Часто после облачных ночей рассвет приносил с собой белый, сырой туман. Иногда он лежал толстым, четко очерченным слоем внутри долины, похожий на грандиозный доисторический ледник, возникший всего за одну ночь. В другие дни туман покрывал все вокруг, свисал с веточек саженцев, и тогда верхушки темных елей по периметру поля казались полустертым карандашным наброском. Элизабет теперь воспринимала эти предрассветные часы как чудесный дар - ей и собаке - неизвестно от кого. Пока все остальные еще спали, дожидаясь, когда с появлением света начнется день, они с Дамианом да несколько случайных бегунов были единственными свидетелями ежедневного рождения солнца. Когда же наконец оно всходило, заливая светом туман, в толще которого они плыли, все вокруг становилось невыразимо прекрасным, и тогда Элизабет с ласковой признательностью похлопывала пса по спине, понимая, что лишь благодаря ему причастна к этому чуду.
Она очень помогала Дамиану, вызволяя его из стерильной клетки каждое утро, но и он давал ей ничуть не меньше. На прогулках она становилась увереннее, и ей было безопасно от того, что он рядом. Иногда, сталкиваясь лицом к лицу с незнакомцами в сером предутреннем полумраке, она ценила, что рядом с нею - сильный и бдительный пес. Дамиан, казалось, это ощущал и в такие моменты всегда подходил ближе, подняв хвост и голову и всем своим видом давая понять, что охраняет ее.
С вершины пологого холма за дендрарием Элизабет видела горы, полоску неба над ними и вдали, на юге - гигантские ирреальные очертания горы Рейнир, которую восход окрашивал в персиковый и пурпурный цвета. Дамиан искал сусликов в мягкой почве ступенчатого склона, и она иногда теряла его из виду. Иногда он тихонько садился рядом, а его свирепые глаза созерцали те же пейзажи, какими наслаждалась она. Теоретики, как слышала Элизабет, доказали, что собаки не различают цветов, и она гадала, что в такие минуты видит Дамиан. Почему он должен видеть иначе? Почему он не может различать цвета? Она знала о палочках и колбочках, но для нее в этом не было никакого смысла.
Элизабет начала общаться с Дамианом почти без предубеждений, кроме разве что самых распространенных мифов о собаках, и считала, что он испытывает те же чувства, что и она. Друзья открывали для себя значение не только восходов солнца, но и поднятых бровей, улыбки, виляния хвостом, взгляда на горизонт или пальца, прижатого к губам. Так Элизабет и Дамиан учились понимать друг друга.
С тех пор как утра Элизабет стали целиком принадлежать Дамиану, все вечера она проводила за учебой. И она понимала, что должна честно поговорить с Тони о разрыве: между ними, казалось, все шло не так. Они виделись, это правда, но она хотела, чтобы он понял - ей нужно двигаться дальше. Они были просто друзьями, а у нее оставалось слишком мало времени для дружбы. Элизабет никогда не любила Тони, хотя временами он ей вроде бы нравился. А теперь он ее просто раздражал.
И вот она позвонила ему и пригласила на обед. Он согласился - но таким тоном, что Элизабет подумала, нет ли у него дара предвидения. А потом признала, что, возможно, никакого дара и не требуется.
Тони весной должен был закончить медицинскую школу и уже знал, чем займется дальше. Элизабет грустно покачала головой, когда он появился у ее столика. У него был такой дурацкий вид. Они сделали заказ, после чего Тони одарил ее таким взглядом, что она решила не тянуть с разговором.
- Я хочу быть честной с тобой, Тони. У нас в эти последние месяцы было много хорошего (не совсем правдивое утверждение), но ты уже заканчиваешь учебу и будешь заниматься научной работой, а я поступаю в медицинскую школу (господи, помоги мне), и мне кажется, нам нужно подумать о наших планах. (О боже, звучит так, словно я срочно хочу выйти за него замуж!) Я просто думаю, что… Может быть, мы… - Элизабет надеялась, что он поможет ей, но, разумеется, он не был бы самим собой, если б сделал это.
