Реализованный сценарий масштабной криминализации страны предопределил характер российской экономической и политической системы, неминуемую при таком сценарии деградацию и производственных, и общественных отношений. Отношения эти не столько конкурентнопроизводительные, сколько криминально-перераспределительные. В этой системе отношений коррупция - не помеха процессу, а самый базис, инструмент извлечения прибыли.
Встречается и иная постановка вопроса - о неразрывной связи между рыночной экономикой и коррупцией. Что ж, такая связь есть, но равно как есть связь и между административными отношениями и опять же коррупцией. Так вряд ли можно утверждать, что в СССР в 70-80-е годы ХХ века (без рыночной экономики) коррупция (в торговле, здравоохранении и образовании) была меньше, чем в этот же период в Швеции, Норвегии или Сингапуре - государствах с рыночной экономикой, но последовательным социальным и антикоррупционным регулированием.
В конце 80-х годов в наше сознание внедрялась идея, что корень бед - административно-распределительные отношения. Откажемся от них, перейдем к рынку - коррупция сама отомрет. Но коррупция равно свойственна и рыночной, и нерыночной экономике (различны лишь формы), и проистекает она из многих факторов - из нравов общества, из несправедливости распределения национального дохода, из представлений о допустимом неравенстве, целях и смысле жизни, из ценностной ориентации граждан, слабости правоохранительной системы и т. п. У нас же целенаправленно поощрялось аморальное и мошенническое поведение. Ростки взошли. И теперь ключевая проблема: а кто в подавлении коррупции заинтересован?
Главный результат криминально ориентированных реформ в России: самые экономически сильные у нас стали таковыми не законно, а, как правило, противозаконно, и не благодаря честному и высоко моральному служению обществу и государству, но, напротив, благодаря тому или иному способу фактического разграбления государства (наиболее известный пример - "кредитно-залоговые аукционы"). Так было бы странно, если бы российский крупный капитал теперь солидаризировался бы со своим народом, был бы заинтересован в усилении государства и государственного порядка.
Сравним с генезисом капитала в Китае.
Известно множество работ по сравнению китайского и российского опытов реформ, но акцент делается, как правило, на убийственных для нас различиях в результатах. Нас же интересует еще и мораль общества, а также источник этой морали. Мне довелось изучать китайский опыт, а в 1992 году даже и посетить Китай, пообщаться с руководителями государства и со специалистами. Еще тогда я был поражен четкостью регламентации в Китае всего, что связано со стимулированием труда госслужащих. И главное наше отличие от Китая вовсе не в том, что у нас меньше старательных, терпеливых работников. Отличие в том, что в Китае самыми сильными, влиятельными и богатыми стали те, кто честно служил своему государству и обществу, затем был направлен государством на управление госдолями и паями акций и затем стал богатым и сильным благодаря государству, стоящему за его спиной. Это создает противоположную нашей моральную атмосферу во властной партийно-государственной и финансово-промышленной элите.
Сильное государство, жестко пресекающее коррупцию - для китайской элиты это условие возможности сохранить и упрочить свое положение, в том числе, в конкурентной борьбе на мировом рынке. И в китайской элите есть консенсус в отношении пресечения коррупции самыми жесткими мерами.
Таким образом, коррупция - не повод отказаться от рынка. Но это основание применить жесткие механизмы его контроля и регулирования - в целях недопущения поворота рыночных сил против интересов государства.
И последний пример. Вопросы госрегулирования экономики, в том числе внешней торговли и доступа к отраслям национальной экономики иностранных инвесторов (вплоть до зарубежного контроля) - это вопросы отнюдь не чисто рыночные, а экономической и оборонной политики. Китай (уже два десятилетия не экспортер, а импортер энергоресурсов) на переговорах о вступлении в ВТО добился более чем 90 % защиты своего нефтегазового сервиса (технологичного обеспечения обустройства месторождений, добычи и переработки сырья). Россия же - "энергетическая держава", вопрос о защите этого жизненно важного сектора, мостика между сырьевым сектором и производителями высокотехнологичного оборудования (о которых теперь столько "заботы" с высоких трибун), на переговорах о вступлении в ВТО даже и не поднимала… Так причем здесь наличие или отсутствие рынка, если налицо прямая сдача важнейшими нерыночными институтами государства (институтами госвласти) стратегических интересов страны?..
Проблема субъектности в вопросе о подавлении коррупции ведет нас к необходимости разделить все виды коррупции на два основных: коррупция аппаратная (чиновничья) и государственно-политическая.
