадим Валерианович. Мало кто знает, что небезызвестный Джордж Сорос создал свой первый фьючерсный фонд в том же самом 1969 году, когда Хайдеггер заявлял о неизбежности социализма, на деньги анонимных инвесторов из Европы.
В. К.: Экспорт Америки на 50–60 % ниже ее импорта, и разница покрывается за счет эмиссии долларов. Более того, США даже ухитряются оставаться с прибылью в 500 миллиардов долларов, а это означает уж совсем фантастический рост долларовой массы, что неизбежно ведет к крушению всей мировой финансовой системы. В этих условиях, я думаю, России следует проводить политику разумной изоляции от неустойчивого мирового финансового рынка. Нам сегодня нельзя существовать без своего рода экономического занавеса, защищающего страну от экономической глобализации – иначе полностью погибнет и промышленность, и сельское хозяйство. Погибнет по той простой причине, что у нас иной климат, иное пространство, чем в любой развитой стране мира.
Конечно, мне могут возразить, что до революции Россия жила в условиях мирового рынка без всякого "железного занавеса". Да, но при этом забывают или не знают того, что в 1913 году внутреннее потребление России выражалось цифрой в 71 миллиард рублей, а рыночный оборот составлял всего-навсего 7 миллиардов – остальное приходилось на натуральное хозяйство и прямой продуктообмен. То есть крестьянин шел чинить плуг и нес кузнецу, допустим, поросенка. Капитализм эту защитную оболочку неминуемо разрушал. Возможно, в этом тоже заключалась одна из неявных причин революции 1917 года. Разумную экономическую изоляцию, конечно, нельзя, да и невозможно в нынешних условиях дополнять идеологической или политической изоляцией. Кстати, поведение Путина в этом отношении практически безупречно: он осуществляет контакты на высшем уровне и со странами НАТО, и с Корейской народно-демократической республикой, и с Индией, и с Кубой, и с Китаем, и с Ираном. Эта политическая глобализация, в отличие от экономической, как раз представляется мне полезной, потому что Россия действительно евразийская страна, расположенная между Западом и Востоком, мы очень много вобрали в себя из бытия и духа того и другого, и у нас, если хотите, объективно больше возможностей для участия в глобальном политическом процессе, чем у какой-либо иной страны.
Здесь важно сказать и о том, что, говоря о будущем социализме как единственной естественной перспективе для России, я вовсе не считаю его идеальным или образцовым общественным строем. У него, как и у капитализма, есть свои плюсы и свои минусы. К тому же реальный социализм, который существовал в советское время, был чрезвычайно далек от представлений Маркса и Энгельса. Например, хотя бы потому, что они считали одним из непременных условий социализма постепенное отмирание государства. У нас же, напротив, наблюдалось почти полное огосударствление всех экономических функций общества, и даже так называемая "теневая" экономика находилась под контролем правоохранительных органов. С тем же успехом этот социализм можно назвать государственным капитализмом. Да, по словам Ленина, командные высоты должны быть в руках государства. Другое дело, что сфера, например, бытовых услуг или розничной торговли по определению не может находиться в руках государства, но только под строжайшим контролем уровня цен и качества оказываемых услуг.
Корр.: Но ведь государство не абстрактно. Говоря словами того же Владимира Ильича, оно представляет собой машину господства одних классов или групп населения над другими. Возникает вопрос, какие группы представляет, в чьих интересах действует нынешний президент России Владимир Владимирович Путин.
В. К.: Я, наверное, недостаточно информирован и не вхожу ни в какие властные круги, чтобы решать подобные вопросы. Я, конечно, многое слышал об этом, но делиться подобными слухами считаю совершенно необязательным. Дело ведь в том, куда идет Россия, а не в том, куда ведет ее Путин. Я сознательно ограничиваюсь двумя утверждениями. Во-первых, в отличие от Ельцина, Путин способен понять, что происходит со страной и что нужно сделать, чтобы спасти ее от гибели. А во-вторых, он ведет себя осторожно, и без этого, кстати, нельзя. Быстро здесь ничего не сделаешь: слишком огромная и неповоротливая страна, и какие-то очень резкие сдвиги в любую сторону способны окончательно ее добить. Но уже в наступающем году, например, вполне возможен возврат к планированию экономики – эта тема всерьез начала обсуждаться и в средствах массовой информации, и в институтах власти. Современная экономика вообще невозможна без планирования на всех уровнях производства, распределения и потребления – это доказывает опыт всех экономически передовых стран мира, от Японии до США.
Корр.: Вадим Валерианович, вы отметили определенную тенденцию к объединению и преодолению общественного раскола, который доминировал в период 1992–1999 годов. Разумеется, этот раскол не мог существовать без определенного конфликта ценностей, причем конфликта сложного, в котором взаимодействовали три главных вектора. В свое время они были условно обозначены как системность, целостность и интеграция. Имелись в виду, соответственно, внутренняя, системная форма государства, система Советской власти; целостность нашего государства и общества, а также его включение, интеграция в мировую экономику. Теперь, по прошествии десяти лет, стала очевидной недостаточность любого из названных векторов, да и всех их, вместе взятых. Те иллюзии, которые привели к советской и русской катастрофе, кажется, изжиты. Ни нового западного рая, ни обещанного рая коммунистического наша страна не обрела, зато люди в массе своей перестали надеяться на чудо, стали ценить свою работу как единственный способ что-то изменить и чего-то добиться в жизни, стали иначе относиться к собственному государству, действия которого являются единственным способом защитить их от конкуренции на мировом рынке, обеспечить выживание и развитие России. Не кажется ли вам, что Путин выражает в первую очередь настроения и надежды этого очень широкого, очень разнородного, но и взаимодополняющего слоя наших сограждан?
В. К.: Возможно, отчасти это и так. Но я не думаю, что русские люди в массе своей сильно изменились за последние годы, стали думать и действовать как-то иначе. Я повторю, что существует тысячелетняя Россия, без которой не было бы и Советского Союза, что Гитлера победил тот же народ, который победил Наполеона. Другое дело, что якобы в интересах интернационализма долгое время подавлялась историческая память русского народа, и дело доходило до абсурда, до позора, когда 600-летие Куликовской битвы, например, праздновалось только на местном уровне, в Тульской области, чтобы, дескать, не обижать татар. Не знаю, делалось это с умыслом или от незнания реальной истории. Ведь под началом Дмитрия Донского сражались и русские, и татары, и литовцы. То же самое наблюдалось и в войске Мамая, с присоединением даже европейских отрядов.
Но Россия – такая страна, которая всегда надеялась на кого-то: на батюшку-царя, на "отца народов", на кого угодно. Именно поэтому у нас чрезвычайно редок тип человека, который может быть настоящим предпринимателем. Либо это человек, который ждет, что его накормят, оденут, дадут жилье и работу, либо это тип, стремящийся вот здесь и сейчас что-то урвать для себя, чтобы не работать. Я знаю множество людей, которые в советское время вербовались куда-то на север, на путину, на прииски или еще куда-нибудь, возвращались, привозили порой десятки тысяч рублей, но все пропивалось и прогуливалось за два-три месяца. С приходом рынка масштабы подобного поведения приобрели просто гротескные черты. Кто-то сказал, что у нас период первоначального накопления капитала является и окончательным. В одной Москве, например, сегодня казино больше, чем в любой другой столице мира, а "мерседесов" – больше, чем во всей Германии. Людей, которые занялись какой-то серьезной предпринимательской деятельностью, у нас крайне мало. Я лично знаю только одного такого человека – это Александр Степанович Паникин. Ему интересна не прибыль, а сам процесс производства, развития собственного дела. Он говорит: "Если бы Россию отдали таким, как я, все было бы хорошо". А я ему отвечаю: "Где искать таких, как вы?". Россия в принципе не может измениться, стать иной, в противном случае здесь будет существовать какая-то совершенно другая страна. Помните эту замечательную сцену в "Горячем сердце" Островского, где Градобоев, показывая на запыленные тома законов, спрашивает у крестьян: "Как вас, братцы, судить: по закону или как Бог на сердце положит?". И крестьяне, кланяясь, отвечают: "По-божески, батюшка, по-божески!". Разве это отношение к законам в России как-то изменилось? Можно еще раз сказать: единственное, на что я надеюсь по отношению к Путину, – на то, что он в состоянии понять собственную страну и достаточно осторожен, чтобы не ломать ее через колено, как пыталась делать "демократическая" власть при Ельцине.
Корр.: Спасибо, Вадим Валерианович, за эту беседу. Посмотрим, оправдаются ли ваши и наши надежды в новом тысячелетии.