Молодой человек сидел, наслаждаясь ее растерянностью, с таким страдальческим выражением лица, что с ума можно было сойти.
Она собралась было что-нибудь соврать; сказать, что встретила другого, но Тони был Тони - он пошел бы к Дэйву выяснять и запутал бы паутину, которую она еще даже не сплела.
- Я думаю, тебе нужен кто-нибудь, кто… сможет проводить с тобой больше времени. Как ты считаешь?
- Нет, мне так не кажется. Я думал, у нас с тобой отношения…
Элизабет знала, что он просто упрямится. Тони прекрасно понимал, что их "отношения" не стоили даже того, чтобы упомянуть о них в письме домой.
- Тони, я не хочу "отношений", понимаешь? Если я влюблюсь, я хочу, чтобы у меня был настоящий старомодный роман. Между нами ничего подобного нет, ты прекрасно знаешь.
- Как бы там ни было, Элизабет, что ты пытаешься сказать? Ты не хочешь больше меня видеть? - Он смотрел на нее в упор - его неприятно поразила мысль, что он один из тех неудачников, которых бросают девушки.
- Да, наверное, именно это я и хочу сказать. Но очень важно, чтобы ты не думал, что не нравишься мне - ты мне нравишься, - но я сейчас так занята, да и ты тоже, и я думаю, что нам пора честно признаться друг другу, что наши отношения ни к чему не приведут. (Добро пожаловать на городскую свалку, малыш. Население - ты.)
- О'кей. Так теперь мы просто друзья, да?
- Да. (Надеюсь, даже не это.) Тебя так устроит? - Она видела, что его это не устроит, и огорчилась. На самом деле Тони ее не хотел - она это знала - и все равно упирался. Даже теперь, когда она сама пыталась решить проблему, он упрямился, чтобы усложнить ей жизнь. - Похоже, у меня нет выбора, не так ли?
- Господи, Тони, да в чем проблема? Мы же с тобой не Ромео и Джульетта, правда? Я просто хочу, чтобы все было сказано.
- Но почему? Почему сейчас? Что тебя побудило?
- Ничего меня не побудило. - Тут она едва не поддалась искушению сказать что-нибудь вроде: "Видишь ли, мне больше нравится проводить время с собакой, чем с тобой". - Я просто вижу, как ты занят, и хочу быть честной с тобой. Я тоже буду в ближайшее время занята, и если не смогу ответить на твой звонок, я хочу, чтобы ты знал, почему. Понимаешь? Ничего личного. Мы взрослые люди, Тони, я думаю, что должна это сделать, и хотела бы, чтобы мы остались друзьями.
Подошел официант, поставил тарелки. Было ясно, что теперь нужно просто постараться и закончить обед. Тони, полагала она, чувствовал то же самое.
Они поговорили немного о лекциях, об оценках, затем Тони в качестве прощального жеста заплатил за обоих и ушел. Почему-то ему было важно расстаться именно так, а Элизабет из-за этого стало неловко. Она посидела в одиночестве, попросила официанта разогреть кофе и попыталась нащупать в себе если не вину, то хотя бы капельку сожаления. Но нет, только облегчение. Тони был не тем мужчиной, который ей нужен.
В том году проливные дожди, которыми знаменит Тихоокеанский Северо-запад, начались необычайно поздно. Сокрушительные ливни, подгоняемые ветром, перемежались мелкой туманной моросью, и она висела в воздухе целыми днями. В первый день сезона дождей Элизабет примчалась в корпус вовремя, но без малейшего намерения выходить на улицу. Привычно поздоровалась со всеми соседями Дамиана, затем открыла дверь и выпустила его из клетки.
- Хочешь гулять? Понимаю, но мы никуда не пойдем сегодня, дружок. Даже не думай. Мы должны остаться здесь.
Ей не пришло в голову принести какую-нибудь игрушку, поэтому она решила попробовать научить его некоторым трюкам. Без ошейника, поводка или лакомств, одними похвалами она начала - в высшей степени наугад - учить его основным командам: "сидеть", "лежать" или "к ноге". Пес весь дрожал. Он наслаждался любым вниманием, даже взглядом, но слова одобрения, когда ему удавалось понять, чего она хочет, радовали его и смущали в равной мере. Он старался понять, а она старалась быть понятой, и к тому моменту, когда он наконец осознал, чего она хочет, произнося слово "сидеть", оба они совершенно вымотались. Они почти танцевали: он - оттого, что она довольна, а она - оттого, что он такой умный.
