IV
Уже было поздно. Слушатели устали и единодушно решили дальнейшую повесть фонографа отложить до следующего дня. Гости разошлись. Была светлая лунная ночь.
Дорога от виллы старых Литваков к отелю лежала вдоль озера. Кингскурт шел рядом с профессором Штейнеком и предлагал ему вопрос за вопросом. История этого великого переворота в судьбе еврейского народа увлекала его, хотя он при всяком удобном случае подчеркивал, что его интересует, главным образом, только широкое применение культуры старого и нового света. Самая же судьба людей, будь то евреи, христиане или язычники, его нисколько не занимает. Он был и остается человеконенавистником и заботы о ближнем считает величайшей глупостью. Но это переселение евреев ему нравится, как весьма любопытное, массовое, идейное предприятие. И он ждет с нетерпением продолжения фонографической повести. Остальные гости шли парами и группами и оживленно болтали между собой. Сарра, жена Давида Литвака, шла с Фридрихом, который был задумчив, рассеян и невпопад отвечал своей милой спутнице. Она заметила его рассеянность и стала подтрунивать над ним. Тогда он очнулся и сказал:
– Какая ночь! Глядите, как дробится лунный свет на Генисаретском озере! Сказкой веет от этой волшебной ночи – и это действительность! И я мог бы спросить: "Чем отличается эта ночь от других ночей?" – Я понимаю – свободой, в которой человек становится человеком… Ах, фрау Литвак, если бы и я… если бы и я мог внести в это дело лепту своего труда!..
– Почему же вам этого не сделать?
– Это невозможно. Кингскурт скоро уедет.
– Ну что там, – ответила она, смеясь. – Это мы устроим. Вы оба нам принадлежите. Вы – как спаситель нашей семьи, он – как ваш друг. Нет, нет, доктора Левенберга мы отсюда не выпустим, а этого старого ворчуна я постараюсь привязать к Палестине любопытными цепями.
Фридрих расхохотался:
– Да вы никак его женить замышляете?
– Что же, если бы я задумала, я б это устроила. Я б его женила, например, на мистрисс Готланд или на Мириам.
– Ну в отношении старика это шутка несколько злая…
– Мужчина, – серьезно ответила она, – никогда не бывает слишком стар для брака. Это преимущество всегда останется за вами. Впрочем, вашего мистера Кингскурта я удержу другими любовными цепями. Он без ума от моего Фрица.
– Меня это нисколько не удивляет, потому что другого такого Фрица нет. Это, ведь, необыкновенный ребенок.
Фридрих с улыбкой слушал ее наивный панегирик Фрицу и поддакивал ей:
– Конечно, конечно, – удивительный мальчик.
– Он не только красив, – продолжала она, – он и умен, и ласков, и послушен. И вы полагаете, что если я часто буду оставлять Кингскурта с Фрицом, он не привяжется к нему всем сердцем. Увидите, он не в силах будет расстаться с ним и, конечно, не уедет отсюда!
Фридриха трогали до глубины души откровенные материнские восторги этой, обыкновенно очень скромной, умной и тактичной женщины. Но сынишка ее в действительности был премилое создание, и мать, в сущности, даже и не преувеличивала влияние его чар на старого ворчуна. На следующее же утро Фридрих, заглянув случайно в детскую, увидел такую картину: старик полз по полу на четвереньках, а малыш сидел верхом на его спине.
– Он будет кавалерист, отличный кавалерист! – смущенно говорил он, вставая с помощью Фридриха на ноги. – А теперь ступай к своей няне, или я с тобой посчитаюсь, пострел ты этакий!
Но он предпослал своей угрозе такую нежную, милую улыбку, что Фриц только весело взвизгнул и крепко обвил ручонками его колени. Мальчуган не подозревал, что он имеет дело с ярым человеконенавистником, и беспечно отдавал ему всю нежность своего маленького сердца. Когда его хотели послать в гости к старикам, и Кингскурт оставался в отеле, он поднял такой рев, что матери пришлось просить старика сжалиться над ребенком.
