- Опоздали вы годом, - встретила меня вздохом сожаления пожилая женщина, - умер он... в прошлую Пасху... Поехал за тортом и... прямо в трамвае.
- Вы жена Василия Михайловича?
- И жена померла... Мы-то уж новые жильцы.
- Бумаги какие-нибудь остались? Документы, фотографии, письма?
- Да были бумаги. Во двор все выбросили... Жена Грязнова тихо померла, никто не слышал. Она тут с неделю пролежала... запах пошел. Ну и выбросили все перед ремонтом.
Я спустился в каменный колодец двора, раскаленный июльским солнцем. Из распахнутых окон во двор вливались шумы большого дома: надрывались младенцы и магнитофоны, грохотала пальба с телевизионных экранов, на шестой этаж звали Витьку-паршивца, и сыпались с какого-то подоконника "миллион, миллион алых роз"...
Дом жил своей жизнью, и не было ему никакого дела до старого боцмана, игравшего со смертью в глубинах Балтики и Тихого океана... Через этот двор-колодец протекала Лета - река забвения, и мне вдруг стало до боли жаль лысоватого человека в старом флотском кителе, канувшего в ее мертвую воду почти бесследно...
Вместе с ним исчезли в ее черных омутах и все его потаенные суда, умевшие счастливо всплывать, но только не из глубин реки забвения; исчезли и его годки-товарищи, и те фотографии, где они запечатлены рука об руку с ним, боцманом "Леопарда" и подводной лодки № 3, сгинула и общая тетрадь, которой Грязнов поверял свои воспоминания...
Дом № 73 украшала лепная осоавиахимовская эмблема с девизом "Крепи оборону Родины!", и мне захотелось, чтобы рядом были выбиты слова, продолжающие надпись: "...как крепил ее военный моряк Василий Грязнов, живший в этом доме".
СУДЬБА КОРАБЛЯ. Подводную лодку № 3 распропагандированный большевиками экипаж бросил 9 декабря 1917 года в румынском порту Галац. В марте 1918 года корабли австро-венгерской дунайской флотилии, продвигаясь к Измаилу, наткнулись на ее притопленный корпус на участке реки между Галацем и Рени. В октябре субмарину, переименованную в UB-3 и зачисленную в состав австро-венгерского флота, подняли с помощью двух барж и провели по Дунаю до самых Железных Ворот. Затем ее доставили в Будапешт. Весной 1919 года, когда возникшая на обломкам империи Габсбургов Венгерская советская республика пыталась отстоять свою независимость, трофейную подводную лодку из дивизиона Ризнича привели в боевую готовность. К тому времени отчаянный "Бычок" еще раз сменил свой номер и стал подводной лодкой венгерского флота U-63. Ею командовал подводник бывшего австро-венгерского флота капитан-лейтенант Андор Хертеленди. Он провел серию пробных погружений на Дунае против военно-морских казарм в Обуде. Сведений об участии U-63 в боях за Будапешт не имеется. Последнее упоминание о ней в документах относится к 1921 году, когда многострадальный "Бычок", он же подлодка № 3, UB-3 и U-63, был разобран на металл в месте своей последней стоянке в Уйпеште (район Будапешта).
ОНА УТОНУЛА...
Наверное, столичные штабисты, которые подбирали командира на "Святой Георгий", понимали, что подводник, совершивший самый дальний свой лодочный переход одиннадцать лет назад по прибрежному маршруту Либава - Кронштадт и волею судеб всю войну проторчавший у причальных стенок Пернова и Рени, - не слишком удачная кандидатура для столь рискового дела, как перегон подлодки-малютки вокруг Европы из Средиземного моря в Белое. Но назначению Ризнича в этот опаснейший поход предшествовало одно чрезвычайное происшествие, о котором бы мы никогда не узнали, если бы в 2000 году в Россию не вернулось из американского города Лейквуда огромное архивное сокровище, переданное потомками русских моряков-эмигрантов на свою историческую родину. Это был контейнер с письмами, фотоальбомами, дневниками, журналами, издававшимися морскими офицерами на чужбине, рукописями воспоминаний и неизданных книг. Разбирать это сокровище, поступившее в Российский фонд культуры, было поручено историку старого русского флота Владимиру Викторовичу Лобыцыну.
ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА. Владимир Викторович Лобыцын, капитан 2-го ранга в отставке, сотрудник Института океанологии и океанографии, служил родному флоту на ниве исторических разысканий до последнего дня жизни. Благодаря его огромному подвижническому труду были спасены от забвения сотни достойнейших моряков-офицеров, не поступившихся честью и не предавших свое Отечество. Книга "Мартиролог русской военно-морской эмиграции", кропотливо составленный и образцово изданный Лобыцыным, стала, пожалуй, главным трудом его жизни. И если в ней нет имени капитана 2-го ранга Ивана Ризнича, значит, можно уверенно полагать: погиб он вовсе не за рубежом...
Именно Владимир Лобыцын, который тоже увлекся судьбой командира "Святого Георгия", и показал мне найденную в эмигрантском архиве пожелтевшую телеграмму морского министра адмирала А. Русина. Она была адресована в Ставку Верховного главнокомандующего, находившуюся тогда в Могилеве, - графу Капнисту, представителю военно-морского флота, и датирована 11 сентября 1916 года:
"Адмирал Веселкин телеграфирует: "Старший лейтенант Ризнич отказался исполнять мое приказание руководить работами по изготовлению донных мин, что я ему предложил как водолазному офицеру. Он мотивировал свой отказ невозможностью покинуть на время подводную лодку и в присутствии офицеров вел себя возмутительно вызывающе со мной. Я временно его отстранил от командования и прошу срочного распоряжения об экстренной его замене и немедленного отправления его из Рени, а также об отрешении его от должности командира и начальника дивизиона с оставлением на время войны без назначения на суда Действующего Флота, как протестованного мной.
Основание: пункт 5-й ст. 75, книга 17-я.
Адмирал. Веселкин".
Телеграмма от графа Капниста 16 сентября 1916 года:
"Адмиралу Веселкину.
Подводник лейтенант Шмидт выехал в Рени 16 сентября. Капнист".
По сути дела, старший лейтенант Ризнич был прав: изготавливать донные мины должны минеры, а не водолазные офицеры. Беда, коль пироги начнет печи сапожник... Другое дело, в какой форме выразил он свой отказ. Вообще-то, дисциплина на Дунайской флотилии была аховой, на Дунай ссылали из Севастополя штрафованных матросов, да и офицеров тоже.
Судьба Ивана Ризнича отчасти напоминает судьбу Александра Маринеско - тот же своенравный независимый характер, то же бесстрашие, когда дело касается великого риска, и вечное недовольство начальства. Один совершил поход века, другой - атаку века. И оба получили свое признание, свои награды - посмертно, спустя многие десятилетия.
Итак, из Рени строптивого командира дивизиона особого назначения старшего лейтенанта Ризнича отозвали на Север. Возможно даже, не столько для тою, чтобы убрать с глаз обиженного им адмирала, сколько препоручить ему, знатоку подводных лодок уникального проекта 27-в, подъем затонувшей осенью 1915 года подводной лодки № 2.
Дело заключалось вот в чем. Ввиду того, что навигация на Белом море недолгая, решено было отбуксировать субмарины в незамерзающую Екатерининскую гавань Кольского залива - в Александровск-на-Мурмане. Однако в пути случилась беда.
"11 октября обе подводные лодки, - доносил старший лейтенант Ризнич, - вышли на буксире парохода "Сергей Витте" под конвоем вспомогательного крейсера "Василий Великий". 15 октября при сильном западном ветре и крупной волне при переходе от острова Сосновец к Йокоганьскому рейду ПЛ № 2 сорвалась с буксира и затонула. Личный состав находился на "Витте". Точное место гибели установить не удалось".
Спустя девяносто лет в том же Баренцевом море, следуя во все ту же Екатерининскую гавань, и тоже осенью, затонула шедшая на буксире списанная атомная подводная лодка К-159. Ее экипаж в отличие от ПЛ № 2 шел не на буксире, а в прочном корпусе атомарины, и потому погиб, когда оборвались понтоны...
