Между прочим, Шостакович был еще и членом партии. Нынешние толкователи композитора, вроде Е. Пастернака, твердят: "Заставили! Силой затащили! Угрозами принудили, когда он стал первым секретарем Союза композиторов России". И не соображают, как выглядит в таком случае великий композитор: первого секретаря Союза писателей России Леонида Соболева не смогли заставить, председателя Союза писателей СССР Константина Федина не сумели затащить, вице-президента Всемирного совета мира Илью Эренбурга не удалось принудить, Леонида Леонова - не вышло, а вот Шостакович, выходит, смалодушничал, струсил, а еще гений…
Но что же это все-таки такое - просто затмение ума? Нет. Будучи патологическим антисоветчиком, академик не может себе представить, что другой человек - талантливый, известный - не разделяет его пещерных убеждений. "Спорить на таком интеллектуальном уровне не представляется возможным", - пишет Т. Глушкова. Но мы все же рассмотрим еще один свежайший образчик литературоведческих изысканий ученого. Трудно удержаться. Уж очень характерен…
Шафаревич решил внести вклад в пушкиноведение и с этой целью опубликовал свои комментарии к знаменитому стихотворению поэта "Клеветникам России". Там есть такие строки, обращенные к Западу:
И ненавидите вы нас…
За что ж? Ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?..
И вот что обнаружил ученый - внимание! - в словах "под кем": "Конечно, Пушкин использует здесь, можно сказать, очень грубый образ, на грани пристойности". Вы, читатель, догадались, на что намекает академик? И дальше: но этот очень грубый, на грани пристойности образ, "с одной стороны, почти не замечаемый читателем, а с другой - поразительно точный, подтверждаемый всей историей взаимоотношений России и Запада".
Тут много загадок, ну, во-первых, непонятно, почему столь колоритный образ остается почти не замечаемым читателем. Да и что это значит - "почти незамечаемый"? Во-вторых, мог ли великий мастер рассчитывать, что восхитительный образ почти не заметят, мог ли желать этого, если сознательно избрал его? Наконец, какое касательство этот "поразительной точности" образ имеет к России, к характеристике ее взаимоотношений с Западом, если в нарисованной пушкинистом картине "под", то есть внизу, лежит Европа, а "над", то есть сверху, лежит Наполеон?
Ответа нет, но есть дальнейшее литературно-историческое умствование сексуально-патриотической озабоченности: "Сложившиеся на Западе нации оказывались слабыми перед лицом завоевателя, которого удавалось остановить лишь России. И в неприязни Запада к России заметную роль играл стыд немцев, "дрожавших под Наполеоном", и французов, "дрожавших под Гитлером". Иначе говоря, эти нации, выражаясь по-простонародному грубовато (извиняюсь, конечно, но не мы же начали это эстетическое исследование!), - эти нации, как говорится, "слабоваты на передок".
А уж если говорить всерьез, то рассуждения нашего пушкиниста - это поразительный до неправдоподобия пример самоуверенности и эстетической глухоты, оторванности от живой, жизни и незнания родного языка. Неужели человек никогда не слышал, чтобы кто-то сказал, допустим, так: "Наш край три года был под немцем". Даже Черномырдин, уж на что оратор, но недавно сказал: "Мы не должны быть под НАТО". У Пастернака одно стихотворение начинается так: "Я под Москвою эту зиму…" Есть все основания думать, что Шафаревич считает, что поэт жил в метро или в какой-то подмосковной пещере.
И вот при такой-то оснащенности, при такой амуниции академик Шафаревич бесстрашно бросается в бой против коммунизма. Его омерзительный облик он начинает малевать аж с Томаса Мора и Кампанеллы, через Морелли и Мабли доходит до Сен-Симона, Фурье, Роберта Оуэна, добирается до Маркса, Энгельса, до Ленина и Сталина и, наконец, дотягивается до Зюганова и КПРФ. Смотрите, говорит, какую дичь проповедовали уже самые первые коммунисты, требовали, например, обобществления жен!..
Действительно, в многовековой истории становления коммунизма случалось немало наивного, ошибочного и даже преступного, как, впрочем, например, и в истории христианской церкви с ее благословением крестовых походов, кострами инквизиции, жестоким преследованием раскольников и т. п. Но даже у первых коммунистов-утопистов и сейчас есть чему поучиться. Что это были за люди! Какая чистота помыслов, сколь пленительны их бескорыстие, самоотверженность, преданность идее, до чего твердым было у них единство слова и дела, убеждения и личного поступка.
