Это - хроника мировых событий глазами писателя, философа и публициста. Война в Ираке, "оранжевая революция" в Украине, выборы в Германии и Польше, стихийные бедствия… Обзор современной литературы, науки, культуры. Анализ проблем современности, исторические аллюзии и прогнозы на будущее…
В сборник вошли фельетоны Станислава Лема, публиковавшиеся в 2004–2006 гг. в польском еженедельнике "Тыгодник повшехны".
Содержание:
Предисловие 1
РАСА ХИЩНИКОВ 1
Мое чтение{1} 1
Шарик на каравае{8} 3
Без точки опоры{10} 4
Vita brevis{14}* 4
Semper fidelis{18}* 6
Рана{20} 7
Связующее звено{22} 8
Пиранья в Висле{23} 8
Под душем помоев{27} 10
Новый мир?{29} 11
После перелома{30} 12
Без формы{32} 13
После звонка{33} 14
Тучи сгущаются{37} 15
Спор о восстании{38} 16
Парадоксы истории{39} 17
Сейсмология и политика{43} 17
Геологическая симфония{44} 18
Визит{48} 19
Пустые места{50} 19
Мамонты и политика{52} 20
Волна{54} 21
Газ и Рапалльский договор{58} 22
Россия Путина{59} 23
Лед и кипяток{62} 23
Дороги и бездорожья{67} 24
В кругу паранойи{69} 25
Прошлое через объектив{70} 26
Жажда крови{74} 27
Власть мозга{76} 27
Политика, которой нет{80} 28
В тени урагана{82} 29
Хватит жаловаться{85} 30
В тени пирамид{87} 31
Нефть, уголь и выборы{90} 32
Сказки Гофмана{92} 33
Верхняя Вольта{94} 34
Терроризм, Вьетнам и Ирак{97} 35
Шахматная доска без фигур{98} 35
Что выбрать?{102} 36
Рождественское чтение{106} 37
Расписание движения{109} 38
Киты и политика{111} 39
Голоса из сети*{112} 40
Томаш Фиалковский. Послесловие{113} 40
Примечания 42
Комментарии 49
Предисловие
Если провести опрос среди граждан России или бывшего СССР с просьбой назвать самого известного польского писателя, в ответ чаще всего можно будет услышать: Станислав Лем. И это неудивительно: Лем у нас чрезвычайно популярен и любим. Русскоязычный читатель вместе с читателями - без преувеличения - всего мира с грустью встретил два с половиной года назад известие о его кончине. В России издавались и продолжают переиздаваться большими тиражами многотомные собрания сочинений Лема. И вот теперь к ним прибавился еще один том, вышедший в Польше уже после смерти автора. В нем собраны фельетоны, которые Станислав Лем публиковал в польском еженедельнике "Тыгодник повшехны" почти до последних своих дней. Они свидетельствуют о живом интересе писателя к событиям, происходящим в разных уголках земного шара, о его мудрости и прозорливости. Слово Лема остается весомым и метким, и, не сомневаюсь, мы еще не раз будем возвращаться к этой небольшой книге, как и вообще ко всему, им написанному, а реальность - тоже еще не раз - подтвердит его пророчества.
В представленном читателю сборнике большинство переводов выполнены участниками семинара переводчиков "Трансатлантик" при Польском культурном центре. За семь с лишним лет существования семинара совместными усилиями подготовлены к печати (и впоследствии опубликованы разными издательствами) сборники рассказов современных польских авторов, среди которых и хорошо известные нашему читателю имена (Корнель Филипович, Ольга Токарчук, Тадеуш Ружевич), и менее известные (Юзеф Хен, Ежи Сосновский). Лема все участники семинара переводили впервые - работа была нелегкой, она требовала не только неизбежных при переложении иноязычного текста усилий, но и знания широкого круга проблем, затронутых автором, и составления солидного справочного аппарата - и тем большее приносила удовлетворение. Памяти нашего великого современника, выдающегося писателя и философа Станислава Лема посвящается этот скромный труд.
