В повести рассказывается трогательная история жизни умной дворняжки Джоя. Тяжелое детство, счастливая перемена судьбы, интересная жизнь в большой семье Морисов и четвероногих друзей, приключения и происшествия…
Предназначается для всех, кто любит животных, интересуется их повадками, способами их воспитания, взаимоотношениями с людьми.
Содержание:
Глава I - ТОЛЬКО ДВОРНЯЖКА 1
Глава II - ПРОДАВЕЦ МОЛОКА 1
Глава III - МОЙ ИЗБАВИТЕЛЬ И ЛОРА 2
Глава IV - МАЛЬЧИКИ МОРИС ДАЮТ МНЕ КЛИЧКУ 2
Глава V - МОЕ НОВОЕ ЖИЛИЩЕ 3
Глава VI - БИЛЛИ 4
Глава VII - КАК НАТАСКИВАЮТ ЩЕНКА 5
Глава VIII - ИСПОРЧЕННАЯ СОБАКА 6
Глава IX - ПОПКА БЕЛЛА 7
Глава X - ЕЩЕ О ВОСПИТАНИИ БИЛЛИ 7
Глава XI - КОШКА МАЛЬТА 8
Глава XII - СО МНОЙ СЛУЧАЕТСЯ ПРИКЛЮЧЕНИЕ 9
Глава XIII - КАК МЫ ПРОГНАЛИ ВОРА 10
Глава XIV - НАША ПОЕЗДКА В РИВЕРСДЭЛЬ 11
Глава XV - ЛОЩИННАЯ ФЕРМА 12
Глава XVI - ЛОШАДИ ГОСПОДИНА ВУДА 13
Глава XVII - ПТИЧИЙ ДВОР ГОСПОЖИ ВУД 14
Глава XVIII - СОЮЗЫ МИЛОСЕРДИЯ 15
Глава XIX - МАКЕВЕЛЬ И ГАРРИ 16
Глава XX - ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ЗА ЧАЙНЫМ СТОЛОМ 17
Глава XXI - СЧАСТЛИВАЯ ЛОШАДЬ 18
Глава XXII - ПОКИНУТЫЕ ЗВЕРИ 19
Глава XXIII - УЧЕНЫЕ ЗВЕРИ 20
Глава XXIV - ПОЖАР 21
Глава XXV - БИЛЛИ И ИТАЛЬЯНЕЦ 22
Глава XXVI - КОНЕЦ МОЕЙ ИСТОРИИ 22
Примечания 23
Маршал Саундерс
Красавец Джой
История собаки, рассказанная ею самою
Глава I
ТОЛЬКО ДВОРНЯЖКА
Зовут меня "Красавцем Джоем". Шерсть у меня коричневая, роста я среднего. Не думайте, что кличку мне дали за красоту. Господин Морис, у которого я провел последние двенадцать лет жизни, говорит, что я заслуживаю мое название столько же, сколько один мальчик негр, знакомый его деда, которого прозвали Купидоном. Я не понимаю, что хочет этим сказать мой хозяин, но, когда он это кому-нибудь говорит, на меня глядят с улыбкой. Я знаю, что я некрасив, что я не породистая собака, а простая дворняга.
Я родился в конюшне одного дома на выезде небольшого города в штате Мэн . Город этот назывался Ферпортом. Первое, что я помню, это ощущение тепла под боком у матери. Потом помню, что я всегда чувствовал голод. У меня было штук шесть-семь братьев и сестер, и у матери не хватало молока на всех нас, так как она сама часто голодала.
Очень мне неприятно вспоминать время своего раннего детства. Хозяин моей матери был молочником. Он держал лошадь и трех коров и возил по соседям кувшины с молоком в старой разбитой тележке. Я думаю, на всем свете не было человека хуже молочника Дженкинса.
