Лечебная собака - Олег Рубенок 5 стр.


* * *

Я отношу себя к неудачникам. Во всяком случае, как я считаю, в жизни мне повезло только один раз, и мое везение состоит в том, что мой дом стоит рядом с поляной для выгула собак.

Думаете, я передергиваю? Ничуть! Кто держал собаку в городе, может понять, какое это счастье гулять со своим питомцем и не опасаться ни милиции, ни старух, которые по причине своего возраста, забыли, что у нас - не тридцать седьмой год, и строчат свои безграмотные доносы на ни в чем неповинных животных. Им, видите ли, стало тесно в этом мире, и, по их мнению, тротуары - для людей, и человеку с собакой на тротуарах делать нечего. А у милиции свой взгляд на наших четвероногих любимцев, она считает, что им и на газонах делать нечего. У собак свое мнение на этот счет, они, по своей наивности, рассуждают проще: кто успел, тот и сел.

Никто на подобной глупости по службе не продвинулся, а крови собачникам нелепая статья в уголовном кодексе немало попортила. И что забавно! Каждая старуха, взявшаяся за перо, как правило, не отягчена образованием, но "собачью стать" в "кодексе", знает наизусть вплоть до знаков препинания.

Горожанину, который этого не понимает, я бы посоветовал не заводить четвероного друга, а ограничиться прогулками с женой. Излишняя болтливость докучает всем, кроме самих женщин, и с этим ничего не поделаешь. С этим можно и надо мириться. Все-таки ваша жена, раз вы собираетесь завести собаку, - это еще не старуха, которой осталось полшага до кладбища, и ненависть которой ко всему живому, помноженная на старческую агрессивность, может стоить вам жизни. Благо, собачья пятьдесят восьмая статья действует, и никто не собирается отменять ее. А у вас по совету кардиолога или психолога была "лечебная собака".

Теперь, наверное, понятно, почему я считал себя счастливым… ну, если не человеком, то собачником.

Без поляны, большой и просторной, городская жизнь и для моего легавого пса превратилась бы в сплошной кошмар. А так мы радовались жизни на ней. Он по-собачьи, ну а я как умел развлекался.

Вот, к примеру. Гуляем мы и вдруг видим: дед с хворостиной за молоденьким колли гонится. У Кира шерсть дыбом, но он молчит, только глаз не сводит с разбежавшегося придурка.

А я не выдержал, крикнул:

- Ты куда бежишь, старый!

- Как куда!? - остановился он и растерянно глянул на свою собаку.

Но увидев, что его овчарка встала и настороженно смотрит на прут, махнул в ее сторону рукой:

- За ним я бегу, вот куда!

- А ты знаешь, что за собаками бегать нельзя?

- Это почему же? - удивляется он.

Теперь я вижу, дед - темный, ученых книг о наших четвероногих любимцах не читал, и теоретически не подкован, потому на практике прутом вооружился.

- Собака - не баба! - говорю я как можно громче, и в моем голосе звучит железо. - Такое внимание к ее персоне только портит твою подопечную.

Он задумывается. Видать, вспоминает свой житейский опыт. И вспомнив его, спрашивает меня:

- А как же быть, если этот сукин сын не слушается?

- Воспитывать надо!

- Вот я и воспитываю! - трясет он хворостиной.

- А ты без этого дела.

- Без этого дела никак нельзя! - категорически возражает он, - Мало того, что народ распустили без этого дела, так теперь осталось только собакам дать полную волю. А самому куда - в пещеры?

- Зачем же ты с такими убеждениями собаку взял?

- Затем и взял с такими убеждениями, что в нашем обществе без собаки стало опасно жить.

- Да кому же ты нужен! - рассмеялся я.

- Может быть, я и действительно никому не нужен. Ларька у меня нет, акциями тоже не владею. Но у меня есть внуки!

- Для внуков заведи козу!

- Уж больно ты умный! - кричит разозленный дед. - Сам, небось, козье молоко не пьешь.

Откровенно признаюсь:

- Не пью, потому что не привык. А ты приучи внучат, и за милую душу будут пить. И козу полюбят. Ухаживать за ней станут.

Дед безнадежно махнул рукой.

- Ну да, дождешься от них этого. Уж лучше с хворостиной бегать, чем с косой.

Он сделал шаг в сторону своего подопечного, который во время нашего диалога внимательно следил за разговором, переводя взгляд то на меня, то на хозяина… а теперь развернулся и помчался вдаль.