Лейтенант Ризнич, зная невысокие мореходные качества своих карликовых субмарин, возражал против буксировки их в осенние шторма, но командующий флотилией Северного ледовитого океана контр-адмирал Ивановский настоял на этой операции.
Весной 1916 года злополучную субмарину удалось обнаружить, о чем и было доложено в морской штаб Верховной Ставки:
"Мортшаверху. 16 апреля 1916 г. Из Иоканьги начальник телеграфа сообщил, что у берега в заливе усмотрена наша потерянная подводная лодка. Главная телеграфировал Кроткову послать туда судно. "Вайгач" прошел Святой Нос. А "Беллавенчер" пришел в Александровск-на-Мурмане. Штенгер". Была сформирована команда водолазов с опытнейшими водолазными офицерами лейтенантами Н. Павлиновым и Китаевым. Вскоре командующий флотилией Северного океана контр-адмирал Угрюмов доносил из Архангельска в Генмор: "Для спасения подводной лодки, найденной в Святоносской бухте, из Александровска послан тральщик "Восток" со старшим офицером заградителя "Уссури" Чуть позже адмирал докладывал начальнику Морского Генерального штаба:
"...Лодка закреплена двумя тросами, караул поставили. При осмотре проломов корпуса не замечается. На рубке с обеих сторон стоит цифра "2" Крен на правый борт. Укрепления двумя тросами считаю надежными. Угрюмов".
Однако судоподъемные работы затянулись из-за плохой погоды и других причин. На смену лейтенанту Шмидту, руководившему подъемом, был направлен старший лейтенант Ризнич. Он прибыл к месту работ в начале октября. Но подводной лодке № 2 суждено было навсегда остаться на дне морском Морской министр адмирал Григорович наложил резолюцию: "Лодку надо исключить из списков. Не стоит тратить деньги".
Так или иначе, но Ризнича хоть и отрешили от командования дивизионом, но все же оставили на "судах Действующего флота", назначив его командиром малой подводной лодки № 1, стоявшей в Александровске-на-Мурмане (ныне город Полярный), лейтенанта Вячеслава Шмидта 3-го отправили на Дунай командовать подводной лодкой № 3.
Обоих офицеров связывала добрая дружба и совместная эпопея по переброске субмарин из Ладоги на Север. На память о крутом повороте судьбы они сфотографировались в Архангельске. Этот уникальный снимок с автографом старшего лейтенанта Ризнича тоже попал в Россию с лейквудским архивом, и его тоже разыскал среди многих прочих Владимир Лобыцын.
СТАРОЕ ФОТО. В резном кресле студийного мастера сидит гологоловый морской офицер в кителе. Рядом стоит его товарищ - лейтенант Вячеслав Шмидт. На лицах - ни тени печали, хотя оба понимали: возможно, расставались навсегда. Война есть война.
Ризнич не долго пробыл в опале. В начале декабря 1916 года морской министр адмирал А. Русин утвердил решение генмора о назначении старшего лейтенанта Ризнича командиром подводной лодки, построенной итальянцами по российскому заказу. Остается гадать, что это было - особое доверие известному ратоборцу за подводный флот или своего рода почетная ссылка с непредсказуемым исходом. Ведь шанс был не столько отличиться, сколько сгинуть в коварном Бискае или угодить под торпеду германского подводного рейдера... Ризнич после многих лет вынужденного бездействия принял это назначение с радостью. Он верил в себя, верил в стойкость и храбрость русского матроса, верил в свою счастливую звезду.
"Найти себе команду дружную и которой можно вполне довериться, - писал он еще до войны, - не так трудно, если принять во внимание громадный контингент желающих плавать на подводных судах".
Именно такую - дружную - команду и подобрал себе старший лейтенант Ризнич. Ее костяк составили матросы и унтер-офицеры с подводной лодки № 1. А для покидаемой субмарины Ризнич сформировал и подготовил другую команду, которую возглавил лейтенант Николай фон Дрейер. Тот самый Дрейер, выведенный Валентином Пикулем в качестве одного из героев романа "Из тупика".