- Ты очень хороший, Дами, очень хороший. Мне уже пора идти, так что возвращайся в клетку. Давай иди.
Дамиан попятился, словно убитый горем. Раньше она брала его на прогулки, после которых он без сопротивления возвращался в клетку. Но теперь ей хотелось, чтобы он вернулся, а ведь они даже не вышли на улицу. Хуже того - она собиралась завершить их важную работу.
- Я вижу, ты хочешь гулять, ну прости. Ты должен остаться. Я возьму тебя туда завтра, обещаю. А сейчас иди. - Он не мог не подчиниться. Опустив голову, он поплелся в клетку. - Извини, приятель. Гулять будем завтра. Ты молодец.
Оставшись один, обычно молчаливый питбуль заскулил - звук шел, казалось, из самого его сердца.
Не уходи!
Он жаждал, чтобы она его поняла.
Возьми меня с собой!
Элизабет двинулась по коридору. Когда она дошла до входной двери, Дамиан внезапно издал странный, высокий, рыдающий крик, от которого она замерла.
- Оооооууууу!
- Дамиан, прекрати! Я вернусь завтра. Там дождь, понимаешь? Я знаю, что ты хочешь гулять, - обещаю, что возьму тебя завтра. А сейчас прекрати.
Дамиан покорно замолчал, и она закрыла за собой дверь.
Следующий день был еще хуже. Когда Элизабет проснулась в половине пятого утра, в окно хлестал тяжелый холодный проливной дождь, и на секунду она захотела выключить будильник и никуда не ходить - всего один раз. Потом вздохнула. Дамиан будет ждать. Ее визиты - единственное утешение в его горестном мире, и она не может бросить его просто потому, что ей лень вставать. Она поднялась, тепло оделась, надеясь, что весна в этом году чудесным образом наступит пораньше.
Накануне вечером она заскочила в супермаркет и купила несколько теннисных мячиков. Теперь Элизабет бросала их в коридоре, чтобы Дамиан мог вволю побегать. Пес, чавкая, радостно хватал зубами мячики, его глаза азартно блестели, когда она замахивалась. Уходя, она хотела оставить ему один мячик, но побоялась, что кто-нибудь станет выяснять, как он туда попал. Если Хоффман увидит его, он обо всем догадается. Когда Элизабет уходила, позади снова раздался страдальческий вой.
Дождь все не прекращался - обычное дело для этих мест. Серое утро сменялось серым днем, который просто исчезал в ночной темноте. На поверхность выползали червяки, становясь легкой добычей для промокших насквозь малиновок, которые топорщили перышки, пытаясь уберечься от сырости. Элизабет ничего не оставалось - только учить пса выполнять команды в помещении. Она играла с ним как умела, а к семи часам собирала игрушки и уходила до появления уборщиков.
Она видела, что Дамиан расстроен: ему не позволяют гулять, и он скучает. Начав с простых команд, дальше Элизабет стала учить его показывать фокусы, протягивать лапу и подавать голос. Захватив как-то раз с собой два шоколадных батончика, она разделила их на части и подошла к дверце клетки, показывая ему сладости. Дамиан выл и лаял, чтобы его выпустили, и она решила научить его лаять по команде.
- Ну что, хочешь гулять, да? Тогда ты должен попросить. - Она показала ему кусочек конфеты, но он этого не замечал, радуясь, что видит ее саму. - Давай же, говори! Вот там дверь, видишь? Хочешь туда? Давай, Дамиан, скажи. - Она держала батончик на уровне груди. - Хочешь гулять? Хочешь туда? Тогда скажи!
Элизабет никогда прежде не медлила, открывая клетку. Это было что-то новое, и Дамиану не понравилось. Он хотел наружу, он знал, что означает слово "туда". И он излил свое горе в коротком вокальном номере.