Нет, случайный человек не должен заводить умного пса. Не по Сеньке шапка, получается.

* * *

Гелия, убедившись, что молоко пагубно не сказывается на нашем экстерьере, решилась подпускать свою овчарку к моему красавцу, и сама стала подходить к нам. Правда, пока что останавливалась на почтительном расстоянии. А я ломал голову: из уважения ко мне или из страха в очередной раз показаться бестактной?

Я склонялся к мнению, что женщинам самоуничижительная критика не свойственна, и скорее всего она уважала меня. Иначе с чего бы улыбалась и щурила по-кошачьи глаза?

Я смотрю, как она щурится, и думаю: кошачьего в ней больше, чем собачьего, хотя она и любит распускать собаку. Даже походка у нее - мягкая, осторожная. Не идет, а к мышонку крадется. Попробуй угадай, что она держит в уме: поиграет только и, натешившись, отпустит, или сожрет живьем вместе с потрохами? Я все чаще стал присматриваться к ней издалека и наблюдая ее, как она ведет себя с другими собачниками, пришел к неутешительному для себя выводу: такая из коготков не выпустит и когда сцапает, тогда уже поздно будет что-то осмысливать. Опыт с такой у меня уже есть, и я, как никто другой, умею осознавать свои ошибки, и уж, милая, как бы ты глаза не щурила, я на твой трюк не попадусь. Я, милая дамочка, стреляный воробей.

Кирюша ничего такого не понимает. Если бы Бог дал ему голосовые связки, то у него ни одна мысль не залежалась бы долго. Вон как уши развесил! А как весь сияет! И ничего тут не поделаешь. Порода у него такая - сеттеринская, вислоухая. Ему и невдомек, что его партнерша по играм чуть чего - сразу за горло…

В общем, с этой парой надо ухо востро держать. Понапрасну не ссориться, но и в друзья не набиваться. Мне при моем здоровье никакие осложнения с бабами не нужны. И когда Эльда оказывается рядом со мной, я кричу хозяйке:

- Можно я это… поглажу ее?

Молоденькая сучка не обращает на меня внимания, а Гелия издалека охотно кивнула рыжей головой.

- А не укусит? - протягиваю я руку к собаке.

- Хороших людей собаки не кусают!

Откуда чужой псине знать то, чего я сам про себя не знаю. Конечно, у меня есть хорошие качества, есть и плохие… как у всякого нормального человека. Но нет таких весов, чтобы можно было определить, что чего перевешивает… На всякий случай я отдернул руку.

Гелия улыбается. Насмешливо. Заметила мое колебание, сразу и мнение определенное обо мне составила.

В ответ я с издевкой спрашиваю:

- Это вам в клубе сказали?

- Нет, - в порыве самолюбования она вздернула вверх прямой и, тут уж против правды не попрешь, довольно-таки симпатичный носик. - Это я в книгах прочитала.

- В книгах вообще-то много всякой ерунды о собаках пишут.

- А вам-то откуда знать!

Нахалка!

- Что ж вы думаете, я такой же серый, как ваша сука? - обиженно бросаю я через плечо, а сам медленно обхожу овчарку сбоку, даю ей время не спеша разглядеть меня. Но она даже не смотрит в мою сторону, или полностью доверяет, или глаз от Кира отвести не может.

Кажется, бояться нечего. Я кладу на ее лоб ладонь и… вздрагиваю.

Нет-нет, Эльда не бросилась на меня со звериным рыком. Взвизгнула хозяйка:

- Только по головке не гладьте!

Боже, как твоя изгнанница умеет создавать шумовые эффекты! У овчарки шерсть дыбом, а Кирюша с заливистым лаем бросился к нам.

Отдернув руку, я спрашиваю у растревоженной Гелии:

- Думаете, у нее от этого глисты будут?

Она обиженно поджимает губы.

- Что ж, вы меня уж совсем за дуру принимаете?

Господи, она еще в этом сомневается…

Я закатываю вверх глаза. Дивлюсь на небо. Оно осеннее, холодное. Тучи низкие - свинцовые. Того и гляди - дождь пойдет. А ветер приземистый уже на поляне хозяйничает, траву стелет. Я только сейчас заметил его.

А Гелия кричит, надрывается:

- Рада, пошли домой!

И я кричу:

- Кир, пошли домой!

Они, чертяги, эти четвероногие друзья, у которых кобелю не положено ссориться с сукой, и ухом не ведут.

