Военная техника в Агвали перегруппировывается, часть отправилась в сторону Эчеда, другая в сторону с. Гигатль. Но и в райцентре достаточно солдат и техники. У входа в администрацию вооруженная охрана, идут слухи, что всех больных из районной больницы выписывают домой. Это для предотвращения захвата больницы боевиками. Авиация наносит ракетно-бомбовые удары по местам вероятного расположения мятежников. На одиннадцатом часу ночи вернулись в Агвали. Уже на въезде в Агвали блокпост. Вместе с милиционерами стоит доброволец или ополченец, Исмаил из Хуштада. На ремне торчит невзрачный нож. Мы останавливаемся. Первым подбегает к машине ополченец.
- "Ваххабитов" нет в машине? - спрашивает он на хуштадинском языке.
- Есть, конечно, вот он, - указываю я на отца.
- Я его знаю, он не "ваххабит".
После проверки документов и расспроса мы въезжаем в Агвали. Еще спускаясь с гор, мы заметили, что в Агвали нет света. В окнах тех, кто не спит - керосиновый свет. Из-за этого у нас проблемы со сбором вещей. В полутьме собираем детские вещи, упаковываем свой багаж. Продвижение 102-й бригады на Эчеда застопорилось во второй половине дня. За Хваршинским мостом, дорога превращается в едва наезженную горную тропу, окруженную почти отвесными скалами. Пришлось двигаться черепашьим ходом под беспокоящим огнем ваххабитов. 9 августа мотострелки достигли намеченных рубежей. Из установок "Град" по позициям ваххабитов был нанесен удар. Солдаты видели, как они, бросив окопы, бежали к лесному массиву. В результате были убиты 4 боевика
Бомбовые и артиллерийские обстрелы тяжело отразились на моральном состоянии ваххабитов. Они практически без сопротивления сдавали свои позиции. Операцию можно было завершить в тот же день, но полковник Валерий Егоров медлил, оберегая жизни солдат. 11 августа подразделения без боя вошли в аулы Эчеда и Хвайни. На следующий день зачистили ущелье Гакко - и здесь боевиков тоже не оказалось. Были найдены четыре свежих могилы. Местные жители сообщили, что еще 5 трупов похоронены выше в горах около Хвайниколо.
13 августа в 14.00 началась милицейская зачистка района. Внутренние войска, закончив операцию, перебрасывались в Анди. В то же время из ущелья Гаркави и из Тинди поступили сообщения об обнаруженных там группах боевиков. Но ими уже занималась милиция.
Ваххабиты, бросившие свои позиции еще 11 августа, теперь всеми правдами и неправдами старались уйти от преследования. Часть из них подалась к Снеговому хребту в сторону Чечни, другие, сбросив камуфляж и надев гражданское, разбежались по окрестным аулам. Небольшая группа просочилась в Тиндийский лес. По всей видимости, боевики пытались найти убежище в самом Тинди, но были встречены местными ополченцами. Здесь, в Тиндийском лесу умер от газовой гангрены полевой командир Магомед Аслудинов.
Напряжение постепенно спадало. 14 августа на возвышенности Зонох авиация нанесла авиаудар по репитатору (ретранслятору связи) боевиков и уничтожила его. К работе приступили саперы. 19 августа около Агвали была замечена группа боевиков. В целях ее уничтожения была проведена зачистка местности, во время которой на окраине Агвали были ранены два сотрудника милиции.
Бои в Цумадинском районе закончились, однако арестовать зачинщиков так и не удалось. Магомед Курамагомедов, Магомед Саидбеков, братья Абдулкаримовы и другие вскоре объявились в Чечне.
Вторжение
После заключения Хасавюртовских соглашений, Чечня, казалось, добилась своей главной цели - свободы. В независимой Республике Ичкерия были проведены выборы, на которых победу одержал Аслан Масхадов - выборы эти были признаны всеми странами, в том числе и Россией. Казалось бы: пришло самое время заняться восстановлением порушенного войной народного хозяйства, установить власть закона (пусть даже шариатского), наладить мирные отношения с соседними государствами. Но не тут-то было: за годы Дудаевского режима чеченцы отвыкли работать честно, на место заводов и колхозов пришли полумафиозные-полукняжеские "дружины", наладившие тесные контакты с российской преступностью.