Мое первое знакомство с ним было такое: он дал мне такого пинка, что я отлетел к противоположной стене. Мать очень страдала от его побоев: часто все тело ее было избито и ныло, но она все-таки любила хозяина и не хотела уйти от него. Странно подумать, сколько есть на свете людей жестоких без видимой причины. Они не сумасшедшие, не пьяницы, а точно в них поселился какой-то дух злости.
Я думаю, что одной из причин злобы Дженкинса была его лень. Отвезя молоко к своим покупателям, он возвращался домой и весь остальной день ничего не делал. Если бы он чистил двор и конюшню, ходил как следует за коровами и работал бы в своем саду, то у него достало бы дела до вечера, но у него везде было грязно и не убрано. Дом его и земля были в стороне от большой дороги, так что всем проезжим не бросался в глаза беспорядок, а перед осмотром, который производился иногда городским инспектором, Дженкинс всегда успевал все привести в приличный вид.
Бедные его коровы весной и летом поправлялись немного в поле после осени и зимы, проведенных в грязных стойлах. Стены в стойлах были плохие: в большие трещины во время метелей наносило, бывало, кучи снега. Пол был покрыт густым слоем грязи, а свет еле проникал в крошечное окно, выходившее на север. Бедные животные, худые и большею частью больные, терпеливо выносили стужу и плохой корм.
В послеобеденное время Дженкинс приносил им отбросы, собранные им по знакомым домам, или сгнившие овощи, выброшенные из лавок; где же от такой гнилой пищи можно быть здоровым! Тут только можно нажить болезни. Сена коровы ели мало, так что и молоко они давали плохое, жидкое, но Дженкинс подмешивал в него какого-то белого порошка, от которого молоко становилось гуще.
Жена Дженкинса была забитая, растерянная женщина. Она не смела слова сказать своему мужу. К тому же она была неопрятная хозяйка: я нигде не видал такой грязной кухни, как у нее. Помню, какие она делала странные вещи. Возьмет, бывало, половую щетку и ее деревянной ручкой мнет картофель, а со щетин ее туда же, в чашку, сыплются пыль и грязь. Замесит тесто и не накроет его, а куры нередко приходили и садились в него. Дети ее, постоянно грязные и оборванные, играли в лужах подле дома.
Раз в начале весны, когда коров еще не выгоняли в поле, младшая дочь Дженкинса заболела. Девочка сильно хворала, и мать хотела послать за доктором, но отец не позволил. Девочку перенесли с кроваткой к самому очагу; мать ходила за ней, как умела. Тут же она и стряпала, и мыла посуду. Я видел, как она обтирала пот с лица девочки тем же полотенцем, которым вытирала потом молочные кувшины.
Между покупателями никто не знал про болезнь девочки; соседи тоже редко заходили к нам. Девочка выздоровела, но вскоре после того Дженкинс вернулся домой с испуганным лицом: у одного из господ, забиравших у него молоко, сделалась тифозная горячка, и доктор не мог понять, откуда он ее захватил, так как по всей округе не было тифа, а болезнь эта заразная. Спустя некоторое время больной умер, оставив вдову и трех сирот.
Все это случилось из-за неопрятности Дженкинса и его жены, потому что они перенесли заразу от своей девочки в молоко, которое продали умершему господину.
Глава II
ПРОДАВЕЦ МОЛОКА
Я как сейчас помню ужасное лицо Дженкинса, когда он ранним зимним утром входил, бывало, в конюшню, вешал фонарь на гвоздь в столбе и сердито принимался за дело. Он угощал бедных коров бранью и пинками, чуть только которая-нибудь из них делала малейшее движение, казавшееся ему непозволительным.
Моя мать спала со мной на куче соломы в углу стойла; чуть, бывало, она заслышит шаги хозяина, как разбудит меня, и мы с ней спешим выбраться на двор, как только отворится дверь. Хозяин всегда собирался дать нам мимоходом пинка ногою, но мать научила меня вовремя увертываться от его ноги.
Подоив коров, Дженкинс нес молоко к жене. Жена должна была процедить его и разлить по кувшинам.