Я размашисто шагаю через поляну. Кир глядит мне вслед, не трогаясь с места. Чертовски упрямый пес, а против сук беспомощен, скорее даст какой-нибудь бестии зажрать себя, нежели проявит к ней неуважение. Приходится возвращаться.

Я беру вислоухого сукиного сына на поводок, а Гелии говорю:

- Собаку породистую завели, а соответствующую кличку и то подобрать не сумели.

Нам иногда тоже чертовски хочется укусить их… и не только за грудь. У нас все-таки кобелиные инстинкты приглушены да и интеллект у мужиков - выше собачьего.

- Зато уж вы постарались… Кир… Кирюха.

- С кем поведешься, от того и наберешься! - говорю я, сверкнув глазами. - Это - Кир! Царь такой был!

- Неужто даже царь?

Вот он - мой звездный час! Получи, милая, за все сполна!

- Среднее образование так и прет из вас!

Мы уходим. Мы - это я и Кирюша. Мой пес почувствовал напряжение в отношениях хозяев и вышагивает с гордо поднятой головой и свое "перо" по горизонтали пустил. Знай, мол, наших! Вот это пес так пес! Чистых царских кровей. Так и хочется лишний раз напомнить, с кем он в свободное от прогулок время лежит на одном диване и чей у него полный чувства собственного достоинства характер.

Вот и лето прошло…

Часть вторая

* * *

Увы, прошло не только лето, но прошла и мода на любимые мною песни, и жену поразвлечь уже стало нечем. А у нее репертуар не меняется. Она все ворчит и ворчит, и все ищет повода придраться к кому-нибудь. Но к нам не очень-то придерешься. Мы с Киром оба невинны, лежим на диване, никого не беспокоя, тихо посапываем. Но жена все чаще последнее время, думаю, именно поэтому стала присматриваться к нашему питомцу. Проходя мимо дивана, на котором он нежился вместе со мной, она все чаще косила на него глаза и бормотала при этом:

- Лежишь, посапываешь, дармоед несчастный.

Более точно она не конкретизировала свое обращение, но я полагал, что оно относится к собаке и в конце-концов не выдержал, встал на его защиту:

- Что ты пристаешь к нему? Вечно от тебя никакого покоя нет никому!

- А что ж он тут развалился! - развыступалась она, подбоченясь. - Его собратья трудятся, уточек для хозяев из холодной воды таскают, а он понятия не имеет, как это делается!

Она протянула руку, очевидно, намереваясь спихнуть его на пол, но пес лениво приоткрыл сонный глаз, и она вовремя одумалась, вероятно, вспомнила наш диспут о собачьем интеллекте.

- Уймись! - потребовал я, - Ты же знаешь, что я не охотник, а собаки без хозяев не охотятся.

- Ну и тебе пора на охоту! Сколько можно на диване валяться!

Так вот она к чему клонит! Кир-то не один лежит… Хитрая бестия! Издалека начала. Ну и я не лыком шит.

- Ты вообще обнаглела! - возмущаюсь я. - Больного человека за утками посылаешь!

- А ты хоть помнишь, где твои лекарства?

Я смущенно прячу глаза. Действительно, я уже не помню, когда в последний раз глотал пилюли. Ай да врач! Ай да кардиолог! В болезнях ни черта не смыслит, потому и лекарств нужных в свое время не прописал. Но в собаках толк знает. Я с уважением смотрю на Кира. А на душе - муторно.

Теперь, пока охотником не станешь, жена не отвяжется. А душа моя не лежит к охоте, не хочу я убивать животных ради потехи. Для идиотов это занятие, и я пытаюсь выкрутится:

- Нельзя мне. С инвалидности спишут!

- Не волнуйся! Я все предусмотрела! Еще год я тебе гарантирую инвалидность, а там ты пойдешь на пенсию.

Вот она жизнь под пятой, и я без особой радости звоню в общество охотников.

- Ну, что? - спросила супруга, когда я положил трубку.

- Говорят, в партию вступить легче, чем в охотники.

По моему лицу ползет довольная улыбка.

- Что, рекомендация требуется? - вздыбилась моя любительница дичи.

- Да, требуется.

Она хватает трубку, даже не дослушав меня, и сама теперь звонит, но уже в другое место.

Зря многие думают, что женщины долго болтают по телефону.

