Руцкой помолчал немного и добавил:
"Видите, что творится. Свет отключили и отопление. И это цивилизованные методы?"
Как бы в ответ на эти слова свет снова зажегся.
То ли власти передумали, то ли удалось наладить автономную энергосистему.
"Спасибо, господин Руцкой, - сказала Шифман. - Мы переключаемся на наружную камеру".
"Вы и снаружи снимаете?" - спросил бывший вице-президент.
"Да, - пояснила Шифман. - Мы развернули круглосуточный монитор на крыше одного из небоскребов напротив Белого Дома".
"Да, да, - оживился Руцкой. - Снимайте. Покажите там своим, что у нас в стране творится по вине кремлевской банды. Пусть посмотрят, за кого народ".
Американцы ушли. Руцкой снова включил телевизор и опять увидел ненавистное лицо Бориса Ельцина, идущего по Тверской в окружении охраны и трех силовых министров. Время от времени к президенту подпускались корреспонденты с вопросами. Один из них спросил Ельцина, гарантирует ли тот одновременные парламентские и президентские выборы в декабре?
"Я думаю, - ответил президент, - эти выборы надо разнести по времени. В декабре провести выборы в новый парламент, а президентские, скажем, в июне".
Он улыбнулся и добавил: "12 июня - это у меня счастливый день".
Руцкой со злостью выключил телевизор.
12 июня 1990 года Ельцин стал президентом России, а он вице-президентом, дав слово чести офицера, что никогда не подведет своего шефа.
16: 30
Не успели уйти американцы, как Руцкого предупредили о том, что генерал Ачалов начал раздачу автоматов добровольцам, записавшимся в ополчение у представителей "Союза офицеров", стоявших у подъездов Белого Дома.
"Президент" разыскал "министра обороны" в одном из коридоров первого этажа. Окруженный группой людей в военной и полувоенной форме генерал, от которого за версту несло "букетом" из дорогих коньяков, руководил распаковкой аккуратных зеленых ящиков с металлическими ручками и стальными замками. В открытых ящиках, выложенных поролоном, матово поблескивали новенькие автоматы Калашникова - прекрасные, как и все потенциально несущее смерть.
Руцкой спросил Ачалова, кто распорядился о раздаче оружия?
- Я распорядился! - весело ответил генерал.
Рядом с ним стоял подполковник Терехов, на груди у которого висел автомат с укороченным стволом и откидным прикладом, предназначенный для вооружения десантно-диверсионных групп.
Руцкой онемел от удивления.
- Александр Владимирович, - как ни в чем не бывало спросил Ачалов. - Ты новость слыхал? Ростропович приехал. Значит, будет стрельба.
- К нам? - глухо спросил Руцкой.
В августе 1991 года великий виолончелист, прервав свои гастроли в Германии, тоже неожиданно появился в Белом Доме, и Руцкому хорошо было известно, что он сделал это не только для того, чтобы покрасоваться перед объективами с автоматом Калашникова в руках. Поэтому Руцкой с затаенной надеждой и спросил: "К нам?".
Ачалов зло рассмеялся:
- Ну, да, к нам! Держи карман шире! Будет теперь этого алкана услаждать и около него вертеться. Говорят, прямо на Красной площади даст концерт.
Вообще-то связь между приездом Мстислава Ростроповича и раздачей автоматов была очень туманной, и, видимо, отчетливо выглядела только в лихой голове генерала Ачалова. Поэтому Руцкой снова настойчиво поинтересовался, кто разрешил министру обороны вооружать полупьяных ополченцев боевым смертоносным оружием.
- Ты посмотри, что творится, - сказал Ачалов, увлекая Руцкого к выходу на балкон. Охрана "вице-президента" еле успевала занять нужные позиции, чтобы чья-нибудь хладнокровная пуля, пущенная в окно, не оборвала столь стремительную динамику российской Вандеи.
На площади перед Белым Домом собралось уже не менее 8 тысяч человек. Сменяя друг друга, Бабурин, Анпилов, Константинов, Макашов, Уражцев и Умалатова призывали их к оружию, к восстанию, к свержению оккупационного правительства предателя Ельцина. Ораторы с менее известными фамилиями еще меньше стеснялись в выборе выражений, красочно говоря о жидовском иге, которому именно сейчас должен быть положен конец. Так призывать к оружию и его не дать - значит погубить все дело на корню. Люди должны почувствовать наконец, что от слов уже начался переход к делу.
- Но это не значит, что оружие надо выдавать кому угодно, - снова возразил Руцкой. - Ты что, Слава, не понимаешь, сколько в этой толпе обычных уголовников и прочего сброда?
"Савецкий Саюз! Савецкий Саюз!" - скандировала толпа, возбужденная боевыми речами ораторов.