И тут самым неожиданным образом перед Иваном Ризничем возникла еще раз тень Александра Пушкина. Дело в том, что в семье Дрейеров хранился портрет Пушкина, написанный с него в раннем детстве. Этот портрет был передан Надеждой Осиповной, матерью поэта, дочери домашнего врача в подарок и передавался потом из поколения в поколение, как драгоценнейшая реликвия. Разумеется, Ризнич о том и знать не знал, поскольку все разговоры с лейтенантом Дрейером шли вокруг подводной лодки № 2, комплектации нового экипажа и прочих служебных дел. Но дух Пушкина витал над ними под северным небом, и сегодня, кажется, пушкинская строка про моря и про "гад подводных ход" была тоже провидческой, как и многое из того, что он сумел предсказать. Могли бы они подумать тогда, Ризнич и Дрейер, что через несколько лет примут почти одну и ту же судьбу, здесь же, в Архангельске.
Лейтенант фон Дрейер после октябрьского переворота служил штурманом на ледоколе "Святогор" (потом "Красин"), который ходил под красным флагом. В 1919 году заболел тифом и слег в гарнизонном госпитале Архангельска.
РУКОЮ ПИСАТЕЛЯ. "...Город весь во власти террора, гремел выстрелами - убивали, - писал Валентин Пикуль в "Легенде об одном портрете". - И тогда в госпитале появился двоюродный брат штурмана - капитан 2-го ранга Георгий Ермолаевич Чаплин.
- Тащите его во двор! - повелел он.
Николай Дрейер был вынесен на носилках из больничной палаты, и брат расстрелял брата... Тут же, на дворе!
...Мне осталось сказать последнее. Память о лейтенанте Н.А. Дрейере была слишком дорога жителям Архангельска, и после изгнания с Севера интервентов ледокол "Иван Сусанин" получил новое имя - "Лейтенант Дрейер"! В самые трудные годы Советской власти он охранял наши полярные рубежи, а в 1922 году погиб в Чешской губе, затертый жестокими льдами..."
Над рубкой малой подлодки взвихрялась большая история... А экипажу ее предстояло большое и историческое плавание. Но сначала надо было попасть из Александровска-на-Мурмане в далекую Италию, на самый каблук ее "сапога" - в Специю.
Одно время ходила такая легенда, будто экипаж "Святого Георгия" сплошь состоял из младших офицеров, переодетых в матросское платье. Но это не более чем легенда. Все пятнадцать человек команды были натуральными матросами и унтер-офицерами, вызвавшимися идти в опасное плавание добровольно. Офицерские же погоны носили на лодке кроме Ризнича лишь двое: штурман лейтенант барон фон А. Ропп и подпоручик по адмиралтейству М. Мычелкин. Оба бывалые моряки, прошедшие в буквальном смысле и огонь, и воду...
Барона Александра Эдуардовича фон Роппа, потомка древнего рыцарского рода, Ризнич пригласил из "клуба самоубийц", как тогда называли дивизию траления Балтийского моря. Лейтенант фон Ропп командовал в ней тральщиком № 1 и весьма отличился при тралении Моонзунда. До того Ропп служил на крейсере "Аскольд", штурмовавшем вместе с английской эскадрой дарданелльские форты.
Еще раньше - в 1908 году-мичман Ропп вместе с другими моряками линейного корабля "Слава" и всей гардемаринской эскадры участвовал в спасении жителей Мессины, разрушенной мощным землетрясением. На мундире его рядом с орденом Станислава поблескивала серебряная итальянская медаль "За оказание помощи в 1908 году в Сицилии и Калабрии"...
На флоте служил и его родной брат фон Ропп 2-й, оставшийся после Гражданской войны в Бизерте.
Подводный стаж Александра фон Роппа был невелик: в январе 1915 года он был назначен в бригаду подводных лодок для прохождения краткосрочных офицерских курсов подплава. Затем стажировался на подводных лодках "Кайман" и "Крокодил". Однако полностью курс подготовки не прошел - был отчислен из бригады по состоянию здоровья и назначен на дивизион подводных лодок особого назначения.