Коррупция аппаратная - именно ей надлежало противодействовать Контрольному управлению Президента и всей системе внутреннего контроля. И подавлением этого вида коррупции успешно занимается Китай. Другой пример эффективного механизма борьбы с такой коррупцией дает нам Сингапур. Причем суть метода не только в известной жесткости наказаний, но и в двух других важных аспектах.
Первый - возможность достойной карьеры и оплаты труда госслужащих, включая высших должностных лиц. И никакого лицемерия, вроде нахождения на госслужбе "и так богатых" за символический один доллар в месяц. Напротив: если налицо рынок труда, то и уровень зарплаты госслужащих должен быть сопоставим с тем, что этот же специалист мог бы заработать в частном секторе. Понятно, что при таком подходе ни о каком "дешевом" государстве и речи быть не может.
Второе - презумпция коррумпированности госслужащего, в отличие от презумпции невиновности гражданина. Госслужащий, в отличие от простого гражданина, обязан быть особенно щепетилен. И если он "нечаянно" направил деньги не туда (как это регулярно делали наше правительство и Минфин), или предоставил кому-то льготу (как это столь же регулярно делали наши президент и правительство), или осуществил закупки некачественных товаров и услуг, или перерасходовал средства (как это систематически делали у нас правительство и управление делами президента), то не прокуратура обязана доказывать преступный умысел, а, напротив, ответственное лицо должно доказывать в суде безупречность своих действий и чистоту помыслов. Аналогично, если должностное лицо получило что-либо (любое благо) сверх положенного от государства обеспечения (как, например, группа "писателей" из Госкомимущества получила в свое время по сто тысяч долларов за еще не написанную книгу от структур, связанных с ОНЭКСИМ-банком), то именно на нем лежит бремя доказательства в суде, что это благо не есть коррупционная оплата "услуги".
К этому остается добавить достаточно самостоятельные внутренние (для системы исполнительной власти) контрольные органы, замыкающиеся лишь на первого руководителя, плюс, чтобы не было необходимости раздувать их штаты до бесконечности, - чрезвычайно жесткие (в отличие от наших псевдогуманных) санкции за нарушения и, тем более, преступления.
Сравним этот подход с нашим. Неадекватно низкая оплата труда госслужащих, врачей и учителей, да еще и связанная не с объективными трудностями, а лишь с нежеланием легально платить за труд в соответствии с его качеством и тем самым сделать служащих свободными и самостоятельными, действительно толкает людей к поиску не вполне законного дохода. Плюс отсутствие надлежащих санкций, формулирование их так, чтобы можно было и привлечь, но можно и не привлекать. Все направлено не на пресечение коррупции, не на обеспечение законности, но на личную лояльность начальнику, на зависимость подчиненного, который, таким образом, кругом "на крючках".
В части же оплаты труда - повторю: важен не столько абсолютный объем, сколько соотношение зарплаты на госслужбе и в частном секторе. В течение всего периода 90х годов, когда закладывалась основа нынешних обычаев и нравов, зарплата на госслужбе была просто унизительно низкой. Но важно подчеркнуть: это сложилось не стихийно, а было организовано сознательно. И СМИ, контролируемые нарождавшимися олигархами, постоянно выпячивали в глазах населения "необоснованно высокую" зарплату депутатов и госслужащих, как бы "забывая" сравнить ее с доходами банкиров, сырьевиков и самих теле- и радиоведущих и журналистов.
Показательный пример, о котором я уже упоминал. В 1995–1996 гг. зарплата зампреда правительства страны и зампреда Счетной палаты (эти категории были законом приравнены) составляла около 300–400 долларов в месяц и лишь в преддефолтовском 1997 году поднялась примерно до тысячи долларов (после дефолта же и до конца моей работы в начале 2001-го - опять около 350). И сверх этого никаких премий - только медобслуживание, персональная машина и госдача, на оплату которой уходила треть зарплаты. И это было неплохо, терпимо, но представьте: ниже и, соответственно, с меньшей оплатой - вся пирамида госслужбы…
В это же время зарплата зампреда Центробанка была на порядок больше (около 10 тыс. долларов в месяц) и плюс еще примерно столько же неподотчетных "представительских". Да плюс еще и возможность брать масштабные долгосрочные кредиты в ЦБ по ставке, ниже не только рыночной, но и многократно ниже инфляции - такие факты мы выявили тогда в ряде отделений ЦБ. И обосновывалось это тем, что "не могут же наши (ЦБ) сотрудники получать меньше, чем сотрудники частных банков". Притом, что именно ЦБ осуществлял такое регулирование банковской деятельности, которое и позволяло банкам иметь сверхдоходы и выплачивать зарплаты и иные выплаты на порядок больше, чем на госслужбе и во вполне сознательно угнетавшихся высокотехнологичных секторах экономики.
Так создавались условия, при которых банки могли буквально оптом скупать госслужащих - как прямо и грубо, так и более тонко, например, намеком в будущем взять на работу в банк… Так была обеспечена "лояльность" госслужащих не столько государству, сколько финансово-спекулятивному капиталу, интересы которого объективно в ряде случаев прямо противоположны интересам общества и государства.
Коррупция государственно-политическая - болезнь несопоставимо более сложная. Для большинства современных государств именно она - главная проблема (хотя и не всегда осознаваемая обществом). Одновременно, этот вид коррупции является не проблемой, а инструментом - для теневых сил, заинтересованных в действиях государства вопреки интересам общества.
Первый признак государственно-политической коррупции - отсутствие реального подавления коррупции аппаратной, чиновничьей - той, с которой мы сталкиваемся каждодневно. Причина очевидна: для воспроизведения коррупционных механизмов прихода к власти и ее удержания необходима социально-экономическая база. Развращенное и зависимое (подвешенное на коррупционных "крючках") чиновничество - лучшая опора. Для него важно сохранение "стабильности" системы, включая неформальное разрешение высшей власти своим приближенным безнаказанно "пастись" на вверенной территории. За сохранение такой "стабильности" эта опора власти готова на любое преступление, включая фальсификации выборов и т. п.
Государственно-политическая коррупция, не будучи признаваемой у нас как ключевая болезнь, в то же время имеет идеологическое обоснование чуть ли не как благо. Публично о нем говорят редко, но среди "своих" - откровенно. Сторонники рассмотрения государственно-политического механизма демократического государства как "рынка" политико-административных "услуг" исходят из того, что интересов всего общества вообще нет. Значит, нет и интересов государства. Каждый субъект экономической деятельности должен покупать "услуги" - финансировать избирательные кампании, нанимать и перекупать лоббистов, политиков и политические партии. И тогда какая коррупция? Кто сильнее, кто сумел продвинуть своих к власти, тот и реализует свои интересы.
В рамках такого подхода отказ российских властей от защиты своей сферы высоких технологий вокруг сырьевого сектора - это не коррупция и не предательство национальных интересов. Это - всего лишь реализация наиболее сильными, контролирующими власть (сырьевиками), их интереса пользоваться дешевыми и эффективными (зарубежными) услугами.
Кстати, вопрос контроля над СМИ в рамках такой сверхлиберальной логики тоже можно рассматривать как естественный приз по результатам рыночной игры, вследствие чего отнимать этот приз у кого-либо (раз у нас собственность священна и неприкосновенна) нет ни малейших оснований…
Каким бы абсурдом не казалось более или менее социально ответственным силам последнее из выше описанного, содержательной дискуссии в обществе на эти темы нет. И не может быть таких дискуссий между двумя основными альтернативными социально-экономическими течениями - между, условно скажем, "либералами" и, столь же условно, "государственниками". Стороны не могут переспорить друг друга аргументами потому, что в основе позиций - не различная логика, в которой можно найти ошибки и противоречия, но разные исходные посылки, базирующиеся на различных ценностях. Это хорошо видно на примере критики либералами, например, таких ученых, как тот же выше мною упоминавшийся Дэвид Кортен: "Они просто продают себя как противники глобализации и на этом делают свой бизнес". То есть такие "либералы" не могут себе и представить, что мотивом действий может быть что-то иное, нежели подороже продаться. Но тогда и коррупция - то, что хорошо "продается", а значит, это не зло, но, напротив, ценность.
Государственно-политическую коррупцию необходимо рассматривать не как нечто отдельное, связанное лишь с механизмами формирования власти, контроля за ней и смены власти, но как явление системное в жизни общества. Она является следствием принуждения общества к глобальной несправедливости и прививания ему представления о нормальности этой несправедливости, примитивизации структуры экономики и содержания труда граждан, господства криминально-перераспределительных отношений над производительными, атомизации и разложения общества, утерявшего способность к солидарности и здоровую ценностную ориентацию.
Без постановки как базисного вопроса о ценностях, о справедливости, о солидарности и единстве общества, а также о его целях как целого и об идеологии движения вперед, решение вопроса только о политической реформе по рецептам "либерального" сообщества лишь расширит игровую площадку для государственно-политической коррупции, превратит нынешние бюрократически-коррупци-онные отношения вновь в отношения свободной купли-продажи "политических и информационных услуг". Вольные стрелки медийного сообщества, отдельные политики на этом заработают, но государство и общество в целом вряд ли продвинутся вперед.
Комплексные же рецепты борьбы с нынешним порочным кругом государственно-политической коррупции известны. Это и преимущественно государственное финансирование избирательных кампаний (как во Франции и Канаде), и жесткая регламентация деятельности СМИ в период избирательных кампаний (как, опять же, во Франции), и, что принципиально важно, научно-технологическое развитие (вместо нынешних разговоров о нем), и введение механизмов радикально более справедливого распределения национального дохода - как практически во всей Европе, что выводит целые слои населения из нищеты и делает их гражданский выбор более осознанным.
Но говорить об этом сейчас всерьез применительно к России сложно. При крайне недоброжелательном (и объективно не заинтересованном в таком развитии событий) внешнем окружении, внутри страны даже на горизонте пока не наблюдаются силы, в этом заинтересованные, осознающие свой интерес и способные подобного добиться.
2012 г.
А где же Путин?.
В качестве эксперта принял участие в очередных дебатах "Зюганов - Путин" в передаче "Поединок" на канале Россия-1.
Ожидалась сенсация: в новостях даже сообщили, что Путин планирует прибыть. Но не случилось - прислал вместо себя директора питерского НИИ скорой помощи. А сам где? Вечером узнаем во всех подробностях. В новостях, демонстрируемых в перерывах между фильмами о том, как Россия теперь "встает с колен" и о том, как "коммунисты угробили Россию".
Что ж, хорошо Путина понимаю.
Одно дело - силами всех подконтрольных и подручных СМИ методично строить светлый образ и вбивать в головы граждан, что если не он, то никто другой не защитит народ от тех, кто разорил страну в девяностые. И дело совсем другое - отвечать в прямом эфире (была трансляция на Дальний Восток) на неприятные вопросы.
Например, на мой вопрос о том, почему столько лицемерия вокруг детского онко-гематологического центра, на который добровольцы собрали целых 400 млн руб. Притом, что в это же время самые приближенные к власти, те самые, что действительно разоряли страну в 90-е, например, Чубайс, без какого-либо рационального обоснования на свои "нанотехнологические игрушки" сначала получают от власти 150 млрд руб., а потом, когда часть этих средств, положенных "нанотехнологами" на депозиты в банки, все же взыскали в бюджет, получают от власти еще на 160 млрд рублей госгарантий.
А плюс еще дефицит бюджета только одного этого года в 876 млрд руб. покрывают… заимствованиями под 7 % годовых и более. Притом, что в Резервном фонде и Фонде будущих поколений, а также в золотовалютных резервах лежат более 600 млрд долларов (не рублей, а долларов - это в сумме в двадцать пять раз больше или почти полтора годовых федеральных бюджета), но на которые нам, России, начисляют менее 1,5 % годовых. То есть они там, за океаном, получают наши деньги на свои онкоцентры (и заодно на авианосцы) под 1–1,5 % годовых, а мы затем берем "в долг" свои же деньги, но уже на 6 % дороже.
Берем эту разницу в 6 % годовых - и лишь за год чистый ущерб нам всем более 50 млрд руб. Сколько детских онко-гематологических центров на эти деньги можно было бы ежегодно строить и оборудовать? И не для того ли Счетную палату подвели под президента, чтобы подобные вопросы регулярно, официально и публично задавать было некому?
Директору питерского НИИ скорой помощи, конечно, что на это ответить? Сами сможете увидеть и оценить. Но к нему какие претензии? По большому счету, то есть по серьезным вопросам, он, понятно, не уполномочен.
Люблю ли я свой народ? Люблю - как умею. Но предпочел бы жить среди людей, для которых столь демонстративный отказ кандидата от участия в теледебатах в прямом эфире автоматически исключал бы его из числа тех, кому мы готовы доверить управление государством.
2012 г.
Дефективный народ или предательская власть?
Председатель правительства, он же считающийся избранным президентом, Путин выступил в Думе с "отчетом" о работе правительства.
Почему "отчет" я беру в кавычки - поясню. Тот, перед кем мы отчитываемся, вправе дать оценку нашему отчету, оценить нашу работу. Здесь же, как ни крути, все более напоминало некое совещание игриво демократичного руководителя со своим партхозактивом. Вроде вы вправе задавать вопросы, вы вправе даже критиковать, но последнее слово - за отчитывающимся. Не последнее слово перед вынесением решения - о его работе и его судьбе, а вообще последнее слово. Жанр, согласитесь, противоестественный…
Как это ни печально, но аргументы Путина вполне уложились в мою схему о ВТО как о капитуляции страны. И, соответственно, носили характер не тщательно и досконально расчетный применительно к ключевым отраслям нашей экономики, но сугубо общий мировоззренческий. Цитирую: