"Интернет видит цензуру как повреждение, и устраивает роутинг вокруг нее", сказал заслуженный хакер (и большой любитель SMTP–хостов с открытым релэем) Джон Гилмор. Интернет–поклонника Сайентологии, напротив, состоит из одной только цензуры.
Или Сеть поймет, что копирайт это и есть цензура – или Сеть превратится в одну сплошную сайентологию.
Глобализм и копирайт
Покемоны, EUCD и Гаагская Конвенция
Я считаю, что есть природные права, природные в том смысле, что люди наделены ими независимо от мнения государства. Свобода слова – хороший пример; я думаю, что люди наделены свободой слова, а цензура это плохо. ...Я также считаю, что свобода делиться программами и другой опубликованной информацией – это природное право.
Существуют также искусственные права, права, источником которых государство. Я согласен с американской судебной системой в том отношении, что копирайт – искусственное право, а не природное. Можно принять какую–то ограниченную форму копирайта на определенные работы, но это соглашение делается в интересах публики, а не в качестве неотъемлемого права авторов и компаний менеджмента авторских прав.
Сегодня в интересах публики – чтобы компьютеры использовались для обмена копиями.
(Ричард Столлман, интервью сайту Слэшдот).
Вне Америки, ситуация с копирайтами, пожалуй, еще хуже. Казалось бы, DMCA служит только экспортеру интеллектуальной собственности, а стране, которая ее по преимуществу импортируeт, гораздо выгоднее более либеральные версии копирайтного уложения (или просто никаких копирайтов – полный fair use по образцу Free Software Foundation). В Америке, напомню, в XIX веке копирайты на иностранные работы не действовали вообще – Конгресс решил, что выплачивать деньги иностранцам Америке не выгодно, и все.
Так–то оно конечно так, но копирайты необходимы и национальным корпорациям, отвечающим за перепродажу интеллектуальной собственности в стране, занимающейся ее этой интеллектуальной собственности импортом (в России например). Если вопрос о копирайте не урегулирован, установить монополию не удастся и оптовые цены на продукт упадут до цен на болванки и пустые кассеты (плюс, возможно, 50–100 процентов). Оптовая цена на пиратский компакт–диск в России сейчас в районе доллара; если печатать компакты большим тиражом, они обходится центов в 40 штучка, плюс 20 центов упаковка и еще 5–10 центов обложка; другими словами, в России производитель пиратской продукции имеет с нее 20–30% дохода. Из рынка с таким уровнем цен гораздо труднее извлечь существенную прибыль, чем в ситуации, когда монопольный правообладатель продает тот же самый компакт легально оптом по 3–4 доллара, даже если половину прибыли ему приходится отдавать Биллу Гэйтсу. В России, например, далеко не все лоббирование анти–пиратских мер ведется на деньги, выплаченные американцами; достаточно много национальных корпораций занимаются тем же самым в собственных интересах.
Введение ограничений на fair use, особенно на использование художниками тех или иных культурных реалий, ведет к полной культурной монополии и доминации "богатого Запада" над бедным Югом. В человеческой культуре, голос стран третьего мира и так достаточно незаметен; бедным хватает чем заниматься и помимо культуры. Третий мир лишен голоса, он пользуется культурным продуктом Запада, ничего – или почти ничего – не производя. В результате реформы копирайта по образцу DMCA, эта ситуация будет закреплена на легальном уровне. Художественная практика в странах третьего мира окажется вне закона.
Реалии, из которых составлено бытие любого человека (на Западе или нет) – реалии глобальные: "Макдональдс", "Кока–Кола", Бритни Спирс, покемоны. На любом перекрестке в самой дикой стране висит реклама "Мальборо", за углом стоит "Макдональдс", по соседству продают телевизоры, из телевизоров вещает Бритни Спирс, рядом детишки играют с покемонами – культурные и географические различия нивелированы почти целиком. Если художественная практика не будет отражать реальности (которая составлена из "Мальборо" и "Кока–Колы"), это будет не художественная практика, а дерьмо собачье. Копирайт и торговые марки защищают культурные реалии от цитирования, если не платить отступных. В странах третьего мира нет своей собственной контент–индустрии, так что платить отступные некому; а денег эти отступные будут стоить столько, что даже если и было можно кому–то заплатить, никогда все равно столько денег не наберешь. Культура становится в прямую связь от финансового ресурса, выраженного в долларах. И поскольку чем дальше, тем большая часть ресурсов и долларов уходит на поддержание этой самой контент–индустрии, страны третьего мира беднеют и беднеют, а страны и без того богатые богатеют и богатеют, и с каждым лишним долларом присваивают себе прерогативу говорить от лица всего человечества и всей человеческой культуры – поставив культуру других стран и других рас вне закона.
Вот например, наши дорогие детишки интересуются покемонами; покемоны давно стали частью подростковой реальности. Ситуация достаточно типичная; со времен рыцарских романов и сказочных историй об Александре Македонском, национальная культура трансформировала и ассимилировала иностранные влияния, превращая их в часть своего собственного багажа; становясь сильнее. Культура, которая не в состоянии дать адекватный ответ на подобный вызов – должна умереть и умрет. Ответом на увлечение покемонами может быть лишь ассимиляция покемонов в национальный культурный контекст; или наша культура умрет, или мы покемонов ассимилируем, вслед за героической поэзией, романами, теософией и марксизмом.
России нужна русификация покемонов (всего вообще, но в частности покемонов). Наша культура может быть спасена, если самоотверженный и гениальный писатель и не менее гениальный художник–покемоновед покусится на нехитрые бабки, которые такой проект должен принести; и нарисует наших национальных покемонов, снабдив их соответствующими подписями.
Корпорация, которая разведение покемонов в России контролирует, обладая соответствующими копирайтами и трэйдмарками ничем таким озаботиться не в состоянии и не будет; корпорации и гений вещи, как известно, несовместные. Сохранение русской культуры однако совершенно не в ее интересах – если русские будут частью одной и той же однородной интернациональной массы, им гораздо легче будет скармливать очередных покемонов, телепузиков или Бритни Спирс. Зато можно предугадать реакцию этой корпорации, буде кто–то самоотверженный и гениальный займется национальными покемонами. Весьма легко предугадать: этому самоотверженному и гениальному некту настанет пиздец.
История сия далеко не умозрительная. Примерно год назад популярный сетевой писатель А.Н. Житинский решил порадовать свою дочку Настю и заодно заработать немного бабок; для каковой цели скачал с сети картинки с покемонами и (не будучи в состоянии прочесть что на них написано) сочинил интересные подписи; не менее культовый автор и художник Дмитрий Горчев этих покемонов красочно (и гораздо лучше, чем в оригинале) нарисовал, заодно уже изобретя несколько собственных.
Первая книжка "Энциклопедии Покемонов" была таки–напечатана, с умопомрачительной красоты полноцветными иллюстрациями. Враги России пригрозили Житинскому судом, и книга была немедленно изъята из печати, на чем заинтересованные лица потеряли десятки тысяч условных единиц – гораздо больше, чем собирались заработать.
Причем и Житинский и Горчев – не какие–то случайные хрены с горы; книжка их, только лишь быв написана этими без преувеличения классиками в своем жанре, обещала стать вехой развития русской литературы, культуры, социальной и духовной жизни. Житинский – молодежный писатель со стажем лет в 30; его удивительным романом "Потерянный дом, или разговор с милордом" зачитывались в конце 1980–х все сколько–нибудь осмысленные подростки старшего школьного возраста. Лично я уверен, что не изучив этого романа внимательно и несколько раз, невозможнo понять ничего вообще. Это как не читать "Муми–Тролля", Стругацких и "Серебряный Герб" Чуковского.
Дмитрий Горчев, будучи лет 30–ти, не имеет присущих автору советской формации писательских причиндалов, и вообще живет в основном в Интернете; но по результатом всевозможных опросов является сетевой публикой наилюбимейшим. Что и неудивительно – писательский дневник Горчева чтение столь же беспредельно фантастическое, сколь занимательное; наполовину "Дьяволиада, повесть о том, как близнецы погубили делопроизводителя", наполовину дневники то ли Розанова, то ли второстепенного персонажа "Москвы–Петушков". Иллюстраторское мастерство Горчева (непревзойденное, на мой взгляд) говорит само за себя – посмотрите вот "Энциклопедию Покемонов".
Не первый наверное случай, когда книга, грозившая стать прижизненной классикой, была зарублена цензурой; но случай тем более вопиющий, что книга – русская, а цензура – совершенно нерусская. Оккупационное правительство, говорите? Не иначе как.
А случилась эта национальная, с позволения сказать, трагедия осенью 2001 года.
Вот таким образом иностранные державы осуществляют в России культурный империализм.
Даже в странах, где мультимиллионной индустрии перепродажи контента нет, действуют иностранные лоббистские организации (BSA и его аналоги), тратящие сотни тысяч условных единиц на подкуп ("лоббирование") законодателей; поскольку в этих странах на такие деньги можно купить весь парламент с кабинетом министров впридачу, драконовские анти–пиратские законы принимаются и здесь (конечно, если взятки по дороге из Америки к парламентерам не разворует кто–то третий). Так, в Белоруссии приняли пакет документов, аналогичный DMCA; я сильно сомневаюсь, что кто–то из голосовавших за данный пакет вообще смотрел, за что он голосует. Конечно, эти законы исполнять никто не собирается; но глупо надеяться, что бедные страны вроде Белоруссии станут убежищем хакера, пирата и информационного террориста. Законная база к пресечению медиа–активизма есть и там, а что эти законы никто не применяет – а вы видели медиа–активизм на Береге Слоновой Кости? Я не видел.
Лоббирование мер, аналогичных DMCA, по сути ничем не отличается от подкупа бандитов, милиции и законодателей с целью вывоза за бесценок природных ресурсов и захвата внутренних рынков. В XIX веке европейские державы вели в Китае войны за беспошлинную продажу опиума китайцам, который у англичан выращивался в Индии и был в избытке. Оказалось, что подкуп трех ветвей власти (бандитов, ментов и законодателей) гораздо эффективнее, чем военная интервенция, и приводит к тому же результату быстрее и проще. Это и называется оккупационное правительство.
Между прочим, экономическая оккупация не является прерогативой стран третьего мира – тот же самый механизм работает повсеместно. Когда американцы называют Вашингтон "сионистским оккупационным правительством" (ZOG), израильтяне обвиняют американцев, арабов и нефтяных бонз в оккупации и саботаже Эрец Израэль, а саудовские арабы занимаются террором против американских оккупантов, устроивших в Аравии военные базы, и те и другие и третьи говорят об одном и том же. В настоящий момент оккупированной территорией является – весь мир.
Европейская Директива По Копирайту (EUCD) и Гаагская Конвенция
Во многих европейских странах принят аналог DMCA, или даже более жесткие версии его. Но это еще не предел – под давлением WIPO (World Intellectual Property Organization) 14 февраля 2001 года была одобрена директива EUCD (European Copyright Directive). В странах–участницах ЕС этот закон будет задействован к середине 2003 года. EUCD, который аналогичен DMCA, будет действовать по всему Европейскому Сообществу; но написан он (в отличие от сляпанного на коленке и противоречивого, рассчитанного на прецедентную легальную систему DMCA) гораздо более рационально; римское право все–таки. Впервые в легальной практике вводится понятие "rights–management information (RMI)"; отныне хозяин копирайта может полностью контролировать, каким образом используется лицензионный продукт. Принятие подобного (беспрецедентного в юридической практике) закона значит конец концепции fair use не только на практике, но и в теории.
Разумеется, если какой–то продукт может быть использован, чтобы нарушать условия "rights–management information", этот продукт также оказывается нелегальным (такая статья есть и в DMCA и в любом из законов, продавливаемых WIPO начиная с середины 1990–х). Сообщение информации о подобных средствах нелегально тоже. В принципе, это дает юридическую базу к запрещению практически любого устройства: от Линукса до программ, зачитывающих файлы для слепых и до обыкновенных очков.
Где–то с год назад нашли способ делать музыкальные компакт–диски, которые не считываются компьютерными CD–ROM драйвами. Разумеется, такие компакт–диски делаются в обход опубликованного стандарта, и не читаются также и на многих сиди–плэйерах. Нужно это для того, чтобы люди не могли эти компакты копировать или выкладывать в Интернет. BMG выпустипа в этом формате последний альбом Натальи Имбруглии, но народ был до такой степени недоволен, что его довольно быстро отозвали и заменили нормальными. Впрочем, корпорации которые поменьше используют эту технологию для разных малотиражных продуктов и ничего.
В соответствии с EUCD, написание программ, позволяющих на компьютере читать такие сломанные компакт–диски, окажется нелегальным; также запретят всевозможные peer–to–peer программы, от Гнутеллы и до Напстера.
Еще более мрачной инициативой является Hague Convention, Гаагская Конвенция по частному интернациональному закону. В настоящий момент, Гаагская Конвенция – это система достаточно безобидных и даже полезных соглашений, позволяющих согласовать незначительные юридические вопросы на территории разных стран; скажем, использовать в России свидетельство о рождении ребенка в Англии или Америке. Но готовится новый закон, который позволит согласовать не только свидетельства о рождении, но также законодательства об оскорблении и об интеллектуальной собственности. На практике, это будет значить, что любой закон об интеллектуальной собственности либо оскорблениях, принятый одним из государств, будет иметь силу на территории других государств. А поскольку юрисдикция суда одной страны будет распространяться на все остальные, из всех законов будет действовать наиболее людоедский.
А нужно это прежде всего Франции и Германии, для борьбы с сайтами неонацистов.
К Гаагской Конвенции принадлежит 51 держава; европейские государства, США, Россия, Китай, и всякие экзотические страны, типа Северной Кореи, Эстонии, Морокко, Турции и Уругвая.
Копирайт против компьютера
Линукс это раковая опухоль, прилепляющаяся, в смысле интеллектуальной собственности, ко всему, к чему она прикасается.
Стив Балмер, исполнительный директор Майкрософт.
Контент–корпорации – а это те, кто заказывает музыку в антипиратском рэкете – никогда не любили компутеров. И корпорациям и хакерам и даже Биллу Гэйтсу компутеры виделись как сила, способная сделать человека из толпы самостоятельным; позволить ему говорить о себе с себе подобными, а не сидеть тупо у ящика, наблюдая, как какие–то шишки из Голливуда и корпораций масс–медиа бессмысленно обсуждают то, что интересно им, а не ему.
Компутеры как сила, которая сделает масс–медиа, Голливуд, музыкальный корпоративный бизнес таким же анахронизмом, как типография с наборщиками и линотипом во времена desktop publishing. И хакерам и даже отчасти Биллу Гэйтсу эта перспектива казалась отрадной; а Голливуду она была – как нож острый.
Если люди будут общаться в чате, кто тогда станет смотреть мыльные оперы? Когда сотни безумцев и красивых девочек со страстью к эксгибиционизму поставят у себя дома круглосуточные веб–камеры на радость публике – куда денется шоу "Большой Брат", оно же "За стеклом"? Иррациональный страх контент–корпораций перед Интернетом не связан с пиратством; он связан с тем, что Интернет вытеснит их из их ниши – ниши исключительно посреднической.
Корпорации не нужен компьютер, корпорация боится компьютера. Корпорация готова вкладывать миллионы в неокупающиеся игровые приставки и домашние кинотеатры – которые еще крепче привяжут клиента к контенту. Интернет сделает этот самый контент и сами корпорации совершенно ненужным. Если все музыканты заведут себе по сайту и будут с этих сайтов продавать свою музыку (да хоть и бесплатно раздавать) – артисты ничуть не обнищают, а корпорации станут не нужны.
Кампания против Напстера, DeCSS, Гнутеллы – это не кампания против Напстера, DeCSS и прочего – ну не могут ровным счетом никак навредить корпорации Напстер, DeCSS и Гнутелла; все эти вещи, скорее всего, корпорации просто–таки полезны. Скажем, если бы под Линуксом не работали бы DVD–проигрыватели – стали бы их покупать линуксоиды? Конечно, не стали бы. Насчет полезности Напстера для всех присутствующих (даже и корпораций) достаточно подробно излагает Кортни Лав, вдова Курта Кобэйна. И правда полезен – а корпорации не полезны никому, кроме самих себя.
Корпорации воюют с Интернетом по той же самой причине, по которой хакеры в него влюблены. Интернет освобождает тебя, меня, каждого. От кого? От контент–корпораций, рекламщиков, масс–медиа – тех, кто является "князем мира сего": автором и держателем копирайта на язык, реальность и современный мир.
Бум доткома был на самом деле хитрым заговором, призванным, путем вбивания сотен миллионов долларов в наидебильнейшие проекты, превратить Интернет в контролируемый, аддиктивный и абсолютно бессодержательный медиум для оглупления публики – нечестивую помесь ток–шоу, мыльных опер и магазина на диване. Этот заговор не удался, и Интернет (а заодно уж и персональные компьютеры) решено ликвидировать; в полном соответствии с кошмарной антиутопией Ричарда Столлмана.
Начало этому положено DMCA. Производители компутерного железа зачастую не сообщают его спецификации никому, кроме монополистов из Майкрософт и их партнеров. В сообществе GNU и Линукса производителей подобных устройств принято (в меру сил и возможностей) бойкотировать, но в принципе эта проблема решается способом хотя и трудоемким, но в принципе достаточно элементарным – программист дизассемблирует код проприетарного драйвера под Windows, узнает, как он работает, и пишет свою программу, которая делает то же самое. DMCA и EUCD объявили дизассемблирование преступлением. Этот запрет, бессмысленный и ни на чем ни основанный, лежит в том же русле, что "война с наркотиками" и безумное европейское цензурное законодательство против свастик и исторического ревизионизма. Другими словами, этот запрет лежит в магистральном русле западной политической культуры; но производителям свободных программ от этого не легче – их деятельность в одночасье стала противозаконной.