А какая трагическая судьба у многих из них! Все они, кроме Роберта Оуэна, прожили жизнь гораздо более короткую, чем их нынешний разоблачитель. И что это была за жизнь, что за планида… Сен-Симон родился в богатой и знатной графской семье, а умер нищим; Кампанелла 27 лет просидел в тюрьме; Томас Мор, воспитанник Оксфорда, крупный государственный деятель, казнен в возрасте на двадцать лет моложе Шафаревича… А если вспомнить русских предшественников коммунизма, наших революционных демократов? Белинский умер от чахотки, на сорок лет моложе Шафаревича; Добролюбов трагически погиб, на пятьдесят лет моложе; Чернышевский в 33 года арестован, пережил каменный мешок Петропавловки, позор публичной гражданской казни, более двадцати лет сибирской каторги и ссылки… И при этом какое мужество и величие духа! Кампанелла пишет в тюрьме сочинение "Город Солнца", оставшееся в веках знаменитым. Там он разоблачает эксплуататорское общество, где "крайняя нищета делает людей негодяями, ворами, лжецами, а богатство - невеждами, рассуждающими о том, чего они не знают, обманщиками, хвастунами, эгоистами". Ведь это как будто написано сегодня, и не в Италии, а в России…
Чернышевский в камере Петропавловской крепости пишет великий роман "Что делать?", который более ста лет будоражит умы и сердца людей, а в Сибири - роман "Пролог"… И невольно задумываешься, глядя на разоблачителя коммунизма: а сам он мог бы написать свою "Русофобию" не на даче в академической Жуковке или где там, а в "Матросской тишине" или в сибирской ссылке? И мог ли сыскаться столь восхищенный им человек, который поехал бы на перекладных в Сибирь, чтобы устроить побег автора "Русофобии", как это было с Чернышевским? Увы, неизвестно, ибо разоблачитель не сидел даже 15 суток, не попадал даже в вытрезвитель за все 68 лет своей советской жизни и остальные годы.
И Томас Мор, и Сен-Симон, и Фурье, и Оуэн, и даже Кабэ, принимавший активное участие в июльской революции 1830 года во Франции, - все они были принципиальными противниками насильственного перехода к новому обществу. Но все были одновременно и гуманистами, и подлинными интернационалистами. Это Томас Мор, проклиная английских лендлордов, которые в целях наживы сгоняли крестьян с их земли и устраивали на ней пастбища для овец, воскликнул: "Овцы пожрали людей!" Картина была не менее страшной, чем у нас, когда людей пожрали чубайсовские ваучеры… Это Томас Мор первым провозгласил требование 6-часового рабочего дня, которое до сих пор не выполнено нигде в мире. Это из-под его пера вышла знаменитая "Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и об острове Утопия". Право, до сих пор она гораздо интересней и полезней, чем творение писучего друга Шафаревича "Как нам обустроить Россию", сочиненное за океаном. Во всяком случае, нет в солженицынском сочинении ни проклятия демократам и их пожиранию людей, ни требования человеческих условий работы для трудящихся.
Оуэн писал: "Какое безумие, что эта огромная сила (трудящаяся беднота) так плохо направлена при существующей неразумной социальной системе, что производит нищету и преступления вместо богатства и добродетели". И там, где мог, где было в его силах, ученый старался облегчить участь трудящихся. Он почти тридцать лет, с 1800 до 1829 года, управлял крупной фабрикой и многое сделал для улучшения условий труда и быта рабочих: снизил рабочий день с 14, как было всюду, часов до 10, создал прекрасную школу для детей рабочих, ясли, детский сад.
А на старости лет отправился в Америку и попытался организовать там коммунистическую колонию. Увы, неудача…
Человеком такой же деятельной любви к народу был и Сен-Симон. Энгельс писал о нем: "Всегда и всюду его в первую очередь интересовала судьба самого многочисленного и самого бедного класса". Это графа-то! На содействие этому классу он и потратил все свое графское состояние. А еще раньше, когда в 1789 году пришла революция, молодой граф отказался от своего пышного титула… И опять приходит мысль: Шафаревич стал антисоветчиком еще в молодые годы - как же он согласился получить премию, носящую имя ненавистного ему создателя Советской власти? Ну а если взял ее "по ошибке" или по минутной человеческой слабости, то почему по примеру утописта-графа не отказался от нее за минувшие сорок лет или хотя бы уже теперь, когда объявил Ленина таким же изменником родины, как генерал Власов? ("Завтра", № 29).