Лошадь наша, Тоби, - несчастное, заморенное создание, слабая в коленках и в спине, насилу могла везти тележку с молоком, и Дженкинс все время погонял ее, немилосердно барабаня кнутом по ее худым бокам.
Часто, лежа на соломе в своем углу, я думал о бедном Тоби и удивлялся, как он мог еще выносить такую тяжелую жизнь - зимою, всегда впроголодь, стоять в холодном стойле или объезжать поутру покупателей! И бил же его Дженкинс, хотя Тоби никогда не бунтовал против хозяина, слушался его, старался угодить ему изо всех сил!
Моя мать тоже отправлялась за хозяином во время утреннего объезда. Когда я спросил ее раз, что ей за охота бегать за таким дурным хозяином, она ответила мне, повесив голову, что в иных домах ей давали кости, а она всегда была так голодна! Кроме собственного голода, она очень жалела меня и всеми силами старалась чего-нибудь достать для меня. Как она ласкала меня, принося мне кусочек чего-нибудь съестного!
Когда Дженкинс возвращался, я звал мать к соседским собакам в гости, но она не хотела идти, а я не решался уйти без нее. Так мы и слонялись около дома, прячась от глаз хозяина, который после обеда все время придирался то к жене и детям, то к немой твари, подвластной ему.
Я еще не рассказал вам про моих братьев и сестер. В одно дождливое утро, когда нам было недель семь-восемь, Дженкинс вошел к нам со своими грязными ребятишками. Он посмотрел на нас, выбранился за то, что мы были так уродливы, и сказал, что, будь мы лучше, он мог бы продать нас кому-нибудь. Пока он говорил это, мать следила за ним беспокойными глазами: она тревожно вертелась около нас и жалобно смотрела на хозяина.
Но Дженкинса не тронуло беспокойство моей матери. Он, нисколько не задумываясь, при своих детях и на глазах моей матери перебил всех щенят, кроме меня. Не знаю, отчего он пощадил меня. Моя несчастная мать металась, как сумасшедшая, издавая дикие вопли. После этого она совсем переменилась: ей было всего четыре года, но она походила на старую, больную собаку.
Так протянулось, не знаю сколько времени, должно быть, с год. Мать перестала сопровождать Дженкинса по утрам; она все больше лежала на соломе. Я доставал отбросы с разных дворов и приносил ей поесть. Однажды она лизнула меня, слабо взмахнула хвостом и умерла.
Я сидел подле нее, чувствуя большое горе и одиночество. В это время вошел хозяин. Я не хотел взглянуть на него: ведь это он убил мою мать! Я смотрел на труп моей матери, лежавший неподвижно подле меня. Она лежала с открытым ртом и вытаращенными глазами. Этот человек замучил ее до смерти голодом и постоянными истязаниями.
Как я ненавидел его! Но я сидел, не шевелясь, даже в ту минуту, когда он подошел к моей матери и повернул ногой ее труп, чтобы удостовериться, что она в самом деле умерла. Должно быть, ему стало стыдно, потому что он обратился ко мне сердито и сказал:
- Напрасно не ты околел, щенок: она двух таких стоила!
Я и это стерпел молча, но, когда он подошел ко мне и дал мне пинка ногой, я обезумел от гнева, вскочил как бешеный и укусил его за икру.
- Вот как!… - закричал он. - Так ты еще кусаться захотел? Видишь, какой боец! Погоди, я тебе покажу, как кусаться!
Лицо его раскраснелось, глаза глядели с невыразимой злобой. Он схватил меня за кожу спины и вынес на двор, посередине которого лежало бревно.
- Биль, - крикнул он одному из своих ребят, - принеси-ка мне топор.
Он положил мою голову на бревно, наступил мне на живот, чтобы я не мог двигаться, и я почувствовал страшную боль: он отрубил мне ухо, потом другое, но не кончики ушей, как это делают с некоторыми породами щенят, а все уши целиком, у самого основания, с куском прилегающего мяса. Потом он быстро повернул меня и отрубил мне весь хвост.