Очевидно, что Первая Чеченская война начиналась под лозунгом борьбы за свободу, но чем дальше - тем сильнее становилась ее религиозная составляющая, выраженная в слове "джихад". Джихад - это война против неверных, война за распространение ислама во всем мире. Идейный вдохновитель джихада - Усамма бен-Ладен, - видел ближайшую задачу Аль-Каиды на Северном Кавказе в его отделениии от России и создание Кавказского Халифата - от моря до моря. Не больше и не меньше.
Ключевая роль в этом плане отводилась Чечне, тем более, что фундаменталисты за годы безвременья успели там основательно закрепиться. В 1996–98 годах сотни чеченцев и дагестанцев прошли военную подготовку в лагерях талибов и идеологическую - в Исламском Университете. Кроме того, был создан филиал Талибана в Чечне - Шура народов Ичкерии и Дагестана, во главе которого встал Шамиль Басаев. Но настоящим лидером чеченских ваххабитов был эмир аль-Хаттаб, организовавший под Сержень-Юртом пять военно-диверсионных лагерей.
В 1996–98 годах под зеленое знамя пророка перешли такие известные командиры, как Арби Бараев и Салман Радуев. Но скоро от чеченского ваххабизма стало попахивать трупами и наркотиками, поэтому ваххабиты нашли поддержку далеко не у всех чеченцев. Не удалось им наладить взаимопонимание и с официальным Грозным - все эти годы прошли в тайной (а иногда и в явной) борьбе с светскими Масхадовым, Гелаевым, братьями Ямадаевыми, а также с муфтием Ахмадом Кадыровым.
Дагестанский ваххабизм был древнее чеченского. Он появился еще в 80-х годах прошлого века как социальная реакция на массовое обнищание населения во время Перестройки. Клан Магомедали Магомедова, захвативший в Дагестане власть, только подливал масла в это огонь. Магомедов быстро понял, какая опасность исходит от ваххабизма. Все девяностые годы прошли под знаком травли ваххабитов в печати и на телевидении. Дело доходило и до изгнания инакомыслящих, закрытия их общин, притеснений по работе и т. д. Такая политика направила дагестанских ваххабитов на путь экстремизма. Единственное решение своих проблем они видели в Исламской Революции по образцу Афганистана.
Дагестанские ваххабиты нашли новых союзников в лице Хаттаба и Басаева. Скорее всего, это был вынужденный, а не желанный союз. Тем не менее, чеченские фундаменталисты сделали вывод, что их ждут в Дагестане с распростертыми объятиями. К тому же заграничные "друзья" призывали действовать немедленно: в начале 1999 года бен-Ладен одному только Басаеву отвалил без малого 30 миллионов долларов на войну. Готовящееся вторжение в Дагестан ни для кого не было секретом: о нем знала последняя торговка на Грозненском базаре.
Соответственно Москва принимала свои меры. В 1998 года Дагестано-Чеченская граница была перекрыта. Правда, это был вовсе не тот железный занавес, о котором говорил Овчинников. Ингушетия была открыта всем ветрам, да и на ставропольской границе заставы появились только летом 1999-го. Зато еще раньше, весной заставы в Горном Дагестане были убраны. Это была настоящая "дыра" в обороне федералов. Правда, надо признать, что ботлихское направление не было идеальным для басаевских планов. Гораздо удобнее ваххабитам было действовать через Новолакский район.
Итак, 2 августа басаевцы убили милиционера в районе Гигатль, втянув в противостояние с федералами людей Багаудина. В то же время все попытки добиться поддержки карамахинцев успеха не имели: они заявили, что будут твердо придерживаться договора со Степашиным.
Несмотря на провал переговоров с дагестанскими союзниками, Хаттаб и Басаев верили, что дагестанцы их безусловно поддержат в священной борьбе с неверными. В 1998 году религиозная дагестанская оппозиция создала в Чечне т. н. Исламскую Шуру Дагестана. Ее возглавил пламенный певец независимости поэт Адалло Алиев. Своей главной целью Шура провозгласила свержение воровского режима М. Магомедова и освобождение Дагестана от "русской оккупации". Тогда же на пару с Басаевым Адалло соорудил Конгресс народов Чечни и Дагестана. Председателем Конгресса стал Басаев, а Адалло сделался его заместителем.
Так был оформлен союз дагестанских оппозиционеров и чеченских экстемистов. На данном этапе их пути совпали.
