Председатель объединения банков Нью-Йорка Остин С. Морфи на это ответил, что банки не знают и не интересуются, кто из их служащих, директоров или членов правления еврей, а кто нет. В анкетах и личных делах служащих нет рубрик о расе, происхождении, цвете кожи, вероисповедании, что должно бы было быть известно еврейским организациям. Как и на основании каких данных еврейские организации пришли к приводимым ими цифрам и процентам – неизвестно. (Напечатано в "Хералд Трибюн" 21 октября 1965 года).
После этого ответа объединенные еврейские организации этого вопроса больше не поднимали на страницах печати, хотя, конечно, это не значит, что вопрос этот окончательно. снят с очереди.
Приведенный выше случай показывает насколько внимательно и организованно евреи следят за всеми успехами и неуспехами своих единоплеменников во всех странах мира.
Так, например, в Лондоне регулярно выходит бюллетень "Евреи и еврейский народ" – сборник материалов иэ советской печати (на русском и английском языках). В этом бюллетене приводятся все данные о назначениях, производстве в чины, наградах, орденах получаемых евреями – гражданами СССР за отчетный период (обычно трехмесячный). Начиная от генералов и кончая знатными доярками и героинями труда – еврейками. Приводимые данные комментируются и подчеркивается, если, по мнению евреев, их единоплеменники недостаточно награждены и продвинуты в СССР.
Учитывая все изложенное выше, при установлении числа евреев в СССР приходится исходить из официальной советской статистики, делая при этом поправку на тех евреев, которые провозгласили себя "русскими", "украинцами", "белорусами" или представителями какой-либо другой национальности.
По данным, опубликованным в 1939 году в ежегоднике "Еврейский Мир" (очерк С. Познера), число евреев в СССР в 1935 году было 2.900.000, что составляло 1,8 % всего населения государства. Надо полагать, что в действительности их было несколько больше, но насколько больше – неизвестно. Предположительно их было не меньше 3.000.000.
Вот эти-то три миллиона евреев и дали из своей среды почти весь правящий класс двухсотмиллионного Советского государства, что с предельной очевидностью явствует из списков, помещенных в настоящем труде, а также, из приведенных выше, высказываний и свидетельств наблюдателей-иностранцев.
В первый период – период захвата власти над Россией – особых знаний, образования, опыта, квалификации для занятия ответственных и руководящих постов во всех областях жизни государства не требовалось. Для этого достаточно было напористости, самоуверенности, верности Партии и, конечно, родственной и племенной близости с теми, кто составлял ядро власти.
Но когда власть была захвачена, новый правящий класс столкнулся с необходимостью для занятия ответственных постов иметь и соответствующее образование, которого не было у разных "активистов", которые с храбростью невежества брались решать все вопросы.
Дореволюционная интеллигенция и крупные специалисты были безжалостно истреблены, а тем из них, которые уцелели, новая власть не доверяла. Если кого и принимали на службу – к нему приставляли "комиссара", который, ничего не зная и не понимая, только тормозил работу.
Надо было создавать свою интеллигенцию, кадры образованных людей из тех групп населения, в верности и преданности которых новой власти не могло быть сомнений. Группы эти были почти все еврейство и те многочисленные активисты, которые выдвинулись в начале революции и были беззаветно преданы новой власти.
Обеспечивши себя от опасности проникновения в ряды образованных людей элементов "социально чуждых" (т. е. ненадежных), недопущением таковых в высшие учебные заведения, и сделавши исключение для евреев, как представителей "угнетаемой и преследуемой" при старом режиме нации, было приступлено к созданию новой интеллигенции, новой элиты страны.
Теоретически она должна была быть создана из людей "от сохи и станка", для чего даже были созданы так называемые "рабфаки" для подготовки этих активистов к прохождению курса в высших учебных заведениях.
Во что вылилось это практически, показывают статистические данные о племенном составе студентов высших учебных заведений в СССР. По данным С. Познера ("Еврейский Мир", 1939 год), евреев – студентов в высших учебных заведениях было больше 20 процентов (20,4 %), в то время, как еврейская этническая группа составляла меньше 2 процентов (1,8 %) по отношению ко всему населению СССР.