- Уууаааааах! - выдал он, сильно запрокинув голову. - Ууууаааааахх!
Хороший пес! - радостно вскрикнула Элизабет, восхищаясь, как же быстро он все понял. - Молодец!
Она дала ему кусочек конфеты, и он его заглотил. Ей понравилось, и он был счастлив.
- Давай еще разок. Скажи еще раз! Хочешь туда? - Она показала на дверь и поддразнила его оставшейся конфетой. Пес снова огорченно повторил:
- Туууаааааах!
Очень хорошо. Ты очень умный, Дамиан, выходи. - Она открыла дверцу. Пес выбежал наружу, выхватил батончик у нее из руки и мигом проглотил его.
- Господи, ты ешь, как акула. - Элизабет показала ему пустые ладони, растопырив пальцы. - Видишь, больше нет.
Он понял и расслабился.
Потом они еще немного поиграли с мячиком. Приказывая ему вернуться в клетку, она до боли стиснула кулаки.
- Извини, Дамиан, мне пора. Я вернусь завтра. Надеюсь, тогда мы сможем погулять.
Она собралась уходить, и поведение пса мгновенно изменилось. Он прыгнул на решетку, издав страшный умоляющий звук, который заставил Элизабет вздрогнуть.
Она решительно сделала несколько шагов по коридору.
Дамиан безутешно заплакал и стал царапать сетку. Элизабет обернулась, потрясенная его поведением. Обычно он вел себя очень тихо, и его отчаянная вспышка ошеломила ее.
- Нет, Дамиан. Мне нужно идти - мне и так тяжело. Я знаю, что ты хочешь туда.
И она снова отвернулась. Дамиан не спрашивал - не мог спросить, почему Элизабет так поступает. Не дело собаки спрашивать, почему она не берет его гулять или почему оставляет его, когда уходит сама. Но он понимал, что хочет пойти с ней и может влиять на ее поведение. Он помнил, что если пропеть слово "туда", это порадует Элизабет и она выпустит его из заключения. Один раз он уже сказал его правильно, и теперь решил попытаться снова.
- Тууууаааааа! - вырвалось из его пасти. Он почти идеально произнес Это Слово. Если только…
Элизабет остановилась и посмотрела на него так, что по лицу ее ничего нельзя было понять. Дамиан вилял хвостом, надеясь, что она поймет, как он устал сидеть здесь все эти длинные, утомительные дни.
- Туууудаааах! - прорычал он с надеждой. Он увидел, как расширились ее глаза, и принял это за поощрение. Вдохновленный ее вниманием, он попытался еще раз: - Туудааах! - Он с усилием запрокинул голову.
- Господи и святые угодники, - слабо произнесла она, - ты почти сказал "туда".
- Туда! - Дамиан возбужденно сжал челюсти. Слово вышло странным, резким, но произнесено было чисто. Она прекрасно его поняла.
Элизабет медленно подошла к клетке, пристально глядя на пса. Он вилял хвостом, довольный, что привлек ее, и глуповато ухмылялся: раз она обрадовалась этому звуку, теперь точно его выпустит.
- Что за черт… - тихо вымолвила она, глядя на него. - Что ты сейчас сказал? Дамиан, ты сказал "туда"? Ты это сказал? Давай, повтори! Скажи еще раз!
- Туда! - мгновенно ответил он, довольный, что опять может сделать так, чтобы она не уходила.
- Ты шутишь, да? - Элизабет отступила от клетки. Ее лицо побелело, как стена, на которую она опиралась. Девушка огляделась: может, ее кто-нибудь разыгрывает? Но она видела, как двигались его челюсти, когда появлялся звук. Дамиан ясно произнес слово "туда", и она испугалась.
Он сидел и с надеждой смотрел на нее. Он хочет, чтобы она его выпустила, - это совершенно очевидно. Она положила руку на задвижку.
- Ты хочешь туда? - спросила она снова.
- Туда! - повторил Дамиан, встал и завилял хвостом. Слово звучало чисто, несмотря на странный, глубокий, урчащий выговор.