- Мы кому угодно не выдаем, - сказал Ачалов. - Только офицерам, которые записались к Терехову в "Союз". Нам надо же какую-то оборону наладить. Штатная охрана уже выведена из подчинения Верховному Совету, и Ерин потребовал, чтобы они покинули здание и прибыли в МВД. Как они себя поведут, неизвестно.
Генерал снова рассмеялся:
- И какой ты президент, если у тебя нет гвардии. Мы уже сформировали президентский полк. Можешь смотр произвести.
Разговаривая, они подошли к 20 подъезду, возле которого шла раздача оружия и формировались боевые отряды. Ребята из "Союза офицеров" со звездным орлом на груди все уже были обвешаны оружием. У подъезда толпился самый разный народ. Вербовщики спрашивали: "В какой отряд запишешься?" И, получив согласие, интересовались воинским званием. Все представлялись офицерами запаса, некоторые уверяли, что они - отставники. Многие, похоже, видели друг друга впервые в жизни, но некоторые приходили уже сплоченными группами. Списки, накарябанные на каких-то мятых листках неразборчивым почерком, передавались раздатчикам оружия. Офицерам в форме автоматы выдавались даже без проверки документов. Некоторые предъявляли военные билеты. Когда их не было, сходили студенческие билеты и заводские пропуска.
Сам подполковник Терехов с видом опытного зазывалы кричал проходящим: "Записывайтесь добровольцами. Получите автомат, как у меня". И с удовольствием хлопал рукой по своему короткоствольному вороненому красавцу . Было видно, что сам подполковник радуется автомату, как школьник. Видимо, за годы службы ему редко приходилось видеть оружие, а не то что им пользоваться.
Мимо, чеканя шаг, промаршировал отряд баркашовцев с новенькими автоматами на груди. Вождь, как всегда, оказался прав. Удалось без всяких хлопот и "на халяву" получить столько оружия, сколько и не снилось. По короткой команде отряд остановился, повернулся "напра-во!" и поднял руки в нацистском приветствии. К 20-му подъезду уже маршировал новый отряд со свастиками на рукавах еще без оружия.
Большая группа людей явно южного типа, именуемая обычно в сводках "лицами кавказской национальности", издавая радостные гортанные звуки, подобные клекоту орлов их родных гор, грузила автоматы и один пулемет в багажники нескольких "вольво" на глазах всего честного народа и редкой цепочки милицейского оцепления. Последним было приказано ни во что не вмешиваться, что они с удовольствием исполняли.
Руцкого, который, что ни говори, в Белом Доме был в достаточной степени новичком, довольно поздно дезертировав туда из команды Ельцина, удивило такое количество оружия, оказавшееся складированным в здании, занимаемым мирным законотворческим органом Российской Федерации. Причем добровольцам выдавались не только пистолеты и автоматы, но пулеметы и даже гранатометы. Ему сказали, что это штатное табельное оружие охраны Верховного Совета. Однако небольшое по численному составу милицейское подразделение, осуществляющее охрану Белого Дома, никак не могло нуждаться в таком количестве и в такой номенклатуре вооружения. В одном из ящиков, к великому удивлению Руцкого, оказались даже зенитные ракеты "Стрела", которые хотя и были менее эффективными, чем "Стингеры", но вполне могли отбить охоту у любого подлетать ближе пяти миль к роскошному зданию российского парламента.
Видимо, здесь уже давно и основательно готовились к нынешним событиям.
У Руцкого впервые появилась мысль, что он стал всего лишь пешкой в чьей-то большой игре с очень сложным сценарием, далеко выходящим за пределы той склоки, которая завязалась между Кремлем и Домом Советов.
Но эта мысль сразу куда-то улетела при виде генерала Макашова, возбужденно идущего по коридору в обществе каких-то молодцов в полувоенной форме, но (к счастью или к сожалению) без оружия.
Руцкого ждал еще один сюрприз. Оказывается, Макашов хотел захватить здание Государственного комитета по чрезвычайным ситуациям, где была развернута аппаратура спецсвязи. Группе Макашова удалось проникнуть в здание, вскрыть несколько помещений, после чего они были задержаны до этого дремавшей охраной. Одно из помещений оказалось на охранной сигнализации, звонок которой и разбудил охрану, хотя еще не было и четырех часов после полудня. Макашов думал, что сейчас всем им и крышка - арестуют. Но охрана, видимо, парализованная видом трех генеральских звезд Макашова, всего лишь почтительно выпроводила их из здания. "Вообще-то, - докладывал Макашов своему президенту и министру обороны, - взять ГКЧС - не хер делать. Дай мне, Слава, двух автоматчиков, и я тебе обеспечу связь со всем светом".
Ачалов обещал подумать, и Руцкой понял, что Макашов, как всегда, проявил личную инициативу, что всегда отмечалось в его служебных характеристиках. Так же было и в августе 91-го года, когда его войска взяли Самару и готовы были наступать дальше, вплоть до Москвы.