Сен-Симон был несгибаемым борцом за свободу человека и подлинным интернационалистом. Это он первый провозгласил: "Все люди - братья!" Наивное заблуждение? Ошибка? По поводу некоторых теоретических положений английского экономиста Уильяма Петти тщательно изучавший его Маркс с восхищением воскликнул: "Даже заблуждения Петти отмечены гениальностью!" Такого же высокого полета и заблуждения Сен-Симона, и неудачи Оуэна,
Тем более что свои "заблуждения" Сен-Симон не просто изрекал на страницах "Завтра" или "Нашего современника", а отвечал за них поступками, жизнью. Именно из такого побуждения он принял участие в войне американцев за независимость… И когда думаешь об участии коммуниста-утописта в войне за свободу чужого заокеанского народа, невольно вспоминаешь тех, кто, пребывая в цветущем солдатском возрасте, не принял участия в великой войне за свободу и само существование своего родного народа, а теперь учит нас патриотизму. А уж побывав три-четыре дня в Приднестровье с целью "посмотреть своими глазами", и вовсе считают себя героями, которые имеют право корить других: "Сколько у нас патриотов, которые любят ходить в форме, поиграть мускулами, показать, какие они здоровые парни, а почему-то ни один из них не сражается в Приднестровье" ("Литературная Россия", 5 июня 1992). Да, таких патриотов у нас немало, но они же могут ответить: "А где ты, батя, был если уж не в июне сорок первого, то хотя бы в мае сорок пятого? Ведь болезненностью вроде не отличаешься, горнолыжным спортом занимался, почти до восьмидесяти дожил…"
А тут еще вопрос об интернационализме, отчасти уже затронутый выше… В семидесятые годы Шафаревич вошел в Комитет прав человека - просто человека, независимо от его национальной, религиозной или партийной принадлежности. Это был тот комитет, в который входили также А. Солженицын, А. Сахаров, А. Галич, А. Вольпин, Б. Цукерман и другие близкие им по антисоветским убеждениям лица. Похоже, что важную роль в Комитете играли диссиденты-евреи, и защищал Комитет многих диссидентов-евреев: А. Амальрика, В. Буковского, А. Гинзбурга… Шафаревич подписывал все обращения и другие документы в защиту этих лиц. Прекрасно! А защитил ли комитет хоть одного русского коммуниста? Или сам Шафаревич лично хотя бы позже, когда Ельцин развернул репрессии против коммунистов, против их газет, выступил когда-нибудь в их защиту? Увы, вспоминаются факты совершенно обратного характера. Вот, например, академик пишет: "Когда произошло настоящее чудо: раздался голос владыки Иоанна, митрополита Петербургского и Ладожского, приобщавшего нас к самым глубоким - православным - корням русского патриотизма, тут "Советская Россия" сочла своевременным обрушиться на него с грубыми и злобными нападками как раз незадолго до его кончины" ("Наш современник", № 7, 1996, с. 109). Хоть стой, хоть падай! Да ведь все наоборот! Именно "Советская Россия" пригласила митрополита на свои страницы, он стал ее активным автором, потом здесь же с его благословения была учреждена газета-вкладыш "Русь православная", существующая доныне. И вот за все это - вельможный гнев академика вдобавок к гонениям властей. Это тем более недостойно, что газета как раз и защищала митрополита от литератора, который возражал ему по некоторым историческим вопросам… Здесь опять-таки не просто ошибка. Дело в другом: представление автора о коммунистах столь заскорузло, что он не в силах поверить, как это так в газете, где печатают достойные статьи о Ленине и Сталине как о великих строителях великого государства, дали слово священнослужителю и обильно печатают его. Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Факты у него перед глазами, они вопиют, а он не верит, он видит их вверх ногами. И хочется сказать: "Если, друг милый, уже не видишь и не понимаешь факты у себя под носом, то чего ж в этой же статье морочишь людям головы цитатами из Полибия и Светония, ссылками на Адриана и Веспасиана!"
Главное обвинение, которое математик-патриот бросает коммунистам всех времен и народов, - антипатриотизм или, в лучшем случае, полное безразличие к своему народу. Но вот же опять Кампанелла. В его время Италия находилась под испанским гнетом. И что же коммунист-утопист? Он создает тайную организацию для борьбы против иноземцев и сам возглавляет ее. Факт, а не утопия!
С Марксом и Энгельсом как с вопиющими антипатриотами академик расправляется очень просто - с помощью одной цитатки из "Коммунистического манифеста": "Коммунистов упрекают, будто (!) они хотят отменить отечество, национальность. Рабочие не имеют отечества. У них нельзя отнять того, чего у них нет". Но где же тут антипатриотизм? Он опровергается даже всего лишь одним словечком "будто", ведь в противном случае было бы сказано "что": "Коммунистов упрекают, что они хотят отменить отечество". Впрочем, и это еще не было бы доказательством, ибо упрекать-то, особенно идейные противники, могут в чем угодно. Но дело не в этом только, а в том, что академик все понимает прямолинейно, плоско, как мы уже видели в его рассуждениях о Европе, которая "дрожала под Наполеоном", а потом "под Гитлером". Чехов однажды сказал: "В детстве у меня не было детства". Видимо, Шафаревич понимает это так: писатель родился сразу юношей со всеми вторичными половыми признаками. А писатель хотел сказать то, что всем понятно: его детство было ужасным, совсем не таким, допустим, как у графа Толстого. Обычная гипербола. Так же надо понимать и слова "Рабочие не имеют отечества". Не имеют отечества, где они могли бы жить достойно человека труда. Ведь здесь же, буквально в этом же абзаце, сказано, что пролетариат "национален, хотя совсем не в том смысле, как понимает это буржуазия". Я не знаю, приходилось ли Шафаревичу когда-нибудь стоять у станка. Если приходилось, то ведь не больше 8 часов, а потом шел домой, принимал душ, играл в футбол, слушал радио, читал книги. А вот если бы выпало ему простоять на фабрике в духоте и грязи 14 часов, как в пору "Манифеста" заведено было на всех фабриках мира, а потом добрался бы он, шатаясь от усталости и голода, до своей койки в казарме, если койка не занята, - тогда, глядишь, понял бы, какова разница между отечеством пролетария и отечеством буржуа.