Кингскурт с напускным неудовольствием уступил просьбам матери, что-то ворчал, но когда Фриц при виде его просветлел, он не мог дольше выдерживать роль я радостно рассмеялся.
Давид и Сара вышли из дому вслед за ним и видели, как старик, шагая за спиною няни, дурачился и смешил мальчика, который подпрыгивал и вскрикивал: "Отто! Отто!"
Пока Фридрих бодрствовал, старый "Отто" ни делать ничего не мог, ни с кем-либо говорить. И лишь когда маленький деспот уснул, он заявил о своем желании услышать продолжение доклада Иоэ Леви. На этот раз слушателей было меньше. Мистрисс Готланд, стоявшая во главе общины сестер милосердия, была у больного. Священник из Сефориса еще утром вернулся домой. Патер Игнатий тоже не был свободен в этот день. Братья Штейнеки должны были придти поздней. Давид распорядился, чтобы фонограф перенесли в гостиную, примыкавшую к комнате больной матери. Ей было немного лучше, и кресло ее выкатили в гостиную. Она сидела и слушала с грустной улыбкой на восковом лице. У ног ее, на низеньком пуфе сидела Мириам, и ласково гладила ее руку. Старый Литвак и Кингскурт удобно уселись в широкие мягкие кресла. Решид-бей помог Давиду установить фонограф, и оба заняли места за столом. Мистер Гопкинс и Фридрих примостились на маленьком диванчике в углу. Отсюда Фридрих видел перед собою изящную фигуру Мириам, ласкавшую глаз красотою линий, а дальше, в окна – волнистые очертания холмов, громоздившихся над блестящим озером.
Давид вставил валик, и голос Иоэ Леви начал опять с той фразы, на которой он остановился накануне:
"Таковы, в общих чертах, первые мои начинания.
Машина была пущена в ход. Алладино сообщал о покупке земель самые благоприятные сведения. Штейнек писал, что в марте он откроет кирпичный завод новейшей системы и цементную фабрику. Варшавский и Леонкин извещали, что в еврейских общинах России и Америки бодрое настроение растет. Броунштейн и Кон тем временем запасались семенами и скупали рабочий скот.
"Надо было подумать также о том, как привлечь в Палестину, кроме неимущих бедствующих масс, и высшие, в экономическом отношении, слои еврейства.
Этих – трудовая помощь или непосредственная денежная поддержка не могли прельщать. Для них надо было придумать другую приманку. Я воспользовался идеей египетского хедива, Измаила. Каждый, кто брался выстроить дом стоимостью не менее тридцати тысяч франков, получал данный участок земли в полную собственность. Тоже сделал и я, но выговорив обратный переход земельной собственности к общине пятьдесят лет спустя. Египет обязан своим прелестным Каиром только остроумной мысли хедива. Как только идея льготы распространена была нашими доверенными, со всех концов света стали поступать в нашу лондонскую контору заявления о желании строиться. Главный секретарь Вельмер, вместе с главным инженером Фишером, выработали строительный устав. Планы Хайфы, Яффы, Тибериады и других городов утверждены были дирекцией еще до отъезда Штейнека. Архитектор наш представил и несколько типов изящных изданий. Мы эти планы вместе с прейскурантами разослали во множестве экземпляров во все страны, всем изъявлявшим о желании основаться в Палестине. Впрочем, планы эти ни к чему их не обязывали. Они по ним могли во всяком случае, получить представление о том, что и за какие деньги можно выстроить. Первое распределение земельных участков должно было состояться весною, 21-го марта. При чем должны были быть удовлетворены заявления, поступившие только до первого марта. Главным условием такого договора было вступление приобретавшего землю членом в общую артель наших иммигрантов и взнос в кассу Новой Общины третьей части стоимости постройки наличными деньгами или ценными бумагами. Если он сам не мог явиться к этому дню в Палестину, то он должен был указать представителя своих интересов. Взнос мог быть возвращен, как только начата будет постройка. Земельные участки распределял комитет, выбранный прибывшими в Палестину и желавшими строиться из своей же среды. Некоторые приобретали землю группами, и таким отдавалось предпочтение перед отдельными личностями, так как первые брали на себя более значительные обязательства, как проведение улиц, дорог, канализация, освещение, водоснабжение. На случай всяких недоразумений и протестов со стороны иммигрантов, учреждено было бюро из пятидесяти юристов и молодых кандидатов прав из разных стран. Нам нужно было такое космополитическое бюро еще в виду обильной корреспонденции, которая велась на всех языках.
"Самой главной частью корреспонденции были сведения, которые приходилось сообщать разным предпринимателям и крупным промышленникам. Юридическое отделение Цельнера работало рука об руку о техническим департаментом Фишера. Мы напечатали в газетах всех стран, что предприниматели, пожелавшие основать с некоторым капиталом какое-либо предприятие в одной приморской стране, получат самые подробные справки насчет условий производства и сбыта, советы, указания и даже машины в кредит. Каждая почта привозила нам вороха писем. Первое время ответы были несложные, так как большинство писем заключало только вопросы о географическом положении страны… Но вскоре из многих тысяч корреспондентов выделилось несколько сот серьезных дельцов. Среди них были не только евреи. Вначале евреев вовсе не было, а преимущественно протестантские немцы и англичане, так как они – самые сильные и самые смелые колониальные предприниматели в мире. Вопроса о национальности или вероисповедании для нас в данном случае не существовало. Мы шли навстречу каждому, изъявлявшему желание трудиться в стране израильской. Техническое бюро и справочная контора немедленно и добросовестно отвечали на все запросы.
"Разумеется, и мы собирали сведения насчет тех лиц, с которыми мы решались войти в какие-либо соглашения. Предприниматели, обращавшиеся в нам, избегали рискованных попыток.
"Они узнавали от нас, на каких пунктах существует или предвидится сильная конкуренция. В интересах нашей Новой Общины было, чтобы все предприятия, которые затевались в нашей стране, удавались. Поэтому мы оказывали свободным предпринимателям такую поддержку, точно они радели о наших интересах. Из этих запросов и ответов создалась целая статистика, которой мы очень многим обязаны. Благодаря ей, мы достигли теперешнего экономического состояния – свободы промышленности без перепроизводства, и благоустройства без гнета и принудительных мер.
"Когда я наладил это дело и много других первой важности, я затеял одну преинтересную штуку…"
В это мгновенье больная фрау Литвак сделала знак сыну. Давид тотчас же остановил фонограф и подбежал к матери. Она устала и хотела лечь. Давид и Мириам с заботливой осторожностью выкатили ее кресло в смежную комнату.
V
Давид скоро вернулся и спросил друзей: желательно ли им слушать продолжение повести. Все ответили утвердительно. Он опять завел фонограф, и невидимый Иоэ Леви опять заговорил:
"… я затеял одну преинтересную штуку. Вначале на это смотрели, как на потеху, как на спорт, и всячески критиковали. Я снарядил "Корабль мудрых". Я хотел послать его впереди возвращающихся евреев в старую, новую нашу страну. Уже одно появление его в средиземных водах должно было ознаменовать наступление новой эпохи. Устройство такой поездки было делом не трудным. Я обратился к директору одного английского общества по устройству круговых путешествий, и через две недели он сообщил мне подробный план, приблизительную стоимость такой поездки и все подробные условия. По его же совету я нанял в одном итальянском судоходном обществе элегантный пароход, "Будущность", совершавший обыкновенно рейсы между Неаполем и Александрией. Пароход должен был прибыть в Геную к 15-му марта и на шесть недель поступал в наше распоряжение. Затем я заказал комнаты для пятисот пассажиров в лучших отелях итальянских, египетских, малоазиатских и греческих городов. На пароход можно было сесть и в Генуе, в в Неаполе. Билеты пассажиров давали им право проезда по всем итальянским железным дорогам и пребывания в первоклассных отелях. Экспедиция эта имела как будто характер увеселительной поездки на Восток. Но значение ее было гораздо глубже. Дамы и мужчины, которых мы пригласили, принадлежали к высшей интеллектуальной аристократии культурного мира. Комитет из писателей и художников составил список этих почетных гостей. Мы пригласили самых выдающихся, самых значительных людей всего мира, разумеется, без различия национальности и вероисповедания. И все откликнулись на наше приглашение, не потому только, что их пленяла эта поездка на восток; главным образом, всем улыбалось продолжительное пребывание в обществе интересных и близких по духу людей. На "Будущности" встретились поэты и философы, изобретатели и открыватели, исследователи и художники, социологи, экономисты, политические деятели и журналисты. Они, конечно, окружены были всеми доступными в то время удобствами и комфортом. Ничего не было забыто – начиная от оркестра музыки и до ежедневной газеты, издававшейся тут же на пароходе. О том выдающемся интересе, который представляла эта газета, я распространяться не стану. За это говорит уже состав пассажиров, из которых большинство принимало участие в этой газете. Во всех гаванях на "Будущность" доставлялись телеграммы со всех концов мира. На следующее же утро все эти телеграммы уже были в газете. Но интереснее всего был литературный отдел, потому что все пережитое за день, все виденное, описывалось талантливейшими людьми. В газете же появлялись ежедневно беседы, которые велись за столом; их назвали новейшими диалогами Платона. В них разбирались величайшие проблемы. Даровитейшие, ученейшие люди высказывали свои взгляды на все вопросы, волновавшие тогда культурное человечество. Я приведу только некоторые темы этих бесед. Говорили об устройстве общины, которая отвечала бы всем требованиям современной культуры и справедливости, о воспитательном значении искусства, об организации благотворительности, об обеспечении рабочих, о роли женщины в современном обществе, о развитии научной и практической техники. Эти беседы на "Будущности" давно уже стали драгоценностью мировой литературы. Я познакомился с ними уже в печати, потому что лично присутствовать при этих беседах у меня не было возможности. Я давно уже был в Хайфе, когда "Будущность" находилась еще в Генуе. Но газету, издававшуюся на пароходе, я читал с восторгом, с увлечением. Я не философ, не поэт, и в то время отвлеченные вопросы меньше всего меня занимали.
"Но то, что можно было извлечь из бесед на "Будущности" для практического осуществления, я находил и с успехом это применял, потому что мне представлялось, что с "Будущности" гений человечества дает советы еврейскому народу, начинавшему новое существование. Особенно поучительны стали эти беседы, когда наши высокие гости прибыли в Палестину. Путешественники разбились на группы, ездили по стране, делали наблюдения, и затем взаимно делились впечатлениями. Разные группы посвящали свое внимание разным предметам.
"Геологи интересовались одним, электротехники – другим. Ботаники изучали флору страны, художники, пейзажисты и жанристы искали ландшафтов и типов. Экономисты изучали экономические условия страны, другие – местное население, нравы, обычаи.
"Не трудно представить себе, сколько глубины ума и блеска было в беседах, когда группы пассажиров опять сходились за общим столом на пароходе. Я их до сих пор еще почти слово в слово на память знаю. На меня большее впечатление оказали советы художников, вероятно, потому, что я сам совершенно лишен художественного чутья. Художникам "Будущности" я обязан мыслью о культивировании красоты в нашей стране. Она должна была быть, красива, прежде всего красива, потому что красота – величайшая отрада для человеческой души.
"Когда "Будущность" была уже у наших берегов, я находился в средней области Палестины. Фишер, Штейнек и Алладино приветствовали в Хайфе гостей от имени Новой Общины. Я хотел представиться нашим гостям, как только покончу с самыми неотложными делами. Это было горячее время, и работать приходилось без перерыва. Я дни и ночи был в разъездах и часто даже ночь проводил в своем автомобиле, перевозившем меня с одного места на другое. Везде шли спешные работы, и везде нужен был присмотр. Хотя все делалось по точно разработанному плану, и люди у нас были надежные, но я желал лично убедиться, все ли предписания исполняются.
"В то же время я поддерживал постоянное сообщение с моей главной квартирой в Хайфе. Оттуда я получал известия, которые заставляли меня совершать самые непредвиденные экскурсии. Бывали и недоразумения с рабочими, которые мне приходилось разбирать. При распределении земельных участков запутывались часто гордиевы узлы, которые я один мог разрубать.
"На полях, приобретенных Новой Общиной, уже шли деятельные полевые работы. Мы основали сельскохозяйственную производительную артель по образцу Рахалинской артели, но для наших переселенцев дело было еще новое, и нужна была авторитетная импонирующая сила, для того, чтобы удержать в движении заведенную машину. Задача эта была не сложная, но требовала неустанной бдительности.
"Сеять пшеницу, ячмень, овес, маис – хоть искусство не Бог весть какое, но и тут затруднений было не мало. Приходилось, первым делом, бороться с почвой. Но у нас были новейшие технические средства и упорная человеческая воля, и мы победили ее, и она стала нашим другом.
"Рабочий день равнялся всего семи часам, но это были часы упорного интенсивного труда. Одни проводили дороги, другие рыли каналы, третьи очищали землю от камней, четвертые строили дома, пятые сажали деревья, и так дальше. И каждый знал, что он работает для всех и все работают для него. Работа кипела. Пробуждалась природа от зимнего сна, пробуждались люди от долгого рабства, и все, что они делали и созидали, вдохновлялось надеждой на свободную светлую жизнь. Успехи росли с каждым днем, и с каждым днем расширялась область работ.
"Первым делом, я начал проводить телеграфную и телефонную сеть. Для всеобщего пользования она, конечно, еще не скоро могла быть готова, но для служебных целей мы в самом непродолжительном времени уже стали пользоваться ею. Ежедневно стали прибывать во все города от Хайфы и до Бейрута партии иммигрантов количеством в пятьсот, тысячу, две тысячи человек. На следующий же день их отправляли в намеченные уже раньше пункты, и они тотчас же принимались за работу. Для одних железнодорожных работ требовались десятки тысяч людей. Не меньше и для постройки общественных зданий, как: административных, торговых учреждений, школ, больниц и проч. За работы по проведению дорог, каналов, постройке общественных зданий рабочие получали не только вознаграждение, за вычетом долгов, выплачивавшихся Общиной магазинам, за приобретенные переселенцами вещи, но и право на позднейшее обзаведение домами и хозяйством. Человек, по прибытии в Палестину прямо из гавани отправлявшийся на какие-либо работы, к осени уже мог поселиться в выстроенном для него домике в какой-нибудь колонии и выписать свою семью. Задача, как я говорил уже, была не сложная, – нужен был только план, нужна была организация. Европейские военные державы разрешали в девятнадцатом столетии и не такие задачи. Они должны были заботиться о миллионах людей, которые не всегда доверчиво и доброжелательно относились к правительственным мерам. Нам же до осени предстояло устроить только полмиллиона народа; до того же времени пора была горячая, страдная – мы работали все рука об руку, на родной земле, земле наших предков, окрыленные все одними мечтами и желаниями. В виду отсутствия запретительных мер, широко стала развиваться промышленность и торговля. По всей стране частные предприниматели строили фабрики, которые должны были быть закончены к осени.