"Эти генералы нас могут здорово подставить", - сознался Руцкой Хасбулатову, рассказав, что творится в Белом Доме и вокруг него.
Хасбулатов, занятый подготовкой своей речи, которую он собирался произнести на завтрашнем съезде народных депутатов, отреагировал без излишней нервозности:
- Главное - за нас народ. Из регионов сообщают, что местные Советы коллективно готовят ультиматум Ельцину. Либо он отменяет свой указ от 21-го, либо они назначают крупномасштабную акцию гражданского неповиновения, пока он не уйдет со своего поста.
В кабинете присутствовали заместители Хасбулатова - Юрий Воронин и Рамазан Абдулатипов.
Воронин, бывший партаппаратчик из Казани, спросил Руцкого:
- Александр Владимирович, вы говорите, что эти генералы могут нас всех поставить в дурацкое наложение. Я с вами согласен. Но вы уверяли нас в течение почти полугода, что армия и даже афганские ветераны - за вас. Где же армия? Почему еще ни одна воинская часть не пришла к Белому Дому? Где генералы, которые обещали вам содействие? Если вам не совсем удобно к ним идти, то назовите мне их фамилии, я пойду к ним сам и приведу их сюда вместе с их частями.
- Не надо тревожить генералов пока, - с легким кавказским акцентом вмешался Абдулатипов. - Это правильно - вначале вооружить народ, чтобы власти поняли, что народ намерен защищать свои права на свободу и демократию. Вооруженный народ - лучшее предостережение властям.
Аварец по происхождению, врач по образованию, партийный номенклатурщик по профессии, Рамазан Абдулатипов, некогда заведовавший в ЦК КПСС отделом межнациональных отношений, знал, о чем говорил.
С его легкой руки весь Северный Кавказ и Закавказье уже были превращены в одну зону кровавого конфликта именно на межнациональной почве, детонатор от которого всегда находился в отделе межнациональных отношений ЦК. Методика была простой и по-ленински четкой: главное - для начала вооружить народ. Причем каждый народ отдельно: ингушей, осетин, дагестанцев, чеченцев, абхазцев и так далее. И народ сам поймет, как ему бороться за свои права.
Абдулатипов, не скрывая своих связей со старыми партийными структурами бывшего Союза и верности коммунистическим идеалам, даже ныне числясь в Социалистической партии трудящихся Роя Медведева, несмотря на это, а, может, быть именно поэтому, показывал всем образец непотопляемости, спокойно и элегантно перетекая из одной разгромленной структуры в другую. Из Верховного Совета упраздненного СССР он перетек в Верховный Совет РСФСР, где, естественно, состоял в блоке "Коммунисты России" и даже, как известно, предлагался блоком на ту самую должность, которую ныне занимал Хасбулатов. Из Верховного Совета РСФСР Абдулатипов перетек в заместители сначала Ельцина, а затем - Хасбулатова, и даже оказался одним из той знаменитой "шестерки", выступившей в начале 1991-го года против Ельцина, кому это полностью сошло с рук и позволило сохранить свой пост и авторитет в глазах правительства. Подобная непотопляемость служила хорошим примером. Для других, полагавших, глядя на Абдулатипова, что и им удастся так же легко исполнить "Гигантский слалом" на ухабах нынешней российской политики.
Это была ошибка, подобная, по словам Бисмарка, туберкулезу, невидимому при своей начальной стадии.
18:00
Вернувшись после прогулки с президентом по центру столицы, Николай Галушко немедленно позвонил Евгению Савостьянову. Начальника Управления Министерством безопасности по Москве и Московской области не было на месте.
Оказывается, он принимал корреспонденцию в центре общественных связей Министерства, рассказывая, какие меры принимаются на Лубянке для поддержания правопорядка в Москве вообще и в районе Белого Дома - в частности. На вопрос одного из журналистов, известно ли ему, что в Белом Доме началась раздача оружия, Савостьянов, мягко улыбаясь в бороду, ответил, что не надо раздувать слухи. "Мы отслеживаем ситуацию", - успокоил он представителей прессы, смотревших на него встревоженными глазами. Именно в этот момент к нему подошел один из сотрудников центра и подал Савостьянову записку, где говорилось, что его срочно вызывает министр.
Савостьянов извинился, прервал встречу с журналистами, оставив их в тревожном недоумении, и отправился к Галушко.
Министр сидел без пиджака с выражением лица, которое вполне можно было назвать подавленным.
"Президент хочет, чтобы все кончилось побыстрее", - с усталым видом напомнил Галушко, когда Савостьянов сел за стол для заседаний, перпендикулярно стоявший к столу министра.