После этого он отпустил меня и смотрел, как я валяюсь по земле, извиваясь от боли. Боже, как я визжал!
Глава III
МОЙ ИЗБАВИТЕЛЬ И ЛОРА
По дороге проезжал молодой человек на велосипеде; он услыхал мой крик, соскочил с велосипеда и прибежал к нам.
- Что вы сделали с несчастной собакой? - закричал Дженкинсу молодой человек.
- Обрезал ей уши и хвост, - сказал Дженкинс. - Закон, кажется, этого не запрещает?
- Смотрите, как бы вам не ответить за такое зверство! - воскликнул молодой человек.
На крик его выбежала жена Дженкинса.
- Принесите мне скорей полотенце, - крикнул ей мой защитник.
Она сорвала с себя передник и подбежала с ним к молодому человеку. Он осторожно завернул меня в него и пошел к калитке. Тут столпилось несколько мальчиков, глядевших на нас с разинутыми от удивления ртами.
- Слушай, молодец, - обратился мой избавитель к одному из них. - Хочешь заработать на пряники? Возьми собаку бережно на руки и неси ее за мной.
Он пошел по дороге, ведя свой велосипед, а мальчик понес меня за ним. Я стонал от боли, но все-таки иногда выглядывал на дорогу, примечая, куда мы идем. Мы направились в город и вскоре остановились перед одним домом на Вашингтонской улице. Молодой человек прислонил велосипед к стене, дал обещанную награду мальчику и, тихонько взяв меня на руки, пошел со мной по дорожке к заднему крыльцу дома.
Против этого крыльца была небольшая конюшня. Мой избавитель вошел туда, положил меня на пол и раскрыл меня. В конюшне играли несколько мальчиков. Увидев меня, они с ужасом воскликнули:
- О, Гарри, что случилось с собачкой?
- Ш-ш… - сказал Гарри, - не поднимайте шума! Ты, Джек, ступай в кухню и попроси у Марьи лоханку с теплой водой и губку, да смотри, чтобы мать и Лора не услыхали.
Немного спустя Гарри - так звали молодого человека - промыл все мои раны и положил на них чего-то освежающего и перевязал бинтами, так что я почувствовал большое облегчение и мог разглядывать окружающее.
Как видно, небольшая конюшня, в которой я находился, служила больше для игр детей. Везде были разбросаны игрушки, висели качели. В одном углу около стены сидела гвинейская свинка, зверек из породы грызунов, и посматривала на меня. Звали ее Джеф; мы с ней очень скоро подружились. Длинношерстный французский кролик прыгал тут же, а на плече одного из мальчиков сидела ручная белая крыса, которая крепко держалась на своем месте, несмотря на прыжки мальчика. Конюшня показалась мне наполненной мальчиками и зверями.
Белая крыса таращила на меня свои красные глазки, не обращая никакого внимания на серую кошку, глядевшую тоже на меня со своего места в глубине одного из стойл. В открытую дверь я видел греющуюся на солнце собаку-сеттера и голубей, клевавших зерна, разбросанные по двору.
Я ничего подобного не видал еще в жизни и от удивления даже забыл про боль. Когда мать была жива, мы с нею охотились за крысами и раз убили котенка. Но никогда я не видел, чтобы крысы, кошки и собаки жили все как друзья.
- А вот и Лора! - воскликнул кто-то из мальчиков, пока я предавался своим размышлениям.
По дорожке, ведущей от дома, загородив рукой глаза от солнца, шла тонкая, стройная девушка. Я тогда же подумал (и теперь мое мнение не изменилось), что не могло быть на свете краше ее. Волосы у нее были русые, глаза карие, а улыбка такая, что за одну эту улыбку нельзя было не полюбить ее с первого взгляда.
- Что за смешная собачка! - сказала Лора, входя.