Ксения Старосельская
РАСА ХИЩНИКОВ
Мое чтение
Недавно я перечитал "Историю двадцатилетия (1918–1939)" Павла Зарембы, изданную Гедройцем в 1981 году. По времени это случайно совпало с поездкой Леппера в Россию. Его уклончивые псевдообъяснения, будто он не знал, к кому едет, с кем едет, кто рядом с ним сидит и что все это значит, напомнили мне эпизод времен II Речи Посполитой, период между Рапалло и Локарно . Когда в 1922 году Германия и Советская Россия подписали договор в Рапалло, главой государства был еще Пилсудский , а министром иностранных дел - Габриель Нарутович , который вскоре стал президентом, а затем погиб от руки Невядомского . В глазах Пилсудского налаживание Германией торговых, а затем и военных контактов с Россией представляло, как он выразился в обществе своих генералов, "смертельную угрозу для нашей независимости". Угроза эта еще больше возросла после конференции в Локарно в 1925 году, когда были получены гарантии нерушимости границ Германии с Францией и Бельгией, но не с Польшей и Чехословакией.
Едва заметный след военного сотрудничества Германии и Советов мне довелось увидеть (так разглядываешь слоновью ногу через лупу) во Львове осенью 1941 года, когда я работал механиком в немецких мастерских, и нас возили на грузовиках в те места, где прежде был Восточный рынок, а тогда находился так называемый Beutepark der Luftwaffe, то есть склад трофеев немецкой авиации. В частности, там стояли советские военные самолеты и были собраны детали к ним. Поскольку я любил что-нибудь мастерить, то выкрутил несколько шарикоподшипников, на которых с изумлением обнаружил надпись "Made in Germany"…
Факт немецко-российского сотрудничества, возможно, объясняет поведение маршала Пилсудского. Когда после роспуска парламента в 1930 году он отправил значительную часть бывших депутатов сейма от оппозиции в Брест, эти непарламентские и неконституционные меры вызвали не только возмущение, но и изумление. Можно, однако, предполагать, что становящиеся все более жесткими действия и высказывания маршала по адресу сейма были реакцией на ощущение растущей угрозы извне и желанием наложить своего рода сурдину, то есть глушитель на оппозицию, чтобы успокоить страну.
Очередные кабинеты министров в тридцатые годы пробовали как-то обезопасить страну и сколотить широкий международный союз, который бы нас спас. Меня всегда удивляло равнодушие, которое тогда проявляло польское государство к Чехословакии, и vice versa. Две славянские страны, общий противник, но ни Масарик, ни Бенеш не замечали нарастающей немецкой угрозы, а поляки не хотели сотрудничать с чехами.
Франция, сильно ослабленная в Первую мировую войну (страна потеряла до пяти процентов населения в позиционных сражениях!), была исполнена пацифистского духа и упорно отвергала все польские предложения о превентивной акции по отношению к Германии. Когда гитлеровская Германия заняла демилитаризованную согласно Версальскому трактату Рейнскую область, поляки пытались склонить французов к совместному выступлению в рамках польско-французского пакта, но и тогда встретили отказ. Межвоенное двадцатилетие было временем заключения бесчисленных пактов и уменьшения влияния Лиги Наций, в то время как Сталин и Гитлер решили действовать согласно принципу pacta sunt delenda - пакты следует разрывать.