Но и это еще не все! Данный раздел "Манифеста" построен так: авторы приводят особенно характерные обвинения в адрес коммунистов и опровергают их. Буквально перед вопросом об отечестве и национальности читаем: "Вы, коммунисты, хотите ввести общность жен, - кричит нам хором вся буржуазия… Нет ничего смешнее высокоморального ужаса наших буржуа по поводу мнимой официальной общности жен у коммунистов". В ряду таких опровержений стоит в "Манифесте" и рассуждение о национальности, об отечестве, в этом ряду его и надо толковать. А Шафаревич вырвал по обыкновению цитатку из контекста, обрубил все связи и жилы и мчится с кровоточащим обрубком на суд цивилизованного сообщества.
"Правда", № 94–96, август 1999
НА ТВОЕМ БЫ МЕСТЕ
(А. Проханов)
Что бы я предпринял, сидя в высоком кресле главного редактора всемирно знаменитой газеты "Завтра" и вдыхая несказанный аромат своей собственной великой славы?
Прежде всего, я регулярно учинял бы нежные экзекуции своим сотрудникам, в первую очередь - заместителям. Например, я заботливо спросил бы одного из них: "Ты на кого работаешь, голубь, когда сочиняешь хвалебную до небес статью о романе Георгия Владимова "Генерал и его армия", который тут же получает демократскую премию то ли Букера, то ли Пукера, то ли Какера?.. Ты кого поддерживаешь, ангел подколодный, когда ставишь в номер стихи безвестного графомана, который, вишь ты, грозится, что, как Кутузов отступающих наполеоновских солдат, он заставит коммунистов жрать конину? Ведь тогда у нас в редколлегии состоял сам товарищ Зюганов, коммунист № 1-бис. А таким коммунистам, как Бушин, конина в охотку. Он еще весной 1943 года на фронте под Сухиничами жрал ее, как и все братья-славяне, так, что за ушами пищало. Где тогда был твой графоман?.. Ты кого прославляешь, болезный, когда захлебываешься от восторга по поводу позорной постановки в Малом театре деревянной пьесы Солженицына "Пир победителей"? Шолохов писал о ней, что ее форма "беспомощна и неумна", а если говорить о сути, то "поражает какое-то болезненное бесстыдство автора". Неужели для тебя творец бессмертного "Тихого Дона" меньший авторитет, чем сочинитель уже ныне, при его жизни, никем не читаемых гроссбухов? Да ведь и сам он еще в известном письме к IV съезду писателей СССР в мае 1967 года отрекся от этой пьесы, а теперь видит, что власти-то никакой в стране уже не существует, никакого надзора за приличием нет, скоро без штанов ходить будут, и он полез на чердак, разыскал там замшелую рукопись, стряхнул полувековую пыль и с тем же болезненным бесстыдством помчался в Малый… Соображаешь ли ты, что делаешь, аспид, когда на первой полосе нашей газеты в День Красной Армии в одном ряду с портретами великих русских полководцев от Александра Невского до Георгия Жукова помещаешь - или это не ты? - портрет адмирала Колчака? Да это же беспримесный американский наемник! Почитай хотя бы, что писал о нем в "Нашем современнике" Вадим Кожинов. Он не только называет по именам его заокеанских советников и инструкторов, но и приводит дотошные цифровые данные о полученных из США военной технике и снаряжении: винтовки, пулеметы, пушки, шинели, связь…"
Что я сделал бы еще на месте Александра Проханова? Конечно же, перестал бы печатать литературных психов. Например, того, который настрочил книгу о генерале Власове, духовном сыне Колчака. Он, между прочим, и сам генерал. Ну, правда, пуровский, как, скажем, адмирал Гайдар, и скорее всего - волкогоновской выпечки. Так этот волкогоновец уверяет, что всеми самыми крупными победами в Великой Отечественной войне мы обязаны именно Власову. Как это? Как это?