Это они много говорят, когда им говорить не о чем… ну, вроде бы как из пустого в порожнее переливают…

Буквально через несколько секунд жена приказывает мне:

- Приоденься как следует, сунь в карман бутылку коньяка и иди по этому адресу…

* * *

Когда выпал первый снег, у меня уже было ружье и путевка, в которой мой пес Кирюша обзывался подружейной собакой, и нам для первого раза разрешалось убить двух тетеревов. С твердым намерением сделать это, а заодно и Кира приучить к грохотам выстрелов, я поехал с ним в лес.

Было еще темно, когда мы слезли с поезда и по путям пошли искать дичь. Мы отшагали достаточно много, уже стало светать, а тетеревов на заснеженных верхушках деревьев все еще не было видно.

Я свернул с железнодорожного полотна и сел на пенек, а Кирюша разлегся рядом на свежем снегу.

Тетеревов все еще не было. И, чтобы хоть как-то занять себя, мы быстро и весело разделались с завтраком.

Тетерева все еще не прилетали, и мы так же быстро и весело разделались с обедом. Рюкзак стал совсем пустой, если не считать болотных сапог, которые, и сам не знаю, зачем-то положил в него.

Пустой рюкзак не оттягивает плечи, но на безлюдье отягчает думы, и я задумался над тем, что лес не любит шутить и птички гибнут зимой не от холода, а от голода.

- Ну, что ж, - сказал я Киру, - все-таки не зря мы с тобой сюда приехали. Поели, на лес заснеженный посмотрели, полюбовались его красотами, пора и за дело браться. Вот сейчас я бабахну пару раз, чтоб ты пороха понюхал, и пойдем на автостраду - домой нам надо, чтоб без обеда не остаться.

Я расчехлил ружье, с непривычки тяжело сопя, собрал его как полагается, вогнал патроны в стволы и стал прикидывать, во что бы пальнуть.

Мое внимание привлекла большая ель. Солнце стояло низко, его неяркие лучи скользили по верхушкам деревьев, высвечивая на елке симпатичные шишки.

Я прицелился в гроздь, показавшуюся мне особенно привлекательной. В такую цель без всякой подготовки невозможно промахнуться.

Кирюша внимательно наблюдал за мной. Он впервые видел стрелка с настоящим ружьем, и это явно забавляло его.

Искоса глядя на собаку, я осторожно потянул курок.

Словно небо обрушилось… Грохнуло по-страшному, но шишки остались на месте.

Кир, не сводя с меня выпученных глаз, стал медленно подходить ко мне, осторожно ступая в снег. Я попытался ободряюще улыбнуться ему, но улыбка наверняка вышла глупой. Уж очень нелепым мне самому показался выстрел. И я еще не разобрался, то ли он звенел в моих ушах, то ли в них звенела разбитая им тишина.

Но ведь надо же было подружейную собаку приучать к выстрелам. Чего только не сделаешь ради святого дела! И чуть поколебавшись, я грохнул из второго ствола прямо над головой подружейной собаки. Приучать так уж приучать!

Охотничий пес неправильно расценил мой благородный порыв.

Он отпрянул назад, развернулся и без оглядки побежал на железную дорогу.

Я струхнул не на шутку. Там мог быть и поезд, могли быть и волки. Лес-то кругом глухой!

Я выскочил на путь вслед за беглецом.

- К-и-и-р! - закричал я истошным голосом. - Ко мне! Ко мне!

Но где там! Он несся по шпалам, как сумасшедший, изредка с ужасом оглядываясь на меня.

Состязаться с ним в скорости я не мог. У него - четыре лапы, у меня - две ноги. Он был молод, а я находился на инвалидности, и мне не хватало всего лишь несколько месяцев до пенсии. Он еще не знал, что такое одышка, а я уже прошел через ужасы стенокардии.

Тяжело дыша, я беспомощно остановился.

Мой пес тоже встал, сохраняя между нами приличную дистанцию. И тут до меня дошло, почему вдруг он увидел во мне врага. Я поднял ружье над головой так, чтобы мой перепуганный зверь мог хорошо это видеть, и бросил без всякого сожаления, в общем-то, дорогую вещь под откос.

На этот раз Кир правильно понял меня. Без грохочущей штуковины, пахнущей порохом и смертью, я не представлял никакой опасности для него. Поколебавшись немного, он неторопливо потрусил ко мне.

Я осознал свою вину, и когда он приблизился, стал виниться и рассказывать ему, какой я все-таки дурак.

Назад Дальше