Между тем над Европой сгущались тучи: сначала Германия с согласия Запада частично обезглавила Чехословакию, затем поглотила ее целиком и двинулась дальше. Склонила Румынию стать государством-сателлитом, Польша же подобное предложение отвергла. Гитлер пытался вбить клин между нами и Англией с Францией, но это ему не удалось. Французы, однако, сидели тихо за линией Мажино и не шелохнулись, пока немцы громили Польшу, поэтому с психологической точки зрения понятно то мрачное удовлетворение, с которым мы встретили быстрое падение Франции и поражение англичан под Дюнкерком. Сегодня, впрочем, известно, что ни Франция, ни тем более Англия не были готовы в сентябре 1939-го нанести отвлекающий удар с запада. Известно также, что немецкие войска под Дюнкерком остановил сам Гитлер, желая дать понять англичанам, что они должны с ним договориться. Однако гонг, с удара которого начался тот кошмарный и кровавый матч, прозвучал намного раньше - в Рапалло и Локарно. Рапалло остается символом и сигналом, что, если за нашей спиной заключаются какие-то немецко-российские соглашения, поляки вправе почуять запах гари. Не важно, почему политик, располагающий согласно опросам значительной популярностью (каким является Леппер), поехал в Россию; важно, что в Польше вообще есть сила, готовая пойти этим путем. После московского похода Леппера я услышал отзнакомых: ну, теперь "Самооборона" рассыплется. Пока этого не видно; конечно, котировки Леппера в обществе несколько упали, однако никто из рядов его партии не выходит. Книга Павла Зарембы прекрасна, но наверняка ни Леппер, ни кто-либо из "Самообороны" ее не читал и не знает, что означает в символическом и прямом смысле Рапалло.
Последующее мое чтение - две новые книги Милоша: "Литературная кладовая" и "О путешествиях во времени". Разумеется, их нет в списках бестселлеров; когда я просматриваю такие списки, то впадаю в бешенство - как и когда читаю, что пятьдесят два процента поляков взывают: "Коммунизм, вернись!", и полагают, что лучше всего жилось при Гереке. Объяснить это, конечно, можно, но амнезия, которая постигла моих соотечественников, поражает. Однако вернемся к Милошу: скажу только, что я был восхищен полетом его мысли, невероятной памятью и независимостью мышления. Он не занимается вопросами большой политики, сосредотачиваясь на литературе и разнообразных личных воспоминаниях, но я включил бы эти книги в курс школьного чтения.
Проглотил я и книгу Керского и Ковальчука о Богдане Осадчуке, изданную в Польше в 2001 году и присланную мне сейчас в немецком переводе Германо-польским институтом в Дармштадте. Впечатление от нее было ошеломительным. Попробую это объяснить. В Америке при проведении исследований чувственного восприятия объектам эксперимента надевали очки, которые переворачивали все вверх ногами, и люди поначалу ходили как в тумане. Вот и я пережил то же самое.
Я вырос во Львове, и такие фамилии, как Бандера, Мельник или, в меньшей степени, Петлюра будили во мне страх - а Осадчук, выдающаяся личность, патриот и интеллектуал, к тому же друг поляков, показывает все вещи с противоположной стороны. И подчеркивает, что единственным польским политиком, который понимал необходимость федеративного объединения Польши и Украины, был Пилсудский. После крушения своих планов он сказал украинским офицерам: "Господа, я прошу у вас прощения", а неудачный киевский поход стал критическим моментом в его карьере.
Пилсудского тревожила судьба Польши, так как он понимал всю тяжесть ситуации страны, зажатой в мощных тисках. Ведь Германия Штреземана, то есть еще до Гитлера, уже хотела отобрать у поляков балтийский коридор и Силезию. В этом пункте фюрер только продолжал политику своих предшественников. Ныне немецкое правительство ведет себя довольно сдержанно, но щупальца, отростки и лапы гидры вроде Эрики Штайнбах и "Союза изгнанных", к сожалению, дают пищу для невеселых размышлений. Что будет с внешней политикой России, трудно сказать - Путин, наверное, и сам не знает, искать ли ему поддержки у старого генералитета и бывших гэбистов, которые хотели бы восстановить империю, или идти на сближение с Западом.
Почему интерес к истории у нас так ничтожен? Я получаю "Впрост", польский "Ньюсуик" и "Шпигель". В "Шпигеле" есть большой исторический раздел, и почти в каждом номере помещается обширный репортаж то о войне, то о политической карьере Брандта, в наших же иллюстрированных изданиях ничего подобного нет. То же самое относится и к серьезному политическому анализу. Мне привезли из Москвы издание под названием "Россия", выпускаемое, как там написано, по соглашению и в сотрудничестве с Foreign Affairs. Где у нас такой журнал?