Басаев и Хаттаб совместно разработали план по вторжению в Дагестан, первый этап которого назывался "Гази-Мухаммед". Главная роль отводилась самим дагестанцам, а чеченские отряды должны были только начать. Первый этап плана предусматривал вторжение в Горный Дагестан через Ботлих. Наступать с этой стороны на Махачкалу было неудобно, но Басаев расчитывал набрать здесь армию истовых муджахедов, которые присоеденятся к чеченцам на втором этапе операции. Этот второй этап начинался с захвата Хасавюрта. А тем временем Исламская Шура устраивала в Махачкале революцию - и отряды чеченских освободителей спешили к ней на помощь, собирая отовсюду стекающихся сторонников. В качестве отвлекающих мер планировался ряд терактов в соседних республиках - в Астраханской и Волгоградской областях, в Ставропольском крае и в Дагестане. Увенчать их должны были взрывы домов в Москве. Организацию терактов взял на себя Хаттаб. Одновременно его люди собирались захватить телецентр в Назрани.
Но с самого начала гамзатбековский план начал пробуксовывать. Дагестанцы, как сырые дрова - шипели, но не загорались. Безоговорчно поддержал экстремистов один Адалло. Багаудин, уже пославший своих людей в Цумадинский район, заявил, что у себя басаевцев он не ждет. "Начните в Махачкале, - предложил Багаудин, - тогда и мы вас поддержим." Карамахинцы твердо заявили, что от договора со Степашиным отступать не намерены. Надиршах Хачилаев и вовсе отказался от переговоров с Басаевым. Все это были грозные признаки, но экстремисты, ослепленные своим джихадом, ничего не хотели видеть.
Рассказывает Paranoid-Android:
Ну я думаю, как всегда мы просто дали себя использовать. Было недоумение, когда в Сержень Юрт подвозили на обучение толпы дагестанцев (ну там аварцев знал, кумыков и еще были другие). Было недоумение, когда Абу Умар самолично привозил им оружие. Причем самое лучшее. Мы только языками цокали. Я так понимал что на них делали ставку. Что-то готовили. А мы себе сидели тихо успокаивая себя тем, что помогаем нашим братьям. Каждый день были заседания какого-то правительства Дагестана в изгнании. Читались пылкие речи, ну мне в сущности плевать было, особо не вникал. У нас как бы разруха была после первой войны, и мы как бы занимались своими делами - не до них было (по крайней мере мне). Потом там был первый поход Багауддина. Что то там постреляли и пришли обратно. Видать не приняли их там. Ну он как я теперь понимаю, начал там пропагандировать общий поход туда, обосновывая это тем, что мы типа братья и должны оказывать помощь друг другу. Ну и конечно же аяты из Корана. Скажу честно я на это поддался сам, не говорю уже о других. Мнения командиров разделились. Те, кто не занимался похищениями людей и всякой ерундой сразу заявили что не собираются в этом участвовать. Потом Багауддину как бы простили все его грехи, доставили сообщение, что все дагестанцы, кто находятся в Чечне, могут возвратиться на родину, и что никто им ничего не сделает. Ну они и сами хотели домой, они у нас еще с первой войны тусовались. Ну они как бы пошли, вроде без оружия (ну так договорились). Там их как бы окружили. Они вызвали Басаева. Он вызвал за собой других. Поставил всех перед фактом. Ну и естественно другим командирам ничего не оставалось делать как маршировать туда со своими подразделениями. Да, чтоб не было ошибок, сразу скажу, что я имею в виду Джамаат, а не официальные подразделения чеченской армии. Официальные подразделения кстати сказать находились в легком состоянии войны с формированиями Джамаата. Ну так вот, (я сам состоял в Джамаате) мы все бежим сломя голову как бы помогать уже двум своим знакомым - Басаеву и Багауддину. Бежим с одной стороны проклиная их обоих, с другой стороны радуясь случаю пострелять по русским (молодые были).
Объединенная чечено-дагестанская группировка ваххабитов, по разным оценкам насчитывала около 1,5–2 тысяч человек. В состав сил вторжения входили, в основном, чеченцы и дагестанцы, прошедшие духовно-идеологическую и военную подготовку в лагере "Кавказ" (близ Сержень-Юрта) и в лагере Урус-Мартановского Джамаата. Около четверти по нитке набрали со всего света: прибалты, украинцы, русские, карачаевцы, ногаи, узбеки, таджики, афганцы, арабы, йеменцы, суданцы и т. д. - настоящий интернационал! Международным языком, разумеется, был русский.