"Я говорил с президентом, - ответил Савостьянов, - и подтвердил ему, что необходима минимум неделя-полторы для завершения…"
Галушко сделал нетерпеливый жест рукой:
- Да, да. Но ряд мероприятий необходимо начать уже сегодня.
- Сегодня-завтра, - поправил Савостьянов. - Мне кажется, что слишком спешить нецелесообразно.
- И тем не менее, - не согласился министр, - не следует переносить на завтра то, что можно сделать уже сегодня, поскольку президент ждет.
- Мероприятия, приуроченные к конкретной дате или к прихоти конкретного лица, считались одним из главных недостатков прошлого режима, - улыбнулся Савостьянов.
На лице Галушко появилось подобие улыбки:
- Вы так и скажите президенту, Евгений Вадимович.
- Я ему это уже сказал, - подтвердил Савостьянов.
- И что президент? - поинтересовался Галушко.
- Вы знаете не хуже меня, - засмеялся главный "чекист" Москвы, - что президент всегда соглашается с каждым, кого удостаивает беседой.
- Видимо, со мной он говорил несколько позднее, чем с вами, - нахмурился Галушко. - Потому что он особо подчеркнул важность быстрого решения.
- А что вы ответили? - спросил Савостьянов.
- Я заверил президента, что так оно и будет, - вздохнул министр.
- Молча? - снова улыбнулся Савостьянов.
Как ни пытался Галушко идти в ногу со временем, его подсознательно раздражала манера Савостьянова вести разговор в таком духе, как будто они оба - генерал-полковники и прослужили в госбезопасности всю жизнь.
Конечно, не следует забывать, что Савостьянов - личная креатура Ельцина и, вообще, неизвестно кто такой, но все-таки и ему не следовало бы забывать, как положено в системе КГБ: получать инструкции не просто от начальства, а от самого министра. Правда, и Галушко не следовало забывать, что перед утверждением его на столь высоком, фактически на самом высоком российском посту, Ельцин звонил Савостьянову и спрашивал его мнение. А то на месте Галушко мог оказаться кто угодно: и сам Савостьянов, и Степашин, и даже Галина Старовойтова.
И еще неизвестно, хорошо это или плохо: в такое время оказаться на посту министра безопасности, когда помимо тебя, по меньшей мере, дюжина твоих подчиненных имеют напрямую выход на главу государства и даже об этом не докладывают. И это при условиях, когда в Белом Доме сидит Виктор Баранников, постоянно напоминающий о своем существовании звонками в Секретариат. "Думает или нет Галушко подчиниться указу законного президента России Руцкого и сдать дела ему, Баранникову. Отдает ли он себе отчет о персональной ответственности за невыполнение указа президента? Ознакомлен ли он с последним законом, принятым Верховным Советом, который предусматривает расстрел именно для таких случаев?" Судя по записи разговора, звонил не сам Баранников, а кто-то из его людей. Но трудно было предположить, что бы сам Баранников об этом не знал.
И хотя профессиональный "чекист", памятуя о славной истории своей службы, никогда не забывает о расстреле, как о логичном завершении собственной карьеры, Галушко, как, впрочем, и все другие, подобного завершения собственной карьеры, естественно, не хотел. Но чувствовал, что поставлен в самое, дурацкое положение.
Еще никогда в России не существовало сразу два министра госбезопасности, причем стравленных друг с другом в непонятной игре, где на кону может оказаться голова одного из них, а может быть, и обе.
Новое мышление совершенно не коснулось ни одной из голов в системе безопасности, о чем сокрушался еще Михаил Горбачев.
- Я вас попрошу, - после некоторой паузы проговорил Галушко, - лично проконтролировать все мероприятия, как на стадии подготовки, так и…
Министр снова вздохнул и добавил:
- Вы понимаете?
Савостьянов кивнул головой и попросил разрешения идти.
- Минутку, - сказал Галушко. - А что с грузом?
- Все в порядке, - поднял на него глаза Савостьянов. - Тот, что послан коротким путем, уже прибыл. А тот, что послан длинным путем, ожидается дня через два-три спецавиарейсом.
- Так почему же сегодня такой сбой графика? - министр сунул в рот какую-то таблетку и запил ее водой из старомодного графина времен Виктора Абакумова.
Савостьянов внимательно взглянул на своего шефа, подбирая слова, чтобы ответить понятнее. Старое здание на Лубянке прослушивалось насквозь вдоль и поперек. Даже неизвестно кем. Всеми. Цена слова всегда стоила здесь очень дорого, а сегодня - и говорить нечего.
- Во-первых, амбиции, - как бы в раздумьи произнес Савостьянов. - Вы же знаете нашу армию. Она считает себя очень хитрой и умной, при планировании просчитывает варианты на компьютерах до пятого знака, а ведет себя всегда, как слон, ловящий мышь в посудной лавке. Лавка разгромлена, а мышь, естественно, сбежала. Это не их вина, это образ жизни.