Вахтенный начальник подпоручик по адмиралтейству Михаил Алексеевич Мычелкин прошел все ступени флотской службы: матрос, кондуктор, офицер. Немало морей избороздил он на своем веку. Воевал во время боксерского восстания в Китае на канонерской лодке "Сивуч". Участвовал в штурме крепости Таку в 1900 году. Первую мировую встретил на крейсере "Жемчуг", ходил на нем в Индийский океан и уцелел, когда в Пенанге немецкий рейдер "Эмден" торпедировал "Жемчуг" во время ночной стоянки. Однако опыта в подводном плавании почти не имел. В 1915 году занимал должность старшего баталера штаба командующего Сибирской флотилии. Затем перевод на Север. На дивизионе особого назначения он исполнял обязанности ревизора, то есть занимался хозяйственно-снабженческими делами. Так что из всех офицеров только один командир и был настоящим подводником. Его опыта должно было с лихвой хватить на весь экипаж.
Проблема сплоченности экипажа, психология взаимоотношений командира подводной лодки и членов команды волновали Ризнича не меньше, чем техническая сторона подводного плавания. "Что лучше, - задавался он вопросом, - будет ли командир отделен от команды и управлять лодкой отдельно или команда будет иметь возможность все время следить за командиром? Мне кажется, что где бы то ни было и что бы ни делалось, но если от действий другого зависит наше благосостояние, а тем более жизнь, то удивительно хочется быть в курсе дела и кажется очень тяжелым не иметь возможности следить за всеми действиями лица, в руках которого находится наша жизнь".
Команде "Святого Георгия" повезло: у нее был не просто отважный командир, но командир-психолог...
Командир был назначен, подобран был экипаж, а между тем вопрос о передаче лодки России все еще висел в воздухе. Истощенная затянувшейся войной царская казна не могла выплатить заводу те миллионы, которые оговаривались в контракте. Союзники-англичане обещали кредит, но не очень торопились.
Тем временем, ничего не зная о закулисной борьбе дипломатов и финансистов, экипаж подводников под командованием старшего лейтенанта Ризнича начал свою военную одиссею...
Дмитрий Быховский ошибался, прокладывая маршрут Ризнича в Италию через Персию, Египет, Тунис. Путь русских моряков пролегал через Англию, Францию, а затем - Средиземным морем - в Италию. Он известен с точность до каждого дня, благодаря чудом сохранившимся письмам старшины машинной команды унтер-офицера Кузьмы Александровича Ильяшенко.
СКРИПКА СТРАДИВАРИ НА БОРТУ "СВЯТОГО ГЕОРГИЯ"
Февральская революция грянула в разгар последних приготовлений к поездке в Италию. Ризнич полагал, что теперь все отменят дробь походу, но, несмотря на эйфорию "великой и бескровной", его небольшой экипаж, облаченный в бушлаты первого срока и новенькие ботинки (выдали для заграничного вояжа все новенькое), сел в Романове-на-Мурмане на борт английского парохода и 1 марта 1917 отбыли в Англию. В Ливерпуль прибыли ровно через неделю. А на следующий день - 10 марта - русских моряков отвезли в Лондон, где российские эмигранты и сочувствующие им англичане устроили митинг в поддержку революции в Петрограде. Русских моряков, только что прибывших из эпицентра событий, встретили в Альберт-холле восторженно. Унтера-офицера Ильяшенко, как имевшего революционный опыт в мятежах 1905 года, посадили в президиум, и он сидел рядом с Максимом Литвиновым, будущим министром иностранных дел СССР.
А старший лейтенант Ризнич, пока шел митинг, прогуливался со своими офицерами по Пикадилли. Они еще не догадывались, чем обернутся для них все эти революционные восторги.
Однако война продолжалась, и Россия под эгидой Керенского продолжала вести бои на суше и на море.
"14 марта 1917 года из Лондона в Генмор.
Старший лейтенант Ризнич прибыл в Лондон в пятницу вечером Просит перевести из команды "Пересвета" на подводную лодку одного телеграфиста и двух минных машинистов.