Главнокомандующим ваххабитов был амир Конгресса народов Ичкерии и Дагестана, дивизионный генерал Шамиль Басаев; его ближайшими сподвижниками являлись глава военно-учебного центра "Кавказ" полковник эмир аль-Хаттаб, дагестанцы Магомед Саидбеков (командир Цумадинского ополчения) и Ширвани Герзегельский, арабы Абу Умар и Абдуррахман, командир Шариатской Гвардии Абдул-Малик Межидов, Арби Бараев, братья Ахмадовы, Хункар-Паши Исрапилов. Померную информационную поддержку басаевцам оказывал Мовлади Удугов.
Чтобы втянуть в заваруху цумадинцев, Басаев и Хаттаб начали раньше намеченного срока. Провокация полностью удалась: цумадинцы взялись за оружие и сразу попали в тяжелое положение.
Бой 2 августа всколыхнул дремлющие доселе умы в Генштабе и в Правительстве. Началось что-то вроде тихой паники.
Вспоминает генерал Анатолий Сидякин, на момент событий - командующий 58-й армией:
В 22.00 мне позвонил начальник Генерального штаба ВС РФ генерал армии Анатолий Квашнин. Я доложил обстановку и попросил разрешения выехать в Дагестан, в район конфликта, чтобы самому разобраться на месте. Свое решение сообщил оставшемуся за командующего войсками округа генералу Геннадию Трошеву.
Утром 3 августа мы уже были в Цумадинском районе. Приземлились в ущелье. Развернули радиостанцию, заняли круговую оборону. Сюда же прибыл полковник М. Омаров - заместитель министра внутренних дел Дагестана по границе. Вместе с ним выехали в Агвали. По дороге офицер рассказал о случившемся все, что знал. Но его рассказ опирался лишь на дошедшие слухи. Нетрудно было понять, что МВД республики разведку не вело.
Двор и территория РОВД, куда мы прибыли, напоминали растревоженный улей. В здании находилось около 300 вооруженных милиционеров. Толком доложить об обстановке никто не смог. У руководства не оказалось даже карты местности. Однако сюда все же поступали некоторые данные, в том числе и о том, что вдоль границы боевиками ведутся инженерные работы. Полковник Омаров попросил меня нанести удар вертолетами огневой поддержки по этому участку. Вертолетчики с задачей справились.
Запах приближающейся грозы чувствовался во всем Дагестане. Резко участились случаи обстрелов военных городков и милицейских блокпостов. 4 августа в районе Верхнего Годобери шесть боевиков в автомобиле УАЗ-469 попали в засаду. Сотрудники ППС МВД Дагестана в перестрелке убили двоих и захватили автомобиль. 6 августа обстрелу из 82-мм миномета подвергся военный городок в Буйнакске, причем 8 из 9 мин были выпущены по жилым домам. В тот же день около Гребенского моста в Бабаюртовском районе боевики обстреляли заставу Внутренних войск.
В течении 4–7 августа в Ботлихский и Цумадинский районы перебрасывались сводный батальон 102-й и сводный батальон 7-й Новороссийской ВДД.
Особенно драматически происходило выдвижение новороссийских десантников.
Вспоминает генерал Анатолий Сидякин, на момент событий - командующий 58-й армией:
5 августа мы подняли парашютно-десантный батальон по тревоге. С генералом Булгаковым решили так: он "выталкивает" пдб из Каспийска, а в Ботлихе я "втягиваю" батальон на себя. Одновременно я должен был провести рекогносцировку района обороны батальона так, чтобы перекрыть его силами основные направления и не допустить захвата их боевиками…
…В 4 часа следующего дня из Каспийска подошло первое подразделение десантников и сразу же начало занимать боевые позиции…
Десантники заняли изначально невыгодные позиции, так как Ботлих находился в котловине, окруженной со всех сторон горами. Разумнее было бы перекрыть ущелье Ансалта, оседлав склоны по обеим его сторонам и выдвинуть пост к развилке Зиберхали - там, где еще в первую чеченскую войну у нас стояла застава. Но сделано этого не было. Видимо, отцы-командиры не доверяли дагестанцам, которые могли перерезать десантникам путь к отступлению. Впрочем, и в Ботлихе федералов можно было легко отрезать - например, с захватом Муни.
Из интервью Шамиля Басаева: