В самом деле, – не лучше ли абсолютизм, сочетавшийся со свободой морганатическим браком? Нагайка, завернутая в пергамент Великой Хартии Вольностей?
Что значит "свобода" на публицистическом жаргоне князя Мещерского, мы разбирать не станем. Может быть, это паточная славянофильская "свобода" от всяких "бумажных", т.-е. правовых гарантий, роль которых выполняет благожелательная деспотическая воля, "тихою волною" изливающаяся "сверху книзу"? Другими словами, может быть, это просто свобода… от политической свободы? Вопрос темный. Ясно одно: в интересах самодержавия, а значит (у князя – значит!) и народа, централизация и бюрократизм должны уступить место общественной самодеятельности. Эту самую ноту о самодержавии, опирающемся на самодеятельность граждан, вот уж несколько десятилетий усердно тянут наши народнически-либеральные и славянофильски-либеральные публицисты. И усердие их, поистине, самоубийственно! Вместо того, чтобы демонстрировать на каждом общественном факте ту несомненную истину, что самодержавие не по недоразумению, но по своему внутреннему политическому содержанию есть не что иное, как властная всезахватывающая и всепопирающая бюрократия, наши либеральные недоросли систематически развращали общественную мысль, отрицая противоположность интересов абсолютизма и земского самоуправления. Одни делали это по врожденному недомыслию, другие – в надежде "обойти" самодержавие двумя-тремя хитроумными силлогизмами. Но как политическая простота первых, так и политиканская вороватость вторых составляют самые позорные страницы в истории нашей публицистической мысли. Никакие "независящие обстоятельства" не могут тут служить оправданием. Не засорять обывательское сознание фикциями свободолюбивого деспотизма и конституционного кнута, но очищать это сознание от идеологических переживаний патриархальной государственности, – вот задача, единственно достойная политического деятеля.
И надо сказать, что самодержавие, дошедшее до самоотрицания в лице князя Мещерского, до самопожирания в лице Зубатовых и Плеве, Оболенских и Валей, само облегчает нашу задачу. Нужно только, чтобы мы сами не отдалили часа своей победы, изменяя планы оппозиционных и революционных кампаний в зависимости от настроений правительственных сфер. И мы уверены, что соц. – демократия пребудет верна себе.
В этой политике нервных зигзагов, в этой сутолоке административных "единоборств", оппозиционных колебаний и революционной растерянности, в этом хаосе течений и настроений, которым кратковременность их существования не позволяет превратиться в направления, одна только партия революционного пролетариата имеет великое счастье сознавать прочность своей политической позиции.
Заигрывания бретеров самодержавия так же мало способны бросить ее в зубатовские объятия, как издевательства самодержавных камаринских мужиков – в азартную игру политического террора. И на предательские заигрывания и на бешеные преследования она отвечает одним и тем же: расширением и углублением своей революционной работы. Сменится много политических курсов, появится и исчезнет много "партий", претендующих на усовершенствование соц. – демократической программы и тактики, но историк будущего скажет: и эти курсы, и эти партии были лишь незначительными, отраженными эпизодами великой борьбы пробужденного пролетариата. Революционный по своей общественной природе, но никак не вследствие преследований, всегда революционизирующий и всегда революционизирующийся, верный своему классовому естеству при всякой политической конъюнктуре, он неизменно шел тяжелыми, но верными шагами по пути к политическому и социальному освобождению.
"Искра" N 29, 1 декабря 1902.
Л. Троцкий. ЗУБАТОВЩИНА В ПЕТЕРБУРГЕ
Хождение правительства "в народ" продолжается. Самодержавие, в лице некоторых своих агентов, как известно, разочаровалось в административном терроре, как единоспасающем средстве противореволюционной борьбы, и решилось – не вместо террора, а вместе с террором – вести систематическую работу развращения рабочих масс.
В петербургской газете "Свет", находящейся в интимном общении с полицейской преисподней, напечатано следующее сообщение:
"За последнее время, по инициативе столичных заводских рабочих: В. И. Пикунова, С. А. Горшкова, И. С. Соколова, С. Е. Устюжанова, Д. В. Старожилова, Г. Н. Солодовникова, А. И. Егорова, Е. Ф. Пахомова, С. С. Семенова, А. И. Кузьмина и Н. А. Одинцова, в местном фабрично-заводском населении получила распространение мысль о возможности очень серьезного улучшения в жизненных условиях рабочей среды путем развития в ней сословной самодеятельности и взаимной помощи.
С ведома столичной администрации, 10 ноября, в трактире "Выборг", на Финляндском проспекте, инициаторы дела имели по этому предмету частное собеседование с несколькими товарищами, а 13 ноября ими было подано прошение г. исправляющему должность с. – петербургского градоначальника, камергеру В. Э. Фришу, о разрешении товарищеского собрания. Со стороны последнего рабочие встретили внимательное и сочувственное отношение к своей просьбе и получили обещание, что он окажет зависящее от него содействие для удовлетворительного разрешения предпринятого ходатайства. Ободренные приемом г. исправляющего должность градоначальника и успешным началом своего дела, рабочие отправились в департамент полиции министерства внутренних дел, чтобы выяснить отношение министерства к задуманному ими делу. Директор департамента, статский советник А. А. Лопухин, выразил им свое сочувствие и готовность помочь осуществлению их намерений.
Вследствие этого, в воскресенье 17 ноября, в том же трактире "Выборг" состоялось первое в Петербурге официально-разрешенное собрание рабочих, а 21 числа в 10 часов 30 мин. утра, рабочие имели честь быть приняты г. министром внутренних дел, который выслушал благодарность рабочих за данное им разрешение собираться на товарищеские собеседования по вопросам их жизненного обихода и высказал свое намерение поощрять их деятельность в усвоенном ими направлении".
С своей стороны, "Свет" обещает своим читателям, что "ход предпринятого рабочими начинания, а также и всестороннее обсуждение рабочего вопроса в чисто русском духе найдут на страницах газеты самое широкое место".
Давно уже известно, что "чисто русский дух", патент на который выдается из департамента полиции, включает в себе три составные части: полицейское самодержавие, полицейское православие и полицейскую народность. В приведенном сообщении ничего не говорится о роли петербургского духовенства ("православия") в этом трогательном примирении полицейского насильничества ("самодержавие") с "сословною самодеятельностью и взаимной помощью" петербургского пролетариата ("народность"?). Надо думать, что при современном настроении рабочих масс поп, даже в глазах "высших сфер", является слишком устарелой и скомпрометированной фигурой, чтобы направлять его с пальмовой ветвью "социального мира" в рабочие кварталы. Агенты г. Зубатова тут гораздо более уместны. Они будут говорить рабочим не о смирении и покорности, а о "сословной самодеятельности и взаимной помощи". К зубатовским агентам примкнет несколько предателей и несколько глупцов (смотри выше их перечень), и разрешение рабочего вопроса "в чисто русском духе" будет на-мази. И в СПБ, как раньше в Москве, начнутся "легальные" рабочие собрания, на которых зубатовцы будут, с одной стороны, примирять непримиримое (самодержавие и пролетариат), а с другой – выслеживать тех рабочих, которые станут высказываться не в "чисто-русском духе". Прения, начавшиеся на легальной сходке, будут заканчиваться для рабочих-революционеров в Охранном Отделении. Таким образом все эти перечисленные выше Пикуновы, Горшковы, Соколовы и пр. будут, по примеру своих московских единомышленников, играть роль агентов-подстрекателей в руках Зубатова. И те из них, которые не продали ему своей души, а попали к нему лишь по недомыслию, должны понять, что быть бескорыстным провокатором ничуть не менее позорно, чем наемным – только гораздо глупее.
Наши петербургские товарищи будут, разумеется, внимательно следить за развитием этого нечистого предприятия, которое встретило "внимательное отношение" и "готовность помочь" со стороны таких испытанных "друзей" рабочего класса, как петербургский градоначальник и директор Департамента Полиции. Правильно и широко осведомлять рабочих о причине, цели и ходе этих полицейских заигрываний, значит – уничтожить в самом начале возможность хотя бы временного их успеха: подобные авантюры рассчитаны исключительно на наши политические сумерки, в которых врагу подчас легко сойти за друга.
Мы не знаем еще, нашел ли Зубатов и в Петербурге профессоров, которые вступили бы с ним в сотрудничество в целях мирного профессионально-полицейского разрешения социального вопроса. Думаем, что нет, – не потому, чтобы морально-политический ценз профессорской корпорации в Петербурге был выше, чем в Москве, а потому, что партия революционного пролетариата уже заклеймила в глазах общественного мнения эту форму "сотрудничества", как позорное политическое предательство.
Если, тем не менее, петербургское Охранное Отделение от полиции найдет отклик в петербургском Охранном Отделении от науки, мы надеемся, что революционное студенчество сумеет в краткой, но выразительной форме – преподать своим профессорам элементарный курс гражданской нравственности.
"Искра" N 30, 15 декабря 1902 г.
Л. Троцкий. НОВЫЙ ПОХОД Г. ФОН-ПЛЕВЕ
(По поводу юбилейно-программной речи мин. вн. дел)
Старый заплечных дел мастер заговорил о предстоящих "реформах" чуть ли не слогом либерала "Русск. Вед.". В ближайшем будущем, видите ли, предстоит серьезное "крестьянское преобразование" "по образцу, завещанному нам эпохой составления крестьянского положения 1861 года".
"Было бы, – скромничает Плеве, – легкомысленным самомнением полагать, что с этими вопросами министерство вн. дел может справиться своими силами; оно желало бы внести свой труд, как лепту, в сокровищницу всех творческих духовных сил страны". К работе "будут привлечены лучшие знатоки крестьянского дела на месте".
Будут "привлечены"! Очень пикантное, по нынешним временам, слово! Не напомнит ли это двусмысленное выражение о г.г. Бунакове, Мартынове, Щербине, Новикове и других, которые за "лепту", внесенную ими "в сокровищницу духовных сил страны" были мин. вн. дел (по департаменту гос. полиции) "привлечены"… по всей строгости статей Уложения о наказаниях!
Но российские общественные деятели одарены удивительным… бесстыдством, если они реакционны, и удивительной незлопамятностью, когда они либеральны. Краткость "тронной" речи г. Плеве позволила российской печати, живущей выморочными темами, проявить бездну находчивости и остроумия в толковании посулов министра. Либералы толкуют их либерально, реакционеры – реакционно. "Боже! – умиляется "Нов. Время", – что может сделать со скучными людьми надежда, хотя бы обманчивая, как сон!"
Подойдем, однако, к надежде несколько ближе. "Престарелый" писатель, К. Ф. Головин, следующим образом представляет себе "единение" между страной и управляющим Петербургом.
Губернские предводители дворянства и выборные от земских собраний, по два от каждого, составили бы "контингент в 130 лиц, приблизительно, вполне достаточный для образования совещательных учреждений при трех министерствах, заведующих экономическими вопросами, т.-е. при министерствах вн. дел, финансов и земледелия". Это – увенчание здания. А "на местах, в самой губернии нужно создать инстанцию смешанного состава, где действовали бы заодно выборные и административные лица" – под компетентным председательством г.г. губернаторов.
Этот объединительный проект, представляющий вариацию Лорис-Меликовской "конституции" (конституцией она, как известно, называется потому, что имела своей задачей спасти самодержавие от конституционных ограничений), этот счастливый плод политического шарлатанства встретил теплый прием у г. Сигмы, у первой скрипки суворинского оркестра. Побольше дружелюбия, побольше веры в "государственный смысл сословий" – и расколотая Русь объединится, зло сменится добром, а "идея самодержавия получит новый ореол в стране, население которой инстинктивно стремится приблизиться к своему Государю".
Не нужно, конечно, думать, – пресмыкается другой "из стаи славных", – что "сведущие люди" могут действительно чему-нибудь научить г.г. министров. Где уж!.. Но у каждого человека существует неодолимое требование – посмотреть, что выходит из его работы. Оказывается, что "и бюрократы несвободны от этой потребности". Из этой бюрократической и общечеловеческой черты и исходит будто бы идея призвать к трем министерским тронам 130 "сведущих людей".
Смысл этой грубой "политики" ясен: существуют строптивые общественные силы. Попробуем их усмирить: орудиями репрессии не оскудела царская десница. Они не усмиряются? Попробуем их политически подкупить. Пошлем к рабочим Зубатова, к студентам – Ванновского, к земцам – Плеве. "Привлечем" земских вождей в недра министерских канцелярий, если понадобится, оплатим их "совещательный" труд, развратим их гражданскую совесть чинами, усыпим их оппозиционную честь орденами… и вчерашние земские строптивцы превратятся в прихвостней "подлежащих" ведомств. В итоге – животворное единение власти с "творческими силами страны".
Разумеется, этот проект не что иное, как попытка г. Плеве обокрасть общество. Но попытка с негодными средствами. Ибо от того, что ничтожная доля земщины уйдет (если уйдет) в опричину, – не исчезнет бездонная пропасть между русским самодержавием и русским народом.
"Искра" N 34, 15 февраля 1903 г.
Л. Троцкий. ИДЕАЛИСТИЧЕСКАЯ ГАММА
Русский интеллигент скоро захлебнется в волнах идеализма. С 1 марта в Петербурге начнет выходить ежедневная газета "Заря", очевидно, в противовес штуттгартской "Заре". Редактировать ее будет Ярмонкин, автор "Писем идеалиста". Цель газеты, по словам объявления, – "проводить в сознание образованного общества идеи правды и добра". Благородная цель попала в надежные руки.
Не слагает идеалистического оружия и автор "Письма к ближним", г. Меньшиков, состоящий на содержании у г. Суворина, который, в свою очередь, состоит на содержании у министерства финансов, а, впрочем, и у других лиц и ведомств…