- Это невозможно, - прошептала она, выпуская его из клетки. Он помчался по проходу, размахивая хвостом. Добежал до конца и выжидающе встал у наружной двери. Элизабет смотрела на него с другого конца коридора, все еще держа руку на задвижке.
Похоже, придется выйти под дождь.
Теперь она не могла его удержать - это уж точно. Она прошла по коридору и взялась за дверную ручку. Посмотрела на пса.
- Туда! - счастливым голосом сказал он.
Чувствуя себя невероятно глупо, она открыла дверь, и довольный пес умчался в хмурое, дождливое утро.
глава 8
Как ужасно знать правду,
когда в правде нет утешения.
Софокл
Она позволила Дамиану бегать под проливным дождем, а сама осталась стоять в дверях, недоверчиво щурясь. Через несколько минут пес вернулся без зова - лапы грязные, с шерсти течет. Элизабет отвела его обратно в клетку и закрыла дверцу. Постояла пару секунд, по-прежнему не отводя глаз от пса. Не надо было выпускать его. Уборщики заметят, что шерсть промокла. Но сейчас уже было поздно.
Ей нужно было уходить, но она еще колебалась, размышляя: Дамиан, наверное, какой-то другой… ну, как-то отличается от прочих собак. И все же это был Дамиан - отряхнулся, почесал за ухом, и она успокоилась. Ничего сверхъестественного в нем нет. На этот раз он не возражал против ее ухода.
Следующим утром дождь все еще лил как из ведра. Элизабет встала перед клеткой; держа в руке угощение.
- Ну что, дружок, давай посмотрим, что ты на самом деле умеешь. - Она подняла шоколадку повыше и показала на дверь. - Хочешь туда?
- Туда! - выпалил пес, клацнув зубами в конце слова. Она поняла его сразу - это не было похоже на лай.
- Ой, - слабо вымолвила она, - очень хорошо. - "Хорошо" - это еще мягко сказано. Элизабет опустила голову и с удивлением заметила, что у нее дрожат руки. - Ох господи. Ну ладно, выходи.
Пес побежал к входной двери, пританцовывая от нетерпения.
- Эй, Дамиан, погоди. Послушай - ты никому больше не должен говорить это слово, понимаешь?
Дамиан скреб и толкал дверь, пытаясь выйти на улицу.
- Туда ты не пойдешь. Прости, но по утрам с тебя будет течь вода, кто-нибудь заметит, сообщит директору, и нам конец. Уж поверь мне.
Ей не терпелось попробовать научить его новым словам, чтобы проверить, случайно ли он произносит такое сочетание звуков - "туда". Она задумалась, пошевелила губами, пытаясь понять, какой звук ему будет легче выговорить (странная мысль, однако) и что может быть важно для Дамиана, чтобы он захотел произнести это слово. Слово "пища" казалось трудным, так что она остановилась на слове "еда". Оно было к тому же очень похоже на "туда".
- Хочешь чего-нибудь съесть? Еда, Дамиан. Скажи - еда! Еда! Давай, скажи - еда!
Дамиан уставился на нее, склонив голову набок.
- Ну давай, если ты можешь сказать "туда", то можешь сказать и "еда".
- Туда!
- Прекрасно, мне понравилось, но я хочу, чтобы ты сказал "еда". Еда! Говори, Дамиан, говори же. Скажи - ее ее-да! - Она держала бисквит возле самого его носа. Он к ней потянулся, и она убрала руку. - Нет. Если ты хочешь получить это, надо сказать - "еда". Это - еда. Ну, на самом деле это печенье, но для тебя просто еда. Скажи - еда. Она никогда в жизни не чувствовала себя так глупо. "Ты Тарзан, а я Джейн", - подумала она с иронией. Дразнясь, она поднесла бисквит к носу Дамиана.
- Отлично выглядит, вкусная еда.
- Еда.
- Сукин сын! - Элизабет выпрямилась. - Ты это сказал! Ты сказал "еда".
Дамиан прижал к голове уши, и она догадалась, что резким восклицанием напугала его.
- Нет, нет, все хорошо, Дами, ты молодец, большой молодец, я просто чуть с ума не сошла, вот и все.