До этой минуты я не думал о моей наружности, но, услыхав ее замечание, я вытянул шею так, чтобы посмотреть на себя: белая повязка на месте хвоста, я знал, не могла красить никакую собаку, и я смущенно спрятался в угол.
- Бедный песик, ты обиделся на меня? - спросила девушка.
Она зашла за ящик кролика, куда я заполз, и нагнулась ко мне.
- Что с твоей головой, милая собачка? - спросила она.
- Она простудилась, - отвечал со смехом один из мальчиков, - поэтому мы надели на нее чепчик.
Девушка побледнела и отступила.
- Гарри, - обратилась она к моему спасителю, - у ней кровь на повязке. Кто так ушиб ее?
- Щенок поранил себя, вот я и наложил ему повязку, - отвечал Гарри, подойдя к ней, и положил руку на ее плечо.
- Кто это сделал? - настойчиво повторила она.
- Я бы не хотел рассказывать тебе про то, что случилось с собакой, Лора, - сказал мой избавитель. - Я боюсь, что это слишком взволнует тебя.
- Нет, пожалуйста, скажи, я непременно хочу знать это.
Лора произнесла эти слова мягко, но так решительно, что ее двоюродный брат не мог ей противоречить и рассказал ей все про меня. Слушая его рассказ, она, видимо, сильно волновалась, и, когда он кончил, она разразилась горячими обвинениями против моего мучителя.
- Какая низость! - говорила она. - Человек совершает спокойно такое преступление только потому, что немая тварь не пойдет на него жаловаться! Как это подло, как гнусно!
Ее голос оборвался, слезы градом покатились по щекам, и, закрыв лицо руками, Лора выбежала из конюшни и побежала к дому.
Глава IV
МАЛЬЧИКИ МОРИС ДАЮТ МНЕ КЛИЧКУ
- Вот рассердилась-то Лора! - воскликнул Джек (я потом узнал, что он годом был моложе Лоры). Так же вот она бранила меня за то, что я травил собакой черную кошку Вильсонов. Она так же вот сперва страшно сердилась, а потом горько заплакала. Я вовсе не хотел погибели бедной старой кошки, а просто вздумал выгнать ее со двора. Давайте-ка рассмотрим раненую собачку.
Все мальчики окружили меня. Я не привык к мальчикам и с некоторым страхом ожидал, что со мною будет; но я скоро увидал, что они хорошо умеют обращаться с собаками и что они добрые, ласковые мальчики. Мне было странно слышать, как они называли меня "добрым песиком", лаская меня. Никто так не называл меня прежде.
- Однако, он не красавец, - сказал про меня тот мальчик, которого звали Томом.
- Далеко до этого! - смеясь воскликнул Джек.
- Пожалуй не ближе тебя, Том.
Том накинулся на него, и у них поднялась возня.
Другие мальчики продолжали разглядывать меня.
Один, маленький, с глазами как у Лоры, спросил:
- Как ее зовут? Гарри говорил или нет?
- Кажется, ее зовут Джой, - так, по крайней мере, называл ее мальчик, который принес ее сюда.
- Не назвать ли нам ее: "Урод Джой"? - предложил мальчик с полным, круглым лицом и лукаво смеющимися глазами.
Мне очень захотелось узнать, кто он, и я потом узнал. Это был еще брат Лоры, Нед. Кажется, не было конца мальчикам Морисам.
- Лора не обрадуется такому прозвищу, - возразил Джек.
Он снова подошел к нам, тяжело дыша после возни с братом.
- Лора скажет, - продолжал Джек, что мы обижаем собаку, давая ей такую кличку; чтобы сделать удовольствие Лоре, надо его назвать "Красавцем Джоем".
Все мальчики дружно рассмеялись на это предложение, и я нисколько не удивился. Я и сам хорошо знал, что был некрасив от роду, а теперь в моем искалеченном виде, я был, верно, похож на урода.