Позвольте мне к выше описанному добавить свой личный опыт с мухомором. Я принимал его дважды. В первый раз это были сушеные грибы, собранные на уровне моря в северной Калифорнии. Моими переживаниями от пяти грамм сушеных грибов были тошнота, обильное слюноотделение и расплывание зрения. При закрытых глазах возникали пассивно плывущие образы, но тривиального и непривлекательного характера. Второй опыт был с сырым грибом величиной с тарелку, собранным на высоте 10 000 футов в горах возле Боулдера (штат Колорадо). В этом случае единственными эффектами были слюноотделение и спазмы желудка.
И наконец, здесь приводится отрывок из описания опьянения мухомором одного весьма искушенного человека, профессионального психотерапевта и нейрофизиолога. Принятой дозой была чашка тонко нарезанных грибов. Грибы были собраны в бассейне реки Пекос в штате Нью-Мехико.
Я то и дело дергался, был весь в поту. Изо рта текла слюна. Я понятия не имел, как проходит для меня время. По-моему, я бодрствовал, а может быть, видел очень похожие на жизнь сны, то есть пребывал в чем-то вроде осознаваемого сновидения. Я лишь смутно слышал звучавшую музыку, а то и вовсе не слышал ее. Я сбросил одеяло: было жарко до пота, холодно до озноба, но мурашек не было. Меня охватило чувство необычайного покоя. Я находился в весьма необычном переживании. Оно не было похоже ни на что из испытанного прежде: термин "психоделическое" слишком широк, слишком всеобъемлющ, но это было что-то не совсем психоделическое. Все как бы было тем же, но совершенно незнакомым, хотя и выглядело как обычно. За исключением того, что мир этот был почти тенью (или каким-то квантовым уровнем) – иным, в каком-то жутком, глубинном и безошибочном смысле. У меня была атаксия (неспособность координации произвольных движений) и эйфория. Визуального материала было очень мало. / Из личного общения в 1988 году/
Короче говоря, Amanita muscaria, несомненно, является эффективным шаманским средством в ограниченной флоре арктической среды, в которой она традиционно использовалась как психоактивный агент. Но тот восторженный визионерский экстаз, который вдохновлял "Веды" и был главной тайной движущихся по Иранскому плоскогорью индоевропейских народов, едва ли мог быть вызван Amanita muscaria.
УОССОН: ЕГО ПРОТИВОРЕЧИЯ И ДРУГИЕ ГРИБНЫЕ КАНДИДАТЫ В СОМУ
Уоссон остался полностью убежденным, что мухомор – это сома. В своей последней опубликованной посмертно книге "Персефонин поиск" он характеризует мухомор как "величайший энтеоген всех времен", явно основываясь при этом на вере, поскольку по его опыту этот гриб вызывал дезориентацию, а шаманский экстаз достигался лишь при употреблением псилоцибина, который он никогда не связывал с загадкой сомы. Однако он делает одно интересное заявление, когда пишет об Индии.
Другие грибы-энтеогены растут на меньшей высоте. Они растут в навозе крупного рогатого скота, их легко идентифицировать и собирать, и они очень эффективны. Но эти грибы не годятся для ритуалов брахманов: они известны людям племен и шудрам (неприкасаемым). Сома же требует от жрецов самодисциплины, долгой инициации и тренировки: она является (при надлежащем использовании) занятием жреческой элиты. А возможная роль в жизни низших сословий гриба Strofaria cubensis, произрастающего в навозе скота, остается до сего дня совершенно неизученной. Причастен ли как-то Strofaria cubensis к. приданию корове статуса священного животного и к включению мочи и помета коров в панчагавья – жертвоприношение "Вед"? Принимая во внимание экологию долины Инда и Кашмира, лишь немногие из индоевропейцев могли на личном опыте познать тайну Божественной Травы. Культ Сомы, должно быть, сформировался благодаря особым условиям, преобладающим в этом районе, но в конечном счете условия эти по всей вероятности обрекли его на гибель. Сегодня он живет в Индии лишь как светлая и яркая память о древнем ритуале. / R. Gordon Wasson, Persephone's Quest: Entheogens and the Origins of Religion (New Haven: Yale University Press, 1986) p. 135/
Обсуждая запрет на вкушение грибов для брамина – запрет, установленный в поздний ведический период, – Уоссон отмечает.
Мы еще не знаем, а может быть, и никогда не узнаем, когда предписание это вступило в силу, быть может, века спустя по составлении ведических гимнов, а возможно, когда иерархи среди брахманов узнали, что энтеогенные свойства Stropharia cubensis известны низшим сословиям Индии… / Там же. р. 134/
Что– то необычное происходит в двух этих отрывках. Выдающийся ученый, сам вполне брахман -по профессии специалист в области банковских инвестиций и почетный член совета Гарвардского университета, – кажется, ведет себя совсем не по-ученому. Из его собственных красноречивых описаний нам известно, что он не раз переживал псилоцибиновый экстаз. И мы знаем, что он так и не добился положительного результата от Amanita muscaria. Тем не менее в этих отрывках он отбрасывает и игнорирует вполне весомые доказательства того, что гриб, скрывающийся за тайной сомы, – богатый псилоцибином Stropharia cubensis. Он называет его "легко идентифицируемым" и "эффективным", но не в состоянии принять, что это может быть сомой, которую он ищет. Он спрашивает себя, не мог ли Stropharia cubensis положить начало забвению сомы. А потом игнорирует свой же вопрос. Если сома – это Stropharia cubensis, то эту традицию можно проследить вплоть до доисторической Африки. Дважды в этих отрывках он упоминает низшие сословия, порывая со своим обычным эгалитаризмом. Я утверждаю, что Уоссон руководствовался многими соображениями, в том числе и неосознанными, при формулировании своего последнего заявления по поводу проблемы, занимавшей его большую часть жизни.
Те, кто знал Уоссона, знали и о его невероятном отвращении к хиппи, и о том, что он был глубоко встревожен событиями, развернувшимися в Оахаке после публикации добытых им сведений о сохранившихся там грибных культах. Вполне предсказуемая миграция искателей приключений, духовных путников, молодежи и любителей сенсаций, последовавшая за открытием Уоссоном грибных культов, огорчила и насторожила его в отношении проблемы психоделической культуры.
Я часто принимал священные грибы, но никак не для "поддачи" или "отдыха". Зная с самого начала о том благоговейном отношении, какое еще сохраняют к ним те, кто в них верит, я бы не стал, не смог бы так профанировать их. После моей статьи в журнале "Лайф" целая толпа торговцев сенсациями обрушилась в поисках "магического гриба" на Уаутла де Хименес. Это были хиппи, псевдопсихиатры, чудаки, даже руководители экскурсионных групп с их послушным стадом, многие в сопровождении своих девиц… Тысячи и тысячи людей в других местах принимали грибы (либо синтетические пилюли, содержащие их активный агент) и болтовня некоторых из них заполняет страницы определенной части нашей "свободной прессы". Я сожалею по поводу действий этих отбросов нашего общества, но что еще можно поделать? / R. Gordon Wasson. The Wondrous Mushroom: Mycolatry in Mesoamerica (New York: McGraw-Hill, 1980), p. xvi/
Уоссон сохранял позицию сурового осуждения гедонистического использования своих любимых "энтеогенов" (неуклюжее, нескладное слово, нагруженное теологическим багажом, которое он предпочитал общепринятому термину "психоделик"). Быть может, именно это отношение Уоссона и привело к тому, что его книга "Галлюциногенные грибы Мексики" ("Les Champignons Hallucinogenes du Mexique"), написанная в сотрудничестве с французским микологом Роже Хеймом, не вышла в шестидесятых годах в английском переводе. На то, конечно, может быть множество причин. Но остается тот факт, что наиболее важная работа Уоссона – его единственная работа, недоступная на английском языке.
PEGANUM HARMALA В КАЧЕСТВЕ СОМЫ
В пользу Уоссона следует сказать, что он допускал, что гриб Stropharia cubensis впервые встретился индоевропейцам, когда они достигли Индии, и таким образом он довольно поздно вошел в число приравненных к соме. Лично я убежден, что Stropharia cubensis или какой-то другой того же вида копрофильный гриб укоренился в Африке, Анатолии, а может, и на Иранском плоскогорье за тысячи лет до прихода индоевропейцев. Такое предположение существенно меняет картину. Оно означает, что кочующие индоевропейские племена встречались со старыми, потребляющими гриб культурами уже на месте – в Анатолии и на Иранском плоскогорье. Усиление засушливости в этом регионе могло побудить к поиску заменителей гриба задолго до вторжения индоевропейцев. Сознаюсь, меня впечатлили новые данные о гармалине, приведенные Флэттери и Шварцем / Flattery and Schwartz, op. cit/, убедительно доказывающие, что по крайней мере в поздние ведические времена хаомой-сомой считалась Peganum harmala. Гармалин – бета-карболин, присутствующий в Peganum harmala, отличается по своему фармакологическому действию от гармина, своего близкого родственника, который встречается в южноамериканском растении Banisteriopsis caapi. Известно, что гармалин более психоактивен и менее токсичен, чем гармин. Это может означать, что Peganum harmala, заваренная до достаточной крепости, может сама по себе дать надежное и экстатичное галлюциногенное переживание. Несомненно должно быть верным, что любое сочетание Peganum harmala с псилоцибином будет синергизировать действие псилоцибина и усиливать его. Быть может, когда запасы гриба были невелики, использовались именно такие сочетания. Постепенно, Peganum harmala могла и вовсе вытеснить грибы, становившиеся все большей редкостью. Но это – область, требующая дальнейшего исследования.
Какое бы окончательное этнофармакологическое значение ни было приписано Peganum harmala, ясно, что до вторжения индоевропейцев культуры Анатолии и Ирана были того же типа, что и культура Чатал-Хююка. Это были партнерские общества, выращивающие крупный рогатый скот, поклоняющиеся Великой Богине, практикующие оргиастическую и психоделическую религию, корни которой уходят в неолитическую Африку и период возникновения саморефлексирующего сознания.
СОМА КАК МУЖСКОЕ ЛУННОЕ БОЖЕСТВО
В девятой мандале "Ригведы" приводятся значительные подробности относительно сомы и выдвигается заявление, что сома выше богов. Сома – сущность высшая. Сома – это Луна; сома – мужчина. Здесь мы имеем редкий феномен: мужское лунное божество. Он ограничивается некоторыми народами североамериканских индейцев и индоевропейцев. В германском фольклоре, например, и по сей день сохраняется понятие о Луне как о мужчине. Из изучения фольклора связь между женским началом и Луной видится столь глубокой и явной, что на этом фоне резко выделяется лунное мужское божество, давая возможность легко проследить историю его традиций в любой религии.
В мифологии Ближнего Востока присутствует бог лунный, который, должно быть, был завезен в Индию с Запада. Самым северным аванпостом вавилонской цивилизации был город Харран, традиционно связываемый с первоначальным домом Авраама и началом астрологии. Божеством-покровителем Харрана был мужской лунный бог Син, или Наина. Считалось, что он произошел от бога кочевых племен и покровителя скота, связанного с мужским культом лунного бога в древней Аравии. Дочь его Иштар со временем затмила все прочие женские божества, как ее двойник Исида в Египте. / S. H. Hooke, Babylonian and Assyrian Religion (Norman: University of Oklahoma Press. 1963), p. 19/
Как отец, или источник Богини, именно Син носит головной убор, напоминающий гриб (илл. 15). Ни у одного бога вавилонского пантеона этого головного убора нет. Я обнаружил три случая изображения Сина, или Нанна, на цилиндрических печатях; в каждом из них этот головной убор бросался в глаза, а в одном случае, в сопровождающем тексте ученого XIX века, упоминалось, что головной убор этот был фактически средством идентификации этого бога. / Gaston Maspero, The Dawn of Civilization – Egypt and Chaldea (London: Society for Promoting Christian Knowledge, 1894), p. 655/
Почему же харанское божество-покровитель, связанное с грибом, мыслилось в образе мужчины? Это проблема для исследователей фольклора и мифологии. Тем не менее ясно, что гриб Stropharia cubensis с равной легкостью позволяет принимать проекции и мужского, и женского начала. Он явно связан с Луной:
он блестящий, иногда выглядит серебристым. Вид же грибов ночью в поле наводит на мысль о том, что они активны ночью, когда небом правит Луна. С другой стороны, можно изменить точку зрения и увидеть вдруг гриб мужским: он солнечно-золотист по цвету, фалличен по виду и наделяет человека огромной энергией, считающейся традиционно дочерью молнии. Вернее всего рассматривать гриб как андрогенное, меняющее образ божество, которое может принимать разные формы в зависимости от особенностей сталкивающейся с ним культуры. Можно почти с уверенностью сказать, что он – некое зеркало культурных ожиданий, и потому для индоевропейцев он принимает мужское качество, а в африканской Сахаре и в Чатал-Хююке – весьма лунное и женское. Во всяком случае, это галлюциноген или же бог, связанный не с дикостью, а с одомашниванием животных и человеческой культурой.
СОМА И КРУПНЫЙ РОГАТЫЙ СКОТ
Одомашнивание гриба может служить особой нитью, связывающей грибы "Stropharia cubensis", любящие навоз, с сомой. То, что крупный рогатый скот является главным мотивом в культуре сомы, почти не имеет смысла, если вообще имеет какой-то смысл, если полагать, что сома – это мухомор. Уоссон отметил связь домашнего скота и сомы, но сделал все возможное, чтобы избежать логического вывода, что сома должна быть каким-то определенным видом, любящим навоз: "В "Рнгведе" сильный акцент делается на коровах, а в религии парсов – на моче быков. Так что, естественно, возникает вопрос, не поедали ли животные мухоморы и не влияли ли те на них, в частности на их мочу и молоко. Я не в состоянии на него ответить". / Wasson. Soma. p. 256/
Илл. 15. Цилиндрическая печать с изображением Харранского лунного бога Сина или Наины из 4-го изд. книги Гастона Масперо "Рассвет цивилизации: Египет и Халдея" (London: Society for Promoting Christian Knowledge, 1922). С. 655. Оригинал сделан Фоше-Гуданом с гелиографии Менана.
А восемнадцать лет спустя Карл Рак, в своем вкладе в последнюю публикацию Уоссона, комментирует в примечании вышеприведенный отрывок следующим образом.
Метафоры скота являются также определениями сомы, которую можно описать как "вымя", дающее энтеогенное молоко, и как "быка ревущего", причем последнее явно характеризует гриб, сорванный Персеем в Микенах. Бык – наиболее распространенная метафора для сомы, и эта манифестация священного растения, возможно, скрывается за традицией, согласно которой Зевс, положив начало европейской цивилизации, похитил анатолийскую Европу, явившись ей в виде быка, дохнувшего на нее благоуханием пастбищных лугов, на которых пасся. / Carl Ruck. co-author. The Road to Eleusis (New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1978), in Wasson, Persephone's Quest, p. 256/
Чтобы защитить гипотезу, что мухомор – это сома, оба автора ухватились за тот факт, что моча северного оленя и человека, съевших этот гриб, сама по себе уже является психоактивным материалом. Среди племен Сибири, где факт этот был известен, моча предпочиталась самому растению. Но мухомор не растет на пастбищах, а скот обычно не пасется на грибах, и нет никакой причины полагать, что если бы пасся, то моча отличалась бы психоактивными свойствами, поскольку, мол, содержащиеся в нем галлюциногены участвовали бы в обмене веществ.
СОМНЕНИЯ УОССОНА
Однако Уоссон не был так уверен в своих утверждениях, как это может показаться из его публикаций. В 1977 году в ответ на мой запрос относительно дилеммы – Stropharia противAmanita - он писал следующее.
Ваш вопрос о Str{opharia} cubensis беспокоил и меня. Когда мы с Роже Хеймом ездили в 1967 году в Индию, то в горах Симлипал в штате Орисса мне рассказали о грибе, растущем на коровьем помете. Гриб вполне соответствовал Str. cubensis даже по своему психоактивному действию. Информатор мой сказал, что этого гриба все избегают. Он, судя по всему, ничего не утаивал. Пообещал достать нам гриб, но хотя мы пробыли там еще пару дней, я его больше не видел. Цель нашей поездки в Индию была совершенно иной. Я обязательно буду искать Str. cubensis и дальше, не только в Индии, но и в других странах. Конечно, Str. cubensis должен расти в Индии. Играл ли он какую-то роль в забвении сомы? Опьянение от Str. cubensis и других псилоцибиновых видов, по моему мнению, явно сильнее, чем от A{manita} muscaria. Я могу развить эту идею в числе некоторых других, какие думаю включить в свою следующую книгу. / P. Гордон Уоссон, личная переписка. 1977/
В итоге, однако, Уоссон противостоял этой позиции.