Если сравнить процент студентов на тысячу душ населения, то получим:
На одну тысячу русских было студентов (русских) – 2,8. На одну тысячу украинцев – студентов (украинц.) – 2,00. На одну тысячу белорусов – студентов (белорус.) – 2,4. На одну тысячу евреев – студентов (евреев) – 20,4. Приведенные выше данные относятся к 1935 году. В следующее десятилетие процент евреев-студентов неуклонно рос. Точных данных о проценте студентов-евреев не имеется. Есть только косвенные указания на это. Так, например, бывший московский студент Давид Бург в своей статье "Еврейский вопрос в СССР" (помещенной во II части этой книги как Приложение) сообщает, что процент студентов-евреев на одном из технических факультетов Москвы перед войной был равен 40 %. А по многочисленным сообщениям лиц, бывших студентами в те времена, процент студентов евреев был значительно выше.
Обстоятельство это не могло не вызывать соответствующих настроений среди остальной, не-еврейской массы студенчества. Студенты-не-евреи, равно как и все население страны, отлично понимали, что если рост процента студентов-евреев продолжится таким же темпом, как это шло до войны, то в недалеком будущем студент-не-еврей станет редкостью в высших учебных заведениях страны.
К этому надо добавить и еще одно обстоятельство: при сдаче экзаменов неудовлетворительная оценка знаний студента-еврея могла вызвать обвинение профессора в "антисемитизме" – в отрицательно пристрастном отношении к студентам-евреям, чего профессора не могли не бояться. Конечно, это бывало не всегда и не везде. Но бывало. И нередко. При сдаче экзамена студент-еврей обнаруживает свое незнание и неподготовленность. Экзаменатор высказывает свое мнение. В ответ студент-еврей говорит: "Это потому Вы меня режете, что я еврей"… Смущенный профессор задает еще несколько "детских" вопросов, на которые не ответить трудно… А потом ставит удовлетворительную отметку и студент-еврей, с видом победителя, возвращается на свое место…
О подобных способах сдачи экзаменов рассказывают бывшие студенты высших учебных заведениях СССР, каковых немало оказалось вне границ СССР после последней войны. Об этом же явлении рассказывают и бывшие профессора… Конечно, не иностранцам-евреям, а своим, русским, которым они скажут то, чего не скажут еврею, как пишет в своей книге С. Шварц.
Зная все вышеизложенное, не приходится удивляться сообщению С, Шварца, что студенты требовали введения для евреев процентной нормы, как об этом более подробно рассказано в предыдущем изложении.
Нельзя не учесть и еще одно обстоятельство. Подавляющее большинство студентов-евреев в материальном отношении были в лучшем положении, чем остальные студенты. По той простой причине, что они были дети или родственники людей того правящего класса, который был обеспечен и мог, если не содержать полностью, то, во всяком случае, помогать весьма существенно своим детям или родственникам-студентам.
Все эти обстоятельства содействовали тому, что студенты-евреи быстро кончали университеты и институты и, получивши диплом, легче, чем другие, устраивались там, где они хотели.
Новый правящий класс быстро подготовил себе "смену", которая теперь уже не только по признаку "активности", а на основании дипломов заполнила советские учреждения. Заполнила настолько, что даже в половине 50-х годов, т. е. почти через десять лет после того, как в СССР евреи постепенно стали терять свои монопольные позиции, Катерина Фурцева, министр народного просвещения СССР на собрании студентов Московского Университета заявила, что и сейчас есть Министерства, в которых больше половины служащих – евреи. Надо полагать, что Фурцева сказала правду, ибо ее утверждение никогда не было опровергнуто в еврейской печати, которая содержание речи Фурцевой напечатала.
Правда, к тому времени, т. е. к половине 50-х годов, под давлением настроений всего населения СССР, после войны и создания государства Израиль, в целях государственной безопасности евреи были сняты с руководящих постов и прежнего доверия к ним не было. Но их никто не преследовал и учреждения, заполненные раньше до отказа евреями, только постепенно начали пополняться представителями коренного населения России. Насколько медленно шел этот процесс видно из неопровергнутого утверждения Фурцевой.
После 30-ти лет управления Россией (ими же переименованной в СССР) евреи перестали быть правящим классом, но их никто не уничтожал, как они в свое время поступили со свергнутым правящим классом дореволюционной России, который был частично уничтожен физически, а уцелевшие превращены в лишенцев.
Посмотрим теперь, что сделал этот правящий класс за время своего привилегированного положения, и как он поступил с огромным культурным наследством великого народа, попавшим в его руки.
* * *
Ценности материальные, оказавшиеся в руках нового правящего класса после его прихода к власти, были огромны, неисчислимы.
"Весь "кристаллизованный труд", превращенный в капитал в разных его видах и формах – плод и результат грабежа капиталистами трудящихся" – так поучали на митингах разные ораторы всех калибров и оттенков… И бросали в темные массы зажигательный и возбуждающий лозунг: "грабь награбленное!"…
И начался всероссийский грабеж, называемый тогда "социализацией", "национализацией", "реквизицией"… Грабили все и все. Начиная с носильных вещей, нательных крестов и обручальных колец и кончая драгоценностями и бесценными произведениями искусства… Ведь все это было "награбленное", "народное"…
Сколько всего награблено – ни счесть, ни учесть невозможно и вряд ли когда-либо сможет быть установлено.
Куда шло награбленное – об этом судить можно только на основании косвенных данных и воспоминаний активных участников этого всероссийского грабежа. Так, например, в газете "Новое Русское Слово" в 1965 и 1966 году есть указание, кто и как распоряжался социализированными драгоценностями. Пространная выдержка из воспоминаний участников приведена во II части этой книги – Приложения ("Социализированные драгоценности и их применение").
В Тегеран в первые послереволюционные годы прибывали целые вагоны или грузовые автомобили с серебром, продававшимся как "лом" по весу. В то врем" я в Персии были серебряные туманы. На одну чашку весов помещали серебряный "лом", а на другую – одинаковое по весу количество серебряных персидских монет. Шло килограмм за килограмм…
Этот серебряный "лом" были сорванные с евангелий и икон оклады и ризы, а также разные изделия из серебра: подстаканники, столовая посуда, лампады и т. д. Было очень много среди этого "лома" изделий работы известных русских ювелиров: Хлебникова, Овчинникова, Фаберже…
Более ценное и более портативное шло в крупные антикварные магазины Европы и Америки и продавалось, разумеется, не на вес…
Еще и теперь, через полстолетия, у разных антикваров и на аукционах время от времени появляются драгоценности, иконы, художественные произведения, происхождения несомненно российского. Но пути и способы, как это все попало к продавцам, – неизвестны. О них можно только догадываться.
Капиталистический мир, так ревниво оберегающий частную собственность и строго карающий ее нарушителей, в этом случае закрывал глаза на происхождение продаваемого и охотно покупал то, что было "заведомо краденное", не задавая нескромных вопросов.
Не было ли это, правда косвенным, оправданием всероссийского грабежа и признанием права распоряжаться тем, кто стоял тогда у власти?
Здесь уместно будет вспомнить случай с держателями полисов страхового общества "Россия", часть капиталов которого находилась в США. Несколько эмигрантов, имея полисы на руках, по которым они имели неоспоримое право получить известные суммы со страхового общества "Россия", обратились в американский суд с просьбой о выплате причитающихся им денег из капиталов "России", находящихся в банках США. Суд вынес решение о выплате. Но в дело вмешалось правительство США и "разъяснило", что еще в 1918 году страховое общество "Россия" декретом советской власти было социализировано, а потому в иске надлежит отказать… Это однако не помешало замороженные в США капиталы страхового общества "Россия" употребить на удовлетворение претензий, аналогичных претензиям русских эмигрантов, но предъявленных лицами, имевшими американское гражданство в момент писания декрета о социализации.
* * *
Кроме драгоценностей, камней, золота, серебра и предметов искусств, которые легко можно было разбазарить по всему миру новому правящему классу, как добыча после захвата власти, достались и бесчисленные сокровища национально-исторические и культурные памятники великого народа и его тысячелетней культуры: монастыри, храмы с бесценными фресками, созданные целыми поколениями. места и центры, где творилась русская история, русская культура. – Все то, что каждый народ бережет и лелеет, как неотъемлемую часть своего прошлого.
Для новых властителей страны все это было не только чужое и чуждое, но и вредное и даже опасное. Оно напоминало о тех временах, когда Россией правили русские, когда за стенами монастырей отсиживались от набегов врагов, когда в монастырских кельях писались летописи, выковывалось русское национальное миропонимание и правосознание.
А потому новая власть, не будучи в состоянии продать fi разбазарить эту часть достояния всей России и всего русского народа, с исключительным ожесточением принялась за уничтожение.
Дело это было поручено Губельману, принявшему псевдоним "Ярославский" и занявшемуся осквернением и разрушением храмов, кощунственно-издевательскими выступлениями, возглавляемых им "воинствующих безбожников", глумлением над всем тем, что было свято и дорого народу.
Сколько на просторах России было уничтожено, испакощено, осквернено неповторимых и незаменимых памятников русской культуры и неразрывно с ней связанного Православия – ни учесть, ни перечисли гь невозможно. Может быть, это сделают грядущие поколения. Нам же не только нужно, но и должно это помнить… И то, что сейчас среди молодежи в СССР появляется повышенный интерес к прошлому своего народа доказывает, что не так легко убить в народе его национальный дух, сознание.
Русская, точнее российская, культуры (литература, искусство, наука) в начале нынешнего столетия занимала, если не первое, то, несомненно, одно из первых мест в мире. Культурная элита выросла и была воспитана в гуманных и либеральных традициях рубежа 19-го и 20-го столетий одинаково чуждых и ксенофобии. французов, и сухому и высокомерному делячеству англо-саксов, и самомнению и напыщенности немцев. Она носила в себе зародыши космополитизма и потому так легко и свободно принимала в свою среду представителей всех племен, рас и народов.
Русский национализм был в латентном состоянии и "национальное отталкивание", ярко проявляемое у других народов, среди русской культурной элиты почти отсутствовало.
Этим обстоятельством, надо полагать, и объясняется необычная легкость, с которой элементы инородные и иноплеменные сначала проникли, как равные, в ряды русской культурной элиты, а после 1917 года почти полностью захватили в свои руки руководящие позиции во всех отраслях культурной жизни России.
Захват этот произошел как-то незаметно. А когда российская элита себя национально осознала – было уже поздно. Новый правящий класс с редкой энергией и целеустремленностью устремился на борьбу с историческим прошлым России, в чем и преуспел в первые четверть столетия своей власти. Даже самые слова "Россия", "русский" оказались под запретом, а за малейшее проявление недовольства этим новым курсом культуры, уличенный или просто заподозренный в этом, легко мог попасть в места не столь отдаленные…
Преподавание русской истории и с ней связанных предметов, как в средней, так и высшей школе стало профессией небезопасной. История России менялась и приноравливалась к новому курсу. Менялась часто и надо было зорко следить, чтобы не впасть в ересь… В печати советской, разумеется, об этом не писалось. А в печати мировой, если об этом и писалось, то одобрялось, ибо это считалось борьбой с русским шовинизмом и искоренением остатков "квасного патриотизма"…
И только в 1966 году в книге американского историка-исследователя Вествуда "Россия 1917–1964 годов" можно прочитать следующие правдивые строки: "коммунисты боролись не столько с белыми, буржуазией, кулаками или фашистами, сколько с историческим прошлым России". Это, может быть, первый случай, когда правильно подмечена и отчетливо сформулирована главная цель правящего класса, заключавшаяся в искоренении в сознании народа чувства своей национальной принадлежности и превращения новых поколений в "советских людей" с психологией "безродного космополита".
Понимая и учитывая огромное значение для внедрения в умы своих идей, новый правящий класс сразу же после прихода к власти, во-первых, во всей стране запретил все периодические издания некоммунистического направления, а, во-вторых, во главе всех газет и журналов поставил своих людей, не только политических единомышленников, но и своих единоплеменников. (Чтобы не перечислять здесь всех редакторов влиятельнейших газет и журналов СССР в разные периоды власти нового правящего класса рекомендуется заглянуть в соответствующие списки помещенные в этой книге – на стр. 271 и 458).
Новые руководители печати в СССР сразу же стали проводить основную линию, прибывшей из-за границы головки III Интернационала – неуклонную борьбу с историческим прошлым России.
Борьба эта шла широким фронтом. Кроме периодической печати, всячески охаивавшей прошлое русского народа и созданного им великого государства, этим же делом занялась и литература того времени, а также весь огромный аппарат "народного просвещения", стремившийся воспитать новые поколения в полном незнании прошлого своего народа и страны…
Расчет был на создание "нового человека", не помнящего своего родства, не знающего и не понимающего, что такое родина, человека интернационального.
И все, что этому новому курсу воспитания могло мешать, подвергалось запрещению и уничтожению. Разные скоморошествующие приспешники правящего класса "метлой выметали русских классиков и прочую дребедень, засоряющую мозги пролетария". Пушкин был под запретом, не говоря уже о Достоевском, Лескове и других корифеях русской литературы… Диктатором в литературе стал племянник Свердлова – Леонид (Лейба) Авербах, деятельность которого описана в отдельном приложении в части II настоящего труда (см. "Ленька и железный Генрих", стр. 463–467).